Дуэль, или охота на рябчика. Рудин

КОНЦЕПЦИЯ - ПРЕДИСЛОВИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

     Философская драма с элементами рефлексии и фарса рассказывает о конфликте двух дворян - Рудина и Волынцева, чьи разногласия приводят к дуэли.
     В центре сюжета - противостояние прогрессивных идей и традиционных ценностей на фоне любовного треугольника.
     Современный человек выступает в роли своеобразного хроникера событий, предоставляя современный взгляд на происходящее и комментируя действия героев с позиции XXI века.
     Через призму этого конфликта автор исследует темы чести, долга, истинного просвещения и цены человеческих убеждений.

Примечание!!!
     Все фразы на французском языке сопровождены переводом в скобках непосредственно после оригинального текста.

----------- * ----------

О СТРУКТУРЕ НЕКОТОРЫХ СЦЕН

Уважаемые читатели!
     В структуре пьесы особое внимание следует обратить на следующие сцены:
          - Акт третий, сцена первая — «Дуэль»
          - Акт третий, сцена третья — «Прощание»
     Данные сцены представлены в неразделённом виде неслучайно. Подобное решение продиктовано необходимостью сохранения целостности драматургического действия и поддержания непрерывного эмоционального напряжения.
     Важно отметить: хотя сцены представлены как единое целое, автор не ограничивает творческую свободу читателя. При желании возможно мысленное разделение сцен на подчасти, однако это не влияет на общий замысел произведения.
     Рекомендация: для лучшего восприятия рекомендуется сначала прочитать сцены целиком, а уже затем, при необходимости, вернуться к их детальному анализу.

__________ * __________

ДУЭЛЬ, ИЛИ ОХОТА НА РЯБЧИКА

Философская драма с элементами рефлексии и фарса в трёх актах

(Пьеса-альтернатива по роману Тургенева «Рудин»)

Действие происходит в 40-х годах XIX века в центральной России

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ГЛАВНЫЕ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

• Рудин Дмитрий Николаевич, 35 лет — обедневший дворянин, красноречивый мыслитель, пропагандист прогрессивных идей, представитель передовой интеллигенции 1840-х гг., образец «лишнего человека», в него влюблена Наталья Ласунская

• Волынцев Сергей Павлович, 27 лет — дворянин, отставной штаб-ротмистр, давний поклонник Натальи Ласунской, человек чести и долга, прямой и решительный, противник Рудина

• Лежнёв Михайло Михайлович, 30 лет — дворянин, помещик, проницательный и умный человек, старый знакомый Рудина со студенческих лет, человек дела, не любящий светского общества, секундант Рудина

• Князь Завалишин, около 45 лет — аристократ, секундант Волынцева

• Серафим (сперва Незнакомец), 27 лет — путешественник во времени из XXI века, врач

Примечание: князь Завалишин и Серафим - неканонические персонажи, введённые автором для развития сюжета. Серафим дебютирует во 2-й сцене 2-го акта

УПОМИНАЕМЫЕ В ДИАЛОГАХ ПЕРСОНАЖИ

• Наталья Алексеевна Ласунская, 17 лет — объект соперничества Рудина и Волынцева, упоминается в диалогах

• Александра Павловна Липина – старшая сестра Волынцева, вдова, в неё влюблён Лежнёв.

МАССОВКА

• Слуги в усадьбах Лежнёва и князя Завалишина
• Работники трактира при постоялом дворе

АКТ ПЕРВЫЙ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Лето. Вечер. Гостиная в усадьбе Волынцева. На столе в канделябре три свечи. На стенах портреты предков, акварели с лошадьми, коллекция дуэльных пистолетов. В красном углу иконы в серебряных окладах.

Волынцев в состоянии сильного волнения ходит по комнате. Князь Завалишин сидит в кресле. Лежнёв стоит у окна, скрестив руки на груди. Лежнёв и князь Завалишин много пьют.

Волынцев (крайне раздражённо). Господа! Неужели вы слепы?! Не видите, что творит этот самодовольный оратор?! Его бесконечные разглагольствования уже поперек горла стоят! (с сарказмом). А его речи о самолюбии… интересно, как он запоёт, глядя в дуло пистолета!

(Волынцев нервно хватает пистолет, крутит его в руках, прицеливаясь в воображаемую мишень).

Лежнёв (с изумлением). Сергей Павлович… что вы задумали?!

Завалишин (назидательно). Истинное решение задумывает господин Волынцев.

Лежнёв (обращаясь к Завалишину). О чём это вы?

Завалишин (с намёком). Un duel est la seule issue valable! (Дуэль - единственный достойный выход!)

(Волынцев застывает на мгновение. Смотрит на Завалишина изумлённо).

Волынцев (вопросительно, будто пробуя слово на вкус). Дуэль? (убеждённо). Дуэль!

(Лежнёв медленно подходит, осторожно берёт пистолет из рук Волынцева, вешает оружие на место).

Лежнёв (с лёгким упрёком). Сергей Павлович, неужели вы готовы перестрелять всех и каждого только потому, что они вам не по нутру?

Волынцев (сжав кулаки. почти рычит). Дело не только в этом! Этот Рудин… имел наглость открыть свои чувства Наталье! И представьте - она ответила ему взаимностью!

(Волынцев бьёт по столешнице кулаком).

Завалишин (поправляя свечи). Так вот в чём корень вашего гнева! (с ухмылкой). Тогда точно – дуэль! Только свечи ни в чём не виноваты. Они плачут за нас, людей.

Лежнёв (решительно). Князь, своими опасными советами вы подталкиваете Сергея Павловича к бездне! (к Волынцеву). Наталья Алексеевна сама сделала выбор… Давайте не будем спешить с выводами. Может, всё ещё уладится.

Волынцев (перебивает с презрением). Выбор?! (с сарказмом). Как все поверили его сладким речам! (с вызовом). И теперь Рудин считает, что его слово - закон для всех!

Лежнёв (решительно). Позвольте не согласиться! Дмитрий Николаевич - человек принципов и твёрдых убеждений.

(Волынцев кличет слугу. Слуга входит, приносит бокалы и вино и уходит. Волынцев, не скрывая волнения, пьёт).

Волынцев (задыхаясь от ярости). Что это у него за принципы такие?! Он имел наглость явиться ко мне. С порога начал заливаться соловьём об их с Натальей обоюдной любви! Представляете эту дерзость?! Как ребёнок, право слово! В его-то возрасте!

Лежнёв (с тревогой в голосе). Ну уж чему-чему, а такому не поверю! Хотя, быть может, (пауза) порывы господина Рудина кажутся странными… но разве это повод для столь поспешных выводов?

Волынцев. Да с него станется! Мало ли что у него на уме!

Лежнёв (отходит к иконам, в сторону). Помню в Москве Дмитрий вмешался в мою личную жизнь. Впрочем, не сам ли я ему потворствовал? Господь велит прощать (пауза) люди меняются. (крестится).
(Возвращаясь к собеседникам, твёрдо.) Дмитрий Николаевич может быть и не без греха, но наводить на него напраслину без доказательств — больший грех. Вы несправедливы в своих обвинениях.
(В сторону, с горечью.) Господи, я сам готов осудить, не зная всей правды…

Волынцев. Знаю таких, как он! Сначала очарует, а потом бросит! (почти кричит). Он её погубит!

Лежнёв. Довольно грязных обвинений! Ваши слова - клевета! Я готов ответить своей честью за любое злословие, произнесённое в адрес господина Рудина! Вотъ!

Волынцев. О, наш высоко-ученый философ, конечно же, слишком благороден для таких «низменных» дел! (с вызовом). Но Рудин посягнул на то, что принадлежит мне! Как посмел?! Он должен ответить! Я не позволю ему унижать меня перед всем обществом!

Лежнёв. Сергей Павлович, умоляю вас! Дуэль - путь в один конец! Подумайте о цене, которую придётся заплатить!

Завалишин (вмешивается). Нет, господин Лежнёв, вы не понимаете. Это вопрос чести! (к Волынцеву). Сочту за честь быть вашим секундантом, Сергей Павлович.

Лежнёв. Не кажется ли вам, князь, что вы чрезмерно рьяно подталкиваете к кровопролитию?

Завалишин (вздохнув). Позвольте поведать историю, изменившую моё отношение к дуэлям. (Жил молодой человек, полный жизни и надежд. Его оклеветали самым подлым образом, опозорили на весь высший свет. Никто не осмелился заступиться за него!

Лежнёв (с тревогой). И что же стало с тем несчастным?

Завалишин (качая головой). Он не выдержал позора et il s'est suicid; (и совершил самоубийство). (имитирует жест выстрела: соединяет пальцы правой руки, затем резко меняет руку и прикладывает пальцы левому к виску. пауза). Паф!!! Пустил себе пулю в лоб. Нашёл бы в себе мужество отстоять честь в честном поединке, глядишь, и жив бы остался. (обращаясь к Волынцеву) Сергей Павлович, разве не то же самое происходит сейчас с вами?

Волынцев (кивая). Именно так! Рудин возомнил, что имеет право попирать мою честь без всякого возмездия! (пауза). Но, вообще-то, я бы о самоубийстве и не задумывался.

(Волынцев снова наливает себе вино, которое плещет на скатерть, оставляя на ней пятна).

Лежнёв (в сторону, с тревогой). Вино, пролитое, словно кровь… Не к добру это. Сердце чует неладное. Может, свыше предостережение от роковой ошибки? (крестится). (Придя в себя — Завалишину). Ваш пример, князь, странен.

Завалишин. Ваша зашита господина Рудина странна! Он вам кто – брат, зять? Чего вы тут адвокатом заделались? Уймитесь! (поправляет на правом ухе сбившуюся прядь волос). Не вас же на дуэль собираются вызвать.

Лежнёв (в смятении). Князь, Сергей Павлович со всей его горячностью меня тревожит… А вы ещё и подливаете масла в огонь. (в сторону). А что, если я сам сейчас Волынцева на дуэль вызову? (останавливается) О чём я только думаю?! Разве не должен я всеми силами отговорить его от безумства? (к Волынцеву). Подумайте! Ваши претензии к Рудину — они ведь не только из-за Натальи. Стоит ли жизнь человека простой обиды?

Завалишин (с пылом, фанатично сверкая глазами). Всё предельно ясно! Нечего больше рассуждать! Честь Сергея Павловича задета - и только дуэль способна восстановить справедливость!

Лежнёв (с воодушевлением, к обоим). Сергей Павлович, князь, как вы не понимаете? Дмитрий Николаевич принёс свет и свежий ветер в наше захолустье! Пусть нам его мотивы не понятны, но он же всегда поступает только из лучших побуждений… Вотъ такъ!

Завалишин (перебивая, с иронией). Знаем… куда благими намерениями вымощена дорога…

Лежнёв (не давая сбить себя с толку). Но нельзя же бездумно гнать всё новое. Господин Рудин заставляет нас изменить наши взгляды на саму жизнь. А не лучше ли проявить милосердие, терпение и мудрость, чем проливать кровь?

Завалишин (с лёгкой улыбкой). Вред от господина Рудина незначителен. Но ведь какой он человек – возьмётся за гуж и сразу кричит, что не дюж. Его красноречие может сыграть с ним злую шутку, а последствия затронут всех нас…

Волынцев. Именно поэтому завтра утром… если я решусь… он получит вызов. И пусть ответит за свои дерзкие потуги, не оставившие мне иного выхода, кроме как, (пауза) возможно, вызвать его на дуэль.

Лежнёв (с отчаянием). Сергей Павлович, если вы о себе не думаете, подумайте о сестре вашей - Александре Павловне. Вы же знаете, что я к ней чувства испытываю… Как я ей в глаза смотреть буду? Как вы ей будете в глаза смотреть?

(Волынцев замирает, обдумывая слова Лежнёва).

Завалишин (нетерпеливо). Не стоит тянуть! Время идёт, а честь требует отмщения!

Лежнёв. Честь требует не отмщения, а мудрости! Дуэль не решит истинных причин вашего конфликта с Рудиным. Есть ли у вас уверенность, что после поединка вы почувствуете себя отомщённым?

Волынцев (с болью в голосе). Наталья Алексеевна… Она не посчиталась с моими чувствами! Я для неё стал пустым местом, словно тенью… Дуэлью я её оберегу, спасу от этого человека, что играет её сердцем! Нет намерения ей навредить - лишь защитить от позора!

Лежнёв (с горькой иронией). Вы сами себе противоречите. Правда говорится - любовь слепа… Вы готовы разрушить всё ради защиты, которая может оказаться хуже самого «позора».

Волынцев (решительно и бесповоротно). Полно, Михайло Михайлович, выступать в роли примирителя. Я всё решил! Пусть это вино станет символом нашей непоколебимой решимости и готовности защищать честь до конца!

Завалишин. Верно! За честь!

Лежнёв (медленно отодвигая бокал, его рука дрожит). Вы же не собираетесь его убивать? Дмитрий Николаевич не заслуживает смерти за то, что осмелился (замирает) позволить себе чувствовать.

Волынцев (вскакивает, его лицо искажается от гнева). Что чувствовать?! Любовь?! Это вы называете любовью? Это просто прихоть, мимолетное увлечение! Он играет с её чувствами! Заметьте, что мать Натальи Алексеевны, уважаемая Дарья Михайловна одобряет мой брак с её дочерью!

Лежнёв (тихо, но твёрдо, не отводя взгляда). Об последнем всеизвестно. Заметьте, я не говорил о любви открыто. Не вам судить о чувствах господина Рудина. Не вам решать судьбу других людей.

Волынцев (с пылкостью). Хватит, господин Лежнёв! За честь! (выпивает залпом).

Лежнёв (поднимет бокал, но не пьёт). За честь… но не ценой человеческой жизни… или души… (в сторону, с болью в голосе). Господи, я не в силах. Помоги предотвратить беду!

Волынцев (выхватывает у Завалишина бутылку) Господа, только вспомнил! Этот мошенник он же у нас всех деньги позанимал! Даже у меня двести рублей! Ни стыда, ни совести! А у вас, Михайло Михайлович?

Лежнёв (передёргивается. голос дрожит от негодования). Волынцев! Вот это уж от вас слышать… препротивно мне, право слово! Как можно опускаться до таких (пауза) меркантильных обвинений?

Завалишин (пожимает плечами, пьяно усмехаясь). А я не дал… и правильно сделал! Волынцев, предложите сами Рудину больше. Не в долг, а как отступные? Пусть откажется от Натальи, и дело с концом.

Лежнёв (вскакивает, его лицо искажается от гнева). Дмитрий Николаевич - не вещь, чтобы его можно было купить! Вы оба потеряли всякое человеческое достоинство в своей одержимости! Вы своим бесстыдством порочите не только Дмитрия Николаевича, но и Наталью Алексеевну! Одумайтесь! Вы мне противны! (отворачивается). Я отказываюсь с вами пить! Я отказываюсь с вами в одном месте находиться! Вотъ!

