Львовские рассказы

3.

Детский мир - это мир вкусов и запахов, которые важней для ребёнка, чем чувства и мысли, точнее мир первых определяет мир и сложную совокупность вторых. Поэтому ребёнок с особой остротой чувствует мир вкусов и запахов и только позже повзрослев, мы начинаем понимать, что для обновления этого мира нужно потратить усилия, без которых придёт запустение. Когда я приезжал к бабушке во Львов на меня обрушивались новые вкусы и запахи. В те времена жизнь в городе была совсем иной и в описание этой жизни я приглашаю тебя, читатель.
Все обитатели квартиры бабушки работали, а дома находилась только бабушкина сестра - тётя Женя, она была портниха, у неё были заказы. Работу по быту выполняли женщины из колхоза, которые приезжали во Львов заработать. Тётя Женя время от времени осуществляла контакты с работницей. В колхозе они были лишены не только наличных денег, но даже паспорта. Они были крайне бедными, некоторые из них ходили босиком, потому что не имели возможности купить обувь. Кстати, так их узнавала милиция, но они говорили, что ездят в город только купить хлеб. Но и за это их наказывали. Однако,  от милиции всегда можно было откупиться. Впрочем, в те времена люди были другие и больше было человечности, многие жалели колхозниц и  делали вид, что их не видят. Колхозницы в городе покупали хлеб в огромных количествах - столько, сколько смогли нести на себе. Больше ничего не покупали. Булочная находилась под квартирой бабушки, а вокзал и 20 минутах ходьбы. Женщина приезжала каждую неделю стирать бельё и оставалась ночевать, потому что за один день было не управиться. Стирала она на 2 семьи. Спала она в коридоре, на чём придётся. Кровати не было и раскладушки тоже, но что-то похожее на одеяло и несколько подушек - было.
В первый день бельё вываривалось в 30-литровом ведре на газу в хозяйственном мыле. Для этого хозяйственное мыло, на боку которого было крупно выбита надпись "5 коп" нарезалось мелкими кусочками ножом и это требовало усилий. После этого бельё в ведре время от времени помешивали деревянными щипцами. К вечеру содержимое ведра перемещалось в корыто в ванную комнату, где каждая постельная принадлежность мылась отдельно на специальной стиральной доске с ребристой поверхностью в хозяйственном мыле. На второй день работница вставала рано, варила крахмальный раствор и полоскала бельё, потом ещё раз прополоскав его в крахмальном растворе, она его вешала сушиться и уходила, чтобы успеть засветло приехать в колхоз. Бельё снимали через несколько дней с верёвок и как же оно пахло и хрустело. Никогда, в более поздние времена, я не спал в этом запахе и не засыпал в такой свежести. Казалось, что не только летний Львов, но вся планета вобрала в белье свою свежесть.
Ещё, иногда, в бабушкину квартиру приходил полотёр, он натирал мастикой паркет. Взрослые отчего то затыкали носы и только я, как токсикоман со стажем, благостно вдыхал этот запах. И продолжалось это тоже несколько дней. Мастер одевал на ноги щетки, прежде приготовив мастику и напевая украинские песни, начищал метр за метром. Работал не спеша, поскольку нужно было двигать всю мебель, включая шкафы. Некоторые не могли в первое время спать после чистки полов мастикой и нужно было проветривать квартиру, но я, наоборот, с удовольствием вспоминаю запах детства.