Когда гаснут звезды. Часть первая. Глава 11

Не успела Марфа войти в свою комнату, как её резко обдало женскими чужими духами. Спросила мужа об этом, а тот отшучивается стал, мол соседка одинокого мужчину увидела, пришла с кастрюлей, кормить его пыталась, а он вроде её за дверь проводил. Женат же он, не холостой! Скандалить Марфе не хотелось. Она быстро переоделась, нарезала салат и сварила картошку, а после ужина быстро легла спать и проспала так до самого утра.

На работе она все таки отвоевала своё право остаться в своем цеху, а в новый на её место назначили Зотова. Семен после этого с ней и здороваться перестал, нарочито игнорировал, а на собраниях иногда даже принижал её достижения, отдавая предпочтение другим. Бог ему судья! Марфе нравилось в её цехе, нравились люди, с которыми работала, не со всеми конечно, но с большинством.

Быстро отработав смену, Марфа снова бежала домой, забегая по дороге на базар, потом варила ужин, а перед сном написала письмо благодарности Зое Кузнецовой, что так любезно приютила их в чужом городе. Всю ночь ей после снился тот водитель, что назвался Матвеем Журавлёвым. Сидела она рядом с ним, куда-то ехала по незнакомому городу, а Марфа все разглядывала его. Молодой был парень, с торчащими темными кудрями из-под фуражки, с сильными загорелыми руками. А глаза? Глаза прищуренные, хитрые и веселые! А пахло, почему то бензином и яблоками. Проснулась Марфа внезапно, прямо перед рассветом, когда на небе погасли звезды. Она осторожно встала с постели, прошла к открытому окну и вдохнула полной грудью прохладного утреннего воздуха. Что-то гнетет её изнутри, не дает почувствовать себя счастливой. А счастлива ли? Марфа повернулась к мужу, посмотрела на его спящий затылок. Другие скажут " счастливая", а ей кажется, что нет. И чего ей только не хватает, неблагодарной?! Как же ей хотелось ребеночка! Скоро будет уже год, как они женаты, а она так и ни разу забеременела. Другие мучаются, чтоб не прибавить в семье лишнего рта, а она и одного не родила.

Через два дня уже наступил сентябрь. Марфа так же бегала на смены, со смены на базар, то отоварить карточки, а оттуда домой. С мужем в эти дни разговаривали мало, все больше были заняты каждый своими делами, даже ужинали и завтракали молча.
Пятого сентября Леонид пришел хмельной и веселый. Он поставил на стол бутылку портвейна, коробку конфет и стал крепко обнимать жену, целовать её щеки. От запаха водки Марфу замутило, и она отстранилась от него, выставив вперед ладони:
- Уйди, идол! Разит от тебя, как от пропойцы!

Леонид сурово посмотрел на жену:
- Я к тебе со всей душой, а ты... в душу мне плюнула!
- Зачем пил? Зачем спрашивается? Дома со мной было бы мало?
- Заладила свою пластинку! Все ей не так! Все ей не эдак! - он с грохотом сел на стул и отвернулся к столу,- В такой-то день! Уж могла бы без нравоучений! Противно! Дура!

Марфа почувствовала стыд, тихонько подошла к мужу и погладила осторожно его по спине:
- Лёнечка, хороший мой, ну что же ты так? Я ждала тебя, думала, посидим, поговорим, вспомним былое...

Леонид схватил бутылку и стал её нервно откупоривать:
- Чего тебе не хватает только... Всё для неё! Всё! Терплю все твои проделки! Другой бы давно проучил, как следует! - потом после небольшой паузы, скомандовал,- На стол накрывай, жена! Праздновать будем!

Марфа быстро поставила рыбный пирог, вареники с картошкой, сметану и сама села за стол. Долго распивали бутылку, долго Леонид рассказывал ей, что-то про работу, про товарищей, немного задел военную жизнь. Когда бутылка закончилась, он громко зевнул, встал из-за стола, пошатываясь, и плюхнулся, как мешок на кровать. По комнате громко раздался храп Лёни, а Марфа тихонько стала прибирать со стола. Вот и прошла их первая годовщина семейной жизни!