(Лежнёв стремительно выходит из комнаты. Волынцев и Завалишин остаются вдвоём).

Завалишин (встаёт). Сергей Павлович, извините мой цинизм. Мы оба перебрали. Но даже вино нас не оправдывает. Право, я не очень хорошо знаю Наталью Алексеевну. А вас знаю, как доброго малого. Если вы передумаете, я пойму.

Волынцев достает и открывает медальон с портретом Натальи Ласунской. Долго смотрит на изображение.

Волынцев (к портрету). Наталья, если вызову на дуэль Дмитрия Николаевича, ты простишь? (пауза). Не простишь!

(Занавес)

СЦЕНА ВТОРАЯ

Комната на постоялом дворе. Вечер. На столе у окна 2 свечи, письменный прибор, бумага. Окно открыто. Ветер колышет занавески.

Рудин один, сидит за столом, обхватив голову руками.

Рудин (вполголоса, сам с собой). Что я наделал… (поднимает голову, смотрит в окно). Эти бесконечные разговоры, эти красивые фразы… А толку-то? (тяжело вздыхает).

(Берёт перо, начинает писать Лежнёву).
«Дорогой Михайло Михайлович, обстоятельства вынуждают меня покинуть эти места…» (останавливается, комкает бумагу). Нет, не так. (берёт новый лист) «Михайло, я должен тебе признаться: я трус. Не могу смотреть в глаза Волынцеву…» (снова останавливается).

(Встаёт, нервно ходит по комнате. Подходит к окну).
Лежнёв… Единственный человек, который понимает меня. Но что, если он покажет моё письмо другим? Они будут смеяться надо мной, осуждать…

(Возвращается к столу, пытается снова).
«Я решил уехать. Тайно (зачёркивает это слово). Знаю, что поступаю трусливо, но не могу иначе. Волынцев, вероятно, жаждет дуэли, а я не готов рисковать жизнью из-за своих ошибок…» (останавливается)

(Переключается на мысли о Наталье).
(достаёт чистый лист) «Наталья Алексеевна, если вы когда-нибудь прочтёте эти строки, знайте, что я любил вас больше жизни…» (тут же рвёт бумагу). Нет, не могу.

(Снова возвращается к письму Лежнёву).
«…Моё поведение причиняет боль не только Наталье Алексеевне, но и другим людям. Я обременяю их своими проблемами и даже долгами…» (пауза. прижимает ладонь к груди, словно пытаясь унять боль) «…Должен признаться, что нахожусь в стеснённых обстоятельствах и вынужден был воспользоваться деньгами Дарьи Михайловны. Обещаю вернуть долг при первой возможности, но сейчас не могу оставаться здесь, обременяя её своим присутствием…»

(Встаёт. Подходит к окну. Долго смотрит на улицу).
Что ещё написать другу на прощание? А вдруг он не сохранит это в тайне? (возвращается к столу). Все узнают о моей слабости, будут судачить…

(Берёт новый лист, пытается написать Волынцеву).
«Господин Волынцев, спешу сообщить Вам, что моё расставание с Натальей Алексеевной было окончательным. Я уезжаю, чтобы не причинять больше страданий ни ей, ни Вам… С глубочайшим уважением…»
(останавливается, комкает бумагу).

Нет, это будет выглядеть как признание своей вины. Он может подумать, что я сдался. Наталья не должна страдать из-за моей трусости. Если я напишу это письмо, то предам её. Предам наши чувства. Пусть лучше думает, что я уехал из-за трусости, чем из-за того, что отказался от неё. А ведь и правда… отказался…

(Из сумки достаёт свой дневник, начинает в нём что-то писать. Потом оставляет его открытым на столе. Возвращается к письмам).

«Господин Волынцев, спешу уведомить Вас, что между мной и Натальей Алексеевной всё кончено. Я принял решение прекратить всякое общение и покинуть эти места. Надеюсь, это поможет восстановить мир в вашем сердце. С уважением…» (останавливается, комкает бумагу) Опять не то! Всё не то!

(берёт чистый лист).
(опускает голову, пряча лицо в ладонях. видно, как дрожат его плечи).
Какой же я жалкий трус… Сижу тут, рыдаю над бумагами, как барышня. А ведь всегда презирал слабость. «Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно» (1.) Я жалок? Я (замирает, с изумлением) лишний? Лишний! Иного слова не придумать. Что же я за человек такой? И всё ведь думаю только о себе, жалею только себя?

(берёт новый лист) «Наталья Алексеевна, простите меня за всё. Я не достоин вашей любви. Вы заслуживаете счастья с человеком, который будет достоин вас…»

(перо ломается, шёпотом). Быть может, я сам разрушил то, что могло быть настоящим? А что, если письмо попадёт не в те руки? Волынцев использует это против меня… (берёт новое перо. пишет, но рука дрожит. чернила расплываются на бумаге. дописывает письмо Лежнёву) «Уезжаю завтра. Не ищи меня. Прости за всё…» (смотрит на написанное). Нет, он может показать это всем. Моё имя будет опозорено… (комкает бумагу). Не могу так рисковать. Не могу предать её, не могу предать себя.

(берёт новый лист) «Наталья, я не могу остаться здесь, зная, что причиняю вам боль. Моё присутствие только усложняет вашу жизнь. Прощайте…» (останавливается, бросает оба листа). Что я знаю о настоящей любви? Только теории, пустые слова.

(Мечется по комнате, возвращается к столу, достаёт чистый лист, начинает писать, затем резко рвёт, пытается писать, снова рвёт). (тихо) Бегство - не выход. Но и противостояние может привести к трагедии. (отбрасывает бумагу).

(Слышно, как потрескивают свечи. Рудин смотрит на них. Ему на ум приходит четверостишие). (тихо, про себя).

«В мерцающем ореоле
Не ведают две свечи,
Которой угаснуть вскоре,
Которой гореть в ночи» (2.)

(останавливается, с горечью). Угаснуть?.. И тем самым… найти путь к истинному пониманию себя? (делает паузу, смотрит в пустоту). Нет, я сам слышу, как нелепо это звучит. Как легкомысленно. Как… трусливо. (с иронией). О, какой прекрасный выход нашёл — просто исчезнуть! (в голосе появляется злость на себя). Я просто боюсь принять решение, вот и всё. Прячусь за философскими рассуждениями, как за щитом, вместо того чтобы действовать. (с презрением к самому себе). Какой же я… жалкий.

(Гасит свечу, сжимая в кулаке, будто сомневаясь, что может почувствовать боль от пламени. Горячий воск обжигает руку, но Рудин даже не вздрагивает. На мгновение замирает, глядя на обожжённую ладонь, затем отбрасывает огаркок. Его лицо остаётся бесстрастным, только в глазах читается глубокая внутренняя боль).

(Бросает последний взгляд на письменный стол, заваленный разорванными письмами и перьями).

(Медленно раздевается, опускается на кровать, откидывается на подушки, закрывает глаза. Постепенно засыпает).

(Ветер из открытого окна переворачивает страницы дневника Рудина.  В комнате слышны лишь шелест страниц и далёкие звуки ночи).

(Хорошо поставленный мужской голос, словно исходящий из самого дневника, размеренно, с лёгкой грустью читает написанное на страницах на фоне фортепианной версии романса на стихи И. Тургенева «Утро туманное»).
 
Говорят, порой случается,
Что дорога не кончается…
Ну, а наша – завершилась тупиком.
Я уйду, а ты останешься,
Песней память протаранишь ты,
Выжжешь сердце ярким, жарким угольком.
Ты уйдешь… Но что мне делать?
Подскажи!
Может, в омут, или в пропасть ту, во ржи?
Или жить, тебя забыв, и не любя?
Предрассудки тяжкой ношею…
Ты прости, моя хорошая.
Я не смог любви отдать всего себя…
Только, может, не тупик был здесь?
Повстречались - и разъехались.
Разошлись по разны стороны ты да я…
Это старая история:
Вьются, кружат чёрны вороны.
Вот - моя дорожка узкая…
Вон - твоя… (3.)

(Музыка постепенно затихает).

(Занавес)

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Улица перед постоялым двором. Солнце пробивается сквозь туман.

Рудин торопливо, с опущенной головой, стараясь не привлекать внимания, выходит из постоялого двора с дорожным саквояжем, по виду не очень тяжёлым. Его лицо выражает надежду как можно быстрее покинуть это место. Спина ссутулена, плечи поникшие. Он нервно озирается по сторонам. Завалишин появляется с вызывающим видом, в позе готовность к конфронтации. В руках трость с серебряным набалдашником.

Завалишин (сдержанно делает шаг навстречу, его взгляд цепкий, в голосе напряжение). Господин Рудин, доброе утро. Позвольте вас на минуту.

Рудин (удивлённо останавливаясь, поднимает голову, его рука инстинктивно тянется к воротнику). Князь! И вам доброе утро. Что привело вас сюда в столь ранний час?

Завалишин (нервно сжимает набалдашник трости). Искал вас у Ласунских. Но сказали, что вы съехали.

Рудин (пожимая плечами, его голос чуть дрожит). Дальнейшее пребывание стало неудобным.

Завалишин (с лёгкой насмешкой в голосе, приподнимая бровь). И правда! Снова в долгах?

Рудин (слегка вздрагивая, но стараясь сохранить самообладание). Это не делает мне чести. Но вам ли меня попрекать?

Завалишин (сухо, почти сквозь зубы). Вот вам и повод защитить свою честь. У меня к вам une conversation s;rieuse (серьёзный разговор) от господина Волынцева.

Рудин (с иронией). Неужели я настолько интересен господину Волынцеву?

Завалишин (отводит собеседника в сторону, понизив голос до шёпота, наклоняется к самому уху, его дыхание горячее). Шутки неуместны. Сергей Павлович Волынцев считает, что вы нанесли ему оскорбление своими (пауза) высказываниями и поведением. Он требует полного удовлетворения по всем правилам чести.

Рудин (с горькой иронией, сдерживая гнев). И что же мне теперь — плясать под чужую дудку?

Завалишин (холодно). Как секундант господина Волынцева, я обязан передать вам условия. Называть правила дуэлей «чужой дудкой» - верх наглости с вашей стороны. Вы же дворянин!

Рудин (медленно, сжимая кулаки). Вы понимаете, что я противник решения споров посредством архаичного способа убийства, прикрытого маской чести!?

Завалишин (усмехаясь, с сарказмом).  Вы себе не изменяете, господин Рудин. Всё те же громкие фразы, за которыми прячется трусость. Но таково безапелляционное требование господина Волынцева.

Рудин (резко оборачиваясь к Завалишину. голос звучит особенно язвительно). А я кто? Кукла на ниточках? Или барышня, чтобы господина Волынцева желания… (пауза. сглотнув, с нервным смешком, отворачиваясь на мгновение, выделяя слово) удовлетворять?! Вы ещё скажите, что он требует ответ немедленно!

Завалишин (с ледяным презрением). Вижу, у вас храбрости хватает лишь на пустые слова. Трусите, Дмитрий Николаевич? Боитесь ответить за свои поступки как мужчина?

(На мгновение повисает тяжёлое молчание. Рудин застывает в нерешительности, его лицо выражает внутреннюю борьбу).
(Слышится отдалённый звон колокола).
(Появляется Лежнёв. Его лицо выражает тревогу и беспокойство).

Лежнёв (торопливо). Дмитрий Николаевич! Что здесь происходит?

Рудин (устало, с обречённостью в голосе). Да вот, Михайло Михайлович, мне тут «доброе утро» пожелали… Князь передаёт мне вызов на дуэль от господина Волынцева.

Лежнёв (с сарказмом). Оригинальнее пожелания «с добрым утром» ещё не слышал! (Рудину, понизив голос) Честно сказать, я ведь знал, что назревает. Простите, Дмитрий Николаевич, просто не мог предположить, что всё зайдёт так далеко!

Рудин (с горечью). Не извиняйтесь, Михайло Михайлович. Вы же не могли просто прибежать и заявить, чтобы я уезжал немедленно.

Лежнев (с горячностью). Дмитрий Николаевич, вы не можете принять этот вызов! Это безумие! Вы должны понять, на что идёте!

Рудин. А что мне остаётся, Михайло Михайлович? Бежать? Скрываться? Или принять правила этой нелепой игры?

Лежнёв (с отчаянием). Такъ! Дмитрий Николаевич, умоляю вас - найдите другой выход! Может вам извиниться перед Волынцевым?

Рудин (с изумлением). Извиниться? За что? За собой, особенно перед господином Волынцевым, вины не чувствую.

Завалишин (перебивает. с явным недовольством, нервно постукивая тростью по мостовой). Позвольте напомнить, что правила дуэли требуют немедленного ответа.

Лежнёв (с негодованием). В каких писаниях вы нашли такие правила?

Завалишин (с достоинством). В признанных дворянским обществом!

Лежнёв (не унимаясь, почти кричит). А может, собрать все эти правила да сжечь?! Сколько крови из-за них уже пролито понапрасну!

Рудин (вмешиваясь в спор, его голос звучит твёрже). Михайло Михайлович, не отклоняйтесь от сути. (после паузы, глядя в глаза Завалишину). Я принимаю вызов.

Лежнёв (Завалишину. Решительно выступая вперёд, практически загораживая Рудина). Какой вы прыткий, князь! (пауза) Дерзкие вы оба, как пули резкие. (пауза) Если Дмитрий Николаевич примет вызов, я буду его секундантом.

Завалишин (с раздражением). Дуэль в семь утра на поляне за околицей у старого дуба. Явитесь — вызов принят.

Лежнёв (напряжённо). Какое оружие?

Завалишин (раздражённо). Пистолеты. У господина Волынцева превосходная коллекция.

Рудин (после мучительной паузы, отворачиваясь). Мне нужно время на размышление… (неожиданно). Пожалуй, я приду… если вздумаю. Но не раньше девяти. Это моё окончательное слово.

(Завалишин и Лежнёв застывают в недоумении).

Завалишин. Что за ребячество?!

Рудин (входя в раж). Семь утра - время, когда честные люди ещё видят сны, а не стреляются. Мы перебудим всю округу!

Лежнёв (всплёскивая руками). Поистине, Дмитрий Николаевич, никогда не знаешь, чего от вас ожидать!

Завалишин (с лёгким презрением). Время до завтрашнего утра, Дмитрий Николаевич… До (пауза) девяти утра! Не долее.

Лежнёв (быстро с иронией). Благодарю вас, князь, за проявленное великодушие.

Завалишин (надменно). До встречи, господа. Или не до встречи…

(Холодно раскланиваются. Князь Завалишин уходит. Рудина и Лежнёва остаются вдвоём в тяжёлом молчании).

Лежнёв (в сторону). Ну вот, свершилось. Этого и следовало ожидать. Ситуация зашла в тупик, и теперь всё зависит от решения Дмитрия Николаевича. Сможет ли он найти выход из этого положения, не уронив при этом своего достоинства? (Рудину с отчаянием) Дмитрий Николаевич, вы не можете так рисковать!

