про неё 1

Ведь как просто: если я так убеждён в этом своём методе, то сам я пусть им и спасаюсь. Что же я раньше не догадался до такой позорно простой вещи?

Итак. Брать свою боль и описывать. Самую больную свою боль.

Она не хочет, чтобы я её любил. Чтобы я её красотой притянут был. Она хочет быть для меня никакой внешне, а лучше уродливой.
Нет, моя правда в том, что я очарован её внешностью.
Она всё время спрашивает меня, делал бы я то дело, которое мы задумали и которое делаем, если бы я не видел в ней красавицу и не любил бы её за красоту.
Я бы делал с нею это дело, да. Это такое дело, что его я не могу не делать. Но вышло иначе. Она для меня красавица.
Разумеется, если она не захочет быть со мной физически, мне предстоит отцепиться от неё чувственно. И мечтать о другой. И делать что-то, чтобы у меня была бы другая.
Пережив это отвержение ею меня.
Ведь это же именно та же ситуация, что всю жизнь со мною, а я с нею. Хотят моего, но меня не хотят. Я не люб физически.
Другие любы. Но другие не дают того, что даю я.
Она говорит, что больше вообще никому.
Ну, да, кто успел, тот и съел. И я не успел. Мне жутко больно из-за этого, но она ничего не может поделать.
Конечно, окажись другая, желающая мне давать себя, а, главная, желающая брать меня, я бы, может быть, освободился бы от этой моей любви. И, может быть, даже удивлялся бы потом, как так я мог попасть. Но сейчас я весь про неё. Для меня сейчас полная дикость представить даже какую-то другую.
Так она оказалась источником этой моей боли. Совершенно невольным.

Но что такое другая и красивая? Это обязательный шлейф грязных связей. А если без шлейфа, то будет шлейф. И каждый день будут ломиться. Но главное - то, что она и будет хотеть, чтобы ломились.
А она хотя бы на словах декларирует, что больше никто. Причины мне ясны. Виноваты конкретные личности. Уголовники, причём.
Но что делать мне? Каково мне, когда меня ценят на одни качества и не ценят... "за другие" тут должно последовать. Но нет, нету у меня этих других качеств. У прочих есть.
Вот и хочется мне отсечь от себя прочие мои достоинства. Мол, они в комплекте с остальным.
Она ведь хочет отсечь от себя красоту. Мол, хочу, чтобы меня принимали не за красоту.
А если я её принимаю не за красоту? Я же принимаю. Не просто принимаю, а боготворю.
Она по многу раз в день спрашивает, не откажусь ли я от неё, если найду себе другую, которой буду нужен не только умом.
А какая моя правда?
Ей-то я говорю, что не может быть другой. И это так и есть.
Но правда и то, что я изо всех сил должен искать другую, как только поверю, что этого у меня не будет с нею.
Да, я этой другой не найду. И мне этой другой не найти. Потому что уже есть она. И она меня всего заполняет. Но я же не могу не слышать этих её предупреждений по многу раз в день: ничего этого со мною у тебя не будет.
И по многу раз в день: будешь ли ты со мной, если у меня с тобой этого не будет, а ты найдёшь ту, с которой будет?

Но даже искать эту другую - уже тратить время. Может быть, даже больше тратить, чем если бы я эту другую нашёл.

То, что я не смогу без нашего дела, это ясно. Не смогу же я без вот этих текстов. А наше дело и есть вот эти вот тексты.
Но не наследие как мёртвое (как она это хочет), а лишь как живое, деятельное.

Я перед пропастью. Пропасть - её нелюбовь ко мне. Чувственная нелюбовь. Телесная. И это не о сексе.

Но я боли не снял. Поэтому продолжу потом.