Рожденные на болоте

Дедушка-пулеметчик
Когда 22 июня 1941 года объявили, что началась война, Виталий сдавал экзамены в Новозыбковском пединституте, у них была летняя сессия. Естественно, всех студентов распустили и, приехав к себе домой, он получил повестку из Суземского райвоенкомата. И по ней ушел на фронт, который катился с Запада на Восток, приближаясь к Брянску. Хотя наша армия к началу ВОВ насчитывала около пяти миллионов человек и была неплохо оснащена военной техникой, но уровень подготовки командного состава был значительно хуже немецкого, т.к. в ней недавно прошли серьезные репрессии и на смену опытным командирам пришли еще не обстрелянные офицеры, которым приходилось учиться на ходу, на собственных ошибках и жизнях таких же неопытных солдат. Немцы же тщательно готовилась к войне и уже имели опыт боевых действий в Европе и Северной Африке. Немецкая армия, вторгшаяся в СССР, насчитывала три миллиона человек. Эти войска были усилены союзниками Германии, включая итальянских, румынских и венгерских солдат. Наши части несли тяжелые потери, попадали в котлы, гибли и сотнями тысяч оказывались в плену.
       Виталий прошел краткосрочные курсы пулеметчиков и его направили на передовую линию в особую 157-ю бригаду, в район деревни Сапогово, что в 16 километрах от Курска.
31 октября 1941 г. передовые немецкие части подошли к северным окраинам Курска, как раз в районе села Сапогово. При штурме города они обрушили шквал огня на линии обороняющихся советских войск, и одна немецкая мина разорвалась рядом с пулеметным гнездом Виталия. Осколки порвали его правую сторону, раздробили кости правой руки, посекли лицо, повредив правый глаз, изрешетили правую ногу. Санитары вынесли его с поля боя и отправили в санбат, который размещался в больнице города Курска. Там ему оказали первую помощь, сделали перевязки, но большего сделать не могли, не успели, т.к. враг уже входил в город и санбат вынужден покидать город. Он лежал в окровавленных бинтах, но без хирургической помощи, которую оказать было уже невозможно. И в ночь со 2 на 3 ноября 1941 года   город Курск был полностью оставлен советскими войсками. Немцы же ранеными не занимались, их ждал печальный конец. А раны начали гноиться, нужна была операция, и Виталий понимал, что надеяться не на что, он обречен. Но каким-то образом тестю Виталия, нашему дедушке, отцу нашей мамы, Александру Ивановичу Гавриченкову, стало известно от проходящих солдат окруженцев, что его зять тяжело ранен и умирает от ран в Курске. А от Смелижа до Курска 245 км. И вот запряг наш дедушка лошадку и отправился спасать своего зятя. Это было начало войны, немцы еще не были так бдительны на дорогах и дедушке удалось благополучно добраться до Курска, найти тот госпиталь и выкрасть раненого зятя из госпиталя. А через трое суток, он вернулся в Смелиж с раненым. Как говорила бабушка: «Александр Иванович вошел в дом с каким-то свертком на руках, закутанным в полушубок. Мы обомлели, а где же Виталий? А он стоял на пороге и молча смотрел на нас. Потом отнес сверток на кровать, положил и снял полушубок- внем был закутан Виталий. Его мы не могли узнать- вместо красивого молодого парня какой-то иссохший, почерневший, скелет. Он казался маленьким  , хотя рост у него был метр восемьдесят. Он не открывал глаза и только изредка стонал. Видно что-то сильно болело.» Женщины запричитали, а дед строго цикнул на них, сказал, что не скулить надо, а лечить парня. Парню этому было двадцать три года. Быстро затопили баню, запарили лечебные травы, помыли укутали. А в это время в Смелиже уже была создана партизанская база, с госпиталем и аэродромом. Виталия отправили в партизанский госпиталь под присмотр врача, а тот осмотрев его принял решение отправить на большую землю. «Ему нужна операция, руку ампутировать надо, похоже вот-вот начнется гангрена. А у меня нечем и некому делать такие операции.» Самолет ждали на следующий