Команда Цитрус

               
                Авторское определение жанра: роман в миниатюре, где животные выступают в качестве личностей.




                История начинается с ошибки, чудо – со случайности.





         Глава 1. Зоопарк

         Весенним утром в частном зоопарке города Кувшин всё шло как обычно. На листьях липы развернулась роса. Лёгкая прохлада окутывала вольеры и заборы. За стенами развлекательного учреждения с животными виднелся прозрачный туман. Холодные решётки с облезлой чёрной краской и потрескавшиеся кирпичные стены, построенные тридцать лет тому назад, устало сохраняли своё место. По внешнему виду здешних строений любой мог определить их возраст.

         Раньше зоопарк находился во владении государства, но в городе нашлись амбициозные молодые люди, продемонстрировавшие свои грандиозные планы на это место. Мер и администрация города помогли оформить бумаги, и учреждение преобразилось в плане программы, состава животных, их питания и обслуживания. Новоиспечённые владельцы старались привлечь как можно больше посетителей. По всему городу на остановках транспорта, в крупных магазинах, торговых центрах всегда висели листовки с красочными фото обитателей зоопарка. В газете периодически давалось объявление с заголовком «Большие перемены в зоопарке!», «Новые животные!», «Скидка детям с такого-то по такое-то число!».

       Люди, приходившие запланировано или «по зову» действительно обнаруживали изменения. Теперь здесь открылось несколько буфетов, лавочек с сухими закусками, киосков с мороженным. Даже прибавилось скамеек и появились беседки для уединения в стороне от дорожек. А новые животные! За оградой и в стеклянных ящиках красовались такие божьи твари, о существовании которых до поры до времени не знали и зоопарковские ветеринары. Мамы и папы вели детей посмотреть на зебру, которую вчера выучили по фото в книжке, а сталкивались с тапиром – обитателем тропических лесов Южной Америки. В соседнем вольере, огороженном железной сеткой, на ветках, прибитых друг к другу гвоздями, красовалась мадагаскарская руконожка (это не насекомое, а млекопитающее, похожее на помесь мадагаскарского лемура (если таковой вам известен) и коалы). Неподалёку устроился гигантский панголин – как ёжик, только не с иголками, а с чешуями и размером с большую кошку.  В отделении птиц, где ожидали встретить павлина или страуса, находили северного лысого ибиса (этот и правда лысый), похожий на ожившую средневековую врачебную противочумную маску с прикреплённым к ней плащом из чёрных перьев. В маленькой избушке с бассейном плавали японские декоративные карпы кои – красно-чёрно-желтые, бело-красно-синие, жёлто-оранжево-красные, пёстрые как перцы в овощном магазине.

       «Классические» звери тоже были, в самом конце зоопарка, в отдалении от звёзд программы. Мощный и спокойный африканский слон, галапагосская черепаха, подвижный и проворный дикий кабан и два волка – обе девочки, чтобы не плодились. Рядом с ними площадка японских макак. Они покрыты густой шерстью и хорошо переносят местные зимы. Дальше загон с андской лисицей и вольер с двугорбым верблюдом, они также хорошо чувствуют себя в холод.

       Ещё по мелочи: с западной стороны под сосной стоит террариум, в котором, кстати, расположилась комната сторожа. Тут жили южнорусский тарантул, обыкновенный калот (ящерица), жёлтый сетчатый питон и мадагаскарские тараканы каждый размером с дольку яблока.  У восточной стены расположилась палатка с бабочками: голубой морфо, листовёртка зелёная дубовая, пяденица зелёная большая, червонец непарный, баттус филенор.

         Кроме новых построек и незначительных переставлений забора, новые владельцы архитектурный план зоопарка не меняли. И косметическим ремонтом своё приобретение тоже не побаловАли. А зачем? Стоит забор, вот и пусть стоит, когда упадёт новый поставим – в зоопарке главное звери, а не что их окружает.
По-видимому, амбициозные владельцы сделали упор на экзотичность и небывалость животных, и эта ставка сыграла. Зоопарк обрёл небывалую популярность. А тем временем кирпичные дорожки почти полностью ушли в землю, заросли травой. Уборщикам два раза в год приходилось их чистить, хотя бы для того, чтобы обувь посетителей не маралась и люди не гнушались этого зоопарка. 

         Штат учреждения «потолстел». Кроме постоянного ветеринара появился дрессировщик. В его обязанности входило натаскивать некоторых животных на определённые действия, а также придумывать и реализовывать различные сценки, манёвры для развлечения публики.

         Не считая охранников у входа, следящих за добропорядочностью посетителей, зоопарк круглые сутки находился под присмотром сторожей – дневного и ночного. Под солнцем в месте встречи детей, взрослых и животных всегда стоял шум. Поэтому, когда Владимира Борисовича спросили, в какую смену он желает устроиться, он легко ответил: «В ночную».



          Глава 2. Трансформация

           Владимир Борисович токарь по образованию, полученному ещё в школьные годы на профподготовке. Работал то продавцом в магазине, то водителем-дальнобойщиком, то вахтёром в городском общежитии. На старости лет решил найти до крайности спокойное дело, где не надо ничего делать. Пенсии ему хватало, только хотелось ещё большего, чтобы внукам на день рождение побольше давать, да и сыновьям иногда помогать. Объявление о вакансии сторожа увидел в супермаркете рядом с домом, без промедлений связался с администрацией зоопарка.  Его приняли, в основном по причине срочности – животные и оборудование есть, сторожа нет, так не годится. Конечно, у сутулого мужчины в очках (менеджера по кадрам) возникла мысль избавиться от этого никуда не годного дедушки, как только представиться возможность, но документы и поставки завертелись, закружились, у менеджера перед носом выросла гора забот, а на улице гора ящиков и материалов, так что сначала про Владимира Борисовича забыли, затем не находилось кандидатов, потом к нему уже привыкли.

           Владимир Борисович же утроился в зоопарк как раз, когда его перестраивали. Суматоха стояла страшная. По плану одного из молодых владельцев первым делом надо было разобраться с животными: ненужных, продать, отослать, усыпить, нужных заказать, привезти. Но по плану другого владельца важнее всего являлось оборудовать зоопарк технически, перестроить вольеры, где надо сделать ремонт. Здесь открылся недостаток того, что у заведения несколько хозяев – хорошо, когда идей много, плохо, когда надо определять какую из них выбрать. В спор вмешался третий владелец с компромиссом: и вам и нам, и то, и это, так и быстрее получится и эффективнее, то есть предложил он одновременно и состав зверинца менять и архитектурно учреждение обустраивать.

