Родом из детства

Март, таял снег. Мы шли по мокрой дороге. У меня скоро день рождения. Мама с папой наконец-то разрешили мне завести собаку. Мы пришли на птичий рынок. Большой человек стоял возле коробки, в которой ползали четыре чёрных щенка.
- Смотри какие маленькие! - сказала я папе и взяла в ладошки одного. Тёпленький комочек ткнулся мне в пальцы мокрым носом, замёрз, наверное.
- Ей четыре недели, - сказал хозяин, - это спаниель, охотничья порода. 
Мне не хотелось выпускать её из рук и папа купил эту собачку.
Чёрный щеночек без хвоста, с белой звёздочкой на груди, теперь мой! И хоть это и не эрдельтерьер, о котором мечталось давно, я была счастлива. Вот она - моя собака! Мы вернулись домой. Чёрненький комочек сразу принялся пить молоко из блюдца и тут же появилась маленькая лужа. Затем щенок стала обнюхивать окружающие предметы.
- Давайте назовём её Чарли, - предложила я.
В десять лет сбылась моя самая заветная мечта. Теперь у меня есть друг. Пустота вдруг наполнилась до краёв радостью и счастьем, которое плавно полилось на бумагу. Я любила рисовать Чару. Вот она готовится к прыжку, вся напряглась. Вот она спит на своём жёлтом коврике, положив мордочку на лапку. Чёрный теперь стал моим любимым цветом. Весь пол выложен рисунками, краски сохнут. Нарисованная Чара смотрит с каждого из них чёрными бусинками глаз, а настоящая свернулась клубочком на кресле и шевелит лапками во сне. Надо же, даже во сне бегает!

Мы часто гуляли. Я всегда брала её с собой, Чара была рядом, даже если мы собирались нашей дружной дворовой компанией и играли в прятки или догонялки. Иногда она убегала от нас, будто тоже хотела в догонялки поиграть, и тогда мы гонялись за летящими ушами. Породистая, она летала пулей! Иногда Чара убегала далеко от дома, тогда, в поисках, я бродила по чужим улицам. Я ходила её искать обычно одна, потому что девчонкам мамы не разрешали далеко уходить от дома, «Чарли! Чарли!»- кричала я в надежде, что она услышит меня и выбежит навстречу. И она выбегала! Однажды, когда она снова убежала от меня и не вернулась домой к вечеру, мы с мамой вместе отправились её искать. Находились мы тогда на славу, но Чару нашли! Она наелась на улице чего-то плохого и долго мучилась после этого. Я не сердилась на неё. Она взрослела как и я и седая звезда на её груди становилась крупнее. У мамы был папа, а у меня - Чарли. Я любила брать её на руки и гладить её морду и длинные уши. Вислоухая была большой шкодой. И даже постоянное ворчание мамы о том, что дома появилась шерсть, ни как не омрачало моё счастье. Ещё пол года назад этот крошечный щенок только ползал, а сейчас её было не догнать. Чара, Чара....

Удивительно, что мама разрешила мне завести щенка, наверное, ей надоело, что я постоянно носила в карманах еду для одной бездомной собаки. В ту пору мы ещё жили в старой квартире и во дворе жил большой коричневый пёс. Я называла его Джек, хотя теперь я не уверенна что это был мальчик, но тогда я ещё не понимала как их различать. Потом мы переехали и я потеряла Джека. Скучала по нему. Однажды я встретила его на улице недалеко от моего нового дома, он изменился, шерсть слиплась и клочьями торчала вдоль его рёбер. Он стал в два раза тоньше, бедненький мой Джек, «Наверное, никто тебе не выносит котлеты....или ты искал меня?»...обняв его худое тело я почувствовала, как стучит его сердце, мысли путались в голове: «Как же ты нашёл меня.....ты плохо выглядишь....ты болеешь?» Коричневая с проседью морда легла мне на плечо и пёс безропотно разрешал гладить и прижимать себя к груди, он узнал меня, хоть я и подросла уже. Его хвост слегка повиливал, он совсем обессилел. Бедный мой бродяга...Я могла только предположить, что эти несколько лет, как мы переехали, он скитался. А может быть он всё это время искал меня? Джек вскоре исчез. Может мама ещё тогда почувствовала моё одиночество, поэтому и разрешила держать в квартире собаку.