Рудин (решительно). У меня нет выбора, Михайло Михайлович. Честь обязывает.

Лежнёв (про себя). Ох, Дмитрий Николаевич, надеюсь, вы знаете, что делаете. Ваша философия может сыграть с вами злую шутку…

Рудин (рассеянно в сторону). Надо попросить, чтобы за мной оставили комнату хотя бы на ещё одну ночь. (поворачивается)

Лежнёв (ему вслед). Я вас жду, Дмитрий Николаевич. Не думайте, что оставлю вас одного на целые сутки.

(Через некоторое время Рудин возвращается без вещей).

Лежнёв (участливо). Пройдёмся? Пойдём ко мне, Дмитрий? (в его голосе слышится твёрдая решимость быть рядом).

Рудин (тихо, словно говоря сам с собой). Быть может, ты прав… Мне действительно не стоит оставаться одному… (голос дрожит, но он старается держаться). Я благодарен, друг...

(В этот миг яркий луч солнце проскальзывает сквозь тучи и падает на Рудина, оставляя его фигуру ярко высвеченной. Рудин закрывает глаза, вскидывает голову, глубоко вздыхает, и как бы растворяется в этом свете дня).

(Занавес)

АКТ ВТОРОЙ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Гостиная в доме Лежнёва. На стенах картины с морскими видами, семейные портреты. Иконы в красном углу. Диван с бархатными подушками, кресла с мягкими спинками, буфет. Большой обеденный стол, рассчитанный на многочисленное общество. Вокруг стулья. Камин. Атмосфера дворянского дома: всё достойно, со вкусом, без излишеств, чувствуется характер хозяина и особый уклад жизни. Окна открыты. Светло и свежо.

Лежнёв и Рудин не брали повозку. Путь до дома Лежнёва не близкий.
Если утром был туман и пасмурно, ближе к полудню распогодилось окончательно.

В гостиную входит Рудин с растерянным и потрясённым видом. Лежнёв ободряюще поддерживает друга под локоть. Рудин оглядывается. Оба крестятся на иконы в красном углу. Рудин садится за стол, кладёт на него руки, опускает на них голову.

Лежнёв (тихо обращается к иконам). Господи, благослови, сохрани и помилуй… (перекрестившись, подходит к Рудину, кладёт ему руку на плечо).

Рудин (поднимает голову. тихо и спокойно). Почему дуэль не сегодня? Почему не сейчас?

Лежнёв (подходит ближе, мягко). Дмитрий Николаевич, не торопитесь. Время до завтрашнего утра дано нам не просто так. Нужно всё обдумать, подготовиться…

Рудин (смотрит на Лежнёва). Вы не понимаете… Как хорошо бы было прямо сейчас умереть в этом свете… А вдруг завтра с утра дождь? (в его голосе слышатся горькая ирония, обречённость, тихое принятие).

Лежнёв (садится рядом, берёт друга за руку). Гоните прочь эти мысли! У вас ещё столько впереди, Дмитрий Николаевич. Жизнь слишком ценна, чтобы так легко с ней прощаться. Прозрение обязательно придёт. Но только если вы сохраните ясность ума и спокойствие духа.

Рудин (поднимает лицо к свету, словно прощаясь с ним): Этот свет… Он словно последний привет от жизни… (вздрагивает, встаёт, начинает ходить по комнате).
Михайло Михайлович… (останавливается у окна). Что меня ждёт? Вечные ошибки и поражения? Я путаюсь. Ничего не понимаю! Учу других жить по законам разума, говорю о высоком, о стремлении к идеалам. А теперь сам оказался в ситуации, где все эти идеалы... сталкиваются о непреодолимую стену. Разве можно по моим идеалам жить в несовершенном мире? (останавливается. тревожная пауза). Все мои речи о мире и разуме. А теперь я готов взять в руки оружие. Как может человек, веря в ценность человеческой жизни, навести оружие на другого человека? (напряжённая пауза). Я учил других избегать конфликтов… а сам оказался в центре смертельной схватки. (тяжёлая пауза) Мои идеи о человечности… против жестокой традиции дуэли… (мучительная пауза, с силой сжимая кулаки, поднимая взгляд к потолку). Это клетка... Клетка!!!

Лежнёв (подходит ближе, мягко). Друг мой, не терзайте себя так.

Рудин (не поднимая головы). Я не могу… Не могу принять решение.

Лежнёв. Вот почему вы перенесли дуэль с семи утра на девять?

Рудин. Нет. Не потому, что хочу потянуть время. Не потому, что трушу… (пауза) Поскольку сегодня… я бы хотел написать письмо в свою деревню. Знаешь, Михайло, у меня ведь есть уголок… (вздыхает). в котором, как говорят, можно спокойно умереть. А в этом уголке всего две с половиной живой души у меня и осталось…

Лежнёв (с изумлением). Это как две с половиной души?

Рудин. Да так… Моя старая няня, что с пелёнок за мной ходила. Её сын-калека. И малая внучка от умершей дочери… Вот и получается - два с половиной человека, что, может, и всплакнут обо мне…

Лежнёв (с тревогой). Дмитрий Николаевич, вы говорите так, будто исход дела предопределён. У вас есть друзья, есть люди, что вас ценят и уважают!

Рудин (отмахиваясь). А что? Пусть Волынцев знает, что его вызов не прошёл бесследно. Может, завтра приду и заявлю - будем стреляться до смерти! Пусть почувствует, какого это - мне вызов бросать! Он не видел меня в гневе! (пауза, с усмешкой). Да я и сам себя никогда в гневе не видел. (с горькой иронией). А ведь если он меня убьет, мне же и долги не нужно будет возвращать... Михайло, вернёте за меня?

Лежнёв (с горьким сарказмом). Конечно, верну! Только скажи, где взять столько денег на твои долги!

Рудин (не удержавшись от горького смешка). Ну, продай чего-нибудь... родовую усадьбу, например.

Лежнёв. Дмитрий Николаич, это у вас паника самая настоящая. Вижу, как вы страдаете. Но не пытайтесь шутить над своим горем. Это только усугубляет ситуацию. (крестится. в сторону). Господи, спаси и сохрани!
(Кликнув челядь и велев накрывать обед).
Дмитрий Николаич, изволите со мной отобедать? И не вздумайте отказываться, или говорить, что вам кусок в горло не полезет. Не вздумайте «пошутить» на тему «последнего обеда приговорённого». А то я рассержусь! (раздражённо) Ну, где этот обед! Ещё утром велел, чтобы был готов к полудню!

Рудин (отворачиваясь, с горечью). А что мне остаётся? Плакать в углу? Или молить о пощаде? Нет уж, пусть лучше смеются надо мной, чем жалеют…

Лежнёв (мягко, но твёрдо). Дмитрий Николаевич, вы достойный человек, и заслуживаете лучшего. Мы найдём выход, но только если вы перестанете играть с огнём.

Рудин (после паузы, с тяжёлым вздохом) Может быть… Но знаете, Михайло Михайлович, иногда мне кажется, что весь мой мир - одна большая шутка, в которой я играю роль клоуна.

Лежнёв (порывисто поднимается). Да где же обед, наконец?!

Рудин (спокойно). Не хлопочите так! От вашего юмора тошно. Да и от моего тоже. (его лицо внезапно бледнеет) Волынцев же меня на смерть вызвал!

Лежнёв (с лёгкой усмешкой). Полно вам, Дмитрий Николаевич. Сергей Павлович, конечно, горяч, но не настолько жесток. Да и вы, право слово, преувеличиваете.

Рудин. Преувеличиваю?! Он же меня… меня… (передёргивается).

Лежнёв (мягко). Дмитрий Николаевич, давайте посмотрим правде в глаза. Волынцев просто ищет повод выплеснуть свою досаду. Устал он, видно, слушать! Вы тут едва ли не последняя причина. Виноваты лишь тем, что хочется Волынцеву кушать.

Рудин (натужно смеётся). Ну, раз он меня за ягнёнка крыловского держит!

Лежнёв (улыбаясь). Ну что вы так буквально-то? Просто поймите: дело не в вас. Дело в нём, его слепой ревности и непринятии создавшегося положения.

(Входят слуги. Накрывают на стол, ставят две бутылки вина. Лежнёв берёт бутылку, смотрит на год. Одобрительно кивает).

Рудин (с горькой усмешкой). Но что же делать? Я не хочу умирать!

(Оба садятся за стол. Несмотря на напряжение, у обоих хороший аппетит).

Лежнёв (наливает вино). Никто не хочет. Твержу вам - до этого не дойдёт! Я уверен! Давайте рассуждать здраво. Хорошо, что есть время. Мы что-нибудь придумаем. Иногда только крайняя ситуация помогает людям разобраться в себе и своих чувствах. (поднимает бокал). За жизнь, Дмитрий Николаевич!

Рудин (принимая бокал). Что ж, за жизнь! Но только потому, что вы так настойчивы.

Лежнёв (разделывая поросёнка, с досадой). Сколько мне раз ещё повторять, чтобы подавали мясные блюда отдельными маленькими кусками?! Пора менять главного повара. (пауза). Идея! Завтра привезу четыре ружья! Предложу отменить дуэль, устроить охоту! Подстрелим дичь… Рябчиков, например. Устроим примирительный обед. (пауза. напряжённо). Дмитрий Николаевич, а вы хотя бы стрелять умеете? Не хотелось бы, чтобы всё закончилось трагически из-за вашей неопытности.

Рудин (пожимая плечами). Признаться, практика моя в этом деле весьма скромная. Но, быть может, это и к лучшему - меньше шансов причинить серьёзный вред. Да разве я смогу выстрелить в человека? А на счёт охоты… Вы думаете, рябчики жить не хотят?.. (пауза) Хоть бы мне не выпало стрелять первым!

Лежнёв (наливает себе вино). За ваше мужество, Дмитрий Николаевич. Хотя я бы предпочёл, чтобы оно проявлялось в других делах.

(Предлагает вино Рудину).

Рудин (слегка улыбаясь). Спасибо за заботу, но одного бокала достаточно. Не хочу терять ясность мысли перед столь серьёзным испытанием.

Лежнёв (снова наливает себе). Дмитрий Николаевич, а давайте поступим так? Я потребую на палочках жребий тянуть. И дам вам знак, на какой из них метка? (пьёт).

Рудин (решительно забирая у Лежнёва бокал). Вы уже пьяны, Михайло Михайлович?! Что вы тут выдумываете? Я же сказал, что не против стрелять вторым!

Лежнёв (пытается дотянутся до бутылки). А я возьму и когда будем с этим… князьком… Завалишкиным (коверкает фамилию секунданта Волынцева) проверять оружие, подменю патроны на холостые! Вотъ!

Рудин (не сдерживая справедливое негодование). Нет, нет, и ещё раз нет! Если нас поймают на подмене, будет скандал на всю губернию! Не хочу обманывать. Лучше принять свою судьбу достойно, и вы же знаете, что, действительно, не было условия «стреляться на смерть». Сами меня недавно в этом уверяли! А теперь накаляете обстановку.

Лежнёв. Кстати, вы не знаете, что это за история с князем? Он то и дело волосами правую сторону лица прикрывает и говорит о потерянной мочке.

(Встаёт, забирает бутылки вина, ставит их рядом с собой).

Рудин (недоумённо). Не имею понятия. Я впервые в ваших местах.

Лежнёв (наливает себе вино). Нужно найти другой путь! Вы философ. Должны понимать, что дуэль — это архаизм! (пьёт) Не могу допустить! Не могу допустить! Вотъ!

Рудин (в сторону).  Может, это и есть мой путь к истине через испытание страхом и болью…

Лежнёв. Дмитрий Николаевич, ответьте искренне — что вы собираетесь доказать своим согласием стреляться?

Рудин.  Свою правоту, честь, что я не трус…

Лежнёв. Но можно доказать иначе!

Рудин. Отступить — значит признать слабость. А я не могу.

Лежнёв (накрывает руку друга своей). Дмитрий Николаевич, слабость — следование глупым правилам.

Рудин (отдёргивает руку). Вся моя жизнь построена на принципах. Отступление разрушит всё.

Лежнёв.  Ваша жизнь — возможность изменить мир к лучшему. Ваш долг — жить и нести свет разума людям. С вами тепло, Дмитрий Николаевич!

Рудин (изумлённо). Нет! Вы определённо пьяны. Вы ещё тут мне заплачьте. Теперь я вас опять должен сам уверять, что смертельный исход исключён?! (после долгой паузы шёпотом). Что же делать?

Лежнёв (мягко). Подумайте. Ещё есть время. Помните главное - что вы не один. Я с вами, чтобы ни случилось…
(Пьёт вино из новой бутылки. Вдруг морщится).
Случилось! От нашего настроя испортилось вино! Вот сами посмотрите… (протягивает бутылку Рудину).

Рудин (смотрит бутылку на свет, проверяет год, нюхает пробку). Действительно! Кто за вином смотрит?

Лежнёв (огорчённо). В захолустье виночерпия нет.
(Кличет человека. К слуге).
Слушай, это ты за вином у меня смотришь?

(Слуга молчит, переминается с ноги на ногу. Лежнёв смотрит то на слугу, то на Рудина).

Рудин. Михайло Михайлович, спросите у него, где взял бутылки и как хранит вино.

Лежнёв (слуге, гневно). Отвечай барину!

Слуга (заикаясь, бледнея). Милостивые господа, из сеней взял… на полке стояло… так… а храним… по жаре - в лёд, а по холодам - в тепло, чтобы не замёрзло.

Рудин (мягко, с иронией). Вот он русский человек. Заботится, чтобы вину было комфортно. Вино нельзя так хранить! От перепадов температур оно портится! (наставительно) Старое красное вино хранят в прохладе. Не в тепле, не во льду. Приблизительно 6,8 - 10,4 градуса по Фаренгейту. (4.)

Слуга (склонив голову). Барин, так ведь как лучше хотел… не знал, что нельзя-с…

Лежнёв (почти кричит). Не знал он! Ты же погубил весь заказ!

Рудин (пытается успокоить). Михайло Михайлович, не стоит так… Первая бутылка была хорошая… (слуге) Ступай, покуда барин твой и мой друг Михайло Михайлович тебя со двора не погнал…

(Слуга поспешно кланяется и пятится, бросая на Лежнёва взгляд исподлобья).

Лежнёв (расстроенно). Как теперь пить это пойло?! Что теперь делать? Слить всё? Хорошо ещё, не много брал в этот раз. (вздыхает) Знаете, Дмитрий Николаич, все вас попрекают, что вы ничего не делаете. А ведь вы в винах разбираетесь!

Рудин (скромно). Да не очень хорошо и разбираюсь. Знаю только про горизонтальное хранение и температуру.

Лежнёв (встаёт). Знаете что? Я бы вам предложил задержаться у меня и переночевать. Но, говорят, трактир при постоялом дворе недурён. Там и вино лучше.

Рудин (встаёт). Опять пешком? Не против размяться. Главное, не встретить кого-нибудь нежелательного.

