Ювелир

У него на губах корочка. Целуется на ветру, пьет, дерется, получил. Новенький –  всегда загадка. Из него можно такого мутанта вырастить, спать будет трудно.
Отсюда и вопросы и чем больше сразу, тем спокойнее сон.

– Да мразь разная пристает.

– Как же ты… ?

– Молча.

Грубость ему была присуща. Из таких веревки трудно вить. Он сразу в горло.

– На что жил до?

– Я не живу до. Нужно жить, забывая ноту «до».

Каков, а!

Пришел сварщик. Нужна помощь. Мы привыкли не проявлять инициативу. Она, как известно, наказуема. Стоит, стену щипает, отрывает тонкий слой побелки. Никого не тянет в пару смотреть на искры или держать тряпку.

– Я буду.

Он вызвался первым, встает, одевает свитер, ветровку. Не смотрит на нас, мол, а вы чего сидите. Уходит. Чего он? Через час приходит, моет руки, мы прячем головы в компьютерном песке, а он должен же что-то сказать. 

– Да ладно. Мне не трудно.

Ему снова – так принято, что мы не делаем работу рабочих по зданию, декораторов, сварщиков. Мы не носим вешалки для костюмеров, костюмы и не гладим кулисы. Мы только строим сцены.

Но мне же не трудно. И время есть. Просят же. Так и не втолковали.

Утром он вбегал, через минуту ставил чайник, присев, прикладывая трубку к уху… и снова на другой день также с трубкой, не забывая про чайник. 

– Она из театрального. Вот и звонит. Я в метро. А она снова. Я же ей в метро я. Но ей надо. Вот и говорили полдороги, она там что-то, тоннель, пропадаем.

Он говорил так, с таким восторгом, воодушевлением даже, как будто с ним ранее подобного не происходило, и все что он испытал, был в новинку.

Не знаю. В Контакте пообщались, ей захотелось большего, а я думаю, как я сводить ее куда или… У меня же сын двеннадцатилений есть, одна комната. Он у меня домосед. 

Неожиданно ворвалась тощая как абориген девушка в полосатой тенниске. На любителя… Включив-выключив свет, показав таким образом, что ее явление здесь важнее всего, она закричала, параллельно взмахивая руками.

–  Мальчики, мне нужна помощь. Я у вас тут пересижу. А то один ненормальный хочет меня.

Герой замер, застыл, как будто вошел бред Сальвадора Дали. Свет погас снова, Мимо пробежал светик, на мгновение задержавшись.

– Тихо.

Мы сидели в темноте, и страдальцами молчали.

– Простите, – сказала она, и выскочила, когда игра в прятки закончилась, одарив всех воздушным поцелуем.

Это была администратор.

– Пришла тут, шороху навела. Вот девка. Таких мы семнадцатым ключом до упора.

– А ты попробуй.

– И попробую.

Он задумался, и на просьбу главного администратора принести 12 стульев, ринулся выполнять, снова не посмотрев в нашу сторону. 

Он перестал реагировать на свой телефон, и в конце дня после кучи не своей работы, высказался:

– Занятная. Я всегда так, увижу занятную, весь день хожу, думаю. Жену встретил, два дня ходил. Ну, то жена.

В один рабочий понедельник он влетел, стиснув всех холодной рукой. Он был в  кепке.

– Бренд! 77 рублей всего.

– А ничего, что на улице мороз 25.

– Но она же 77 рублевая.

И это, значит, ее надо носить.

Через пятнадцать минут.

– А мне 36 стукнуло. Как утро наступило, так и стукнуло.

Он обошел театр, чтобы сообщить об этом. Конечно, заглянул и в тот самый кабинет.

– Извини, вот йогурт, - отреагировала та самая в полосатой тенниске. -  Себе оставила.

– Ничего, Евгеша. И йогурт пойдет.  В день рождения есть йогурт. Что ж, в 36 едят йогурт, в двадцать семь я жрал водку.

– Что?

– Как мне кепка идет?

Он стоял в курилке. Примерно через месяц. Время не поддается отслеживанию.

– Заходит ко мне бабка. Девяносто девять и девять. Кольцо там и цепочка. Я говорю, метал. Она говорит как же всю жизнь жила. Потом я у нее зубы принимал, там целая горсть. Во рту носила, берегла…

Он рассказывал про свое ювелирное прошлое. Когда как сыр в масле, направо налево, мог себе позволить не работать по три месяца, а потом появилось китайское барахло и дела пошли вниз.

Иногда он ко мне обращался. Когда никого не было.

Он ходил в семейках. Для него было нормой. А там мимо все цеха, там и женщины были. 

- Это же наша комната. Мужская. Если увидели, отл. Это же театр.

И так внезапно:

– Так сколько тебе?

– Достаточно.

– Достаточно для чего? Я в свои 36 уже прожил одну жизнь, нужно бы вторую начинать, но все цемента на фундамент не хватает.

«Разбуди там» НАВЕРНОЕ главные слова этого парня. В свободное от всего времени, он не пропадал в телефоне, он закрывал глаза, надвигал кепку за 77 рублей и отключался. 

Он специально одевался медленно, чтобы не идти со мной до метро, или напротив быстро. Один раз я встретился с ним, так он так испугался этого, что на перекрестке вспомнил про «Палыча», заказ для сестры.

Потом мы стали общаться чаще. И с работы уже шли вместе.

– Есть опыт? – спрашивал я.

– Я по профессии ювелир. Своя мастерская была на Соколе. Не выжил. Тайвань понаехала.

Я стал присматриваться, кто работает в мастерских. Восточные, чаще пожилые люди. Спокойные, уравновешенные, не ровня ему. Как будто он что-то недоговаривал.

Когда у них с администраторшей что-то случилось (хорошее или как), он сразу изменился. Перестал щеголять в семейках, однажды пришел в костюме. С цветами. Но не срослось. У нашей дамы были другие прицелы. Я всего лишь раз его видел в костюме. Счастливым. Мне казалось, что он нащупал этот второй фундамент.   

Когда его уволили, он просто пропал, я узнал, что он отсидел срок. За мошенничество. Сразу все сошлось. Хорошо, что об этом я узнал уже после того, как он ушел.