Утром она без завтрака ушла на работу. В этот день все валилось из рук, поссорилась со звеньевой и долго искала слесарей, чтобы починить станок. Пропал, какой-то энтузиазм, задор. Домой возвращалась уже расстроенная и подавленная.
Лёня же сидел возле подъезда с мужиками и играл в шахматы. Он даже не сразу заметил жену, пока та не позвала его. Он отмахнулся от неё, как от назойливой мухи, дал понять, что занят. Марфа одна поднялась в комнату, стала приготавливать белье для бани, мыло, мочалку, расческу. Сегодня был банный день!
В баню шли, тоже молча, а после пришли домой, и сразу легли спать. Вот и день прошел. Так пролетел сентябрь, наступил октябрь. Покраснели давно листья на деревьях, моросил по утрам осенний дождь с хмурого неба. Марфа в выходной день собралась в Ягодное, проведать мать с племянниками.

Как только вышла она из автобуса, её сразу одолела тоска. Она смотрела по сторонам, смотрела на новую улицу, что вела к школе и правлению колхоза. Все тут стало иное и люди другие, много приезжих. Незнакомая собака всю дорога бежала за ней и лаяла, как на прокаженную. Три раза Марфа её шугала и все бесполезно.
Проходя мимо дома Тихона, женщина опустила глаза, заставила себя не смотреть. Сердце её только в это время билось громко, руки дрожали. Ничего, она справиться! Все проходит и это пройдет!

Скоро дошла она до отчего дома, оглядела его, тяжело вздохнула и вошла. Прямо с порога к ней кинулась семилетняя Наташка. Она обнимала её, смеялась и за руку повела к столу.
- Тетя Марфа! Тятя Марфа, как мы вас ждали!

Варвара Федоровна все еще была на ферме и за неё хозяйничали внуки. Тоня быстро накрыла на стол, поставила чугунок с картошкой, достала хлеб и сало, налила тетке горячего чаю. Антон все это время сидел на сундуке чинил деловито подошву на своем ботинке.

- Ну, как живете-бываете? - весело спросила Марфа племянников.
- Живем,- сухо ответил Антон.
- А я вам гостинцев привезла,- и стала доставать из сумки кулек с карамельками, железную банку грузинского чая и две банки тушенки.
Антон одобрительно посмотрел на гостинцы и даже отложил свой ботинок в сторону:
- Конфеты надо спрятать, а то Натка быстро их смолотит.
Марфа улыбнулась. Хорошие у неё все-таки племянники, воспитанные, умные.
- Вы, теть, кушайте, баба не скоро с Костей придут. Работа...,- произнесла Тоня.
- Не могу я одна, давайте вместе,- ответила ей Марфа.

Антон и Тоня послушно сели за стол рядом с теткой, взялись за ложки. Ели медленно, много спрашивали Марфу, про Заводское-1, про новый клуб, что построили недавно. Так и не заметили, как время пролетело, и в дом вошли Варвара Федоровна и Костя.

Увидев гостинцы, мать вытерла проступившую слезу с глаз:
- Ох, доченька, родная,- и стала поспешно убирать в шкаф,- А Костя то чего удумал у нас. На плотника говорит, поеду учиться. В Сухом Овраге ему не училось, а теперь в Березовку собрался.

Костя отвернулся, поскреб ногтем подоконник на окне:
- Все равно уеду. Профессию надо получить. Лишним в колхозе то это не будет.
- Ох, непутевый ты у меня...

Марфа посмотрела на сгорбившиеся спину брата:
- Прав Костя. Профессию получить надо. Пускай учиться.
- Доченька! - возмутилась Варвара Федоровна,- Да если б был здоровый, разве я была бы против!? Так ведь безногий!

Костя повернул к ней голову и ответил:
- Не без обоих ног же! Хожу на одной своей родной, на другой - деревянной! Тебе волю дай, так ты меня запрешь и из дому не выпустишь! Не хочу так жить, лучше уж сразу утопиться!
- Сыночек...!

- Отпусти ты меня по-хорошему, век тогда не забуду доброты твоей. Ведь руками я больше полезен, чем на вашем птичнике!
- Костенька...!
- Я мужчина все же! Все равно по-своему сделаю!

Варвара Федоровна замолчала. Она смотрела на сына, молча, еще с минуту, потом отвернулась к столу и, взяв в руки стакан, отпила громко чаю.
- Делай, как знаешь,- вдруг подытожила она.