Чара была умная и быстро приучилась дома не справлять нужду. Мы часто ходили с ней на собачью площадку, там выгуливали и дрессировали разных собак, правда, в основном овчарок. Я пыталась научить мою маленькую спаниель разным командам, но она не выполняла их, наверное, я неправильно её обучала. Это не расстраивало меня, ведь она была моим другом, и я не хотела ходить с ней на соревнования и выставки. Мне было достаточно её присутствия рядом.
Однажды я вернулась со школы, но Чары не было дома. Мама сказала, что ей пора учиться охотится и они отдали её одному охотнику. Это был удар «ниже пояса». Наступила зима. Снегом замело дороги, деревья и небо. Я пошла искать мою собаку. Мама сказала, что новый хозяин Чары живёт возле театра. Белые мухи падали с неба, кружились в воздухе, липли к  глазам, но я бродила по улицам и искала моего четвероногого друга.
- Чарли! Чарли! - в отчаянии кричала я.
Мне казалось вот-вот из-за поворота мелькнут летящие чёрные уши и я услышу знакомый лай, и тогда смогу убедить охотника, который жил возле театра, отдать мою собаку. У меня замёрзли ноги и я вернулась домой.

«Ей нужно охотиться» - убеждала меня мама,- «Это же охотничья порода....».
Я приезжала на это место каждый день, но она так и не выбежала мне на встречу. Два месяца безуспешных поисков... Прошла зима. Я перестала рисовать. Чёрная акварель теперь переползла с бумаги в мою жизнь. Чёрным заволокло мне сердце. Потом чёрное расширилось и заполнило белую пустоту одиночества, которое холодными каплями боли теперь оседало внутри меня.
«Ей нужно охотиться».......



С тех пор прошло почти двадцать лет. Однажды мой девятилетний сын сказал, что хочет, чтобы у нас была собака. В доме напротив жила семья с далматинцем. Белая в чёрную крапинку собака со смешным именем Доц всегда привлекала моё внимание. И вдруг на пятом году своей жизни она родила девять щенят. Я видела, как подрастают щенки, когда их выводили порезвиться вместе с Доцкой, как их постепенно становится меньше, а через несколько месяцев осталось только два. Один был покрупнее, а другой, точнее другая - совсем маленькая. Наверное, она родилась последняя и никто не хотел брать такого мелкого и, как я узнала позже, страдающего астмой щенка. На лбу у неё было пятнышко, напоминающее маленькую ладошку, и на белой шёрстке постепенно стали появляться крошечные чёрные крапинки, по форме очень напоминающие цветочки так, как их обычно рисуют маленькие дети. Она мне сразу понравилась. Я поговорила с хозяином Доцки и он продал нам это чудо.

Стэси забилась под стол сразу как я принесла её домой. Она была уже достаточно взрослой чтобы запомнить свою маму и прежнюю семью, ту, где она родилась. Мы жили на четвёртом этаже и окна выходили на большую детскую площадку. Стэська быстро освоилась и стала из окна наблюдать за тем, что творилось снаружи. А может быть она скучала по маме и ждала её? Когда она видела свою маму, а надо сказать, что выгуливали Доц каждый день мимо наших окон, то радостному лаю не было конца. Она гавкала до тех пор, пока я, сын или муж тоже не выходили с ней на улицу, так, что мы гуляли все вместе. А уж там она давала своей радости выход. Она прыгала то на Доцку, то на Доцкиного хозяина с радостным визгом. Стэська помнила их всю свою жизнь. Мне казалось удивительной такая память у собаки, ведь обычно животные не проявляют привязанности к своим родителям как только они становятся независимыми. Но Стэська была особенной собакой! И каждый день она ждала маму у окна и завидев её, казалось, кричала ей: «Мама, я здесь! Я тебя люблю! Я тоже выйду сейчас побегать, подожди!».


