Когда гаснут звезды. Часть первая. Глава 14

31 декабря Марфа ушла праздновать к своей подруге Наталье, и Новый год Леонид встречал в компании старика Самуила.

Утром, первого января, тихо пришла Марфа. Посмотрев на стол, обгаженный окурками и пустыми бутылками, она развернулась и снова вышла за дверь. До обеда она гуляла по тихим заснеженным улицам, мечтательно смотрела в окна, где, как ей казалось, царит любовь и забота. Ей хотелось почувствовать жизнь, а не быть униженной, растоптанной и оскорбленной.

После обеда она снова вернулась к Наташке. После того, она родила в конце мая прошлого года, ей дали отдельную комнату. Родилась у неё доченька - Катенька. Марфа сидела возле неё, корчила ей рожицы, веселила девчонку. Наташка разливала чай в стаканы, учила жизни подругу:
- Ну и что, что есть сын? Это ведь  хорошо! - тараторила она,- Зря ты на него обижаешься.

- Наташенька, не начинай. Не хочу, противно.
- А я говорю - зря! Ну, было и было у него, когда то с этой Марией. Мало ли, все там бывает. Живите вы, как жили. Чего трагедию ломать?! Марфа, ведь такого мужика, как твой Лёня, еще поискать надо. Днем со днем не сыщешь! И сам приготовит и приберется! Да много ли таких видела еще?

- Не тереби ты душу мою, и так её истерзали!
- Марфа! Послушай ты меня, ведь я тебе добра желаю!
- Измены ему прощай, обман ему прощай, слова обидные ему прощай, пьянку ему прощай! Да что это за жизнь то такая?

- Обыкновенная, как у всех...
- Нет! Не должно быть так! Не должно! Я же не пенёк с глазами, я человек!
- Свихнулась ты совсем, подруженька. Хочешь, как Ольга Георгиевна одной жизнь прокуковать? Вот умерла она, а про неё почти никто и не вспомнил. Так же хочешь? Или как Вера Ивановна из моей бригады? Ей на днях сорок будет, а замужем ни разу не была и уже и не будет. На неё даже наш старый кладовщик Семен Прохорович не засматривается. Да на меня посмотри, одна мыкаюсь с дитём! Думаешь, счастлива? Так же хочешь?

Домой Марфа вернулась ближе к ночи. Леонид уже все прибрал на столе, пил горячий чай и, увидя жену, достал чашку из серванта и налил и ей. Марфа медленно сняла пальто, разулась и прошла к окну:
- Так жить нельзя,- начала она,- Наш брак - ошибка.

Леонид стоял у стола и, поставив горячий чайник на подставку, внимательно посмотрел на жену:
- Никакой ошибки. Марфа, все наладиться. Дай только срок.
- Не могу я с тобой жить. Противно.
- Что за вредная философия? Это жизнь, Марфа. Разное бывает и что же? Разбегаться по любому поводу?- он занервничал,- Ты это брось. Садись лучше за стол и выпей горячего чая. Ты вся дрожишь.

Марфа стояла неподвижно к нему спиной и молчала. Леонид медленно подошел к ней и спросил:
- Ты не можешь простить меня из-за сына? За то, что он у меня есть? Устыдилась бы! Это ведь все произошло еще до нашей с тобой свадьбы. Марфа, я тогда думал, что не вернусь после той чертовой мясорубки! Ты это понимаешь? Да и ты сама сказала, что никогда не родишь. Так вот, у меня есть сын, и я не брошу ни тебя, ни его.

Марфа молчала. Ей хотелось заплакать, а слезы как назло не шли. Стояла она, смотрела в окно, где спокойно с неба падал снег, и дрожала, то ли от волнения, то ли от холода.

