Наровчатские зори

                ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
                VIII

     К весне стало особенно голодно, легкий труд в охране оценивался низко.
     – Ничего, потерпим еще немножко… Скоро на полянах щавеля нарвем, лука дикого и суп с овсянкой сварим. Будем жить! – говорила Соня, повторяя каждый раз давно знакомые слова, своей дочке.
     Она ходила на дальние картофельные поля, раскапывала весеннюю землю, выбирая из нее прошлогоднюю промерзлую картошку, сияющую белизной крахмала, и, подмешав немного муки, пекла оладьи.
     – Вы богато живете! – позавидовала соседка, увидев такую «вкусовщину».
     – Голь на выдумку богата, – ответила Соня.
     Когда наступили школьные каникулы, администрация тальковой фабрики организовала для детей своих работников загородный лагерь отдыха. Набралось около двадцати ребят младшего школьного возраста.
     Сборы были недолгими, и вот они сидят в кузове грузовой автомашины. Поехали!
     Погода прохладная, дождливая. Накрытые брезентом, дети плотнее прижимались друг к другу. Вера сидела рядом с подругой Розой. Ехали медленно, дорога в рытвинах и ухабах, машина часто буксовала, хотя на колесах были цепи.
     Наконец, ближе к вечеру, приехали в деревню, рядом с которой находился тальковый рудник. Машина остановилась у деревенской школы. Детей встретили две женщины и повели в помещение. Все уселись на лавки вокруг длинного стола, и перед каждым из детей стоял стакан, на три четверти заполненный густой сметаной, и кусок душистого деревенского хлеба без примесей.
     Вера с удовольствием откусила хлеб, проглотила ложку сметаны, и ей вдруг стало плохо: все поплыло у нее перед глазами, она упала с лавки. Ее привели в чувство и уложили на кровать в приготовленной для детей спальной комнате.
     «Типичный обморок от истощения организма», – донеслись до нее чьи-то слова. Она не слышала, когда пришли остальные дети, только очнувшись утром, вспомнила, что было вчера.
     Несмотря на эти неприятности, Верочке очень понравилось в лагере. Главное – это завтрак, обед и ужин. Приятное ожидание того, другого и третьего наполняло радостью весь день.
     Возле школы располагалась небольшая спортплощадка, ее новизна говорила о том, что сооружена недавно. Вере и Розе понравились «гигантские шаги», столб с четырьмя спущенными вниз канатами, концы которых образуют петлю. Девочки мчались по кругу, отталкиваясь от земли ногами, только крутилось и поскрипывало небольшое колесо на столбе.
     Экскурсии в природу, первые ягоды душистой лесной земляники, игры и разучивание песен под баян – незабываемые, чудесные дни! Даже частые дожди не могли испортить детской радости.
     А праздник «Открытие лагеря» был необыкновенно прекрасным. Даже Вера осмелилась спеть песню под аккомпанемент баяна:

                «Это было в городе Черкасске,
             Старый дом, пушистая ветла.
             Пионерка из шестого класса
             Девочка Людмила там жила…»