Лежнёв и Рудин выходят из гостиной.

(Занавес)

СЦЕНА ВТОРАЯ

Трактир при постоялом дворе. В помещении затемнено, пахнет едой и дымом.

За столом сидят Лежнёв и Рудин. Лежнёв выглядит обеспокоенным, Рудин - задумчивым.

Рудин. Михайло Михайлович, до сих пор не пойму, чем именно я не по нутру господину Волынцеву?

Лежнёв (продолжает пить, не глядя, что пьёт). Дмитрий Николаевич, так то, что вы «посягнули на его собственность» окончательно взбесило Волынцева?

Рудин (в недоумении). Какую собственность? Я же сказал, что долг верну! Я у него ничего не крал.

Лежнёв (перебивает). Сергей Павлович заявил, что вы посягнули на его собственность - Наталью Алексеевну! Вотъ!

Рудин (лицо искажается от гнева, печали, разочарования). Что вы сказали? (встаёт) Собственность?! Он назвал Наталью «собственностью»?! Спасибо, что открыли мне на него глаза. Теперь я точно обязан утром прийти и поставить его на место!

Лежнёв (прикладывает ко лбу кружку). Дмитрий Николаевич, я не должен был. Простите! Лишнего наплёл. Что бы вы не решили, я буду рядом.

Рудин (с горечью). Если всё выйдет наружу, Наталья пострадает больше всех. Я не могу допустить, чтобы ей причинили такую боль. Достаточно она от меня натерпелась. Волынцев должен ответить за свои слова. Благодарю вас, Михайло Михайлович, за поддержку. Она много значит. (с недоумением). Да и как вообще возможно человека… (пауза) украсть?

(Тяжёлое молчание).

Лежнёв (покачиваясь на стуле). Эх, Дмитрий Николаевич, вы говорите верно, да только в свете свои законы. Тут не то, что человека - тень вашу украдут и обвинят во всех грехах вас самих. Не доглядели, скажут. Вотъ!

Рудин. Почему я должен отвечать за чужие фантазии, когда правда за мной?

Лежнёв (поднимая бокал). За правду, Дмитрий Николаич! За то, чтобы она восторжествовала без крови. Хотя, (пьёт) может, и правда стоит дать Волынцеву по носу. (пауза) Но объясните, зачем вы явились к нему и стали говорить о вашей с Натальей любви? Я не собираюсь вас осуждать.

Рудин (с болью в голосе). Поймите. Когда я подумал, что счастлив и влюблён, то был пьян без вина. Чувства для меня сложны. Сердце понимает, а ум – нет, или наоборот. Слишком много жизни для одного.

Лежнёв. Вот это вы дали маху. И зачем только? Иногда лучше держать чувства при себе. Особенно когда дело касается других мужчин.

Рудин (с досадой). Хотел, чтобы он понял — я не коварный соблазнитель. Не думал, что так обернётся! Теперь уже поздно об этом говорить.

Лежнёв. А правда, что Наталья первая открыла вам свои чувства?

Рудин (замешкавшись, но стараясь говорить искренне). Не совсем так. Всё развивалось постепенно. Мы много общались, я начал замечать, что она относится ко мне не совсем, как к другу. Но я никогда не давал повода, поверьте.

Лежнёв (пытается собраться с мыслями, роняет кружку, которая с грохотом падает на пол). Так не вы были инициатором? Вот ведь Наталья какая… никто не ожидал.

Рудин (резко, с возмущением). Михайло, ты пьян! Наталья — достойная девушка! Возможно, самое лучшее, что у меня было в жизни. Никто никого не принуждал. Если я что-то сделал не так — виноват только я.

Лежнёв (задумчиво). Значит, Волынцев всё перевернул с ног на голову.

Рудин (твёрдо). Он видит в людях только то, что хочет видеть. Из-за его предвзятости я иду на дуэль.

(Работник трактира приносит новую кружку и убирает упавшую).

Рудин (вздрагивая). Позвольте… так я же расстался с Натальей! Потому и съехал.

Лежнёв (удивлённо). Как это понимать? Волынцев говорит, что вы украли. Вы - что расстались.

Рудин. Я здесь два месяца! Волынцев всё расписал так, будто наши с Натальей Алексеевной отношения случились в одночасье.

Лежнёв (потирает лоб). Но если вы расстались, зачем дуэль?

Рудин. Толки уже ходят. Каждое моё слово будут трактовать в его пользу.

Лежнёв. Волынцев идиот! Не говорите ему про разрыв с Натальей Алексеевной. Он вас тогда без всяких правил пристрелит.

Рудин. Не думайте, Михайло, что я глуп. Язык мой - враг мой.

Лежнёв (пытается собраться с мыслями). Но ты же любишь её?

Рудин (устало). Честно? Не знаю. Любовь — только чувства? Или ответственность? К этому я не готов. Готов отдавать бескорыстно, но не терплю, когда меня ставят перед необходимостью выбора. Как отвечать за чужую жизнь, не зная, что делать со своей?

Лежнёв. Теперь вам, Дмитрий Николаевич, лучше помолчать.

Рудин (горько улыбается). Я отступил, посоветовав Наталье Алексеевне смириться. Сам смирился не с потерей, а с тем, что не могу дать ей того, что она заслуживает. (пауза). Михайло Михайлович, я жду, что вы назовёте меня трусом. И были бы правы.

Лежнёв (пауза). Дмитрий, больно смотреть, как ты себя поедом ешь. Нет, друг мой, ты не трус. Ты - Дон Кихот!

Рудин (с улыбкой). Мне принимать это, как похвалу? Лучше скажите, Волынцев действительно назвал Наталью своей собственностью?

Лежнёв (потирая лоб). Теперь уж я не уверен. (пауза) Кажется так: «Рудин посягнул на то, что принадлежит мне».

Рудин (вздыхает). Суть та же. Пожалуй, завтра не буду бросаться упрёками. Наталья сама решит. Если выйдет за него - будет хозяйкой дома, а Волынцеву ходить в подкаблучниках.

Лежнёв (усмехается). Какой же вы мстительный!

Рудин (пожимает плечами). Я последователен. Приятно думать, что справедливость восторжествует, и высокомерие получит достойный отпор.

Лежнёв (усмехается). Умеете находить утешение в мелочах! Не знал, что вы злопамятны, Дмитрий Николаевич!

(Рудин машет на Лежнёва обеими руками).

Лежнёв (размахивая кружкой). Ты ходил по белу свету, знался с умными людьми. Счастье есть? Иль счастья нету? Есть любовь? Иль нет любви? Наломал немало веток, наломал не мало дров… (пытается рассмеяться, но кашляет).

Рудин (с горечью). Верное слово – наломал и веток, и дров во всех областях жизни. Потому и не откажусь от дуэли и приму последствия.

Лежнёв (прерывисто). Но вот беда — сыры дрова. Не разжечь костёр… (часто моргает, на выдохе). Вот и весь разговор.

(В трактир входит мужчина лет тридцати. Одет в свободную бежевую рубашку необычного покроя, брюки сидят низко, ремень выглядит диковинно. Соломенного цвета волосы зачёсаны направо, создавая впечатление, будто слева он лыс. В руках держит саквояж).

Лежнёв (кивая на вошедшего). Смотрите-ка, какая натура! Не заплутал ли сей господин в нашем захолустье? Как думаешь, кто он?

Рудин (усмехнувшись, оценивающе смотрит на незнакомца). Малоросс какой-нибудь.

Лежнёв (наблюдая за гостем). Пусть малоросс. Лишь бы не цыган.

Рудин (покачивая головой). Может, у него в саквояже краденое… как и я, чью-то «собственность» прихватил.

Лежнёв (нахмурившись). Дмитрий Николаевич, довольно шуток. Дело серьёзное.

(Незнакомец прислушивается к разговору и делает шаг по направлению к столу Рудина и Лежнёва, но передумывает. Ставит саквояж на подоконник, поворачивает стул, садится лицом к залу).

Незнакомец (громко). Где у вас ресепшен? Снял в вашем хостеле люкс на ночь. Где могу ключи получить?

(Подбегает трактирщик).

Трактирщик. Шшш… Тут господа обедать изволят. На постоялый двор вход другой… господин. Тут трактир... к вашим услугам. Что желаете-с?

Незнакомец. У вас вай-фай есть?

Трактирщик Чего-с? Милостиво прошу прощения, не понимаю.

Лежнёв (Рудину). Что за вай-фай?

Рудин (усмехаясь). Это по-английски… он «gud bai» сказал. Попрощался.

Лежнёв. А почему не уходит?

(В глубине души оба благодарны незнакомцу за отвлечение от тяжёлой темы).

Незнакомец. Значит нет вай-фая. Вот я попал! Какой у вас фаст-фуд хотя бы? Съедобный? Донеры или бургеры? Где терминалы для оплаты картой?

Трактирщик (растерянно). Чего-с?

Незнакомец (вынимая странный предмет). Не ловит сеть! Какой сейчас год?

Трактирщик (в сторону с ужасом). Батюшки святы! Что это за чудо-юдо?

Лежнёв (к Незнакомцу). Сударь, 1840-ой от Рождества Христова.

(Незнакомец заказывает еду и начинает есть, ссутулившись. Заметно, что он расстроен).

Лежнёв (продолжая пить). Дмитрий Николаич, выпьем за дружбу до гробовой доски!

Рудин (пожимая плечами). Как вы меня завтра будить собираетесь в таком состоянии?

Лежнёв (размахивая руками). Да никак! Сам с Волынцевым стреляться буду!

Рудин. Так он у вас в глазах двоиться начнёт!

Лежнёв (пытается встать). Всех прикончу! Двух, трёх, волов… хоть десяток! Ещё кто-нибудь фамилию Волынцева произнесёт…

Рудин (подхватывая Лежнёва). Сидите! Вы завтра мне нужны трезвым!

Лежнёв. Буду трезвым как стёклышко! А волы – это дичь?

Рудин. То, что вы несёте - дичь. А волы - это быки, парнокопытные, спокойные, но упрямые. Вы правы, Волынцев своей фамилии соответствует.

Лежнёв. Он надоел! Чума на него!

Рудин (с укором). Вам грешно, вы же верующий.

Лежнёв. Что у верующего на уме, то у пьяного на языке… Не вините меня, батюшка Дмитрий Николаич.

Рудин. Какой я вам «батюшка»? Я вас всего на пять лет старше. Подумайте о последствиях для сестры Волынцева, Александры Павловны.

Лежнёв (затихает, пытаясь собраться с мыслями). Она не должна страдать… не должна узнать о дуэли. Александра Павловна достойна лучшего… но честь…

Рудин. Сейчас речь о моей чести. Вам бы поспать. Утро вечера мудренее.

Лежнёв. Но вместе мы победим?

Рудин. Конечно. И женитесь вы на Александре Павловне. Она вас пить разучит!

(Незнакомец достаёт тетрадь и ручку, начинает писать).

Незнакомец (про себя). Ну что за непруха!!! Так и знал, что меня обойдут. Повезло тем, кого во времена Чёрной чумы отправили! Или на Великую отечественную! Вот, где настоящие врачи нужны были! А меня запихнули сюда, где мне суждено лишь от хандры и рефлексии дворян лечить. Как будто я на какого-то психоаналитика учился.
(С горькой иронией качает головой, покусывает кончик ручки). И это после всех моих трудов в университете! Семь битых лет. С отличием закончил. А толку чуть! Думал буду делом заниматься, а тут… Решено! Напишу самоотвод!

(С досадой и презрением бросает взгляд на окружающую обстановку).

(Лежнёва начинает сильно трясти, и он, зажав рот двумя ладонями, шатаясь, и натыкаясь на углы столов, валя стулья, выскакивает из трактира).

(Занавес)

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

То же место.

Рудин (подходит к незнакомцу). Простите за некрасивую сцену.

Незнакомец. Не стоит извиняться. Русская неумеренность в питье (пауза) с кем не бывает.

Рудин. Благодарю за понимание. Не сочтите за дерзость. Не составите ли мне компанию?

Незнакомец (оценивающе смотрит на Рудина). Почему бы и нет.  (в сторону). А зачем, скажите на милость, я вообще тут, как не для того, чтобы составлять компанию? (пожимает плечами).

Рудин (жестом приглашает его пересесть за свой стол). Прошу вас. Здесь удобнее будет поговорить.

Незнакомец (поднимается, берёт саквояж). Спасибо.

(Берёт свои тарелки и кружку с намерением перенести их за другой стол).

Рудин (с удивлением). Зачем утруждаться? Есть же человек.

Незнакомец (с усмешкой). Мысль интересная. А я тогда кто, по-вашему? Сам себе человек не переломится вовек!

(Незнакомец следует за Рудиным к столу).

Незнакомец (оглядываясь). Где у вас пурифайер?

Рудин (с недоумением, в сторону). Что за странные слова он произносит? Будто на иностранном языке говорит.

Незнакомец (уловив недоумение). Ну, где питьевую воду можно набрать?

Рудин. Пурифайер у нас в колодце. А горячая вода - в самоваре. (Рудин делает знак трактирщику, чтобы тот принёс воды для нового собеседника). (Вслед трактирщику). Пожалуй, и самовар поставь. Буду друга отпаивать.

Незнакомец (откладывая приборы, мрачно). Отпаивать уже поздно.

Рудин (садится, устало). Не обращайте внимания. Мой друг иногда бывает… излишне эмоционален. Это всё нервы.

Незнакомец. У вас неприятности? Я поневоле слышал часть вашего разговора.

Рудин (сдержанно). Это не ваше дело.

Незнакомец (спокойно). Возможно. Кажется, завтра у вас дуэль?

Рудин (вздрагивает). Как вы узнали?

Незнакомец (сохраняя спокойствие). Уже сказал — стал невольным свидетелем беседы. Интересуюсь вашими обычаями. (встаёт, протягивает Рудину руку). Позвольте представиться. Серафим. Путешественник и врач.

Рудин (с подозрением смотрит, встаёт, пожимает руку). Дмитрий Николаевич Рудин. (в сторону). Что за странный тип?..

Незнакомец. Очень приятно. (в сторону). Надо же! Пожал руку… не побрезговал…

(Возвращается Лежнёв, весь мокрый и дрожащий. Приносят самовар).

Рудин (обеспокоенно). И где же вы так, Михайло Михайлович, искупались? Хорошо, что лето на дворе.

Лежнёв (встряхивается, садится, хватает дрожащими руками чашку с чаем). Да это я в леднике лёд нагрёб… в ведро с колодезной водой бабахнул… в ушах зазвенело… и на себя вылил.

(Серафим возвращается к прежнему месту, приносит свой саквояж).

Серафим (роется в саквояже). Такс, аспирин… не то… кислородная маска? У них тут вода — в колодце… а кислород для маски днём с огнём не сыскать… (достаёт таблетки, ампулу и шприц).

Лежнёв (тихо Рудину). Это ещё что за птица?

Рудин. Если что-то понимаю, то это (указывает на Серафима) врач. Представился Серафимом.