Костя отвернулся обратно к окну, и в избе наступила неприятная тишина. Марфа громко вздохнула, погладила русую головку Наташки, что сидела рядом и произнесла:
- К Зинке надо еще сходить, посмотреть, как Машенька растет, как Степка.
Варвара Федоровна, не поднимая глаз на дочь, ответила:
- Живет как все. Под глазами чернота вечно, мужа припекает, а он её поучает. Знаешь же характер Зинкин. Как кошка с собакой живут.

- Что же это так?
- Характер у неё ершистый, все одеяло на себя тянет. Какому мужику это будет по нраву?
- Мама-мама, раз в этом дело?- покачала головой Марфа.
- В этом! Испокон веков так! Ох, доченьки, не путевые вы у меня. Все бунтуете. Смирению вас научить некому.

- Хорошо ты жила со смирением?
Варвара Федоровна вдруг подняла на неё серьезные глаза:
- Жила! А как иначе? С семи лет на людей работала, чтоб корку хлеба квасом запить, с десяти на кирпичном заводе глину месила голыми ногами, пока снег первый не выпадет. Без смирения с голоду бы померла! И зимой и летом ходила в одних башмаках. Матка моя с тятькой померли молодыми, а тетка кормить меня отказалась, отправила к деду. А тому и содержать меня не чем, сам еле на ногах держался. Отец ваш меня замуж тогда взял без приданного, этим и выжила. Смирилась я, жила, как велено и гонор свой не показывала! А вы все против делаете, поэтому и несчастные такие!

- А ты была счастлива?
Варвара Федоровна плотно сжала губы, щека её задергалась:
- Как велено жила, а счастье оно для богатых...

Марфа встала из-за стола:
- Не права ты, мама. Все заслуживают счастья. И ты, и я, и внуки твои. Страдать вечно ради чего? Жизнь только раз дается!

- Молодая ты еще, не побитая жизнью, доченька...
- Брось ты эти замашки! Уж сколько времени Российской империи нет, а ты все по-старому живешь! Мама, ну разве можно себя так мучить? Жить надо! И Зинка такая же, как ты! Все бы вам как у людей, через страдания. Разве так можно? Ведь живут без любви, себя мучают, и дети их страдают.
- Что же ты говоришь такое? Чего это они страдают? Может и ты страдала в детстве?

- Страдала! И вспоминать это тошно, мама. Неужели ты все забыла? Забыла? А я помню! Помню, как отец нас в мороз из дома выгонял, как гонял тебя пьяный, с топором кидался на нас, как ночевали в поле в стогу сена, потому что домой было страшно возвращаться! Мама, так ведь нельзя! Мы ведь живые люди!

Варвара Федоровна махнула на неё рукой:
- Все так жили и ничего людьми выросли,- тихо отвечала она.
- Эх, мама, нельзя же так жить.
- Посмотрю еще, как ты жизнь свою проживешь.

Марфа ничего не ответила. Она вышла из-за стола, стала собираться к Зинке. Всю дорогу шла, не поднимая глаз. Сестра встретила её не приветливо, гостинцы приняла из её рук без энтузиазма, неохоча, показала маленькую Машу, а Степа все прятался за печкой.

Пыталась Марфа ласково узнать, как живет сестра с мужем, да та раздраженно отвечала ей, что не её это дело, пусть у себя жизнь для начала устроит. А потом и вовсе проводила Марфу за дверь.

На небе уж появились первые звезды, холодный ветер дул с полей. Марфа медленно возвращалась к матери мимо дома Тихона. Невольно она вдруг посмотрела в его окна и увидела знакомую фигуру, сидящую за столом и явно читающая книгу.
Марфа встала на месте, подула на озябшие пальцы. Вот он, сидит, читает, совсем близко от неё и одновременно так далеко. В груди, что-то сжалось, сердце громко забилось. Нет, не может она зайти к нему! Она теперь замужняя, чужая жена...
Ноги сами её понесли к воротам Тихоновского дома. Она привычно толкнула калитку, вошла во двор, где её лениво облаяла собака. Когда открыла дверь в избу, Марфа встала на месте, как будто не решаясь войти.
 
- Марфа? Заходи, чего же стоишь ты на пороге! - послышался знакомый ласковый голос.

Женщина не смело вошла, стянула платок с головы и огляделась:
- Здравствуй, Тихон.
- Проходи-проходи,- он подскочил к ней, стал помогать раздеться,- Как раз самовар горячий. Как знал!

