Гаражная гудбайка

Гаражная гудбайка

- Смотрел футбол?

- В моём телеке всегда после балета белый шум транслируют, несмотря на тёмное время. Слушай, вот что расскажу, иду я как-то по балкону, все гайки-болтики-мормышки по баночкам разбросал, а у меня, ну, ты знаешь, вместе стеклили, куда ни глянь - стена, а из этой стены во все стороны равны бельевые верёвки, что бы там на них ни висело, а уж рваных штанов - не перевидеть. Так вот, иду-иду от одного окна до такого же, но с другого ракурса, и чтобы не было скучно, оглядываю панораму. Если бы ты знал, а ты знаешь, это я так, к слову, как прекрасен отсутствующий вид. Можно жить сколь угодно долго, можно даже пережить - встречи, расставания, рекламу и отечественный футбол как единое целое, но от того, что в соседнем доме нет даже представления о тебе, даже маленькой фантазии, из которой что и можно выжать - тут же сохнет в собственных переживаниях и пережёвываниях, становится не то что чище, а как-то яснее что ли. Яснее и понятней, будто ударил себя молотком по ногтю, который подстричь не удосужился, матернулся - и всё, ничего личного и лишнего.

- Как сказать, как сказать. Как знать, как знать.

- Да что ни говори, всё неправдой в результате покажется. Вижу, значит, тень или, как правильней, силуэт, но такой мутный, что даже в очертания попасть не может, хотя старается изо всех сил - то приближаясь, то удаляясь. Я закурил, ещё немного дыма нагнал, чтобы фокус перенастроить, открываю окно, а там, ты бы видел, большая-пребольшая муха, я даже описывать боюсь, насколько большая. Если бы взять, скажем, штангенциркуль, чтобы померить, то она по размеру примерно такая же, как он сам. Округлил я глаза, как телевизор, который мы с тобой по броду в детстве таскали, а он тиной пузырился. Ничего не вытянул, ни одной мысли от этой мухи в тот момент не пришло. Как настоящая незнакомка, периферийным зрением ловит и отцеживает.

- Фифа.

Фи не фи, а бывает и хуже - как в ночь перед расстрелом, кормёжка вроде была, как и положено, а внутри пустота щекочет. И не страшно, и не до смеха. Ровно и стройно - как на полках перед открытием магазина, пока в них руки не начинают совать, чтобы пощупать и попробовать. Я когда помоложе был - на столько, на сколько возможно, в самом конце бессознательного возраста, я теням начал книжки читать - не потому, что мне страшно было, а чтобы им стало веселее. С тех пор ничего не поменялось, только вот тени стали крупней, длинней и начитанней. Не молитвами я их заговаривал, а сказками. А тут бы в самый раз откреститься, плюнуть, сколько там положено, через плечо, и пойти спать, коленками - к стенке. А меня как будто отопалубили и прикопали, земля-то сама по себе рыхлая, а бетон ещё не схватился, хотя вода наверх пошла, давление, слава богу, в голову перетурбулентнилось. Думаю, в таком виде она меня точно с места не сдвинет, и зачем я ей. Обдувала-обдувала она меня ветерком, крылья-то из того же впечатления складывались - огромные, и меня отпустило - не вдруг, не сразу, а какими-то волнами и очередями, будто догоняя и опережая одновременно. Ты поймёшь, у тебя дальний родственник с Алеутских островов ещё тот наркоша. Так вот, когда она корпусом на меня подалась, а у меня там растений, я в них не разбираюсь, зелёное да зелёное и вроде пахнет тем же самым - зеленью, я одну плошку и обронил. А когда наклонился поднять, а то мало ли, муха в дверь и прошмыгнула. Маленьких я всегда ловил и выпускал на природу, а тут - большая, в ладошку не смахнёшь. Так и живу.

- У тебя всё нормально?

- Да вроде как, всё у меня пучком, по прейскуранту и в рамках стыда и совести: жена, дети и паровоз на запасном пути - всё трещит, гудит, грохочет, успевай только уголь побрасывать. Недавно, вот, еду от часовенки, что на косе между бараками - гостиничным и космодромом для вечноживущих в самоуюте, да блин, вблизи её и не заметишь, надо мне было сказочную подругу подбросить, а от той полуночной "зебры", что лесополосу от лесополосы отделяет, у меня всегда в глазах рябило - думаю, люди не люди, даже если не люди, у них же наверняка есть к кому идти, стоит только подождать - и они все уйдут. Я же тогда и муху с собой взял. Муха - она, знаешь, если не обращать на неё внимания, может и не так понять, станет куда настырней, и здесь уж лучше подстраховаться и поговорить в дороге, даже если она сама молчалива, как биатлонист на финише после длинной дистанции. А до неё рукой подать. Знаешь, самое противное в этом мире - это различать цвета и оттенки, я бы всё одной краской замалевал - и "зебру", и лобовое, и зеркало заднего вида, и муху заодно, чтобы два раза маляров не вызывать. Одним махом, одним мазком со всем бы покончил. У неё брюшко золотисто-зелёным отдаёт, а зелёный вроде как ревность символизирует, это я уже потом задумался о всяких двусторонних знаках. Ревность - это смертельная забава на Руси. У одного мужичка, помнится, ушла жена в лес, он думал, за грибами, за ягодами, всякое бывает, в лесу - в особенности, а она взяла да дров принесла. Представляешь, приревновал к своим же обязанностям. Трагически могла бы закончиться эта история, если бы мужика медведь не загрыз, когда он за топором в сарай побежал. Но не в этом, что называется, смысл, такого цвета мухи - они же падальщицы, и во всё, что плохо лежит, в том самом виде "как упало - так и лежит", то есть не пошевелится больше никогда, они в это и откладывают, ну, ты понимаешь, икринки. Яйца, по-нашему.

- Рассказывай-рассказывай, я только ключи положу. И выпей уже, наконец.

- Да завязал я, как под мухой жить начал - даже смотреть не могу. То ли бесцветная эта гадость, то ли зелёная. Без ста грамм не разобраться - а я не пью. Замкнутый круг.