Однажды, когда я сидела с трёхмесячной Стэськой на скамейке в парке, в то время как сын побежал с мальчишками на качели, проходящая мимо женщина вскрикнула от удивления, когда щенок повернул морду в её сторону.
- Я думала, что это игрушечная собака, - объяснила она.
Сидя у меня на руках, Стэська была похожа на игрушку, таких маленьких беленьких в крапинку собачек из искусственного меха одно время продавали в магазинах. «Да что же я совсем из ума выжила... с игрушкой гулять» подумала я, на что Стэська радостно гавкнула.
Собственно, это был щенок моего девятилетнего сына. Я не хотела признаваться, что купила её для себя. Эта беленькая в чёрный цветочек собачка стала моей таблеткой от боли по когда-то потерянной Чарли. Я клала её на грудь, лежа на диване и она засыпала, а я чувствовала как испаряется чернота из моей души и мелкими цветочками оседает на белоснежной шёрстке. Так она вылечила моё израненное давней потерей сердце. Стэська получала двойную порцию утренних прогулок: вначале с сыном, а потом со мной, когда после завтрака вся семья расходилась и я оставалась одна. По выходным мы ходили на природу все вместе. Я любила побродить среди кипарисов, полюбоваться красотой, и вдохнуть утреннюю прохладу. Всё-таки собаки - удивительные существа! А ещё они умные и мысли читать умеют. Бывало я только подумаю, надо бы прогуляться, а Стэська уже прыгает и гавкает и зовёт меня к двери, будто говорит: «Веди меня скорее....может с мамой встречусь, а нет, так просто ворон погоняю!».

Было у меня с ней однажды приключение. Вышли мы на дикую поляну, что за виллами, в сторону моря, там где мы обычно любили прогуляться, так вот, Стэська, понятно, бегает свободно, людей - ни души. Откуда же им тут на пустынном месте взяться? Вдруг вижу: летит моя собака, другого слова не подберу, именно «летит», а сверху над ней огромная стая ворон, птицы каркают и мечутся, и преследуют её. Стеська хоть и была ещё маленькой - всего полгода от роду, но характер у неё был твёрдый уже тогда. Бежит она прямо домой, а в пасти воронёнка держит. Нашла, наверное, его под деревом. Вот плутовка! Вороны всполошились и попытались отбить своего птенца, но зубы у Стэськи крепкие и острые, а характер упрямый. Возле дома она выпустила воронёнка, а точнее спрятала под куст. Она понимала, что я не буду рада такой добыче, подстраховалась. А знала она это потому, что незадолго до последнего происшествия там же, за виллами, она выследила чёрную курицу. Ума не приложу как она пролезла под забор в небольшой курятник, но с одной виллы она стащила курицу, видимо, хотела внести вклад в семью. Так эту курицу она честно принесла нам под дверь. Я понимаю, что у неё охотничьи инстинкты сильно выражены, но что мне делать с живой курицей? Ну я, чтобы не повадно было, наказала охотницу. Она и запомнила, что трофеи лучше припрятать, чем в открытую в дом нести. Курицу я отнесла на виллу и ещё живую забросила туда, откуда неслась петушиная песня, вероятно, по внезапно исчезнувшей курице. Помню мне так стыдно было, хоть и не я украла, но собака то моя. Да и курицу жалко. Но что уж тут поделаешь.....Как потом оказалось, я немного ошиблась адресом. Молодая семья, с которой мы вскоре подружились, рассказала нам о странном случае, происшедшем недавно с их знакомой и чёрной курицей. Пришла к ним подруга жены, они расположились в садике, возле дома. Сидят, чаёк попивают и вдруг летит над головой подруги чёрная курица. «Меня кто-то проклял» - испугалась женщина, когда курица, чуть не задев её причёску, опустилась в дальний угол.
- Но курицы ведь не летают, - рассудительно заметил муж подруги, - почему эта прилетела ...и зачем?
Они долго хохотали, рассуждая на тему высоты полётов курицы. У меня задёргался глаз, слушая их рассказ, но мне так и не хватило смелости признаться, что это проделки нашей семьи. Бедный петух... Да, а в том месте гулять со Стэськой стало не безопасно. Вороны птицы умные, память у них хорошая, они завидев её силуэт, снова начинали кружиться над ней и каркать, никак не могли простить ей своего воронёнка. Я боялась, что заклюют мою охотницу, а «таблетка» мне ещё была нужна для полного исцеления. Надолго мы перестали ходить с ней в те места.