         А закончилось это тем, что, когда Владимир Борисович выходил в три часа ночи подышать свежим воздухом из пункта охраны у входа в зоопарк, перед ним открывалась такая картина: трактор с включёнными прожекторами пытается загнать слона в его вольер, у того было плохое настроение, поэтому слон не слушался и топал на машину ногами, иногда пиная его по ковшу и стенкам. Лев рычал в своей перевозной клетке, его должны были увезти в другой зоопарк два дня назад, но что-то пошло не так, конвой из другого зоопарка задерживался, а продовольствие на льва уже прекратили закупать, и бедняга два дня ничего не ел. В другой части зоопарка стояли клетки с японскими макаками, их привезли этим днём, и ни у кого не дошли руки их выпустить в вольер, хотя он был совершенно готов к использованию. На дороге валялись коробки с прожекторами, светотехникой, проводами, уборщикам приходилось по нескольку раз в день их перетаскивать, чтобы машины с животными по ним не проехались. Ветеринар каждый день осматривал животных и находил признаки обезвоживания, нервного расстройства. И днём и ночью гудели машины, открывались и закрывались камеры, люди кричали друг на друга и на животных, из-за этого хвостатые и мохнатые не могли хорошо спать, многие звуки их пугали, они боялись даже высовываться из-за прикрытий и не подходили к мискам и корытам с едой. Зачастую вольер находился на стадии подготовки, когда животное уже приезжало, следовательно, ему приходилось сидеть в транспортировочной камере.

         Один раз Владимир Борисович в двенадцать ночи шёл по дорожке и услышал, что кусты шевелятся. Он приблизился, всмотрелся, ничего, конечно, особенного не увидел, пошёл дальше. Через час к нему подходит ветеринар и спрашивает, не видал ли он лису. Оказывается, недавно приехавшая андская лисица смогла удрать из переносной клетки, так как боковые крепления были сбиты, вероятно, клетка обо что-то ударилась. Ночного сторожа попросили найти животное чтобы оно не сбежало в город или чего доброго не убилось среди этого строительного мусора и техники. Тут Владимир Борисович пожалел, что выбрал эту работу: надо же было подумать, что работа сторожа спокойная и бездеятельная, сегодня попросили поймать лису, а завтра в вольере с волками лампочку менять заставят?

          Долго ходил старичок с фонарём, разыскивая зверя. Андские лисицы ещё имеют цвет песка и камня, так что среди бедлама клеток, картонок, какой-то соломы, которая находится на противоположном конце зоопарка от слона, которому, собственно, её и выписывают – найти серый хвост тяжко.  Владимир Борисович устал и вернулся ни с чем на пункт охраны. Требовать с него разыскивать животное требовали, но толка от этого не ждали: дедушка как та андская лисица – выцветший, изнурённый шумом, не ориентирующийся среди суматохи.

        Днём её всё-таки нашли – утаилась за коробками со светотехникой, а когда стали их перемещать, пулей вылетела к нынешнему вольеру с тапиром, тогда пустовавшему. Через дыру в бетонной основе под забором проникла внутрь, а выбраться уже не смогла.

        Владимир Борисович начал задумываться об увольнении. То, что происходило вокруг него, не то, чего он ожидал. С другой стороны, сейчас зоопарк формируется, встаёт на ноги, когда перестройка закончится всё будет тихо и мирно, наверное. И это «может быть станет лучше» и эти поиски сбежавших зверей, к которым пенсионер не питал никакой тяги – лучше найти спокойное место подальше от животных. «Как я только думал, что в зоопарке будет спокойно, – размышлял дедушка. – Здесь люди-то на зверей похожие становятся, а сами звери! Вчера птицу привезли, Господи, испугаться можно, чучело какое-то, такую только на конец огорода поставить, чтобы ворон, и волков, а пуще всего людей отгоняла!». 

        Проходили дни, рулоны железной сетки, строительные материалы большие и маленькие клетки, коробки с кормом находили свой угол в большом округлом зоопарке. Владимир Борисович приобрёл привычку прогуливаться по освободившимся дорожкам и тропинкам. Особенно полюбилась ему северная беседка с белым полом и потолком. Он обозревал оттуда часть зоопарка и потихоньку примечал, как тот меняется. Он стал привыкать к животным.

          Первым его симпатию вызвала одинокая волчица Герда. Она родилась в кувшиновском зоопарке в стае волков. Новые владельцы отказались от мысли содержать целую семью серых хищников и увезли всех самцов, оставив одну Герду. Волки стайные животные, поэтому молодые хозяева выписали из Алтайского приюта диких животных молодую волчицу – Гору. Пока последняя добиралась до Кувшина, на Герду нахлынуло одиночество. Она привыкла к людям, выросла среди них, и шум её пугал и беспокоил гораздо меньше, чем «новеньких», однако из-за сумятицы смотрители, уборщики, даже ветеринар стали уделять ей меньше внимания. Они не приходили и не разговаривали с ней, как это бывало раньше, только кормили с перебоями. В отсутствие других волков ей не с кем было разделять свои дни. Герда смиренно лежала одна, печально смотря на проходящих мимо работников.

          Владимир Борисович поймал её взгляд. Серо-белый зверь развалился посреди загона без движений. Только карие глаза устало уставились на старичка. Владимир Борисович посмотрел на надпись, висевшую на заборе: «Серые волки».
- Одна ты, тут, красавица, – обратился он к волчице. – Волки, волки, а ты одна сидишь. Одиноко тебе небось? Ну да я слышал тебе волка везут, будешь с ним вместе, щеночки пойдут, заживём…

          Герда смотрела на него, навострив уши. Она понимала, что всё, что он сейчас говорит, обращено к ней.
 
           Владимир Борисович стал частенько заглядывать к Герде. Периодически он давал ей колбаски, дешёвого сыра и всё что себе брал на перекус. После того как от пенсионера стала поступать еда, сердце Герды растаяло. Её хвост каждый раз радостно приветствовал приближающуюся фигуру Владимира Борисовича. Со временем она научилась ложиться перед ним на спину и показывать живот. Ночной сторож ласково разговаривал с ней, кидал в загон разные ветки и палки. Он занимал послушную волчицу по доброте душевной и для собственного удовольствия.

          Когда привезли долгожданную волчицу Гору, ожидания, мягко говоря, не оправдались. В отличие от Герды, Гора родилась и выросла в Алтайских горах, а в приют для диких животных попала из-за того, что наступила в капкан и ей ампутировали лапу вплоть до рудиментарного пальца. Она лишилась способности охотиться, в связи с этим сотрудники центра помощи животным после операции оставили её под человеческим присмотром. 

          Искалеченная, потрясённая потерей части ноги, оторванная от своей стаи, Гора постоянно находилась на взводе. Обдавала рыком каждого, кто к ней приближался, Герда не стала исключением. С первых секунд в общем загоне Гора агрессивно показала «домашнему» волку кто тут главный, кто ест первый, кто управляет территорией. Герда не протестовала, просто пересела с центра площадки на край. Она была рада увидеть собрата, пусть и такого недружелюбного.