- Тихон, я ненадолго. Так, поздороваться.
- Чай со мной хоть попей. Сколько времени не виделись?! Столько всего надо тебе рассказать.

Два часа они просидели за столом, рассказывая о своей жизни. Марфа все время опускала глаза, а Тихон без стеснения рассматривал её, любовался.
- Пойду я, Тихон,- вдруг встал из-за стола Марфа,- А то увидят, слухи распустят по селу...

- Марфа, спасибо, что пришла. Я так рад тебя видеть. А люди, что люди... Волков бояться - в лес не ходить! Они всегда найдут, о чем посудачить. Ты бы посидела еще немного...

- Тиша...,- вдруг тихо произнесла женщина и опустила глаза,- Пойду я.
Домой пришла она сама не своя, не спала всю ночь, а рано утром ушла на дорогу, чтобы уехать на попутке в Заводское-1.

Скоро затянуло тонким льдом лужи на дорогах, захрустела обледеневшая листва под ногами. Наступил холодный ноябрь. С опозданием отпустили учиться Костю в Березовое на плотника. Осталась тогда Варвара Федоровна одна с внуками. Каждый вечер перед сном читала она молитву за сына, за дочерей, за внуков. Страшно ей было, что их ждет там впереди. Не понятная, какая-то жизнь теперь ей казалась. Господи Боже, уже и война закончилась, а жить легче и не стало! Все рвет она свои жилы, рвет. Из старой залежавшейся одежды из сундука перешивала она для внучки то юбку, то кофту, то внуку штаны. Вот закончиться и это, во что их одеть? Кормиться им помогала земля, да люди побогаче, что свиней держали. Обменяешь у них сало шматок, засолишь и вроде жить можно. После нового года каравай уже не испечешь, только тонкие лепешки. Не было столько муки в запасе у них, чтобы жировать. Эх, до весны бы дожить, а там и снова лето!

И все же строилось Ягодное даже в такое время. Соседняя улица засияла новыми срубами, застучали топоры с утра до ночи. Строят и строят... Может, и внуки её будут, когда то жить в этих домах, ходить на ферму работать. Господи, дожить бы! Сил бы, да здоровья...

А в Заводском-1 у Марфы с Лёней свои были заботы. В праздник, после митинга, пришла её подруга Наталья Кузнецова и громко ревела на её плече.
- Наташенька, да что случилось то? - не понимала её Марфа.
- Марфонька, ну за что? За что мне это!? - рыдала женщина,- Ведь не должно же быть так! Не должно!

Не сразу подруга рассказала свою беду. Начала историю из далека, а потом вытерла слезы и подытожила:
- Хоть вешайся... Как жить и не знаю. Полюбила его! Да разве позволительно это? Женатый он! Женатый!

- А он что?
- А он мне только красиво поет, о том, что разведется. Но ведь не разведется! Кто ему позволит! Марфа, я ведь ребеночка жду! Как же я одна теперь?! Ведь сирота я, помочь мне и некому!

- Наташенька, я у тебя есть. Не рви ты себе душу.
- Ох, за что я такая несчастная?! Что за напасть то такая?! Мне ж теперь на работе все косточки перемоют... Марфонька, как же быть?

- Ничего, образумиться. А на работе я заступлюсь, а там скоро и забудется.
- Ох, подруженька моя, заступись уж, не бросай меня...

Когда ушла Наташа, Марфа села за стол, задумалась. Вот ведь бывает в жизни, когда не думаешь о счастье, а оно само приходит. Да вот нужно оно было такое счастье сейчас Наташке? Марфа поморщила лоб; да она же завидует подруге! Как же ей не стыдно! У Наташки беда, а она ей завидует! Марфа встала из-за стола, прошла к окну. Может мать и права, бунтует она много, все по-своему делает, вот и не дается ей ребеночек.

Из грустных мыслей её вытащил голос мужа в коридоре. Он вошел в комнату, поставил на стол гармонь, а за ним вошло еще трое парней. Они весело поздоровались, уселись без церемоний за стол, и пока Марфа накрывала на стол нехитрую закуску, Лёня достал из-за пазухи бутылку и громко поставил тут на стол:
- В честь праздничка! Разливай!