Лежнёв (с пафосом). «Духовной жаждою томим, в пустыне мрачной я влачился, и шестикрылый серафим на перепутье мне явился». (5.) Михайло Михайлович Лежнёв.

Серафим (ехидно). Вообще-то, это Пушкин сочинил. А процитировал господин Лежнёв, не томимый физиологической жаждою. Позвольте заметить, ваши поэтические метафоры о «серафиме» занимательны. Но перед вами простой врач и не на вашем перепутье, а на вашем перепое. И поверьте, мои методы эффективнее ледяного душа. Могу предложить «Цитофлавин» в инъекционной форме. Сперва активированный уголь и аспирин.

Рудин. Что за средства?

Серафим (сухо). Таблетки и препарат для внутривенного введения. Улучшает состояние, усиливает защиту организма, нормализует кровообращение. Эффект через 10-15 минут. Голова прояснится, тошнота пройдёт, силы появятся. Аллергических реакций не выявлено. (к Рудину). К утру ваш друг будет адекватным секундантом.

Рудин (в сторону). А я как в сии края попал – аллергенным сразу стал.

Лежнёв (с недоверием). Кем бы вы ни были, врачом или ещё кем, колоть себя не позволю! И без того голова кругом!

Рудин (успокаивающе). Михайло Михайлович, нам нужно быть в форме. Таблетки хотя бы примите.

Лежнёв (после паузы). Ладно. Только таблетки! А если помру от ваших лекарств?

Серафим. Будете утешаться, что не от большого ума. Но препарат безопасен. Таблетки подействуют через 30-40 минут, инъекция — через 10-15. Эффект сильнее. Пять таблеток активированного угля сразу. Это свяжет токсины.

Лежнёв (ворчливо). Так много? И полегчает?

Серафим. Именно столько. Запивать водой. Процесс очищения начнётся. Аспирин пока не нужен. Пока этого достаточно. Но если не поможет — инъекция.

Рудин. Послушайте врача.

Лежнёв (про себя). Ох, и попал я… (растирает таблетку активированного угля между подушечками пальцев). Точно – колдовство! Эх, была – не была! (кладёт таблетки в рот, запивает водой).

Серафим. Эффект будет утром. А теперь советую отдохнуть.

Серафим (тихо Рудину). Позже сделаю ему укол. На постоялом дворе есть комната?
Уложим спать, потом зайду со шприцем. Утром кто первый встанет — разбудит всех остальных.

Рудин (с благодарностью). Хорошая идея. (пауза). Позвольте поинтересоваться, господин лекарь, где же вы получили своё образование?

Серафим (с гордостью). В лучшем медицинском! В Сеченовском!

Рудин (смеясь). И что же там преподают? Как сечь больных в наказание за хворь?

Серафим (смущённо). Простите мою горячность! Я выпускник Медицинского факультета Императорского Московского университета. Мне 27 лет, окончил с отличием. Изучал анатомию, физиологию, лекарское дело. Учимся правильно ставить диагнозы и применять современные методы лечения. Прислан сюда практиковать.

Рудин. Это утешает. А то в этих краях одни фельдшеры да знахари…

Серафим (достаёт флаконы). Вот, что ещё вашему другу могу посоветовать для быстрого засыпания и спокойного сна. У вас травки — в поле, а у учёных людей — в жидкостях!

Лежнёв (передёргиваясь). Опять колдовство? Я и так спать буду. (делает вид, что храпит).

Серафим (капает капли в чашку). Не привередничайте, Михайло Михайлович. Валериана, мята… ещё никому не повредили.

(Лежнёв пьёт, морщится).

Рудин (с благодарностью). Серафим, позвольте выразить признательность. (Лежнёву). Кстати, как мы не подумали, что на дуэли врач нужен? (к Серафиму).  Не могли бы вы сопровождать нас завтра утром как врач?

Серафим (кивает). Разумеется. Считаю своим долгом присутствовать.

Лежнёв (сонно). Вот и славно… пусть будет… грач… врач. Вотъ!

Рудин (улыбаясь). Похоже, лекарство начинает действовать. Спасибо ещё раз.

Серафим. Останетесь целы-невредимы, тогда сочтёмся. Из-за чего дуэль?

Рудин (замявшись). Дело чести.

Лежнёв (не открывая глаз). Из-за женщины, вот и вся премудрость.

Рудин (грозно). Михайло, довольно!

Серафим. Любовь — дело тонкое. И что… Дульсинея ваша (пауза) Тамбовская хороша?

Рудин (резко). Вы переходите границы!

Серафим (поднимая руки вверх). Сдаюсь! Вижу, тема болезненная. Кто ваш соперник?

Рудин. Сергей Павлович Волынцев. С секундантом — князем Завалишин.

Серафим (всплёскивая руками). Вот оказия! Я у князя флигель снял. И совсем задаром. У него с флигелем связаны неприятные воспоминания.

Лежнёв (вскакивает). Дмитрий Николаич! Я придумал, как избежать дуэли! Приду один и посоветую Волынцеву представит, что будто он убил вас, а потом ваш призрак является по ночам с философскими беседами! Вы же даже на том свете не остановитесь о сущности бытия рассуждать!

Серафим (смеётся. откашявшись). Не думал, что мои лекарства так действуют!

Рудин (закрывая уши). Михайло Михайлович, вы паникёр!

Лежнёв (пошатываясь). Пойду. Вам с Волынцевым разбираться. Наталью жалко.

Рудин (в сторону). Завтра всё решится.

Серафим (Рудину). Уведу вашего друга. Завидую - у меня таких друзей не было.

(Рудин пожимает Серафиму руку. Серафим уводит Лежнёва).

(Занавес)

СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ

Рудин нервно расхаживает по тесной комнате постоялого двора, то останавливается у грязного окна, то подходит к грубо сколоченному столу, сжимая и разжимая руки. Его движения становятся всё более неистовыми.

Рудин (с изумлением и тревогой, почти кричит). Итак, заключим: Волынцев бросил вызов! И чего я опять продолжаю удивляться? Всё оговорено. Но, всё-таки…

(Останавливается, смотрит в самый тёмный угол комнаты, сжимая кулаки).

Итак, господин Волынцев! Осмелился бросить вызов мне. Человеку, который годами сеял семена просвещения и мудрости. Как банально и каким неизбежным оказался этот поворот судьбы! Неужели это конец всего?

(Начинает мерять комнату шагами, останавливается у окна, отдёргивает занавеску).

И что же во мне так раздражает Волынцева? Возможно, он видит во мне то, чего сам боится - мою нерешительность, мою неспособность действовать. Он молод, горяч, полон решимости - всё то, чего мне так не хватает. Он живёт эмоциями, я же прячусь за словами. Какой же я жалкий трус!

(Проводит рукой по столу, сметая пыль, почти рыдая).

Наталья… Её образ преследует меня. Её взгляд, полный тоски и надежды. О, как я всё запутал! Мои возвышенные речи о любви и долге смешались с реальностью, превратив жизнь в трагическую комедию. Но разве только из-за Натальи этот юноша так возненавидел меня?

(Снова начинает ходить, сжимает голову руками, почти падает).

В его гневе есть что-то большее. Что-то, чего я не могу понять. Возможно, он презирает во мне то, что я сам в себе ненавижу - мою слабость, мою неспособность быть тем, кем я себя провозглашаю... Он олицетворяет всё то, чем я мог бы быть, но не стал. Боже, какой же я ничтожный человек!

(Останавливается, смотрит в мутное окно, шёпотом).

С Лежнёвым (пауза) с другом… мы же всё уже оговорили. И почему я продолжаю сомневаться? Что же делать? Бежать? Искать оправдания? Или принять этот нелепый вызов, который перевернёт всё с ног на голову? Я всегда считал дуэли пережитком прошлого, варварским способом решения конфликтов. И вот теперь сам оказался перед этим выбором, брошенный на произвол судьбы дерзким юнцом. Может, это мой шанс всё исправить?

(Берёт в руки свечу, тушит её пальцами, потом дрожащими руками снова зажигает от другой).

В голове крутятся мысли. Пытаюсь найти выход, но все пути ведут в тупик. В тупик, в который я сам себя загнал… (смотрит на пламя свечи. задумчиво) Вот так и жизнь - зажжётся, погорит и погаснет…

(Внезапно порыв ветра из окна тушит свечу, в ужасе).

И только дым уносит ветер… а я – один на белом свете.

(В изумлении смотрит на потухшую свечу, зажигает от другой, закрепляет в подсвечнике на столе, с отчаянием).

Как символично… Словно сама судьба подсказывает мне что-то. Мои красноречивые речи, мои философские рассуждения оказались бессильны. Впервые в жизни я столкнулся с ситуацией, которую нельзя разрешить словами. Неужели это конец?

(Подходит к столу, стучит пальцами по столешнице, яростно).

О, эти вечные споры о чести! Что есть честь, если не иллюзия, созданная обществом? И всё же… Волынцев прав в своём гневе. Я сам посеял семена раздора своими словами, своими туманными рассуждениями. Какой же я глупец!

(Бросается на жёсткую кровать, закрывает лицо руками, рыдая).

Быть может, стоит попытаться ещё раз всё объяснить? Но нет, Волынцев не станет слушать. Он слишком упрям, слишком ослеплён ревностью и обидой. А я… Я слишком устал от самого себя. Отвратительное зрелище!

(Вскакивает, решительно расправляет плечи, с вызовом).

Всю жизнь я бежал от решений, прятался за словами. Но теперь… Теперь пути назад нет. Наталья, Волынцев, мои пустые речи - всё это сплетается в узел, который можно разрубить только одним способом. Хватит прятаться!

(Подходит к окну, смотрит на темнеющий двор, резко останавливается).

А что, если жребий выпадет ему стрелять первым? И хотя условия дуэли не предполагают смертельного исхода, кто знает, что может произойти… (потирает виски). А что, если… если он решит меня убить? Ведь он так ослеплён гневом, так полон решимости доказать свою правоту. Вдруг он решит воспользоваться моментом? Или случайно дрогнет рука, или намеренно… И тут я замираю. Неужели я готов встретить смерть? Смогу ли я посмотреть в глаза собственной кончине?

(Рудина захлёстывает паника, опускается на стул, тяжело дыша, закрывает лицо руками, вскакивает, начинает нервно ходить по комнате).

Нет, нельзя поддаваться этим мыслям! Но они, словно яд, растекаются по венам…

(Останавливается у стола, берёт перо и бумагу, начинает писать).

«Если судьба окажется жестокой, и мне не суждено пережить завтрашний день… Если жребий будет не в мою пользу, и Волынцев получит право первого выстрела… Пусть эти строки останутся свидетельством моей борьбы. Борьбы с собой, с судьбой, с собственными страхами… Я не могу не думать об этом. Не могу не представлять худший исход. Но даже если он решит действовать намеренно… или случай сыграет против меня - мне уже будет без разницы. Важно лишь то, что я встретил вызов лицом к лицу, а не спрятался за словами, как делал это всю жизнь».

(Откладывает перо, смотрит на написанное, с горечью).

Что я пишу? Словно прощаюсь с жизнью! Но эти мысли не оставляют меня…

(Поднимает глаза к потолку, подходит к окну, смотрит в темноту).

В конце концов, я должен быть готов ко всему. Должен принять любой исход с достоинством. Но как же тяжело осознавать собственную уязвимость!

(Медленно обходит комнату, останавливается в центре, с отчаянием).

В этот момент я осознаю: возможно, это мой единственный шанс доказать, что за моими словами что-то стоит. Пусть даже цена этому - моя жизнь. И пусть этот юный максималист увидит наконец, кто я есть на самом деле.

(Берёт книгу, открывает наугад, читает, не веря своим глазам, дрожащим голосом).

«Я раньше начал, кончу ране,
Мой ум не много совершит;
В душе моей, как в океане,
Надежд разбитых груз лежит…
Кто может, океан угрюмый,
Твои изведать тайны? Кто
Толпе мои расскажут думы?
Я - или бог - или никто!» (6.)

(В изумлении поднимает глаза к потолку, почти молитвенно).

Боже правый… Словно про меня написано! Как будто кто-то заглянул в мою душу… (тихо) Не может быть…

(Задумчиво закрывает книгу, с тоской смотрит в пространство. Откладывает книгу в сторону, качает головой, с отчаянием. Выпрямляется, его тень на стене кажется огромной).

Какое странное совпадение… Или это знак? (с мукой) Может, судьба сама подсказывает мне ответ? (с вызовом) А что, если это действительно мой последний шанс? Что, если завтра я уже не смогу ничего изменить?

(Писать письмо, его рука дрожит).

«Если суждено… Если случится непоправимое - знайте, я встретил свой конец как мужчина. Пусть мои слова часто расходились с делом, но в этот раз я поступил так, как должен был. Я не убежал, не спрятался. Я встретил свой страх лицом к лицу». (задумчиво) Кому адресовать? (долгая пауза, мучительные размышления) Лежнёву? А кому же ещё? (шёпотом) Только ему…» (покусывая перо, подписывает в конце) P.S. Михайло Михайлович, простите. P.P.S. Чуть не забыл. Наталье Алексеевне… если она спросит… ничего не говорите, умоляю. Дарье Михайловне тем более. Пусть думают, что я уехал… Да, так будет лучше для всех. И пусть будут счастливы. Ваш друг. Дмитрий Рудин

(Запечатывает письмо, кладёт его на стол).
(Присаживается на кровать, обхватывает голову руками, рыдая).

Михайло Михайлович… Как же я недооценивал его все эти годы! А он простил мне все обиды, все мои необдуманные слова и поступки. Остался верен дружбе. Хоть я сам не стою этой верности. Теперь, стоя на пороге возможного конца, я понимаю, какое сокровище - его истинный взгляд на жизнь. Лежнёв… (пауза) он правильный, что не сказать обо мне. Сколько возможностей я упустил, не сумев оценить его преданность и душевную щедрость…

Если бы можно было всё вернуть… Если бы можно было исправить ошибки, допущенные по отношению к Лежнёву! Он верит в меня больше, чем сам я в себя. Он поддерживает меня, когда все отвернулись... и не ждёт ничего взамен… А я… я лишь использовал его доброту, его веру в меня… Да, никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь.

(Вскакивает, начинает ходить по комнате, останавливается у окна).

Быть может, завтра я смогу хотя бы в последнем поступке оправдать его веру? Доказать, что он не зря верил в меня все эти годы? Завтра… Завтра всё решится. И я приму любой исход с достоинством. Пусть даже судьба окажется жестокой.

(Берёт свечу, зажигает её, ставит на стол).

Если я выживу - я изменюсь. (внезапное сомнение) А что, если это лишь пустые слова? (борьба с собой) Нет! Я должен в это верить… Хотя бы постараться… доказать, что способен не только говорить, но и действовать. Что мои слова не пустой звук. Хотя бы самому себе.

(Садится на кровать, закрывает лицо руками).

