Срыв

Главный энергетик стоял перед ней.

Она была маленькая, незаметная, как цветок в поле, и глаза, и тело были какими-то полунастоящими, сухими, мертвыми даже. И только она делала выдох, или двигала рукой, хотелось выкрикнуть «Надо же она двигается».

– Вы что-то хотели? – он пытался быть спокойным, но у него это плохо удавалось – дрожала левая коленка и правую ладонь он так изогнул, что казалось, хотел вывернуть ее наизнанку.   

– Я всегда хочу, но меня никто никогда не слышит.

– Я вас слышу.

– Он меня слышит. Подхалим. Собрались апостолы, лицемеры, пройдохи, всем бы заявление о повышении  писать, а как беда, так в кусты.

Со сторону казалось, что этой куклой кто-то управляет. Там под колосниками сейчас три, а то и четыре монтировщика поднимают на раз руку, на два двигают челюстями, на три – топают ногой.

– Вы мне скажите толком, в чем проблема?

– Я тебе должна об этом говорить? Ты сам должен знать об этом. У тебя должен быть нюх.

Мужчина замер. Он действительно хотел понять.

– И все же.

– Ты кто такой?

– Вы знаете, кто я.

– А я скажу.

– Как скажете.

– У меня нет главного. Вы безынициативный…

– Я…

– Хватит якать. Почему не сделали лебедку?

– Мы ждали. Нам обещали трос в этот вторник, но заказ задержали на таможне.

– У нас, что в стране кончился трос? Его что нужно было обязательно выписать из-за границы? Вы мне хотите сорвать спектакль? Это он мне хочет сорвать мой спектакль.

Она размахнулась. Главный энергетик скрылся в неизвестном направлении. И правильно.

– Успокойся, - послышался теплый баритон.

- Я спокойна ровно настолько насколько это возможно.

Обычно он мог ее успокоить. Он был ее моложе лет на десять и знал ее слабые места. Но сегодня…

Она закрылась в кабинете.

– Открой, Света. Открой.  Не делай глупости.

Он боялся, что она выпрыгнет из окна снова, или порежет вены (снова), или включит газ (в очередной раз), а то и наглотается снотворного (тоже было), чтобы ближайшая неделя ему показалась раем. Она хотела его занять. У них не было детей, но были «высокие отношения».

– Светуся, инженер ищет.

– Пусть себе работу другую ищет.

Молодой замолчал.

– Меня нет и не будет. Завтра все будете делать сами.

Молодой успокоил, дал понять, что все решаемо, а сейчас лучше разойтись и ждать ренессанса.

Она села в свой бешеный джип и понеслась по спящим улицам.

К черту театр. К дьяволу. Не хочу. Сколько нервов. Я же была другой. Я же могла играть. А как я двигалась. Во что я превратилась? Они  это видят, поэтому так со мной.  Они хотят  мне сорвать все.

И почему-то она не сильно сожалела об этом. В последнее время она не слишком много времени уделяла спектаклю.  Ей казалось, что она не нашла то зерно, как бывало ранее, вскрывая потаенное, докапываясь до самой сути, до печенок.

А тут ее муженек все чаще уходил на прогулку,  и все чаще актрисы шептались о том, что Лена ходит с пузырем, и ясное чьих это штанов дело. В связи с этим и язва стала прогрессировать.

Что-то нужно делать. Ухать, броситься в теплую воду, запереться в номере, без телефона, и никакого театра. Чтобы совсем другие люди,  не знающие ни твоего языка, ни голоса, ни способностей.

Она могла сорвать голос, лишь бы добиться своего. Так и было. 

– Мне нужен билет до Бали.

Оператор долго молчал. Перед ее глазами были рисовые поля, вулканы, коралловые рифы.

– Ближайший утром.

И тут тоже. Ждать. Сперва трос, теперь билет, чтобы выпить бокал вина на пляже.

Никто не хотел сегодня торопиться.

- Это точно? - она пыталась говорить спокойно.

- Это точно, - сухо ответили на той стороне. Она явно услышала причмокивание. Как будто там пили кофе, закусывая бутербродом.

- Вы что едите? – спросила она.

- У вас все?   

- Вы мне не ответили.

- Я вам ответил по поводу билета на Бали. Ближайший рейс Москва-Денпасар (Бали) в 8:05. На пересадке нужна виза Индии.

- Вы мне хамите, молодой человек? Вы разговариваете с клиентом и при этом жуете? Как вообще это допустимо?

- У нас нет обеденного перерыва, - тихо ответил голос. Он правда был хороший работник. И обычно ему удавалось пить кофе и даже что-то жевать на ходу. Но клиенты бывают разные. Даже если одна на миллион.

– Вы мне хотите сорвать… жизнь?

– Что, простите?

– Жизнь.

Она понимала, что где-то там есть то, что никак не связано с театром, что есть жизнь простая, где никто ничего не срывает, и живут они в свое удовольствие.

– Милая женщина, я хочу вам только помочь. Для этого я и нужен, чтобы вы звонили, а я вам помогал.

- Но вы меня просто выбесили! – крикнула она и бросила трубку.

Она бросилась прочь…

Спрятаться было негде. Она чувствовала, что город ее раздевает. Он насмехается над ней. Она, не знавшая ранее такое к себе отношения, вдруг поняла, что над ней насмехаются все то, что она забыла. Наивность, равнодушие  к деньгам, полет мыслей, бессонницы.

Как же они мстили ей.  Сурово.

Машина неслась вперед, как луч, имеющий только начало. Вот так бы и лететь до самой неведомой точки. До Бали? 

Куда она ехала? Она сделал круг, потом еще, пересекла одно шоссе, другое. Внутри все разглаживалось, раскладывалось, проветривалось.

Куда ты?

Куда еще? Конечно, к театру, где все всё срывают, одни лоботрясы, бездельники, все нужно за них решать, а то и делать, тыкать носом как слепых котят, но как же она рвалась туда.

Там было чертовски плохо, как в аду, но ей нужен был такой ад. Без него она задыхалась.