Марфа поморщилась, поджала губы и вышла из комнаты. Не любила она пьяного мужа. Глупости говорил, обижался на ерунду, мог и пошлость сказать и грубо ущипнуть. Из комнаты доносились мужские голоса, звуки гармони и похабные песни под неё.
Весь вечер Марфа сидела на кухне, месила тесто на пирог, сварила постные щи, а ближе к ночи товарищи мужа стали расходиться по домам. Уже войдя в комнату, её сразу обдало кислым запахом капусты, спирта и окутал табачный туман. Марфа открыла форточку, стала убирать со стола и украдкой посматривать на пьяного мужа, что спал поперек кровати.

Опять хмельной! Опять ей всю ночь с ним мучатся! Как же это ей надоело! Уехать бы далеко отсюда и зажить одной, стать вольной птицей и не слушать никого!
Наутро муж, молча, хлебал щи, запивал огуречным рассолом и все просил опохмелиться. Марфа ругалась с ним, объясняла, что ничего дома нет, но Лёня в какой-то момент вышел из комнаты, а пришел обратно уже пьяный. Видимо у соседа Самуила попросил стаканчик. Уже, повеселевший, он достал из-под стола, забытую товарищами гармонь, сел на кровать и стал громко петь, завывая. Марфа тогда бросила в отчаянии полотенце на сервант, обулась в сапоги, надела пальто, и выбежала из комнаты. Ноги несли её в яблоневый сад, что стоял у женского общежития и голыми ветками сейчас качался на ветру. Она добежала до скамейки, села на неё и, спрятав лицо в ладонях, заплакала.

Ветер усиливался, с серого неба стали падать первые снежинки, что сразу таяли, как только касались земли. Марфа вытерла слезы и пошла в общежитие к Наталье, в надежде, что та дома.

- Вот так, Наташенька,- уже сидя за чаем, делилась с подругой она,- Вроде и замужем и ждала его, а счастья то и нет. Все не так, как ожидала. И он мне, как чужой. Иногда посмотришь, вроде мой Лёнечка, такой же, когда и уходил. А в другой день, как мужик приблудный. Все ходит смурной, ругается, словами обижает.
- Марфонька, не привыкла ты просто с мужем жить. Дай срок, все образумиться,- отвечала ей Наталья, - Одной хуже. По ночам хоть белугой вой.

- Уж год прошел, как вместе живем. Нет, не правильно все это.
- Не гони ты время. Наши матери тоже были молодыми, тоже замуж выходили, и ничего, свыклись, с мужем всю жизнь прожили...
- Не нужна мне такая жизнь, как у моей матери! Не нужна! Страдать, как проклятая всю жизнь! Нет уж, лучше одной!

Кое-как Наталья успокоила подругу. Пришла Марфа домой уже вечером, снова застала мужа спящим. Села на краешек кровати, всплакнула и улеглась рядом.
31 декабря после работы Марфа и Лёня пошли в клуб на праздник. Марфа надела своё платье, что привез ей муж из Германии, переобулась в гардеробе в те самые туфли и не смело встала возле зеркала, рассматривала себя. Невольно посмотрела на Лёню и заметила, что он тут самый высокий и видный мужчина, не смотря на белый невидящий глаз и шрамы на лице. И это её муж! Гордость такая её взяла за него, что подошла она к Лёне, взяла его под локоть и повела в зал. Сегодня заводские девчонки из художественной самодеятельности будут петь веселые песни, парни показывать акробатические этюды, разыгрывать сценки. Все было празднично, нарядно. Знакомые лица улыбались ей, повсюду смех, музыка, все друг друга поздравляют. Возле её мужа быстро столпились молодые девчонки, что просили его сыграть на гармони. Да он умел! Научился на войне. Уговорили его сыграть, а они ему стали подпевать и задорно улыбаться. Марфа стояла у стены и строго за этим наблюдала. Укол ревности пронзил её сердце. Хотелось вырвать его из цепких лап молодых девчонок и утащить его обратно домой. Вот и пойми после этого её женскую натуру!

Пока стояла и не заметила, как к ней подошел Семен. Он встал рядом, сделав вид, что её не заметил. Потом краем глаза посмотрел на женщину и без улыбки поздоровался:
- Здравствуйте, Марфа Никифоровна.
- И вам, доброго вечера, Семен Ярославич. Слышала, вас поздравить можно. Скоро будет у вас прибавление.