Боже, как страшно! Как страшно осознавать, что моя жизнь зависит от случайности, от воли другого человека, полного ненависти… Но я должен быть сильным. Должен встретить завтрашний день достойно.

(Встаёт, расправляет плечи).

Пусть будет что будет. Я готов. Готов встретить свою судьбу, какой бы она ни была. Что теперь? Спать? Так не засну ведь… Интересно, который сейчас час?

(Начинает раздеваться, но движения его неуверенные, прерывистые. Сжимает кулаки, словно борясь с собой. Ложится на кровать, ворочается, комкает одеяло. Садится на кровати, шепчет в темноту).

Быть или не быть… (пауза) И есть ли вообще выбор?

(Снова ложится, закрывает глаза. Дыхание становится тяжёлым, прерывистым. Он что-то бесшумно шепчет, сжимая край одеяла. Постепенно затихает, но сон не приходит. Его лицо отражает внутреннюю борьбу).
(Свечи начинают потрескивать. пламя отбрасывает причудливые тени на стены).

(еле слышно). Пусть будет что будет… Я готов…(пауза)

(Пламя свечей дрожит, колеблется. Слышно тяжёлое дыхание и отдалённый шум с улицы).

Завтрашний день решит всё…

(Обе свечи гаснут одновременно, погружая в темноту комнату, где спит… или делает вид, что спит, человек, которому предстоит встретить свой самый серьёзный вызов).

(Ветер из открытого окна переворачивает страницы дневника Рудина).

(Хорошо поставленный мужской голос, словно исходящий из самого дневника, читает написанное на страницах на фоне инструментальной пьесы «Беспокойный пульс» Р. Паулса).

Стану синей птицей в небе,
Полечу над океаном,
Не заботясь ни о хлебе,
К полюсу, иль к жарким странам.
Коль стать птицей не случится,
Стану облаком печальным,
Теплым ливнем разразиться
Будет делом изначальным.
Когда облако растает,
Превращусь в прибой я пенный,
Стану я песок и гальку
Обнимать, как рыцарь верный.
Если в море прибой схлынет,
Лесом я зеленым стану –
Путника он не покинет,
Даст приют, залечит рану.
Обращусь рекой, журчащей
Синеокими струями,
Рифмой, трепетно звучащей,
Блещущей стихов огнями.
Если рифма оборвется,
Стану я хрустящим снегом…
Коль стать этим не придется,
Буду просто Человеком. (6.)

(Занавес)

АКТ ТРЕТИЙ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Утро. Поляна за городом.
Слева на поляне нервно прохаживаются Волынцев и князь Завалишин.

Волынцев (придирчиво осматривая местность). Князь, вы уверены в выборе места? Всё должно быть идеально!

Завалишин (с лёгкой усмешкой). Сергей Павлович, эта поляна видела столько дуэлей, что даже камни здесь пропитаны порохом. С тех пор, как вы пешком под стол ходили, здесь решали судьбы!

Волынцев (с удивлением). Вы тоже здесь стрелялись? И здесь же получили ранение?

Завалишин (резко, делая упор на каждом слове). Никогда… в жизни… не стрелял… на дуэлях! (спокойнее) И моя княжеская мочка уха правого не имеет к вашему делу никакого отношения.

Волынцев (не унимаясь). А если этот (пауза) философ вдруг струсил?

Завалишин (пожимая плечами). Всё на его совести. Но он придёт, я уверен.

(Слышится звук приближающегося экипажа).
(Справа появляются Рудин, за ним — Лежнёв с ящиком дуэльных пистолетов и Серафим со своим неизменным саквояжем. Они останавливаются в отдалении, сохраняя дистанцию).

Лежнёв (вынимая брегет, тихо). Прибыли пораньше. Можем поговорить.

Рудин (одобрительно). Михайло Михайлович, выглядите бодро.

Лежнёв (с лёгким смущением). Да, благодаря Серафиму. Он помог мне прийти в себя после вчерашнего. Мы успели заехать ко мне домой, переодеться и позавтракать. Извините за вчерашнее. И довольно обо мне. Как ваше самочувствие?

Рудин (удивлённо). На удивление выспался отлично. И даже успел позавтракать. Спасибо, что заехали за мной в экипаже. На дуэль в лес собираться – не мудрено и потеряться.

Волынцев (к Завалишину с явным раздражением). Ваша светлость, мне кажется, или Лежнёв проявляет излишнюю заботу о Рудине?

Завалишин (резко). Во-первых, я просто князь, и хватит об этом! А во-вторых, если вам что-то кажется - надо креститься!

Лежнёв (берёт обе руки Рудина в свои ладони, просительно). Дмитрий Николаевич, может, всё-таки откажетесь? Россия же без вас заснёт!

Рудин (с раздражением). Русский народ - не мухи, чтобы на потолке спать!

Серафим (Лежнёву с усмешкой). Или в любви господину Рудину объяснитесь, или уймитесь! (напевает) Нас утро встречает прохладой, нас ветром встречает река…

(Лежнёв резко выпускает руки Рудина из своих).

Серафим (пожимая плечами). А что такого? Людям будет интересно. Это сейчас модно.

Рудин (решительно). Довольно лирических отступлений. Пора подойти.

(Направляются к Волынцеву и Завалишину. Серафим в отдалении ставит саквояж на пень. Раскланиваются: Рудин и Лежнёв с достоинством, Завалишин сдержанным поклоном, Волынцев резким кивком. Серафим наблюдает с усмешкой, держа дистанцию. Завалишин качает головой, отмечая театральность происходящего).

Лежнёв (подходит к Серафиму). Вот так гордость играет с человеком.

Серафим (тихо). Как в театре, только занавеса не хватает.

Завалишин (Лежнёву). Начнём подготовку? Если позволите, я буду распорядителем.

Лежнёв. Князь, вы старше всех нас. Признаю ваш авторитет.

Волынцев (кивая на Серафима). А это ещё кто с вами?

Лежнёв. Позвольте представить - Серафим, врач.

Волынцев (нахмурившись). Доктор? Почему я узнаю последним?!

(Серафим подходит и протягивает руку Завалишину, но тот не пожимает её, лишь кланяется. Волынцев игнорирует).

Завалишин (сдержанно). Вы правы, присутствие врача обязательно. Где вы его нашли?

Серафим (спокойно). Я сам нашёлся. У меня есть особые средства, которые могут спасти жизнь. (открывает саквояж). Вот, полюбуйтесь на чудеса науки! Цефтриаксон — порошок такой, растворяешь его, и любая зараза дохнет. А это — антисептик особенный, который заразу убивает на раз-два. Хлоргексидин, который любую заразу убивает, транексамовая кислота - кровь останавливает быстрее, чем вы «мама» скажете, гемостоп-губка, которая к ране прилипает и кровь быстро останавливает, жгут-турникет одним движением кровоток перекрывает, лидокаин - обезболивающее, от которого даже самая страшная рана болеть перестанет. (достаёт флакон). А вот физраствор для промывания ран. С его помощью можно любую рану очистить, чтобы заживала без осложнений.

(делает паузу, наблюдая за реакцией)
(Все с недоверием, но с интересом разглядывают содержимое).

Лежнёв. Господа, это необычно, но важно. Не время для споров.

Волынцев. Надеюсь, этот доктор не испортит нам всё представление?

Рудин. Это вы устроили фарс!

Волынцев. Конечно! А вы, как всегда, ни при чём!

Серафим. Вы бы помолчали, господа. По кодексу дуэлянты обязаны молчать, а передавать что-то противнику можно только через секунданта.

Волынцев. Что за новости?!

Лежнёв. Да, Серафим прожужжал мне все уши про кодекс. Заставил даже взять мои пистолеты.

Волынцев. Но мы договорились стреляться на моих!

Лежнёв. А ещё Серафим говорил, что секундант может застрелить дуэлянта за нарушение кодекса.

Завалишин (смеётся). И кто же составил такой кодекс?

Серафим (показывает Завалишину книгу, которую вынул из отделения саквояжа). Вот, сами посмотрите.

Завалишин (читает). «Дуэльный кодекс В. Дурасова» (резко смеётся). Да, фамилия говорящая. Года одна тысяча… (пауза) девятьсот… (в голосе удивление).

Серафим (выхватывая книгу). Извините, с кодексом я поторопился. Пусть стреляются как хотят.

Завалишин (ехидно). Благодарю за разрешение.

Волынцев (Рудину). Готовы ответить за свои поступки?

Рудин (спокойно). А вы, готовы ответить за свои слова о Наталье Алексеевне? Я здесь, чтобы расставить все точки над i.

Волынцев (сжав кулаки). Ах, так теперь всё сводится к ней? А как же ваши бесконечные разглагольствования и попытки очаровать всех вокруг?

Рудин (с лёгкой усмешкой). Мои «разглагольствования», как вы изволили выразиться, касаются истины. А ваша единственная забота - собственное эго.

Волынцев (закипая). Да как вы смеете?! Что вы вообще себе позволяете?!

Рудин (с легкой усмешкой). Смею! Правда на моей стороне. Ваши интриги не стоят и ломаного гроша.

Завалишин (резко). Довольно! (К Лежнёву) Михаил Михайлович, поможете с разметкой. Двадцать шагов достаточно.

(Завалишин и Лежнёв отсчитывают шаги, вбивают колышки).

Волынцев (Рудину). Представили, как вам, энергетическому вампиру, осиновый кол в сердце вбивают?

Рудин. Вам, Сергей Павлович, не откажешь в богатом воображении. И только.

Лежнёв. Князь, вы ведёте протокол?

Завалишин. Составим вместе, если кого ранят. Предложу по одному выстрелу.

Лежнёв. Огласим условия вместе. Это справедливо.

(Завалишин и Лежнёв возвращаются к дуэлянтам).

Завалишин. Tout est pr;t pour le duel. (Всё готово для дуэли.) Дистанция соблюдена. Готовы к оглашению условий?

Волынцев, Рудин (одновременно). Готов!

Завалишин (чётко). Дуэль с двадцати шагов. По одному выстрелу каждому. Стрелять по моей команде. Вопросы?

Волынцев (возмущённо). Один выстрел?! Требую минимум три!

Завалишин. Это окончательное решение. Один выстрел достаточно. Стреляетесь на вашем оружии.

Лежнёв. Здесь вам не стрельбище и не тир!

Волынцев. Но если промахнёмся оба?

Рудин. Честь не измеряется количеством выстрелов.

(Завалишин открывает ящик с пистолетами).

Лежнёв. Приступим к проверке оружия.

(Секунданты проверяют пистолеты).

Завалишин. Теперь жребий. Выбирайте стороны.

Волынцев (быстро). Орёл!

Рудин. Закономерный выбор от «орла общипанного». Реверс.

Волынцев (возмущённо). Что за оскорбление?!

Рудин. Первое - это за «энергетического вампира». А «реверс» - то же самое, что «решка», только профессиональный термин.

Завалишин (подбрасывает монетку). Как распорядится судьба…

(Монета падает на траву).

Завалишин, Лежнёв (одновременно). Орёл! Право первого выстрела у господина Волынцева.

Волынцев (торжествующе). Судьба ко мне благосклонна!

Рудин. Ценю ваше преимущество, но даже орёл теряет перья.

Волынцев (с вызовом). Поглядим. Не хотите последнее слово? Хотя, как бы вы не делали для дел попыток, в словах у вас всегда переизбыток.

Рудин. Моё последнее слово будет пулей.

(Завалишин и Лежнёв передают пистолеты дуэлянтам).

Волынцев, Рудин (одновременно). Оружие в порядке.

Лежнёв. Господа, к барьеру!

(Все занимают места).

Завалишин. Le moment de v;rit; est venu. (Момент истины настал.) Помните о чести.

Лежнёв. Последний шанс на примирение.

Волынцев, Рудин (одновременно). Нет!

(Лежнёв крестит Рудина).

Завалишин. На счёт три… Раз… Два… Три!

(Волынцев поднимает пистолет. Рука подрагивает, на лбу испарина. Рудин стоит неподвижно, лицо непроницаемо. Только губы сжаты, пальцы едва заметно подрагивают. Раздаётся выстрел. Пуля пролетает мимо, поднимая облачко пыли).

Волынцев (в бешенстве). Что за чертовщина! Я лучший стрелок в округе! (к секундантам) Господа! Осечка! Я должен повторить выстрел!

Завалишин. Осечка исключена. Мы все слышали звук выстрела.

Серафим. Может, господин Волынцев и лучший стрелок «Мякишем по мухам» на деревне. А господин Рудин неуязвим. «Гвозди бы делать из этих людей! Крепче бы не было в мире гвоздей» (8.) Дмитрий Николаевич вообще «Железный человек»!

Волынцев. Я не потерплю, чтобы меня оскорблял какой-то простолюдин!

Серафим. Я не просто вам людИн! Я интеллигентный пролетарий!

Завалишин (строго). Правила дуэли не предусматривают повторного выстрела при промахе. Право ответного выстрела переходит к господину Рудину.

Серафим (в сторону). Как в анекдоте: «Один: - Стой! Стрелять буду! Второй: - Стою! Первый: - Стреляю!»

Завалишин. Господин Рудин, готовы?

Рудин. Готов.

Завалишин. На счёт три… Раз… Два… Три!

(Рудин целится, глядя прямо в глаза Волынцеву. Напряжение достигает пика. Все взгляды прикованы к нему. По лбу Волынцева катятся капли пота, он сжимает в кулаке платок).

Рудин (неожиданно для всех поднимает руку вверх). Мне не вас жалко, Волынцев! Наталью Алексеевну жаль!

(Рудин демонстративно поднимает руку с пистолетом вверх и отводит её в сторону. Раздаётся выстрел).

Волынцев. Да как ты… ты! Ты! Посмел!

(Пытается набросится на Рудина. Завалишин и Лежнёв делают рывок к Волынцеву. Но тут к ногам Серафима падает мёртвый рябчик).

Серафим (в ужасе). Что это было? (поднимает рябчика). Я не ветеринар.

Лежнёв (осознавая происходящее). Выстрел в воздух… а пуля нашла свою цель. Поистине судьба распорядилась мудро!

Волынцев (останавливается). Что за чертовщина.

Завалишин. Дуэль завершена. Правила соблюдены.

Рудин. Конфликт исчерпан? Никто не пострадал, кроме пернатого.

Лежнёв. Знал бы, что дуэль перерастёт в охоту, захватил бы ружья.

Серафим. Чьи угодья разоряем?

Завалишин. Мои земли. Недавно гости из Москвы наведывались. Я сам не любитель охоты, но позволил им поохотиться. В благодарность они оставили дичь и кабанчика.

Серафим. Отлично! Не пойти ли нам приготовить рябчика и отметить, что все целы?

Лежнёв (кладя руку на плечо Рудину). Вы спасли всех нас!

Рудин. Полно вам.

(Волынцев вопросительно смотрит на Рудина).

Рудин (протягивает Волынцеву руку). Мир?

(Волынцев нехотя пожимает руку).