Надо сказать, что далматинцы - порода необычайно эмоциональная, и Стэська не была исключением. Она радовалась, как ребёнок, каждый раз, когда я, муж или сын возвращалась домой. Она по долгу и выразительно что-то рассказывала, оголяя ряд мелких белых зубов. Казалось, что она улыбается от радости, завывая на все тона. Она подпрыгивала, пытаясь лизнуть прямо в лицо.

У Стэськи было своё место, но спать она любила на диване. Однажды я возвращаюсь домой, слышу музыка медитативная играет, кроме собаки дома никого, диван тёпленький... Стэська нажала на пульт от проигрывателя и устроилась слушать на диванчике. Я поняла, что она тоже любит музыку. Это нас сроднило ещё ближе, ведь мы - семья музыкантов. Ещё она могла часами слушать как играет сын на пианино. Шопен, Бетховен, Бах...её убаюкивали все звуки, которые рождались под его пальцами. В комнате сына ей спать было нельзя. А надо сказать он тоже обожал Стэську. Как-то пришла я с работы поздно, муж тогда улетел на гастроли с оркестром, сын спит на диване в зале, а она умудрилась устроится у него на боку - сверху, и так ей было уютно и тепло, что она даже меня не побежала встречать. Но что ещё интересней, она постепенно начала вытеснять его, этот наглый «кукушонок», умудрился потихоньку расположиться на всем диване с вытянутыми лапами. 

Постепенно она выросла и стала большой собакой. На грудь такую, весом в почти тридцать килограмм, уже не положишь. Мне нравилось смотреть, как она бегает. Её хвостик всегда торчал вверх и мне казалось это очень оптимистичным. Беззаботная радость и лёгкость, с которой она жила, её изящество и, как флаг счастью, торчащий вверх белый хвостик, всё это придало жизни моей семьи какой-то необъяснимый сказочный оттенок. Были у неё и недостатки. С присущей ей грацией и лёгкостью она могла стащить что-нибудь съедобное со стола. Воровство было чертой её характера. Но когда я её спрашивала почему опять пропала жаренная курица, Стэська делала невозмутимую морду и смотрела куда-то в даль, украдкой облизываясь, как будто этот вопрос к ней совершенно не имел никакого отношения. Эта хитрюга играла роль честной собаки в моих глазах, которая не опустится до воровства. Но если на столе оставалось что-то съедобное, то Стэськин долг был позаботится об этом. Вместе с тем проблема недоеденных супов отпала сама собой. Мне всегда досадно выбрасывать еду, особенно, если я её ещё и готовила. Мысли, что где-то в Африке люди умирают от голода, мешали мне облегчено вздохнуть после очередной выброшенной порции какого-нибудь блюда. Домочадцы привыкли есть только самое свежее и вчерашний суп им не нравился. Но Стэська обожала и вчерашний и позавчерашний суп. Она любила все мои супы. И для неё я иногда варила особый наваристый суп, думаю она ценила это со всей преданностью своего собачьего сердца, и именно меня она слушалась так, как животные слушаются главу стаи.