день. Обычно они прилетали ночью, чтобы не попасть под немецкие зенитки. В назначенное время разожгли костры, к взлетной полосе поднесли раненых и документы на них, и вскоре послышался шум моторов. Самолет сделал круг над освещенной кострами посадочной полосой, зашел с торца и плавно покатился по полосе. Стали выгружать «подарки»-боеприпасы, продукты, агитационные материалы. Покончив с выгрузкой, стали загружать отправку. Но только успели занести документы, как вверху послышался знакомый гул Юнкерсов. Звено Юнкерсов пролетело над аэродромом, видимо, прицеливаясь к цели, и ушло в темноту. Летчики быстро запрыгнули в самолет, дали по газам и поднялись в воздух. И тут снова вернулись Юнкерсы. Они стали один за другим заходить и сбрасывать бомбы на взлетно-посадочную полосу, превращая ее в глубокие воронки. Для приема следующего самолета теперь восстанавливать полосу и ждать придется долго. Виталия вернули в госпиталь, но лечить было уже поздно-начиналась гангрена. И врач решился, понимая, что без ампутации парень умрет от гангрены, а если рискнуть и самим ампутировать, может и получится, удастся спасти жизнь молодому человеку. Медсестры приготовили операционный стол, чистые бинты, спирт. Доктор достал лучковую пилу, которой пилят дерево. Все кроме стального полотна обмотал бинтами и хорошо протер спиртом. Когда раненого уложили на стол, то дали ему выпить стакан спирта. И такой наркоз взял больного в свои объятия почти сразу. Сколько длилась операция, не известно, но оперируемый за ее время не успел выйти из наркоза и рассказывал потом, как он слышал жужжание пилы, распиливающей кость его руки. Руку ампутировали по самое плечо.
    После этого дело пошло на поправку и хоть и с пустым рукавом, но жизнь продолжалась. А поправившись, Виталий, как окончивший московский железнодорожный техникум и студент математического факультета ВУЗа, был назначен диспетчером грузоперевозок на аэродроме. Т.е. вел учет приходящих и отправляемых грузов. Партизанская жизнь шла своим чередом, отряды уходили на задания и в рейды, возвращались, неся потери и добывая что-то необходимое для жизни и боев. Ходили на операции с винтовками в руках и две маминых сестры, а мама шила маскировочные халаты для партизан из парашютов, на которых им сбрасывали оружие и продукты.  Так продолжалось до 1943 года. А в мае 1943 года немцы наметили антипартизанскую операцию «Цыганский барон».
           Решение по проведению крупной операции по разгрому партизанских сил было принято на фоне подготовки крупной стратегической наступательной операции «Цитадель» в районе Курска. Также немецкое командование волновали и успехи, достигнутые брянскими партизанами.  Здесь в 1941-1943 гг. дислоцировались и сражались отряды украинских и курских партизан. Отсюда соединения С.А. Ковпака, А.Н. Сабурова, М.И. Наумова уходили в рейды на правобережную Украину.
     Для проведения операции «Цыганский барон» немецкое командование наряду с охранными войсками тылового района группы армий «Центр» привлекло части и соединения, снятые с фронта. К операции также были привлечены формирования коллаборационистов. В полусотне километров от Смелижа, в Локте, находилась столица русских изменников Родины, Локотской республики, бригада Каминского, главной задачей которой была борьба с партизанами в южной части Брянских лесов. Общая численность задействованных в операции сил карателей составляла около 50 000 человек. Этим крупным силам гитлеровцев противостояли до 10 тысяч советских партизан из десятка соединений, которыми руководил штаб объединенных партизанских бригад Д.В. Емлютина. Канал поставки боеприпасов партизанам был уничтожен, когда гитлеровцы захватили партизанский аэродром у деревни Смелиж. Они полностью заблокировали партизанскую зону, отрезали отряды  от источников снабжения, и люди в лесу уже голодали, питались березовыми почками, какими-то известными им дарами леса.