         Владимир Борисович ещё долго думал, что Гора мальчик. Истина открылась, когда вечерком только пришедший на пост ночной сторож разговорился с курящим ветеринаром. Сам Владимир Борисович не курил, поэтому всё болтал, а усталый доктор только слушал. И вот мысли дошли до Горы:

- Привезли-таки, красавец какой, этот Гордый, Гоша, Гриша… Как его там…
- Вы имеете ввиду волчицу Гору?
- Да как волчицу? Девчонка что ли?
- Да, а вы не знали?
- А зачем так? – Из любопытства спросил Владимир Борисович.
- Да, хозяева не хотят плодить хищников. Они и тех что раньше здесь были увезли. Вы же недавно сюда устроились? Раньше здесь были лев, тигр, волков стая. А сейчас всех повывезли, не хотят плотоядных, они, мол, много мяса едят, расходы, лучше побольше травоядных. – И ветеринар сделал последнюю затяжку. После чего попрощался и направился прикорнуть в недавно построенной беседке. Ему приходилось работать и днём и ночью, осматривать новоприбывших животных, следить за самочувствием уже насидевшихся в зоопарке. Насчёт Горы у него вообще было подозрение на бешенство, тем более что она не пила воды целый день. Однако ветеринар испытывал слишком сильную усталость, чтобы делать что-либо исключительно из подозрений.

           Случилось во время переделки зоопарка ещё несколько примечательных историй.

         Новые владельцы запросили из зоопарка соседнего города какого-нибудь здорового молодого кабана. Положительный ответ прилетел быстро, а вслед за ним и грузовик с желанным грузом. Поначалу считалось, что всё нормально. Животное нервничало, вело себя возбуждённо, бросалось на любого, кто входил в загон. Ветеринару приходилось усыплять его, прежде чем обследовать. И это списывали на стресс от переезда, новой обстановке, окружающий шум. Однако прошли недели, за ними месяц, а агрессивность дикого кабана нисколько не уменьшилась.  Ветеринар пожимал плечами: наверное, у неё просто характер такой. Кстати, быстро выяснилось, что присланный кабан вовсе не мальчик, которого запросили владельцы зоопарка, а девочка, но по крайней мере здоровая и в расцвете лет. Это было ещё ничего, только в один прекрасный день мохнатая красавица родила пятерых поросят. Вот здесь владельцы зоопарка возмутились. Им был нужен один кабан, а не шесть. В зоопарк соседнего города незамедлительно отправилось ещё одно письмо с просьбой забрать если не мамашу с выводком, то хотя бы выводок. На сей раз ответ оказался отрицательным: тот зоопарк не мог забрать кабаниху с выводком, по причине того, что у них итак не хватает бюджета на животных. Тогда новые амбициозные владельцы разослали объявление о продаже или дарении поросят. Один поросёнок оказался нужен в зоологический музей: они хотели сделать из него чучело для экспозиции, взрослый кабан стоит, а детёныша нет. Остальные четыре поросёнка остались невостребованными. Пять взрослых диких кабанов питаются как один взрослый слон. Хозяева зоопарка приняли решение: если детёнышей никто не вызовется забрать, их забьют. Спустя четыре месяца после рождения один поросёнок отправился к мастеру чучельнику, а четыре других в качестве премии выданы работникам зоопарка. Владимир Борисович от такого подарка отказался – больно привязался он к этой живности.

          Забавная история с мадагаскарской руконожкой. Её посадили в вольер с небольшим деревцем, растущем в большом горшке. Кормили исправно – то есть раз в день высыпали ведёрочко фруктов и овощей с кусочками курицы. Так этот родственник лемура давай прогрызать ветки и ствол деревца, на котором сидел. В дикой природе эти животные так себе добычу ищут, да в зоопарке такое поведение является вредительством. Погубленное деревце убрали, поставили самодельный снаряд, сколоченный из деревянных досок, оставшихся после построек беседок. Мадагаскарская руконожка из-за подмены не расстроилась.

         Пока разбирались с ящиками и клетками приехали гигантский панголин и галапагосская черепаха. Чтобы не томить существ в замкнутом пространстве их поместили в один оборудованный очищенный вольер. Ветеринар настоял, мол, оба животные спокойные, мирные, друг другу ничего не сделают. Так оно и вышло: большая черепаха днём ела, ночью спала, панголин ночью ел, днём спал свернувшись в углублении в земле. Позже дрессировщику пришла мысль – навсегда оставить эту парочку в соседстве. Зрители любят сладкие и миловидные истории вроде, козёл и тигр подружились, самка орангутанга усыновила детёныша барса. Теперь в кувшиновском зоопарке появились свои неразлучные друзья – панголин и черепаха. Разумеется, небольшая деталь в красивой истории сама собой опустилась, а именно, что и панголин, и черепаха – животные одиночки и просто не замечали друг друга.
Господин двугорбый верблюд чрезвычайно долго добирался из Астраханской области. Его заказали одним из первых, а переступил порог зоопарка самым последним. Его дожидались два месяца, причём разводчики постоянно уверяли в близости доставки. Работники уже не чаяли увидеть четырёх копытное млекопитающее, как оно гордой и вальяжной походкой прошло в свой загон.



           Глава 3. Владимир Борисович
 
           Обновление парка закончилось. Несмотря на желание покинуть его, Владимир Борисович продолжил здесь трудиться. Животные постепенно всё больше и больше проникали ему в сердце, пока в какой-то момент старичок не поймал себя на мысли, что привязался к ним. Он примирился даже с северным лысым ибисом. Ночной сторож стал ловить расплодившихся из-за вечно просыпавшегося корма тараканов и подкармливать ими необычную птицу.

          Тараканы настолько осмелели, что пробегали по полу охранного пункта и других построек круглые сутки. У работников зародилось опасение скрещивания домашних и мадагаскарских гигантских тараканов, так как первые могли пролезть в дыхательные отверстия ящика последних. Ветеринар одобрил и проруководил операцией по травле нежеланных насекомых. Серо-зелёный дым поддельными облаками расплылся по дорожкам и углам комнат. Словно инопланетяне представители санитарной службы расхаживали в противогазах и спецодежде для дезинфекции, в то время как ветеринар за ними следил.

         Вообще, после владельцев зоопарка ветеринар считался наивысшей по значимости особой. Не находилось ни одного дела, в котором не требовалось его согласия. Сами хозяева постоянно звонили ему и советовались. Обычно трудяга в белом халате отдыхал в беседках, поскольку ветеринарное отделение долго оставалось закрытым, а иногда он заглядывал к Владимиру Борисовичу попить чайку. Мужчины сидели за столиком: сторож делился своим мнением, сообщал о последних новостях зоопарка, а ветеринар курил и слушал. Притом доктор делал одну затяжку сигары затем один глоток чаю.