- Правду говорят. Ждем, в январе должен родиться.
Марфа промолчала. Семен снова украдкой посмотрел на неё, поправил целой рукой свой другой пустующий рукав:
- А вы когда соберетесь?

- Как только, так сразу. Вы, Семен Ярославич, шли бы к своей жене, а то смотрит она уже на нас недобро. Как бы раньше времени не родила.

Семен покряхтел, потоптался еще немного и медленно ушел в сторону супруги. Марфе стало тошно, и она направилась поближе к сцене. Леонид так раззадорился, что играя на инструменте, стал потопывать ногой, строить глазки молодухам. Марфа сложила руки на груди, стала ожидать конец представления.

Рядом встала с ней Клавка из её бригады, задела задорно ту плечом:
- Ишь, раздухарился то твой как! Не мужик, а мечта! Держи ты его рядом, а то уведут! Нечета моему пропойце! Мой уже лыка не вяжет!
Марфа и сама это понимала. Как только закончил Лёня играть на гармони, она тут же подошла к нему и, схватив его за руку, повела в другой конец зала. Он долго смеялся над её выходкой, а потом снова пробрался в толпу девчат и, не замечая жены, хохотал, рассказывал им анекдоты.

Тут и оказалась рядом с Марфой Раиса Леонидовна. Она была одета в шерстяное синее платье, держалась строго, смотрела на всех поверх головы. Она не любили такие праздники. Это было что-то из детства.

С Марфой она любезно побеседовала, а потом вдруг заявила:
- Алехин вчера уволился. Знаешь?
- Нет,- с удивлением ответила Марфа.

- Вот так. За него всю работу делали, а как выяснилось это, стали на собрании его распекать, так он в этот же день расчет получил и ушел. Не выдержал. Ты имей в виду, я твою кандидатуру выдвигать буду. Не артачься. Тебе я доверяю, знаю, как ты работаешь.

- Раиса Леонидовна, разве я смогу?
- Сможешь. Я когда то смогла, и ты сможешь.

В 1948 году в январе Марфу назначили сменным мастером. Не привычно было, страшно по началу. Многие смотрели на неё сверху вниз, не верили, что справиться. Уж больно простая она, без хитринки! А Марфа в это время учебниками обложилась, журналы изучала, все бегала по цеху, как заведенная, каждый станок порой сама проверяла. Иногда так накрутит себя, что придет поздно домой, сядет за стол и плачет час, не унимаясь, а утром все заново.

Леониду её назначение не нравилось. Он часто злился, кидал её учебники со стола на сервант, выговаривал ей все, что об этом думает. Марфа терпела, не могла себе позволить сдаться. Порой комок обиды в горле вставал, аж дыхание перехватывало.
- Каток за клубом открыли, жена,- пытался иногда ласково заговорить Леонид с супругой,- Сходили бы вместе, покатались. А может даже на танцы. А хочешь, просто прогуляемся по парку? Вдвоем, как раньше!

Но не отзывалась Марфа на его предложения, и Леонид стал с каждым днем приходить с работы все позднее и позднее.

В день её рождения он пришел немного хмельной и помятый. Протянул ей не смело два билета в театр и сказал:
- Вот, на премьеру еще две недели назад достал. Сходим?

Марфа встала из-за стола, где лежали учебники, тетради. Она аккуратно забрала у него билеты, посмотрела на них и спросила:
- С кем пил?
- С товарищем.

- Духи у твоего товарища уж больно сладкие. Может ты с ним и пойдешь?
Леонид вдруг выхватил билеты из её рук и со злостью порвал на мелкие кусочки:
- Вот, вот, смотри, жена! Нет билетов, нет!

Марфа сурово посмотрела на него:
- И что ты мне этим доказал? Эх, Лёня- Лёня, пропал ты. Пропал...

По комнате эхом раздался звук пощечины. Леонид тут же бросился к двери и выбежал из комнаты, а Марфа, держась за горящую огнем щеку, села обратно за стол и разревелась. Мало того что ударил, так он ей еще и изменяет! Вот так, в открытую! Даже в её день рождения пришел от любовницы! Как только совести хватило?! Как он смел её ударить!

На следующее утро Леонид пришел тихий, стоял долго у окна, курил в форточку. Марфа сделала вид, что не заметила его. Она собралась на работу и, не попрощавшись, ушла на смену.