- Жена, - продолжал Леонид,- Ты очень изменилась со своей должностью. Портит она тебя, и жизнь нашу портит. Сама ты потерялась, и не знаешь, чего хочешь. Рубишь все с плеча! Вот книжки свои умные читаешь, а умнее не стала. Не парень с девкой мы с тобой давно, а взрослые люди. Вот и решать проблему надо, как взрослые. Чего молчишь? Не прав разве я?

Марфа не ответила ему. Леонид продолжил:
- Я буду против развода, так и знай. Не дам согласия! Не за этим я женился, чтоб потом в суде краснеть! Можешь и дальше выкобениватся. Я терпелив, подожду, пока спеси в тебе убавиться...

Мужчина отошел от неё, встал у серванта и снова заговорил:
- Другой бы муж кулаком непутевую жену проучил, да рука у меня на тебя не поднимается. Насмотрелся я на этот содом еще в детстве. Решил, что так жить не буду. А выходит зря? Марфа, ты это брось! Хватит этого! У меня терпение лопается! Ну, скажи хоть что-нибудь!

Марфа резко развернулась к нему лицом и ответила:
- Всё тебе уже сказала! Наш брак-ошибка! Ищи другую жену! Покладистую, хозяйственную, плодовитую или какую там тебе надо. Не жизнь это, а сплошная каторга! Ты захотел - с друзьями выпил, захотел - загулял с бабой чужой, захотел - обидел меня словами. А мне тебя терпи? Так получается? Терпи и молчи, как при царе горохе! Нет, Лёнечка, нет! Я терпеть не буду!

Леонид неожиданно задрожал, щека со шрамом задергалась. Он схватил чашку из серванта и со всей дури размахнувшись, разбил её об пол. От резкого звука и звона Марфа дернулась и прижалась к подоконнику.
- Хватит! - крикнул мужчина,- Хватит, говорю! Не для этого я всю войну прошел, чтоб бабу выслушивать! Хватит!

Марфа ничего не ответила, только сжала плотно губы и сурово посмотрела на мужа.
- Хватит! - кричал все еще он,- Раз вышла за меня, терпи! Нечего тут представление для соседей устраивать! Устал я слушать твой трёп, устал! Всё тебе не так, все не эдак! Что ты, сын у меня появился. Трагедия вселенского масштаба! Нет бы, порадоваться за мужа, поддержать, раз родить не можешь! Так нет же, пилит, как пила! Развела свою вредную философию! Эх, ты-ы! Баба ты непутевая...

Он замахнулся кулаком, но тут же передумал и бросился к вешалке, накинув на себя пальто, быстро обулся и вылетел из комнаты, оставив Марфу одну. Она стояла у подоконника минут двадцать, смотрела на осколки разбитой чашки. Эта чашка была из чайной пары, подаренной ей на работе за отличную работу год назад. Как назло, на глазах не появилось ни одной слезинки, только лишь разболелась голова. Тогда женщина взяла веник, совок и аккуратно смела осколки, подмела пол, а потом легла на кровать и лежала так с открытыми глазами, смотрела в потолок.

Леонид пришел под утро. Он скинул с себя пальто, разул сапоги уже среди комнаты, сел за стол и прям за ним заснул.

Второго января в воскресенье, Марфа с самого утра прибиралась в комнате, вытирала пыль, перебирала полку с книгами, в шкафу наводила порядок. Ей хотелось отвлечься, хотелось хоть немного забыть о том, что происходит в её жизни.
Леонид, как проснулся, сходил уже к старику Самуилу, опохмелился и теперь сидел на кровати, мурлыкая под нос какую-то веселую песню, зашивал себе брюки. Видимо, побоялся просить жену, после вчерашнего.

- Что за наказание, брюки и то сам себе латаю,- вдруг пробубнил он, не поднимая глаз на Марфу.

Женщина посмотрела на него, но ничего не ответив, продолжила перебирать шкаф. Она всей душей желала, чтобы побыстрее наступило завтра. Ей хотелось выйти на работу, заняться своим любимым делом. Там ей все было понятно, а тут, дома, совершенно все осточертело, хотелось лишь сбежать.