Однажды, мы возвращались с прогулки и уже подходили к дому как вдруг из-за поворота появился незнакомый мужчина. Когда мы поравнялись, она молча подпрыгнула и попыталась его укусить. Стэське не понравилось, что он подошёл ко мне близко. Хорошо, что я держала её на поводке, не хватало ещё чтобы она укусила прохожего. Её хладнокровный поступок меня удивил и я поняла, что она - моя надёжная защита. Она не отходила от меня ни на шаг. Думаю она перенесла на меня своё понимание «мамы» и на вопрос: «Где мама?», она радостно бежала ко мне и подпрыгивала, чтобы лизнуть меня прямо в лицо. Доцку она тоже любила всю жизнь. Может она согласилась внутри себя с фактом, что у неё теперь есть две мамы и она одинаково «визжала» и прыгала от радости при виде нас обеих. Стэська привнесла в дом какое-то необъяснимое тепло, что ещё больше сплотило нашу семью. Она была всеобщей любимицей. Я считала её своим ребёнком. Но когда у нас в семье родилась Анечка, Стэська проявила себя как настоящая нянька. И хотя сама она не разу не стала матерью, в ней вдруг проснулся материнский инстинкт, теперь её заботой стало ни на шаг не отходить от девочки и подъедать всё, что падало. Она отнеслась к появлению малышки так, как будто это её собственный ребёнок. Сначала она сидела возле детской кроватки, прислушиваясь к любому шороху и нервно бегала от меня к ребёнку, если дочка просыпалась и начинала кряхтеть. Постепенно мы стали звать её Буся. Стэська-Буся считала своим долгом обращать моё внимание на ребёнка. Не дай бог, чтобы малышка заплакала, тогда Буся начинала жалобно тихонько скулить. Когда Анечка ещё только ползала, Буся ходила рядом, сверху посматривая на маленькую детскую головку, и украдкой облизывая макушку. Она позволяла ей ползать по себе и кататься верхом. Они играли вдвоём, забравшись в небольшую игрушечную палатку, иногда засыпая в обнимку. Анечка росла, а Буся старела. У неё стали болеть лапы и она начала прихрамывать. Однажды утром она не смогла встать. Уже взрослый сын понёс её на руках на улицу.. Мы одели на Бусю ставшую маленькой детскую кофту, чтобы ей было теплее. Собака стояла и дрожала в летнюю жару, не в силах сделать шаг. Я лечила её антибиотиками, делала массаж спины и через две недели она выздоровела. Слегка прихрамывая она теперь могла передвигаться и сама стала спускаться с четвёртого этажа. Доцку усыпили на восемнадцатом году жизни, оттого что у неё был рак и она мучилась от боли. У Буси с возрастом приступы астмы стали чаще. Она больше не могла легко пробежаться к морю и назад. Но даже постарев она не утратила привлекательности. К ней прибегали самцы со всей округи прямо к нашей квартире. Один раз у нас под дверью поселился небольшой, чёрный, весь с проседью пёс. Наверное, он тоже нравился Бусе. Было мучительно слышать, как они оба тихонько скулят через дверь. Мы пыталась его прогнать, он молча и послушно уходил, но потом снова возвращался. Через неделю он ушёл и больше не вернулся. Так закончился Буськин роман.
   Это был обычный октябрьский день, на удивление солнечный и ясный. Приближался её двенадцатый день рождения. Дети ушли на учёбу, муж на работу. Я готовила обед, а она как всегда лежала возле кухни и контролировала процесс приготовления пищи. И вдруг у неё случился приступ астмы. Она стала задыхаться и взгляд её застыл. Её преданное сердце последний раз сжавшись, остановилось навсегда. Она лежала на полу с открытыми глазами. Я  села рядом и закрыла ей глаза, оставив её так до вечера, пока вся семья, наконец, не была в сборе. Я не могла по телефону сказать им, что она умерла, зная что и для  них она значила очень много, особенно для дочки. Эта собака давала свою любовь каждому члену нашей семьи. Казалось, что она спит. Белоснежная, вся как будто разрисованная в чёрные цветочки, с пятнышком в форме ладошки на лбу. Мы все вместе вынесли её на руках и похоронили на пустыре, под деревом, там, где она когда-то нашла воронёнка.



2016