         Владимир Борисович по прошествии четырёх месяцев с начала службы сдружился почти со всеми работниками зоопарка. Невзирая на то, что большинство людей присутствовало в дневное время, ночной сторож как-то успевал встретить их вечером или утром. Это означало, что Владимир Борисович задерживался уходить домой. Никуда не торопясь, дедушка спокойно прогуливался между вольерами, читая надписи на заграждениях, разговаривая с животными, смотря на деревья. В течение такого хождения обязательно попадались какие-нибудь Вася-уборщик и Оля – продавщица в ларьке. Охранники также пред пенсионного возраста дружелюбно здоровались со старичком. С ними дедушка сдружился на охранном пункте. Долгое время это место служило рабочим пространством для охранников и сторожей, покамест не решили приделать комнатку в террариуме. И Владимир Борисович переехал к паукам и ящерицам.

           К сроку открытия зоопарка дневной сторож уволился. На его место объявился один кусок отборного мяса, менеджер по кадрам уже приготовился схватить его в свои цепкие руки, однако парень заявил, что будет работать исключительно в ночную смену. Менеджер по кадрам так хотел удержать этого сорванца, что вспомнил про ненужного Владимира Борисовича. Старому пенсионеру предложили перевестись в дневную смену. Расчёт лежал так: если Владимир Борисович согласится, зоопарк закроет нехватку кадров, если откажется, его можно уволить за нерасторопную работу и нахождение более компетентного сотрудника, и менеджер по кадрам станет счастлив. Таким образом выходил беспроигрышный вариант.

           Владимир Борисович согласился. Поначалу было сложно перестроить режим сна, расписание приёма пищи. Пенсионеру пришлось адаптировать под новые условия, как когда-то всем обитателям зоопарка. Соседство со змеями и ящерицами в террариуме его тоже смущало. Здание террариума целиком состояло из прямоугольного помещения; один конец был перегорожен – эта образовавшаяся комнатушка и выступала в качестве сторожки. Одна внутренняя дверь, ведущая в каморку Владимира Борисовича и одна дверь, открывавшаяся на улицу. Стены террариума стояли без окон ради экономии тепла зимой, у сторожа имелось одно маленькое окошечко. Недостаток уюта давил на теперь уже дневного сторожа, до тех пор, пока Владимир Борисович не привык к новому месту и не понял, что не обязан постоянно пребывать в сторожке. Он начал часто отправлялся на прогулки, больше проводить времени с животными.

           Владимир Борисович любил наблюдать за обитателями зоопарка, а больше, собственно, там нечем было заняться. Герда и Гора научились жить друг с другом. Дикой волчице представлялось трудным смириться с изменениями, она чувствовала себя растерянной и напуганной. Клетка тревожила её, а сновавшие вокруг люди были явлением странным, опасным и нежелательным. Там, на природе, она была неудержима и сильна, а здесь без ноги, беспомощна и заперта. Герда же всем своим видом показывала, что они в безопасности. Всегда спокойная и расслабленная зоопарковская волчица не реагировала на уборщиков и смотрителей, давала себя гладить Владимиру Борисовичу и ветеринару, который подкармливал её кошачьим кормом. Мало-помалу Гора привыкла к присутствию людей и к Герде. Дикарка по-старому ела первой и не позволяла соседке приближаться к миске, пока не насытиться, а Герда не бунтовала, потому что знала, что их накормят снова и снова в одно и то же время. Гора чувствовала свою слабость, свой недостаток, дающий любому здоровому волку право на её притеснение, но она не хотела никому ничего уступать, поэтому рычала вдвое больше необходимого, вскакивала и скалилась из-за любого пустяка. Гора ловила каждое движение Герды, словно ожидая, когда же она наконец нападёт. Дикарка оскаливалась, стоило соседке повернуть голову, перевернуться на другой бок, встать, лечь, помотать хвостом, подойти к стене, отойти от стены. Герду можно назвать спокойным флегматичным волком, но даже ей приходилось иногда защищать свои личные границы, когда Гора решала погонять её по всему вольеру. Гора уже по какой-то инерции преследовала соседку, рычала на неё по привычке, кусала чтобы в тридцатый раз на день подтвердить свой статус, который никто не оспаривал. Полного мира между ними так и не установится. Но они привыкли друг к другу, между ними установилась своеобразная связь, они образовали маленькую стаю, в которой у Горы была роль лидера и притеснителя, а у Герды роль подчинённого и гонимого.
 
         Владимир Борисович, смотря на эту парочку, только качал головой: «Что ж вы делаете? – Говорил он волчицам. – Вы же одни теперь друг у друга на целом свете, вы должны беречь друг друга, заботиться, а вы… Волки…» У Владимира Борисовича всегда имелась любящая семья, поэтому он не понимал, почему два таких похожих зверя, одиноких, брошенных, по-своему искалеченных не могут сдружиться. Герда, которая никогда не видела воли и никогда не сможет назвать себя настоящим волком и Гора, которую эта воля искалечила и отвергла, но в которой она выросла и без чего волчица не могла жить. Старичок жалел их обеих, однако ничего не мог для них сделать.

        Каждый раз как он приходил, разворачивалась одна и та же картина. Герда, учуявшая его ещё за поворотом, вставала, Гора на неё скалилась, потом, когда приближался сторож, рычала на него, изогнувшись в середине вольера. Герда подходила к заграждению, доверчивыми собачьими глазами смотрела на лицо и руки пенсионера – не принёс ли чего. Владимир Борисович бросал ей хлеб с колбасой, Герда быстро его съедала. Старичок бросал другой кусок в сторону Горы, но та вместо того, чтобы есть, продолжала рычать и кривить морду. Герда утыкала голову в деревянные палки – так она просила, чтоб её погладили. Владимир Борисович недалеко просовывал руку и ласково водил по шерсти. Когда он уходил, Герда ложилась на своё место, а Гора следила за ней и не подпускала к куску колбасы. Гора сама его не ела, но и не позволяла никому другому ничего с ним делать. Этот кусок мог лежать несколько дней, пока его тайком не утаскивала Герда, или не вытягивал зажимом смотритель зоопарка. 

          В целом у Владимира Борисовича болела душа за всех животных зоопарка. Когда кто-нибудь заболевал, он непременно выспрашивал у ветеринара не надо ли чего, выздоровеет ли зверушка. Когда животное терялось, дневной сторож выходил её искать и осматривал территорию зоопарка снова и снова, покуда какой-нибудь уборщик не найдёт пропавшего. Почему-то сам Владимир Борисович никогда не находил беглеца.
Незаметно, потихоньку зоопарк стал для Владимира Борисовича ещё одной семьёй.