В понедельник Марфа пришла на работу рано, прошлась вдоль станков, просмотрела журналы. Её душа пела тут, в цеху. На лице заблестели глаза, хотелось побыстрее окунуться в привычную рабочую суету. Так много идей роилось в её голове, так хотелось поделиться с другими.

После смены Марфа шла домой медленно, нехотя. Она часто поднимала свои светло-серые глаза к такому же серому пасмурному небу, и почему то вспомнила, как когда то в школе старый учитель рассказывал им, как на зиму перелетные птицы улетают в теплые края, туда, где не бывает снега, а всегда лишь вечное лето. Вспомнила, как он рассказывал, что в тех краях растут пальмы, апельсины, мандарины, виноград... Вдруг Марфа поняла, что только раз пробовала мандарин и то, это было перед войной. Эх, хорошо бы стать птицей! Улететь в те самые теплые края, сидеть у моря, есть апельсины, мандарины, виноград... Ах, она ведь и на море никогда не была! Лёня только все обещал достать путевки, но это так и осталось обещанием. А теперь то, что? Теперь можно и вовсе забыть про море, про апельсины...

Марфе вдруг захотелось нестерпимо домой, туда в Ягодное, к матери. Захотелось все рассказать ей, что на душе скопилось. Хотелось расплакаться на коленях у матери, почувствовать на голове её ладони, что будут гладить, утешать. Господи, как же тяжело! До чего пасмурно в душе! Как пережить эту тоску?

Не доходя до дома, дорогу ей неожиданно перебежала Машка Самойлова, держа в руках закутанный сверток под именем Светлана. Год назад у них с Семеном родилась дочка, и все внимание теперь уделялось только ей. "Ну и хорошо, что так случилось": подумала про себя Марфа, глядя женщине вслед. Все-таки пришло кому то долгожданное счастье.

Когда она вошла в комнату, Леонида там не было. Она медленно разделась, спокойно ушла готовить ужин, а после нашла мужнины брюки, висевшие на спинке стула. Осмотрела их, поняла, что эти брюки он латал вчера и, аккуратно сложив, повесила их в шкаф.

Леонид пришел ближе к ночи, хмельной и веселый. Он бросил пальто на спинку стула, встал посреди комнаты и спросил:
- Жена, у тебя деньги есть? Дружку своему я должен. Отдать бы.

Марфа, молча, достала из сумочки кошелек и протянула мужу:
- Сколько нужно, отдай,- тихо произнесла она.

Леонид взял одну бумажку, накинул обратно пальто на плечи и вышел. Марфа села за стол и упершись на кулаки, задумалась. Стоит ли так продолжать жить? Может ей просто уехать? В город уехать, поступить так же на завод работать, познакомиться с новыми людьми. Не старая она же, чтобы закапывать себя в бытовухе? Из дум её скоро выдернул вернувшийся обратно Леонид. Он разделся, прошел к столу и налил теплый чай в стакан, из которого только недавно пила Марфа. Тремя глотками, он выпил всю жидкость, потом прошел на кровать и лег.

- Эх, сейчас бы пирогов с мясом или морковью и яйцом,- мечтательно произнес Леонид  с закрытыми глазами,- Помню, мать в детстве пироги такие вкусные пекла. Вот сейчас бы такие. А молоко-то какое она покупала у соседки бабы Дуси. Как вспомню, так слюни текут. Молочка бы сейчас. Слышь, Марф, молока то завтра купи. Слышишь?

- Слышу,- тихо отозвалась женщина.
- Я завтра на вторую смену останусь. Денег заработаю, купим и мяса и яиц. Пироги испечешь, как мамка моя. Эх, жива была бы, научила тебя, как печь пироги. Вот чем должна настоящая баба заниматься.

Марфа ничего не ответила, а через пять минут за спиной она услышала храп. Вот и все, не успел придти, а уже заснул. Может, оно и к лучшему?