Вечером её ждал накрытый стол и бутылочка вина. Леонид в белой рубашке, в брюках поправлял селедочницу с селедкой, переставлял с места на место тарелку с ветчиной и блюдо с картошкой. Он заметно волновался, руки его немного тряслись. Заметив супругу, он бросился её обнимать, целовать её лицо, увлек за стол и разлил в бокалы вино.

Марфа и разозлиться не успела. Она так устала на работе и от неурядиц в семье, что приняла все, как есть и не стала ругаться. Будь, что будет!
- Помнишь, Марфа, как мы с тобой познакомились?- вдруг спросил мужчина.
- Конечно, помню. Это было в апреле сорокового,- уверенно ответила она.
- Восемнадцатого апреля,- поправил Леонид,- Так было темно в тот вечер, что я не заметил тебя и врезался около старого клуба. Помнишь?

- Помню.
- Вот, видишь, я не забыл. Ты была такая грустная тогда, такая беззащитная. Я сразу тогда понял, что ты станешь моей женой.

" Поэтому тогда ты на мне и не женился?": злобно подумала про себя Марфа.
- Марфа,- продолжил он,- Нам нужно друг другу доверять и держаться вместе. Мы же не чужие люди, мы муж и жена. Мало ли проблем бывает в семейной жизни?
- Красиво говоришь, Лёня. Простить, видимо, тебя должна за измену? За пощечину простить? К этому клонишь? Да живи, как хочешь, только меня не тронь. Я сама по себе, а ты сам по себе. Так и будем жить.

- Марфа, зачем все эти обиды? Мало ли мужиков гуляет? Не ушел я, домой пришел, деньги до копеечки все тебе отдаю, на море путевку выбью на работе. Представь, мы с тобой вдвоем поедем на море! Да мне никто больше и не нужен! Ты мне только и нужна!

Марфа взяла в руки бокал и разом выпила все вино. Потом поставила пустую посуду на стол, вилкой подцепила кусочек селедки и отправила его в рот. И как можно было догадаться к вину купить соленую селедку!? Женщина поморщилась и сразу же принялась накладывать себе в тарелку картошки и ветчины.

- Марфа, давай жить в мире и согласии. Давай выпьем сейчас за тебя,- бубнил все еще Леонид и быстро наполнил бокал жены,- За мою лучшую супругу на свете! За моего товарища семейного фронта! За тебя, Марфа!

Они чокнулись бокалами и сделали по глотку. Марфа нервно поерзала на новом стуле, месяц назад купленном ею. Злилась она сильно на мужа, но не разводиться же? Какой позор тогда её ждет! Могут устроить и товарищеский суд на работе! И понизить в должности! А статья в газете об их разводе? Нет-нет, она не может этому позволить случиться! Но как же жить с человеком, который тебе изменяет, который может ударить тебя, не поддерживает тебя, и живет своей какой-то другой жизнью? Смириться с этим?

Голова у Марфы резко разболелась, и она встала из-за стола.
- Мне завтра на работу. Давай ложиться спать.
- Ты ложись, я сам приберу все со стола, жена. Я все сам,- любезно ответил ей Леонид.

Марфа возражать не стала. Как только её голова коснулась подушки, она тут же провалилась в сон.

В конце марта, когда в воздухе запахло талым снегом, Леонид пришел с работы задумчивый и угрюмый. Марфа налила ему грибных щей в тарелку, подала ложку и села рядом. Леонид хлебнул два раза и тут же отложил ложку в сторону:
- Жена, - вдруг начал он,- У меня на работе двое отцами вчера стали. У одного дочь, у другого сын.
- И что?- спросила недовольно Марфа, предвидя неприятный разговор.
- Ты бы к врачу сходила... ну... к этому... женскому. Может, подлечит. У всех уже дети, а у нас... стыдно даже мужикам в глаза смотреть...

Марфа вскочила из-за стола, отвернулась к окну и громко высказала:
- Что ты за человек такой?! Всю душу мне исгадил! То по бабам шляешся, то больной меня называешь! Нет сил уже никаких!
- Марфа, не поднимай на меня голоса! Нас услышат соседи! - громко произнес Леонид.

Марфа резко к нему повернулась и ответила:
- Пускай слышат! Обидел ты меня, Лёнечка! Сил никаких нет! Видеть тебя не хочу!
Леонид вдруг вышел из-за стола, подошел к жене и схватил больно её за руку:
- Не устраивай сцен!
- А то, что? - с вызовом спросила его Марфа, смотря прямо в глаза,- Отпусти, дьявол!