Серафим (в сторону). Мир на первые пятьдесят миль.

Рудин (со значением). Господа, я умоляю вас сохранить произошедшее в тайне. Подобные истории имеют свойство искажаться при пересказе, а истина может пострадать. Со своей стороны, обещаю хранить молчание и надеюсь на ваше благородство.

Волынцев (после паузы). Соглашусь. Общество не должно знать об этом.

Завалишин. К чему лишние разговоры?

Лежнёв. Истинно так. Пойдёмте же праздновать наше примирение.

Завалишин. Вот и славно. Необычное завершение дуэли, согласитесь.

Серафим (передаёт рябчика Завалишину). Лес ваш - и рябчик ваш. А птичка-то жирная! (в сторону) «Ешь ананасы, рябчиков жуй!» (9.) Жаль, господин Рудин ананас с сосны не сшиб.

Лежнёв. Важно, чтобы история осталась только между нами.

Серафим. Не волнуйтесь, господа, в оригинальной версии дуэли вообще не было.

Завалишин. Дмитрий Николаевич, не пугает ли вас ваша способность делать противоположное ожиданиям? Ведь так можно и с ума сойти.

Рудин. А увязнуть в болоте стагнации — не закостенелость? Я не приемлю такую неподвижность. Она душит меня!

Завалишин. Значит, свобода для вас — это движение вопреки правилам?

Рудин. Не вопреки правилам - вопреки ожиданиям. Если каждый шаг распланирован — где настоящая жизнь?

Завалишин. Но ведь стабильность — это надёжность. А вы выбираете бурю?

Рудин. Не бури ищу, а жизни во всех проявлениях. Безопасность — иллюзия.

Серафим. Теперь мы можем лицезреть истинного господина Рудина, свободного без цензурных пут!

(Все переглядываются. Направляются к выходу из леса, погружённые в свои мысли).

(Занавес)

СЦЕНА ВТОРАЯ

Обеденная зала в дворянской усадьбе князя Завалишина. Просторное помещение с высокими окнами, сквозь которые льётся полуденный свет. Массивный дубовый стол сервирован на пять персон. Серебряные приборы, фарфор и хрусталь поблескивают в лучах солнца. Камин. В углу у окна - удобное кресло.

Рудин сидит, нервно сжимая подлокотники. Волынцев сидит за столом. Лежнёв и Серафим стоят чуть ближе к Рудину, но на расстоянии.

Входит князь Завашилин. Садится за стол - по другому краю от Волынцева.

Завалишин. Распорядился о рябчике и об обеде.

(Рудин бледный, с трясущимися руками, взгляд его блуждает по комнате, словно он всё ещё видит дуэль).

Рудин (тихо, дрожащим голосом). Господи… до сих пор не могу прийти в себя. Когда увидел дуло пистолета, направленное на меня… казалось, сердце остановилось. До сих пор не верю, что всё закончилось. Когда он целился и выстрелил, я был уверен, что это конец.

Лежнёв (подходит, пытается найти нужные слова). И между тем, Дмитрий Николаевич, вы отлично держались.

Серафим (подходит ближе, с пониманием в глазах). Дмитрий Николаевич, ваше состояние называется ОРС - острая реакция на стресс. Сперва включилась защита «стой, или беги», а теперь, когда опасность миновала… расслабленное «Фух, пронесло!». Не грех бояться опосля. Это абсолютно нормально. Теперь ваш организм даёт вам возможность восстановиться.

Рудин. Но это пройдёт? (нервно смеётся) Или всю жизнь буду так трястись?

Серафим (успокаивающе). Не беспокойтесь, в премудрого пескаря вы не превратитесь. Знаете, есть такая история про рыбёшку, которая всю жизнь дрожала от страха и даже перед смертью дёрганой была. (замолкает, задумывается) Хотя… неважно. Если не пройдёт к завтрашнему утру, обратитесь ко мне. Я что-нибудь вам дам успокоительного.

Волынцев (холодно, с явным раздражением). А по-моему, у Дмитрия Николаевича самая настоящая истерика. В панике он и пальнул в воздух. Вот он не может забыть, как я в него выстрелил, а я не могу забыть его выходку ответную.

Лежнёв (пытается вмешаться). Господа, давайте не будем далее… Дмитрий Николаевич поступил по совести.

Волынцев (глухо, с явным презрением). По совести труса!

Рудин (с трудом сдерживая слёзы, почти умоляюще). Я не трус! Но я не мог поднять руку на человека.

Волынцев. И снова он оправдывается! И опять все утешают и поддерживают Дмитрия Николаевича! Почему меня никто не утешает? Я тоже пострадавшая сторона!

Серафим (подходя к Волынцеву). Сергей Павлович, ваше состояние тоже не небезразлично. А вот подумайте, что было бы, если бы вы оба получили серьёзные ранения? Как бы я смог помочь двоим сразу?

Волынцев (останавливается). То есть вы хотите сказать, что я мог…

Серафим. Не только вы, Сергей Павлович. Дмитрий Николаевич тоже. Могли истечь кровью оба, пока я пытался помочь первому.

Волынцев (задумчиво). Господи… всё казалось таким простым - защитить честь…

Серафим. Именно так работает разум в состоянии аффекта. Он сужает поле зрения до того, что кажется самым важным.

Лежнёв. Сергей Павлович, у вас устаревшие представления о том, что означает «оскорбление». Дмитрий Николаевич показал пример благородства, отказавшись от кровопролития.

Волынцев (поворачиваясь к Рудину). Благородства? Выстрел в воздух – это благородно?

(Рудин встаёт и находит в себе силы подойти к Волынцеву).

Рудин. Я думал только о том, как избежать трагедии. Понимаю ваш гнев. И прошу хотя бы понять меня.

Волынцев. Знаете, Дмитрий Николаевич… возможно, я был слишком категоричен.

Завалишин (с усмешкой). А если бы вы друг друга перестреляли, нам с Михаилом Михайловичем пришлось бы тяжелее всех… какой протокол пришлось бы сочинять! Листов на пятьдесят! И думать, что бы такое сочинить, чтобы самим из ситуации сухими выйти. (с ироничной улыбкой). А ведь могли бы и под суд попасть!

Лежнёв (кивает, улыбаясь). Истинно так, князь. В следующий раз, прежде чем доводить до дуэли, стоит подумать о последствиях для всех. А между прочим, князь, вы сами нашего бедного Сергея Павловича к дуэли и подстрекали! Вотъ!

Князь Завалишин (театрально заламывая руки). О! Боже! Ну, дурак! Извините… (смущённо) Право слово, погорячился. Надеюсь, следующего раза не будет.

Лежнёв. История не выйдет за пределы сегодняшнего утра. Время для примирения настало?

(Слуги приносят обед).

Завалишин (жестом приглашая всех к столу). Именно это я и собирался предложить. Отложить все споры и сесть за стол.

(Рудин и Волынцев остаются стоять рядом).

Волынцев (Рудину, с трудом подбирая слова). Стыжусь это признать, Дмитрий Николаевич, но я чувствую себя униженным не потому, что вы меня оскорбили, а потому, что… пощадили. Ведь именно я бросил вызов. И ещё, смею заметить, вам завидую. Вот вы ночью спали, а я нет.  Провёл самую ужасную ночь в своей жизни. А когда стоял там, промахнувшись, помню, как тряслись руки, как пот катился градом. А вы походили изваяние, будто смерть не грозила вам.

Рудин (тихо, с искренним сочувствием). Сергей Павлович, ваше признание искренне трогает меня. Я спал, но сердце моё было полно тревог. Теперь, услышав ваши слова, я понимаю, как тяжело вам было. Знаете, моё кажущееся спокойствие было лишь маской. Просто застыл, как заяц перед охотником, не в силах пошевелиться. Мы оба были напуганы, просто проявили свой страх по-разному. Давайте оставим позади эту боль?

Волынцев (кивает). Да… вы правы… примиряюсь с тем, что произошло. Но прошу — давайте больше не возвращаться к этому.

(Они одновременно делают шаг друг к другу, обмениваются рукопожатиями, садятся рядом).

Лежнёв облегчённо вздыхая). Тайна утра останется в кругу посвящённых.

Серафим. А теперь, господа, давайте наконец-то пообедаем. Нервы нужно успокоить не только морально, но и физически. Можно и выпить за здравие.

(На столе появляются бутылки с вином. Лежнёв передёргивается, отворачиваясь).

Лежнёв (нервно сглатывает). Я — пас!

Серафим (улыбаясь). Позвольте убедиться, что с вами всеми действительно всё в порядке? Например, померить температуру, давление, проверить сатурацию?

Лежнёв (смеётся). А это так же больно, как внутривенный укол?

Серафим. Ладно, не буду вас мучить! Уже вижу невооружённым глазом, что порядок! Но пить вам сегодня не рекомендуется.

(Напряжение отступает, сменяясь чувством облегчения и взаимопонимания).
(Завалишин встаёт, подходит к Волынцеву, затем Лежнёву. Отводит их в сторону).

Завалишин (к обеим собеседникам). Вы курите?

Волынцев. Махорку не терплю! И трубки у меня не важные.

Лежнёв. А у меня отличная коллекция трубок, но отечественный табак, да и испанский - не любитель. Вотъ.

Завалишин. А кубинские сигары не желаете попробовать? Ещё я бы с вами некоторый вопрос хотел обсудить.

Волынцев (с удивлением). Откуда у вас сигары? Я не откажусь.

Лежнёв. А что за важная тема?

Завалишин. На днях из Франции прислали мне сигары. Что утешает. Поскольку слуги мне все трубки табаком набивать устали. И ещё на счёт господина Рудина.

Волынцев (ещё не до конца успокоившийся). Ну, Рудин - не велика птица.

Лежнёв (к Волынцеву). Да успокойтесь уже, Сергей Павлович! (к Завалишину). Пойдёмте, князь.

Завалишин (к Рудину и Серафиму). Господа, мы ненадолго. Вы обедайте, не стесняйтесь.

(Князь Завалишин, Волынцев и Лежнёв выходят. За столом остаются Рудин и Серафим).

(Занавес)

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Там же. Продолжение обеда. За столом Рудин и Серафим.

Серафим. Дмитрий Николаевич, позвольте задать вам вопрос?

Рудин (с интересом). Разумеется. Я весь внимание.

Серафим. Я с вами познакомился только вчера вечером, но вы на меня произвели неизгладимое впечатление. Но я так и не понял причину дуэли. Из-за женщины?

Рудин. (с лёгкой улыбкой, чуть отводя взгляд). Недоразумение, раздутое до трагедии.

Серафим. А как у вас вообще с женщинами? Вы аскет?

Рудин (слегка краснея, но стараясь сохранить достоинство). Что вы, вовсе нет. Просто у меня свои взгляды на отношения.

Серафим. Но, Дмитрий Николаевич, в вашем возрасте уже пора задуматься о более серьёзных вещах.

Рудин (с лёгкой грустью). Возможно. Но не каждому дано найти ту самую…

Серафим (мягко). Возможно, вы просто боитесь потерять свободу?

Рудин (раздражённо, с ноткой смущения). И вы туда же!

Серафим (по-дружески). А вы не рассматриваете отношения с женщинами – не как потерю себя, а как акт дарения?

(Рудин уклоняется от ответа, встаёт из-за стола, подходит к раскрытому окну, стоит в глубокой задумчивости).

Серафим (вздыхает, наливая шампанское в два бокала). Время всё расставит по местам. Давайте выпьем за верные решения.

Рудин (поднимет бокал). Благодарю вас за то, что вы присутствовали на дуэли.

Серафим. Noblesse oblige. (9.) Положение врача обязывает присутствовать.

Рудин (с иронией). Извините, что не предоставили вам возможности проявить умения.

Серафим. Честно, особо и не рвался. Потому первый раз в жизни был свидетелем дуэли. Ваш выстрел в воздух — вершина благородства. Чем же оскорблён Волынцев?

Рудин (устало). В нашем кругу всё непросто. Выстрел в воздух — не великодушие, а оскорбление. Сергей Павлович промахнулся, а по условиям нам полагался один выстрел. Я мог стрелять на поражение, но выбрал воздух. Для него это выглядело как объявление его ничтожеством, недостойным даже пули.

Серафим. Многие бы не удержались от мести.

Рудин (улыбаясь). Иногда нужно показать, что ты выше обиды. В высшем обществе важны не только поступки, но и их восприятие.

Серафим. Дмитрий Николаевич, признайтесь: решение стрелять в воздух было обдуманным или спонтанным?

Рудин. Не скажу точно. Всегда полагал, что человеческая жизнь важнее правил, но и честь нельзя сбрасывать со счетов.

Серафим (задумчиво). Лучше за любовь или Отечество жизнь отдавать, чем за честь.

Рудин (кивает). Вы правы. Истинная честь — в служении высоким идеалам, а не в бессмысленных дуэлях.

Серафим. И как теперь относитесь к господину Волынцеву?

Рудин (пожимая плечами). Сложное чувство. Недоразумение разрешено — это главное.

Серафим. Теперь всё ясно! Давайте выпьем за то, чтобы подобные приключения на вашу голову больше не сваливались никогда.

(Рудин и Серафим поднимают бокалы).

Серафим (переходит к камину).  Дмитрий Николаевич, ваши речи звучат, как цитаты из книг, а не мысли из сердца!

Рудин (возмущённо). Как смеете вы судить о том, что я говорю?! Я пропускаю идеи через себя! Верю каждому слову!

Серафим. А может, стоит помолчать и послушать других? Истинное знание — не в словах, а в молчании.

(Рудин встаёт, поворачивает кресло к Серафиму. Встаёт за ним. Берёт в руку опустевшую бутылку из-под шампанского).

Рудин (нервно). Вы слишком смелы в своих суждениях, милостивый государь!

Серафим (спокойно). Смелость — сестра мудрости. А страх быть собой — её враг.

Рудин (растерянно, с лёгкой обидой). Но я боюсь показаться пустым, если буду молчать!

Серафим (мягче). Вот именно это и мешает вам быть собой. Научитесь молчать — и найдёте свой голос.

Рудин (садится, судорожно сжимая горлышко бутылки). А если не найду?

Серафим (улыбаясь). Перестанете искать в чужих книгах. Начнёте искать в себе.

(Рудин сжимает губы, его рука с бутылкой начинает дрожать. Пальцы одной руки нервно постукивают по подлокотнику кресла. В комнате повисает тяжёлая пауза).
(Возвращаются Лежнёв, Волынцев, князь Завалишин).

Завалишин Прошу прощения за задержку, господа. Надеюсь, вы не скучали? (с наигранным испугом). Дмитрий Николаевич, зачем вы душите бутылку?

Лежнёв (с лёгкой укоризной). Ну вот. Стоит вас оставить одного с малознакомым человеком, и вы уже сидите неприкаянным и обиженным.

Серафим (с иронией). Похоже, господин Рудин решает, куда ему сподручней кинуть бутылку. Мне в голову или в потолок.