          Глава 4. В обычный день

           Зоопарк работал семь дней в неделю, почти все дни в году. Вход закрывался на периодические медицинские осмотры животных, санитарную обработку площади, небольшую перестройку, в связи с инцидентами и на часть Новогодних праздников, когда большинство сотрудников отказывалось работать. В какие дни не работать решал директор зоопарка. Ветеринар и смотрители периодически ему отчитывались о происходящем.

           Владимир Борисович всегда выходил на смену, даже в первые числа января. Он и подумать не мог, что его животные останутся без присмотра.

           Обычный день в зоопарке проходил так. В шесть-семь часов утра ночного сторожа сменял дневной. Приходили уборщики и смотрители, затем работники ларьков и продавцы билетов. Около восьми утра с утренней проверкой приезжал ветеринар, получал отчёт от ночного сторожа, быстро обходил животных, вызывавших подозрение, и уезжал. По необходимости с помощью смотрителей доставлял зверя в ветеринарное отделение, где тщательно его осматривал и лечил. Одновременно с этим смотрители кормили животных, а уборщики подметали дорожки, мыли полы, чистили загоны. В десять утра зоопарк открывался, и приходили первые посетители. В восемь вечера развлекательное место закрывалось, смотрители проверяли всё ли в порядке, кормили животных и уходили. Около девяти-десяти вечера появлялся ночной сторож. Последними покидали зоопарк уборщики и охранники, оставляя ночного сторожа единственным властителем сего учреждения.

          Большинство посетителей представляли собой родителей и детей, реже подростков, желающих прогуляться на фоне животных, ещё реже супружеские пары, выделившие выходные на совместное посещение чего-либо.

          Во время открытых дверей большую часть внимания сотрудников зоопарка получали не звери, а люди. Обязательно находился растяпа, который купил билет, но неаккуратно засунул в карман, из-за чего тот выпал, и мужчина или женщина доказывали работнику террариума, что ещё у входа приобрели волшебную бумажечку. Проходящих мимо уборщиков время от времени спрашивали: «Где здесь туалет?», «У вас есть лев?», «Где можно поесть?», потому что, видимо, заходя в зоологический сад, образованные граждане разучались читать и не видели висевшие на всех дорожках таблички со стрелочками: «Буфет», «Кафе», «Туалет», «Выход», «Террариум», «Хищники» и т.д. По этой же причине смотрителям приходилось останавливать «добрых» посетителей, которые намеревались бросить панголину с черепахой пиццу, ведь прочесть надпись: «Не кормить!» никто не был в состоянии прочесть. 

           Взрослые бросали обёртки от мороженного и перекусов прямо на дорожки и газоны. Дети устраивали истерики, когда не хотели уходить, стучали ногами и руками о заграждения, пугая животных. Иногда сторожа и охранники задавались вопросом: кто хуже, ребёнок, который кидает в северного лысого ибиса камни или родители, которые ему камни в руки дают.

          Подростки – отдельная тема для обсуждения. Наглые и беспринципные сорванцы много раз пытались проскользнуть бесплатно, в глаза врали охранникам и работникам зоопарка, снимали фото видео с животными, проникали в вольеры.

          Большинство посетителей, конечно, вело себя прилично.

          Владимир Борисович выработал определённый маршрут и расписание прогулок по парку. Его путь начинался с загона кабанихи, ввиду того, что она соседствовала с террариумом. Дальше жили слон, волчицы, северный лысый ибис, мадагаскарская многоножка, пруд с декоративными карпами кои (дневной сторож прямо засматривался на их цветастые спины, да приговаривал «Вот те божьи твари, какие писнЫе, прямо загляденье!»), гигантский панголин и галапагосская черепаха, тапир, андская лисица, двугорбый верблюд и самые последние – японские макаки.

          Животные после переезда привыкли к новому жизненному пространству. Само собой разумеется, что болезни из-за пережитого страха и неудобств их просто атаковали, так что мадагаскарской многоножке пришлось два месяца пролежать в ветеринарном отделении, а группа японских макак потеряла двух своих членов.

          Лучше всего с переездом справились рептилии и насекомые. Южнорусский тарантул, обыкновенный калот и жёлтый сетчатый питон просто переместились из одного стеклянного ящика в другой. А мадагаскарских гигантских тараканов даже не считали – они всё равно плодились как не знай кто. 

          В холодное время года животных из жарких стран отводили в помещения. Для слона специально построили «гараж», куда он осенью с большой неохотой заходил, а весной с большим нежеланием выходил. Птица и многоножка помещались в террариум, потому что занимали мало места. Кабана и тапира сажали с галапагосской черепахой и панголином в отапливаемый вольер. Верблюд как король занимал отдельную комнату, смежную с покоями слона.

          Когда Владимир Борисович, прогуливаясь в снежные зимние деньки, продвигался мимо японских макак, то удивлялся их повадкам. Волчицы зимой старались прижаться к глухой стене, чтоб сберечь тепло. Старичку, чтоб не мёрзнуть, требовалась тёплая куртка со штанами и гамашами, а эти маленькие зверьки преспокойно сидели на декоративных камнях, прыгали по перекладинам, и даже кидались друг в друга снегом.

          Дневной сторож примечал повадки обезьян. Вожак Ягуар предпочитал сидеть выше остальных на камнях или перекладинах, специально сооружённых обитателям загона для физических упражнений. Старшая самка Липа собирала при себе других дам и садилась примерно в центре них. Её любимицами были Ромашка (совсем юная дочь Липы и Аметист – красивая здоровая мамаша, недавно родившая своего первого детёныша). Молодняк держался отдельно от взрослых, особенно среди них выделялся сорванец Кузнечик, скакавший по загону дни напролёт и в одиночку могущий заменить в поле целое облако саранчи. Старые макаки – только двое самцов: Юпитер и Вавилон – занимали низкое положение в иерархии стаи и сидели всегда в некотором отдалении. Владимир Борисович сочувствовал им, ведь они напоминали самого сторожа. Старые, с поникшими силами, большинству стаи ненужные. Пенсионер, если баловал макак, подкармливая их самокупными фруктами и орехами, то первым делом старался дать старичкам. Макаки жили сытно, так что из-за еды или пространства не спорили, даже вожаку никто не разу не бросил вызов, и Юпитеру с Вавилоном часто удавалось наестся угощеньем сторожа.

         Несмотря на первичную потерю после переезда, дела в стае шли хорошо. Раз в год или раз в два года какая-нибудь самка приносила детёныша. Они хорошо питались, шерсть на них прямо блестела, зимы и лета их не беспокоили. Драки случались крайне редко и в основном кончались без серьёзных ран. И всё же Владимира Борисовича и некоторых других сотрудников зоопарка кое-что беспокоило. Один из молодых японских макак по имени Дэн всё время держался в стороне от своих собратьев. Он не подходил к ним, чтобы вычесать блох. Во время кормления ждал, пока все поедят, даже уступал старичкам. Большую часть дня он развлекал себя упражнениями на снарядах, незанятых другими членами группы. А по утрам, после пробуждения, и по вечерам, перед сном, он садился у заграждения на какую-нибудь возвышенность и смотрел на проходящих людей и вольеры с другими животными. Остальные обезьяны его не любили.