   Партизанская разведка, конечно, знала о готовящемся штурме и отряды решали, как им быть. Было принято решение пойти на прорыв, чтобы вырваться из кольца, которым их обложили немцы. А поскольку на их территории остаются те, кто не в состоянии участвовать в силовом броске, не способен на быстрые перемещения с одновременным ведением огня, то их решили спрятать в самой глухой части леса в семи километрах от базы, на топком болоте. На сухих островках болота были сделаны шалаши, приняты все меры маскировки. В одном из таких шалашей 23 мая я и родился. А через десять дней после моего рождения в Смелиже нашелся предатель, который привел карателей на это болото. Рано утром, когда туман еще висел над болотом и цеплялся за ветка деревьев из кустов вывалились с дикими криками и выстрелами вооруженные гитлеровцы вместе с полицаями. Началась пальба, штыки вспарывали подушки и перины, полетели по ветру облака пуха и перьев, заплакали дети, запричитали женщины. Но каратели знали свое дело, они быстро всех усмирили, а потом построили и колоннами по лесным дорогам погнали в Локоть. В Локте их ждала тюрьма в клетях конезавода и женщина-палач с пулеметом «Максим». Партизаны и их семьи на жизнь рассчитывать не могли.  Брянский лес для одних угрюм и опасен, а для других он свой и гостеприимный. И вот по дороге через глухую чащу мои родители вместе со мной и братом сумели получить помощь от своего гостеприимного леса и незаметно для охранников, кустик за кустиком, покинуть колонну и скрыться в чаще леса. Оказавшись на свободе, идти все оказалось некуда-кругом по всем селам полицаи. Несколько суток бродили они по лесу, а когда голод стал угрожать жизни детей, они решились тайком зайти в село, которое встретилось им на опушке леса, и попросить что-нибудь поесть для детей. Когда совсем стемнело, постучались они в дом, где в окне светился огонек керосиновой лампы. За дверью настороженный женский голос спросил- кто там? Отвечала мама, женщина вызывает меньше подозрений. После нескольких уточняющих вопросов дверь приоткрылась. Через щель из коридора гостей внимательно рассмотрели, потом дверь открылась шире: «Заходите быстрее. Вас тут кто-то видел?» Получив отрицательный ответ, женщина стала спокойнее. В доме кроме женщины оказалось еще трое детей разного возраста. Хозяйку звали Евсеевна. Это была женщина средних лет, небольшого роста со строгими умными глазами. Она еще расспрашивала, откуда мы да куда, а сама в это время звенела посудой, готовя что-то поесть. Так мы и задержались у Евсеевны, фамилия ее была Кугукина, а село называлось Городище номер один. Совсем близко от Локтя, всего несколько километров. Прошло недели три пока мы гостили у Кугукиных, а потом к Евсеевне зашла ее знакомая с другой улицы и спрашивает: «Говорят у тебя какие-то гости? Кто это к тебе приехал гостить в такое время?» Евсеевна сказала, что была сестра мужа с детьми, но они уже ушли. После этого она вынуждена была не рисковать и отправить гостей, чтобы не вызвать беду на свою семью. Сказала, что у нее свои дети и если полицаи узнают, что она прячет партизан, то заплатить придется своими детьми. Пришлось снова уходить в лес, но за эти две недели дети окрепли и голод уже не грозил-Евсеевна дала кое-что на дорогу. Время текло уже к осени, наши войска стремительно вытесняли немцев с Брянщины и скоро мы оказались на освобожденной территории. Поселок Локоть снова стал районным центром, а не столицей Локотской республики коллаборационистов и в нем восстановились органы советской власти. Родители пришли в РОНО и там их направили на работу в далекое от райцентра село Глоднево, бывшее имение дедушки Льва Толстого и графа Орлова -Давыдова. Это было очень старое большое купеческое село, где родителям дали большой школьный дом с двумя комнатами, а поскольку весь семейный гардероб состоял из того, что было одето, то РОНО выделило родителям и нам детям кое-какие одежки из американской гуманитарной помощи. Отец стал работать завучем школы, преподавать математику, а мама учила начальные классы.