Завалишин (строго). Только не в потолок! Пожалейте лепнину XVIII века и люстру!

(Рудин резко отпускает бутылку. Она со стуком падает на пол).
(Слуги вносят блюдо с рябчиком. Один из слуг поднимает бутылку. Слуги уходят).

Рудин (с горечью в голосе). Может, мне и правда стоит бросить… хоть что-то! (пауза) На правду не обижаюсь, но больно слышать такое о себе. Очень больно.

Лежнёв (садясь рядом). Дмитрий Николаевич, не принимайте близко к сердцу. Серафим лишь хотел помочь вам увидеть себя со стороны.

Серафим (искренне). Право слово, не хотел задеть. Просто иногда нужно взглянуть правде в глаза.

Рудин (сжимая виски, почти шёпотом). Знаю. Но признавать свои слабости, особенно когда веришь в то, что говоришь. Это как ножом по сердцу.

Завалишин (внимательно). В этом ваша сила и ваша слабость. Вы слишком честны с собой и с другими. Но обида. Ей здесь нет места.

Рудин (поднимая глаза). Легко говорить тому, кто не сидит с разбитым сердцем от такого знания о себе из чужих уст.

Завалишин (бледнеет, прикрывая рукой правое ухо). Вам ли говорить о чужих разбитых сердцах!

Рудин (искренне). Князь, простите меня. Я не хотел задеть вас.

Завалишин. А вы извините меня, что я так среагировал. У всех свои скелеты в шкафу.

Волынцев. Видите, господа? Мы все уязвимы.

Лежнёв. Одно дело, когда сидишь совсем один, а другое — когда в кругу друзей. Дмитрий Николаевич, мы все иногда нуждаемся в горькой правде. Главное — не замкнуться в себе.

Рудин. Спасибо, что не оставили меня наедине с моими мыслями.

(Рудин медленно откидывается в кресле, пытаясь принять сказанное).
(Князь Завалишин отворачивается к окну, скрывая свои чувства).
(Каждый погружён в свои мысли).

Серафим (меняя тему, к Волынцеву). Господин Волынцев, а вот сейчас, как на духу, дайте ответ? Почему вы промахнулись?

Волынцев. Да знаете, господа. Теперь мне кажется, что господин Рудин меня загипнотизировал!

Лежнёв. Может быть, он и рябчика загипнотизировал?

Волынцев. Нет. Когда Дмитрий Николаевич стрелял вверх, он смотрел мне прямо в глаза.

Серафим. А знаете, Дмитрий Николаевич, может, и к лучшему, что вы в воздух стреляли. Теперь у нас есть рябчик на обед! И я был прав, когда сказал, что хватит на всех. Такие ровненькие пять частей.

Завалишин. Какие темы ещё обсуждали в наше отсутствие?

Серафим. В частности, за что лучше пожертвовать жизнью: за честь на тупой дуэли, или за любовь, царя и Отечество?

Лежнёв. Про веру забыли. Как без веры-то?

Серафим (со смешком в сторону). Да, без женщин никуда. Будь они Веры, или Наташи.

Рудин. Да, ещё о женщинах, как о вторых половинках.

Завалишин (вздыхает). Иногда половинка может оказаться совсем сгнившей. Так что в этом смысле – только на удачу и надеяться. Самому тоже не плошать.

Рудин. А у вас темы какие были?

Завалишин. О, мы вели беседу о множестве предметов, в частности о курительных трубках и о вас, Дмитрий Николаевич.

Рудин (с недоумением). При чём здесь курительные трубки?

Волынцев (с ухмылкой): Дмитрий Николаевич, вас, как хорошую трубку, легко раскурить. И воздействие на окружающих весьма сходно: одним — отрада, другим — наслаждение, а третьим худо. И последствия вашего влияния столь же трудно вычистить из головы, как табачный дым из трубки…

Рудин (приподнимает бровь). Любопытная метафора, Сергей Павлович!

Волынцев А ещё у вас есть сходство с бутылкой шампанского — пробка в потолок, точь-в-точь как ваш выстрел в воздух.

Серафим (смеётся). Ну, господин Волынцев, вы и сравнили! Прямо в яблочко!

Волынцев (вмешиваясь). Теперь всем понятно, что господин Рудин опасен в гневе. Может пробкой и глаз выбить, или вообще на лету, как рябчика, убить на смерть.

Завалишин. Дмитрий Николаевич, не обижайтесь — мы уже дошли до состояния шуток. А если серьёзно, мы обсуждали, как бы вам помочь. И пришли к тому, что ваши долги господа Волынцев и Лежнёв прощают, а я за вас расплачусь со всеми остальными. Вы же вели список, у кого сколько заняли?

Рудин (вскакивая). Ни за что! Мои долги — моя забота! Унизительно принимать такую помощь!

Завалишин (спокойно). Дмитрий Николаевич, это не милостыня, а помощь друзей. Ваши долги — мелочь по сравнению с вашим добрым расположением.

Рудин (отворачиваясь). Не могу принять! Как я потом смотреть вам в глаза буду?

Лежнёв (мягко). А вы просто будьте собой. Этого достаточно.

Волынцев (глядя Рудину прямо в глаза). Лично мне вы отплатили. Вызывая вас на дуэль, я не хотел ни вашей смерти, ни ранения от моей руки. Хотел увидеть ваш трусливый побег. А когда вы пришли, я хотел увидеть ваш страх. Не показав ни того, ни другого, вы мне отплатили за мою глупость сполна. Я признаю, что был не прав. Не держите на меня зла.

Завалишин (вмешиваясь). Довольно об этом. Прошлого не вернуть. Важно, что сейчас мы все здесь, как друзья. И что касается ваших долгов — решение принято.

Лежнёв. Дмитрий Николаевич, мы не предлагаем вам подачку. Это просто разумное решение. Мы все знаем, как тяжело вам сейчас. Но гордость иногда нужно отложить в сторону ради будущего.

Завалишин (с усмешкой). Считайте это платой за рябчика! Шутка, конечно, но решение остаётся в силе.

Волынцев (смеётся). А что, неплохая идея — списать долги за один меткий выстрел и одного рябчика!

Завалишин Никаких больше возражений. Будем считать это началом новой главы.

Рудин (после паузы, с глубоким вздохом). Хорошо. Если так, я принимаю вашу помощь.

Лежнёв. За дружбу и взаимопонимание!

(Все поднимают бокалы).

Князь Завалишин (с театральным пафосом). Какая всё-таки удача, что дуэль обернулась охотничьим приключением, а конфликт — праздничным застольем!

Волынцев (с лёгкой усмешкой). Признаюсь, не ожидал, что мой вызов на дуэль закончится столь… гастрономически удачно.

Лежнёв. Это Дмитрий Николаевич удачно пальнул — убил свидетеля. Теперь уж точно некому о нашей несостоявшейся дуэли миру поведать.

Серафим. Господа, позвольте тост? За удачное разрешение конфликта. За то, чтобы все разногласия разрешались так же продуктивно. Чтобы свидетели всегда были столь же съедобными, и главное — безмолвными! Теперь тайна навеки погребена в наших желудках.

Завалишин. А, может, рябчик сам упал? Сердце от страха не выдержало?

Серафим (ойкает и вынимает изо рта пулю, показывает её всем на ладони). Нет, точно не сам. Вот доказательство.

Лежнёв. Тогда остаётся только считать, что это рябчик – доброволец, посланный нам свыше для примирения.

(Все смеются).

Завалишин (Волынцеву). Сергей Павлович, а не надумали ли вы к Дарье Михайловне с серьёзным намерением? Руки её дочери просить?

Волынцев (смотрит на Рудина, смущённо). Князь, право слово. После всего случившегося это кажется неуместным.

Рудин (после короткой паузы, с горькой улыбкой). Сергей Павлович, не думайте долго. В отличие от меня, вы умеете любить! И, как я понял, до моего неожиданного визита, вопрос был решён.

Лежнёв (Рудину, спокойно, но твёрдо). Не стоит умалять свои чувства. Это не делает вас хуже. (короткая пауза). (оборачиваясь к Волынцеву). Сергей Павлович, думаю, Наталья Алексеевна будет рада.

Волынцев. По крайней мере не так скоро. Дайте мне хотя бы в себя прийти!

Завалишин. Господа, кстати, чуть не забыл, мне, кроме сигар, из Франции какие-то книги прислали.

Рудин (стремительно встаёт). Книги!!!

(Слуга входит и небрежно сваливает стопку книг на тумбу, роняя несколько томов).

Завалишин (к слуге гневно). Как ты смеешь ронять ценные издания?!

(Рудин опережает слугу, собирая книги).

Серафим (с иронией). При слове «книги» господин Рудин превращается в охотничью собаку-перфекциониста!

(Рудин просматривает книги, откладывая некоторые с пренебрежением).

Рудин. Позвольте… Господин Жан-Жак Руссо… О! Les Confessions! («Исповедь»).

Лежнёв (хватает вернувшегося к столу Завалишина за рукав). Князь, не позволяйте ему!

Рудин (читает, погружаясь в текст). «Si les hommes pouvaient lire dans les c;urs des autres… il y aurait plus de d;sirants de descendre que d’ambitieux de monter»! («Если бы люди могли читать в сердцах друг друга… было бы больше желающих спуститься, чем жаждущих возвыситься»!)

Завалишин (вернувшись, резко). Довольно! Отдайте книгу!

Рудин (отступает, прижимая книгу к груди). Но, князь, позвольте! Всего пару строк… а вот здесь господин Руссо пишет о себе: «Je suis un ;tre unique dans le monde». («Я — единственное в своём роде существо в мире»)

Серафим (восторженно). Руссо о себе? Или о господине Рудине. В любом случае — метко в цель!

Завалишин (протягивая руку). Отдайте! Немедленно!

Лежнёв (пытаясь успокоить). Дмитрий Николаевич, умоляю…

Рудин (сдаваясь, вздохнув). Хорошо, князь. Но позвольте… вот эти слова… они так созвучны моей душе. «Je n’ai jamais fait le mal que par ignorance». («Я никогда не делал зла, кроме как по незнанию»)

Завалишин (забирая книгу). Довольно! Вы и так слишком много сказали.

Рудин (с горечью). Простите…

(Рудин открывает другую книгу).

Рудин. «Мечтания одинокого прогульщика» «Vivre, ce n’est pas respirer, c’est agir; c’est faire usage de nos organes, de nos sens, de nos facult;s, de toutes les parties de nous-m;mes qui nous donnent le sentiment de notre existence» («Жить — это значит не только дышать, жить — это значит действовать, использовать на полную катушку все свои органы, свои чувства, свои способности — то есть всю ту оснастку, которая даёт нам ощущение собственного существования»)

Лежнёв (с заботой). И куда отправитесь вы, «одинокий прогульщик»?

Рудин (с лёгкой улыбкой). Туда, где каждый день — возможность что-то изменить.

Завалишин (хватается за голову, в панике). И как только эти книги через границу пропустили?! Что же мне теперь с ними делать?!

Серафим (с любопытством). А что в них такого опасного?

Завалишин (отмахиваясь). Опасны не книги, молодой человек, а последствия их обнаружения! Эти книги — бомба замедленного действия!

Рудин (умоляюще). Князь, позвольте мне забрать их. Я знаю надёжное место, где они будут в безопасности. Для чего тогда друзья нужны, если не выручать?

Лежнёв (подходит к Рудину. уверенно). Поручусь своей честью, князь.

Завалишин (после паузы). Хорошо… Благодарю. Но отвечаете головой оба! Дмитрий Николаевич, напишите записку на постоялый двор. Я пошлю своего слугу за вашими вещами. Не беспокойтесь, всё будет в целости и сохранности. Распоряжусь и велю, чтобы закладывали мой экипаж. Очень хочу, чтобы вы без проблем добрались до ближайшей станции.

Лежнёв. Дмитрий, напиши свой адрес на всякий случай. Очень не хотелось бы мне связь с тобой терять.

Рудин (пишет записки). Князь, премного благодарен за заботу.

(Завалишин уходит. Слышны его отдалённые команды слугам).

Рудин (оставшимся). Благодарю вас за урок, господа, хоть он был тяжёлым. Слишком бездумно бросался словами, не думая о последствиях. Теперь я понял — дело только за теми идеями, за которыми следует действие.

(Завалишин возвращается. Слышны звуки подготовки экипажа за кулисами).
(Проходит некоторое время).

Слуга (входит). Ваша милость, экипаж для господина Рудина подан, вещи погружены.

Завалишин. Дмитрий Николаевич, вы готовы?

Рудин. Да, князь. Сейчас. Только минуту. (пауза). Возможно, ещё встретимся. В другом месте, в другое (пауза) в лучшее время.

Лежнёв (мягко, но твёрдо). Будь осторожнее. Если тебе, Дмитрий, вдруг понадобится помощь, знай — здесь у тебя есть друг.

Рудин. Спасибо, Михайло…  (останавливается у дверей, кланяется всем). Не поминайте лихом.

(Рудин покидает комнату).

Лежнёв (тихо крестит его вслед, негромко читает).
«О, если есть мудрец, что нравом не сходен с мудрецом лукавым,
Что пошлой речью не грешит, но соблазнителей страшит,
Мудрец, чья мудрость всем понятна, а добродетель всем приятна, —
Внести златую меру мог он в то святое воздаянье,
Что мы за все благодеянья должны тебе, великий Бог!» (11.)

Завалишин (с иронией). Ну вот! Один — по книге читает, другой — наизусть декламирует! Что мне с вами делать?!

Лежнёв (с ухмылкой, глядя на Завалишина). Благодарить, что я не по-французски читаю! У Рудина-то произношение, прямо скажем, своеобразное — как будто он французский только по немецким учебникам изучал… А от моего — все бы точно уснули мёртвым сном… А что, если нам всем отправиться во Францию?

Волынцев. Только сперва я женюсь на Наталье Алексеевне. Если она согласится — поедем.

Лежнёв. А я попрошу руки Александры. И если она согласится, мы сможем отправиться вместе. Только сейчас Рудина верну!

Серафим (решительно). Нет! Пусть Дмитрий Николаевич идёт своим путём. Встретимся во Франции в году сорок восьмом.

(Занавес)

________________________________________

1. Строка из стихотворения М.Ю. Лермонтова «И скучно, и грустно».
2. Четверостишие из стихотворения Густаво Адольфо Беккера в переложении
    К. Никольского.
3. Автор стиха - автор пьесы.
4. примерно ;12…;14 градусов по Цельсию
5. Строки из стихотворения А.С. Пушкина «Пророк»
6. Из М.Ю. Лермонтова «Нет, я не Байрон, я другой».
7. Автор стиха - автор пьесы.
8. Строки из стихотворения Н. Тихонова «Баллада о гвоздях».
9. Строка из стиха В. Маяковского
10. С фр. Положение обязывает.
11. Последние строки из стихотворения Ж.-Ж. Руссо «Аллея Сильвии»

Архив не включённых в основной текст сцен
размещаю отдельным произведением.