          Глава 5. Внутри

          Так было всегда, с рождения. Мать Дэна считалась самой низко ранговой самкой, её статус передался сыну. Потом, юный макак не умел со всеми ладить. Когда надо было сидеть и ждать, он вставал, когда надо было подвинуться, он растягивался плашмя. Не заискивал перед вышестоящими, не делал вид, что всё хорошо, не подсаживался к другим и не повторял за ними. Хотя со стороны человеческому глазу казалось, что Дэн – самая обычная макака. Он спокойно проводил свои дни: ел, спал, двигался. А не любили его за то, что он садился и куда-то долго смотрел. Другие этого не понимали: Ягуар неодобрительно фыркал, Липа притворялась, что Дэн ей не племянник и что его не существует, взрослые самки и самцы следовали примеру Липы, молодые особи ещё как-то вовлекали Дэна в свои затеи, но больше подшучивали над ним, игриво гоняли по загону, а в глазах старичков жило полное безразличие ко всему и вся, так что юноша нигде не находил себе товарищей.

          Дэн привык к такой жизни, другой у него и не было. Могло показаться, что происходящее в загоне его интересует меньше, чем движение снаружи. Смотря вдаль или на дорожки с посетителями, Дэн полностью забывал об остальных обезьянах, и о том, что он один из них.

          Кстати, имя «Дэн» ему дал Владимир Борисович. Владельцы зоопарка запретили публично закреплять за животными какие-либо имена, полагая, что названия вида – «Африканская чёрная мамба», «Карпы кои», «Обыкновенный калот» – произведут большее впечатление, чем какие-нибудь «Чешуйка», «Гоша», «Белохвостик». Но от того, чтобы между собой как-то окликать животных работников не удерживали. И сотрудники первым делом обозначили прозвища макак, ради избежания путаницы и удобства, затем, дабы не обижать остальную живность, и их наделили неофициальными кличками. После рождения Дэна ветеринар и смотрители дали ему имя «Тэн», что на английском означает «десять», потому как он стал десятой макакой в зоопарке. Однако Владимир Борисович по причине незнания иностранных языков – то ли не расслышал, то ли не понял – переделал это в «Дэн».

           Других зверей Владимир Борисович также наделил прозвищами. В некоторых случаях вариант дневного сторожа соперничал с вариантом ветеринара или одного из смотрителей, а в большинстве своём его предложения звучали красочнее и подходящее, и их быстро принимали. Карпов кои Владимир Борисович обозвал: Пожар, Винегрет, Апельсин и Радуга. Кабаниху назвал Ренклод – это сорт сливы, растущей у Владимира Борисовича на даче. Двугорбый верблюд получился – Карл, слон – Египет, северный лысый ибис – Уголь, мадагаскарская многоножка – луна, поскольку днём спит, а ночью просыпается. Галапагосская черепаха приобрела кличку Озеро, за свою неторопливость, размеренность и большие размеры. Панголин стал Тихоней, потому что любой работник зоопарка мог безопасно взять его на руки, носить, трепать, перекладывать, и спокойный, скромный, безобидный панголин только сворачивался в клубочек. Андская лисица по-простому получилась – Анды. Жёлтый сетчатый питон удостоился имени Солнце, за свой цвет. Южнорусского тарантула смотрители безапелляционно назвали Роквелл, правда, дневной сторож и не пытался возражать.  Ящерица обыкновенный калот стала Манго.

          Как и в случае с именами животных сотрудники зоопарка редко расходились во мнении. Зарплата насчитывалась почти равная, условия работы одинаковые, жаловаться было кому, но не на что. Если кто-то выказывал недовольство, скажем, в случае, если он прибрался в вольере, а через час там уже грязно, директор или старший смотритель, или старший уборщик ему говорил: «Ты в санаторий или салон красоты работать устроился? Нет, ты в зоопарке, милый мой, так что работай молча».
В связи с тем, что учреждение держало двери открытыми большую часть года, то и происходящее в нём во многом оставалось открытым для посетителей. Если смотрители в середине дня обнаруживали, что животное нездорово, скоро прибывал ветеринар и увозил виновника переполоха в врачебное отделение. Это происходило на глазах у гостей. В случае нахождения заразной болезни, часть зоопарка или весь зоопарк закрывали на карантин. Один раз людей попросили покинуть территорию парка прямо посреди дня.

          А были и моменты, остававшиеся неизвестными непосвящённым ушам и глазам. Дрессировщик, творя дела, ради которых его наняли, экспериментировал над животными. На сладкой парочке черепаха-панголин его находчивость не закончилась. В полёте вдохновения он закрыл вместе японскую макаку Глобуса и Тихоню, при этом несколько дней кормя их только одной порцией кашици. Поначалу Тихоня днями спал, а ночью пытался прокормиться насекомыми. Но в вольер не заползали жучки в таком количестве, в котором они были нужны пластинчатому млекопитающему. Недоедание побудило Тихоню подойти к миске с похлёбкой, над которой склонился Глобус. Последнему это не понравилось, он решил, что только он должен питаться из этой посудины и прогнал панголина подальше. Несчастный Тихоня ничего не ел несколько дней и совсем исхудал. Тогда смотрители зоопарка потребовали прекратить издевательство, на что дрессировщик пожал плечами: это просто моя работа.

          Неудавшихся соседей развезли по законным местам. Глобус, в период отлучки из стаи почувствовавший силу и власть над другим существом, стал хорохориться в присутствии вожака макак Ягуара. Тот в свою очередь пару раз рыкнул, пару раз встал в агрессивную позу и этого получилось достаточно для усмирения наглой макаки. Тихоня, чьего отсутствия Озеро даже не заметила, быстро вернулся к прежней жизни и набрал вес.



           Глава 6. Откровенно говоря

           Много лет проработал Владимир Борисович в зоопарке, и пришло ему время уходить. Старичку перевалило за восемьдесят, и годы бережно и ласково стали поглаживать его по рукам, так что он часто ронял на пол предметы, по ногам, так что ему было тяжело подниматься по утрам и вставать после длительного сидения, по голове, из-за чего он забывал любые вещи, даже своё имя. Сотрудники зоопарка быстро раскусили в чём тут дело и один за другим посоветовали пенсионеру получить заслуженный отдых. Владимир Борисович испытывал тоску от мысли, что придётся расстаться с зоопарком и родными животными, но делать было нечего. Работать всё равно он уже не мог, а такого сторожа кто потерпит?