     Она пела о том, как ворвавшиеся в город фашисты пытали девочку, заставляя сказать, где партизаны… Последний куплет Вера не допела: комок в горле помешал, жаль до слез погибшую девочку Людмилу…
     Но детские слезы, что роса, высыхают быстро, и с подругой Розой станцевали украинский танец «Гопак», получив за это приз. А самым восхитительным подарком оказался простой круглый пряник, покрытый белой глазурью, которым порадовали всех детей в честь праздника.
     Вера и Роза держали на ладони это драгоценное, невиданное чудо, не могли на него наглядеться, откусывая только по крошечке и постоянно спрашивая друг друга:
     – Покажи, сколько у тебя осталось?
     – А у тебя сколько?
     – О-о! У тебя больше…
     Пряничное наслаждение единственным и незабываемым продолжалось до вечера, а дальше тянуть уже было нечего: всему на свете, к сожалению, приходит конец.
     Возвращавшихся из лагеря детей встречали матери. Они давно ждали их у фабричной проходной, но машина запаздывала из-за непогоды.
     – Ох, уж, эти дожди! Весь месяц почти каждый день. Что с погодой-то стряслось? – вопрошала тетка Ольга, высокая и худая женщина.
     – А по радио передают, будто на Украине засуха. За что такое наказанье господнее? – вздохнула тяжко бабушка, встречающая внука.
     – Вон Быстриха говорит, что когда она дежурила на пакгаузе, ночью вдруг предстала в воздухе женщина в белом и грозно сказала: «Украину засушу, а Урал водой залью!» – сообщила Маруся Гаврилова.               
     – Ну, Быстриха! Сказанет всегда не в бровь, так в глаз. Хочешь, верь или не верь, – неопределенно произнесла Соня.
     – Ясно, враки все это, выдумки, – подвела итоги Клава, ожидавшая своего сына.
     – Не скажи! Может, это правда! – возмутилась богомольная тетушка Агаша.
     – Ну, раскудахтались тут, раззаразить-то вас всех! – заявила о себе невесть откуда взявшаяся Быстриха, будто здесь и была.
     – Легка на помине, как сорока на овине, – пробормотала одна из женщин.