Леонид резко сжал другую ладонь в кулак и угрожающе поднял над супругой:
- У-у-ух...! - и резко отпустив её руку,- Душу всю изъела! Гадюка!
- Так и иди туда, где лучше! - кинула ему бойко Марфа.
Леонид вдруг кинулся к вешалке и стал одеваться:
 - Ну, раз так, то пойду я туда, где мне всегда рады!- и громко хлопнув дверью, вышел.

Марфа села обратно за стол, нервно стала хлебать щи из своей тарелки, роняя слезы. Потом отодвинула от себя, встала и бросилась к окну. Нет, не было её мужа во дворе! Ушел! Он ушел! И из-за чего? Получатся, что из-за того, что она не может родить ему ребенка?! Сходить к доктору? Да разве она не была там? Ничего ей тогда не сказали, а сейчас что измениться?

Она дождалась следующего дня, отпросилась с работы и пошла в больницу. После долгого ожидания в очереди её принял старенький доктор. Он долго и томительно, что-то писал после осмотра, потом еще раз посмотрел поверх очков на Марфу и сказал:
- Тяжести таскали?
- На стройке работала,- отвечала Марфа.
- Переохлаждались?
- Работали и в мороз.

Он вздохнул:
- Милая, что же вы раньше к врачу не обратились?

- Приходила как то, сказали, что все как у всех.
- Все, да не все,- ответил доктор,- Вот, держите. Это направление в городскую больницу. Езжайте, может они чем-то помогут. От лечения только не отказывайтесь. У вас есть еще шанс.

На дрожащих ногах выходила Марфа из кабинета. Домой дошла, как в тумане, легла на кровать и без слез просто лежала до утра. На следующий день взяла на работе дни и поехала в город. Положили её на четырнадцать дней, лечили чем то, процедуры разные назначали. Сразу дали понять, что это не панацея от её беды. В палате кто-то из женщин посоветовал сходить к бабке Домне, что живет на краю города у самой старой мельницы.

- Уж, при моей памяти пятеро баб, после неё-то понесли,- говорила женщина,- Ты только сахару возьми, она сладкое любит. Говорит, детей будущих этим сахаром к матерям приманивает.

Другая на море советовала съездить:
- Сама-то я до твоих лет ни разу не понесла, а с мужем уже лет десять жили. Вот повез он меня раз в Крым на море, а оттуда с животом верталась. Сын у нас родился, а после еще два раза рожала. До войны это еще было...

После выписки Марфа сразу пошла в магазин, купила сахар и оттуда напрямик к старой мельнице. Одинокую избушку она быстро отыскала среди качающих сосен, возле реки. Вошла не смело, покликала Домну, та вышла из-за печки и велела сесть за стол.

Долго старуха, что-то шептала над миской с водой, потом сахар туда пустила и шептала, шептала почти час. А в конце миску Марфе подала и велела всю воду выпить. Вышла она от Домны растерянная и погрустневшая. Чем ей поможет сладкая вода?

В Заводское-1 ехала нехотя, без радости. Надежда на нормальную жизнь таяла у неё на глазах. Муж оказался не верный, а она бесплодная. На работе многие считают её не способной, пренебрегают. Марфа почувствовала себя такой несчастной, что когда она вошла в комнату, не сразу заметила мужа на кровати. От шума он зашевелился, лениво поднялся и посмотрел сонными глазами на Марфу.

- Пришла, значит... Оставалась бы там, чего вернулась?
- В больнице лежала, а ты меня даже ни разу не проведал,- она поставила чемодан с вещами на стул и стала раздеваться.

- В больнице... Какой толк от меня был бы там?
- Проведать свою жену хотя бы.
- Заладила опять...

Марфа промолчала, а Леонид уже чиркнул спичку и зажег себе папиросу:
- Я утром кашу сварил. Будешь? - спросил он жену.
- Нет. Я лягу спать. Я устала с дороги.

Леонид пожал плечами и, взяв в руки пепельницу, отошел к окну. Марфа не глядя на мужа, разделась и прошла в кровать. Проспать бы всю жизнь разом на этой кровати, а там уже и конец!
Глава 12. http://proza.ru/2025/10/24/900