          На его место нанялся тридцатилетний холостой мужчина, живущий с мамой в её квартире, – Григорий. Работать он не любил, а деньги откуда-то доставать надо. Вакансия сторожа в зоопарке показалась привлекательной благодаря близости к дому и относительно малому объёму требуемого труда. Целый день сидел Григорий в каморке, выходил только в туалет и, если начальство вызовет. Отсутствие окон да близость террариума его не напрягали. Телевизор, смартфон, Интернет – вот всё нужное для комфортного времяпрепровождения. Он даже не включал свет в сторожке, сияния экрана оказывалось вполне достаточно.

          Разница между Григорием и Владимиром Борисовичем бросалась не в глаза, а в мозг. Коллектив зоопарка был не то чтобы дружным, скорее сплочённым общими заботами, когда и уборщику приходилось перемещать слона и ветеринару подметать за мадагаскарской многоножкой. Официально дневной сторож присутствовал, но никто его не видел. Сотрудники сразу подметили его неподвижность и отсутствие желания проводить время с животными.

          Директору не осталось иного выхода, кроме как вызвать Григория и втолковать ему, что почти весь день, понятно, он может сидеть в каморке, однако пару раз обязан обходить территорию. После чего мужчина с неохотой проходил утром и вечером загоны и вольеры. К животным у него не водилось никакой тяги, только при плохом настроении он их растравливал: стучал по заграждению, покрикивал на них, бросал к ним всякий мусор типа камней и палок. Если его заставали за таким занятием, он отнекивался, мол, вы всё неправильно поняли или этого не было, это не я сделал.

         Григорий опаздывал приходить на своё место. Ночной сторож ругался с ним из-за задержек, мол, почему я должен перерабатывать, я домой хочу. Григорию в одно ухо влетело, в другое вылетело. Он был эгоистом по своей сути. Любая лишняя минута в зоопарке тяготила его, как и любой труд, поэтому он не менял своего распорядка и никуда не спешил.

          Спустя пару месяцев после ухода Владимира Борисовича по зоопарку пробежал грипп. Герда заболела и умерла. Как обычно, сначала потеряла аппетит, похудела, потемпературила, перестала двигаться. Ветеринар вколол все имевшиеся препараты, да без толку. Гора как близкий жилец попала под подозрение на заражение. Её наблюдали долгое время и что при болезни Герды, что после её смерти, Гора преисполнялась здоровьем, как молочник на праздничном столе молоком. Печальную судьбу Герды повторила и Анды, вскоре заменённая на обыкновенную рыжую лисицу. Больше грипп никого не тронул.



            Глава 7. Дорога

            По дороге из Мурманска в Кувшин ехал грузовик, заполненный жестяными банками с консервированными ананасами. Этот товар проделал долгий путь.

            Фрукты солнечного цвета родились в Китае. Слегка недозрелыми их сорвали и повезли запеленатыми белой полиэтиленовой материей в российскую деревушку Голосовую, где на небольшом заводе их раздели, почистили, покромсали, замариновали и разлили по таре. Оттуда они потряслись через Мурманск в Кувшин.

            По какой-то случайности значительная часть данной партии оказалась бракованной. Верхняя сторона банок продырявилась на стыке со стенкой. Щель висела настолько маленькая, что на производстве её не приметили. Вероятно, на конвейере где-то зазубрился, оттопырился край и зацепил жестянки.

            Дорога, по которой путешествовали консервированные ананасы, представляла собой насыпь из асфальтового щебня. Жёлтые кусочки тряслись в жестяных банках, как укачивались младенцы в люльках. Мирное монотонное движение ничем не прерывалось и не беспокоилось. Деревья у дороги росли одни и те же. Облака размеренно и тихо плыли в ту же сторону, что и ехал грузовик. Во второй половине дня небо посерело. Иногда мимо пролетали птицы – вороны и чайки. 

            Кроме грузовика с ананасами, по этому пути двигались ещё несколько машин, а в основном окрестности оставались больше пустыми, чем оживлёнными. В один момент с грузовиком поравнялась какая-то чёрная легковая машина 80-х годов выпуска. Перед ними жал на газ лихач на красной иномарке. Грузовик с чёрной машиной решили держаться подальше от этой проблемы на колёсах и ожидали, когда красное пятно совсем от них отъедет. Иномарка кинулась вперёд, словно в неожиданном порыве свободы. Казалось, вот сейчас она уедет, скроется в дали, однако что-то пошло не так. После рывка красная машина немного проехала и, подпрыгнув, развернулась левым боком, перевернулась и слетела с дороги прямо под носом у грузовика. Большой и мощный грузовик попытался увернуться от столкновения, дёрнул руль, по невезению, тоже вправо и частично его боку проскользил бок иномарки. Чёрная машина уверенно бросилась в сторону, чтобы уцелеть, но её нагнал длинный прицеп грузовика.

            Все три автомобиля улеглись на бочки. Поскольку дорога не была насыщена транспортом, больше никто не пострадал. Водитель грузовика, придя в себя, пошёл проведать других шофёров: лихач на красной иномарке оказался молодым человеком, весьма возможно, без прав; владелец чёрной машины пропал, его не было ни в машине, ни в окрестностях аварии.

           После приезда дорожно-патрульной службы работник транспортной компании осмотрел свой груз – на его взгляд консервы остались целыми. Видимые повреждения у них действительно отсутствовали, однако имелись скрытые. В суматохе никто не заметил, что в чёрной машине 80-х годов лежал кулёк с остатками зелёной жижи. При взаимодействии с воздушной средой жижа превращалась в пары. Во время аварии кулёк порвался, в него проник воздух, вещество распространилось по ближайшему пространству, в котором находились продырявленные консервированные ананасы. И зелёная субстанция проникла в жестяные банки.

           Владелец черной машины единственный, кто понял, что произошло и в чём опасность ситуации сбежал, спасая свою шкуру.

           Дорожная полиция сделала всё, что положено и, раз виновник не водитель грузовика, отпустила дальнобойщика, тем более, что груз не пострадал, и его всё ещё надо доставить на склад. Так грузовик повёз дальше свой теперь уже вдвойне ценный груз.



           Глава 8. Открытие

           Грузовик доставил консервированные ананасы в пункт приёма. Оттуда их развезли во все стороны света представители разных магазинов и супермаркетов. Уже на следующий день особенные жестяные банки красовались на полках малых и больших торговых точек, где их мог приобрести за небольшую цену любой желающий. Они выглядели как совершенно обычные ананасы, не вздутые, целые. Из них даже не проливался сок, когда продавцы их кувыркали и переворачивали.