     Наконец-то, подъехала долгожданная машина. Младших детей встретили их бабушки и матери, а те, кто постарше, сами ушли домой.
     Соня вела за руку дочку Веру, посвежевшую и подросшую за месяц, а сама она еще сильнее похудела.
     – Доченька, мне комнатку дали, «боковушку», на втором этаже, будем жить теперь над Быстрихой, – обрадовала она дочку.
     Вера запрыгала, захлопав в ладошки, и стала рассказывать о том, как хорошо было в лагере, а Соне пришлось сообщить ей такое, что дочка сразу притихла.
     – У меня на проходной украли пиджак, а в кармане была только что полученная зарплата. Жарко в тот день было перед грозой, сняла пиджак, повесила, а немного погодя, гляжу: его нет… Хорошо, что ты, дочка, была в лагере, а то бы мы с тобой едва ли выжили… И как только земля держит подлых ворюг! – с дрожью в голосе произнесла она притихшей дочке. – А ты подросла за месяц, моя милая, и даже поправилась! – проговорила Соня после некоторого молчания уже бодрым голосом.
     На другой день она ушла на дежурство, Вера осталась одна.
     «Весело было в лагере, а дома скучновато. Пойду-ка, погуляю», – решила она.
     Интересно снова бродить по улицам поселка, заходить в магазины, наблюдать за людьми. А на столбах опять наклеены листы бумаги, нацарапанные химическим карандашом слова-каракули. Это Лена-«дурочка» письма пишет «дорогому Ворошилову» и жалуется ему на свои обиды, спрашивает, когда же вернутся с войны ее муж и два сына.
     Люди в поселке знали, что они все погибли, потому и тронулась умом несчастная женщина от трех полученных «похоронок». Все жалели бедную Лену, помогали, кто чем мог. Милиционеры терпеливо срывали ее ежедневные письма, но никогда не мешали их расклеивать на столбах. Вера видела не раз, что в стороне от столба стоял «страж порядка» и смотрел, как бедная женщина лепит свое очередное послание, а когда она ушла, подошел и снял бумагу. 
     Оставив свою надежду и негасимую любовь на столбе, Лена поплелась в поселковый магазин, спросила у продавца:
     – Вазелин есть? Дайте мне баночку.
     Получив покупку, вынула из кармана кусок хлеба, открыла крышку баночки и стала пальцем намазывать вазелин на хлеб, затем торопливо съела.
     Это было ее ежедневное питание, кроме небольших подаяний от сердобольных людей. Все жалели Лену: и старые, и малые…
     Возвратившись домой, Вера стала играть в бумажные куклы, вырезанные из плотной бежевой бумаги мешка из-под тальковой муки. Все они имели имена героев прочитанных ею книг или кинофильмов, на обратной стороне каждой куклы было написано. Вера разыгрывала с ними увлекательные спектакли соответственно отведенным им ролям. (Игра в куклы, любимое занятие девочки, продолжалось до подросткового возраста, когда уже над ней начали смеяться, даже дразнить.)
     Теперь она совсем не боялась оставаться одна, даже ночью, когда Соня уходила на суточное дежурство. Днем шла к подруге, а вечером читала толстую книгу «Дети капитана Гранта», которую ей дал Миша Быстров.
     «Как прочитаешь, так сразу и поумнеешь», – сказал он в напутствие.
     Книга так увлекла ее, что забросила на время свои куклы. Закрыв дверь на крючок, легла на кровать и читала книгу, пока горел свет, а потом спокойно заснула.
     Среди ночи Вера проснулась от какого-то странного, непрерывного звука.
     «Кто-то сильно храпит, – догадалась она. – Звук несется от пола. Неужели, Быстриха или Мишка такого храпака задают, что здесь, наверху, слышно?».
     В окошко светила луна. Вера хотела встать, но, повернув голову вниз, увидела такое!.. На полу кто-то лежал, накрытый попоной, голова тоже закрыта, но ткань шевелилась от храпа. Жуть какая! Девочка взглянула на дверь, напротив которой стояла кровать, и с ужасом увидела, что она на крючке!
     «Кто же мог войти в закрытую дверь?! – пронеслась мысль в голове. – Конечно, только нечистая сила! Домовой или черт!».
     Она от страха юркнула под одеяло, укрывшись с головой, чтобы не видеть и не слышать. Сердце ее стучало, она боялась даже дышать. Нестерпимо страшен был храп «нечистой силы». Вера лежала ни жива, ни мертва, затаив дыхание, как мышь, взмокла под одеялом. Ей казалось, что она провалилась в душную яму, не может вылезти. Сон и явь сплелись в невообразимый клубок, но, услышав жуткий посвист храпа лежащего на полу « чудовища», тряслась, как осиновый лист.
     «Где же моя мамочка? Когда она придет?» – торопила испуганная девчушка время, которое будто остановилось…
     Вдруг, как издалека, она услышала  мамин голос. Приоткрыв чуть-чуть одеяло, увидела ее, стоящую у двери, и, сбросив укрытие, вся дрожа, с громким криком «Мама!!!» Верочка бросилась на шею Сони, ошарашенной от неожиданности и удивления. Она только что пришла с суточного дежурства. В комнате было совсем светло.
     Сняв с головы плащ-попону, с пола поднялся невысокого роста мужчина с лысоватой головой, седыми бакенбардами и круглым животиком.
     – Кто вы такой и как сюда попали? – гневно вскричала Соня. – Смотрите, как ребенка перепугали! Да разве так можно?!
     – Я инженер, назначенный на тальковую фабрику. Главный инженер! – проговорил он виновато. – Приехал ночью, прямо с поезда и сюда. В предписании мне определено место жительства – эта квартира, сюда я и пришел, но предназначенная мне комната, что рядом с вашей, оказалась закрытой. Коменданта беспокоить не стал, чтобы взять ключ, решил переночевать рядом. Крючок снял перочинным ножом через щель. Извините, что так получилось…
     Соня растерянно слушала, поглаживая дочку по голове, которая все еще всхлипывала, прижавшись к маме.
     «Ну, что тут скажешь в ответ беспардонному человеку? Мог бы и на общей кухне расположиться, не зима на дворе, а лето. Зачем в чужую комнату вторгаться и чуть не до смерти пугать девчонку? – подумала, но не сказала ему Соня.
     Между тем, испуг сделал свое «черное дело»: девочка заболела. По ночам она вскакивала, всхлипывала, бормотала. Днем было, как будто, все нормально.
     «Надо съездить в город, побывать у крестного, посоветоваться, да и сестер своих повидать, давно у них не бывала», – решила Соня.

(продолжение следует)