           Одну партию заказал магазин, стоящий рядом с зоопарком. Небольшое здание со стандартным выбором продуктов: хлеб, молочка, крупы, овощи, фрукты, бытовые мелочи вроде спичек, туалетной бумаги. Здесь обычно закупались живущие рядом с развлекательным учреждением и его сотрудники, не успевшие или не хотевшие идти до другого места. Так Григорий однажды забыл дома обед и решил зайти в этот магазин с тусклой вывеской «Бабуля», чтобы запастись едой на день. Ничто его не прельщало: булку хлеба за столом не погрызёшь она крошится, пачку творога чтоб съесть нужна ложка, дальше шли упакованные крупы, конвертированные кисели, уксус, соль, приправы и консервы. Тут Григорий увидел консервированные ананасы, показавшиеся ему лучшим выбором. Он взял одну штуку – попробовать.

          Голод постучал по животу Григория около часа дня. Имевшимся в сторожке старым мелким ножичком мужчина вскрыл консервную банку и, глядя не на неё, а на экран смартфона, положил вилкой первый кусок себе в рот. Тут же дневной сторож дико выплюнул кусок на стол и с удивлением и раздражением посмотрел в консервную банку. Солнечные ананасы плавали в мутноватой жидкости цвета полыни, сверху плавали сгустки ярко зелёной слизи, похожей на сопли, а у взятого в рот куска был гнилостно-горький вкус с оттенком болотной травы. Григорий выругался на неудачную покупку и прополоскал рот, дабы избавиться от горького послевкусия. О том, чтобы доесть непонятную еду, у работника зоопарка не было и мысли. Он сразу решил избавиться от консервов.

           После трагичной потери обеда Григорий был вынужден пойти в магазинчик ещё раз, а по дороге можно и выкинуть банку. По правилам учреждения любой мусор должен быть отправлен в мусорную корзину или большой мусорный контейнер на задах зоопарка. Ближайшая от сторожки мусорная корзина находилась у соседнего с террариумом вольера кабанихи Ренклод. В общем, Григорию не составляло труда сделать два десятка шагов до корзины, но, выйдя из сторожки, он решил, что бракованная банка ещё может сослужить ему службу.

          Вместо того чтобы выбрасывать ананасы, Григорий подумал о том, чтобы дать их животным и посмотреть на реакцию. Веселее всего ему показалось поставить испорченные консервы в загон с японскими макаками, так как их много, следовательно, и забавных действий животных тоже будет много.

           В это время макаки как раз заканчивали жевать фрукты, принесённые смотрителем. Они с ленивым и сытым видом сидели на земле и камнях и почёсывались. У Григория имелись ключи от вольеров, так что он просто открыл дверь, вошёл в загон и поставил ананасы рядом с кормушкой, куда обезьянам насыпают еду. О том, что зверей недавно покормили он не знал, потому что абсолютно не интересовался жизнью зоопарка и действующими здесь распорядками. Дневной сторож вышел из загона и сел на корточки, ожидая, когда первая макака попробует испорченные консервы. Так просидел он долго, потому что обитатели вольера не желали приближаться к незнакомцу и к тому, что он им оставил. Григорий, смотря на них, вспомнил, как ветеринар как-то сказал, что животные в дикой природе очень умные: они инстинктивно знают какую еду им можно есть, а какую нельзя и, прибавя «Эх, вот бы все люди были такие умные», сделал очередную затяжку. Дневному сторожу надоело ждать, он смачно выругался на животных и раздражённый и голодный пошёл в магазин.
Когда Григорий ушёл обезьяны оживились и стали наблюдать за неизвестным предметом. Первыми к жестяной банке подошли молодые макаки – Кузнечик, Фишка и Яйцо. Они повертелись вокруг банки, то делали шаг в её сторону, то быстро отбегали назад. Кузнечик, желая покрасоваться перед красавицей Фишкой и доказать своему другу Яйцу, что он, Кузнечик, сын Ягуара и Липы, смелее и лучше него, дотронулся до консервов и тут же отбежал. Ничего не произошло, Кузнечик обнюхал свои пальцы – запах был странный. С одной стороны, сладость фрукта, с другой, непонятное вещество, похожее на плесень. Во второй раз Кузнечик уверенно наклонился над ананасами и обнюхал их как следует. Те самые инстинкты, о которых говорил ветеринар, посоветовали молодому макаку это в рот не брать.

            Интересный предмет позже осмотрели Фишка с Яйцом, затем Ягуар, Липа, взрослые обезьяны, даже старички заинтересовались – в их жизни ведь так мало примечательного. И всем им инстинкты сказали проигнорировать этот объект. Дэн остался поодаль, чтобы не сталкиваться с членами стаи. Вечером, когда макаки легли спать, Дэн подкрался к ананасам.

            Смотрители никогда не давали животным какие-либо человеческие предметы, во-первых, во избежание травм животных, во-вторых, во избежание трат на животных. По этой причине Дэн в этот вечер впервые очутился вблизи рукотворной вещицы. Металлический запах, шуршание этикетки, отблеск при лунном свете удивляли, волновали юного макака. Наполнение волшебного предмета, безусловно, его тоже занимало. Он тщательно обнюхал жижу с плавающими в ней кусочками ананаса. Кстати, у жижи имелось свойство размножаться, поэтому с момента открытия её стало больше. Лунный свет был недостаточен, чтобы хорошо разглядеть цвет и текстуру вещества, и Дэн принялся её слушать. Животное прижало одно ухо к банке и замерло. Внутри раздавались гулкие звуки, напоминающие песнь моря в больших раковинах.

           Дэн долго изучал позволенными чувствами неожиданным образом попавшую к нему вещь. Юному макаку захотелось попробовать содержимое банки на вкус. Инстинкты убеждали его отойти подальше от этого то ли растения, то ли камня, но собственные глаза, уши, нос говорили, что ничего опасного в этом нет. Дэн решился. Его рука медленно и осторожно просунулась к кусочкам ананаса. Пальцы ухватили одну штуку, покрытую слизью. Недолго посмотрев на улов, Дэн положил его в рот и проглотил. Пища показалась ему сладкой, как фрукт, только с приглушённым, как бы с ослабленным ощущением. Есть много Дэн поостерёгся, в силу чего оставил консервированные ананасы в покое.

           Ночное небо было почти без облаков, маленькие, едва заметные звёзды местами проглядывали. Хозяйка полная луна скромно освещала загоны и вольеры зоопарка. Дэн сидел рядом с жестяной банкой, ещё полной ананасов и густой жижи. Спокойствие и умиротворение наполняли его сердце, пока в один прекрасный момент ему не захотелось поделиться своим открытием со всем миром. Поднявшееся из глубин души желание наполнило разум Дэна, и он не мог больше сидеть на месте.

            Неприязнь собратьев, монотонность и скука жизни в загоне с детства давили на молодого макака. В раннем возрасте он пытался что-то изменить, подражал взрослым, подходил к ним, но его гнали. Весь загон состоял из груды камней и пары снарядов, так что он даже не мог отойти далеко или заняться своим делом. Выросши, Дэн начал мучиться тоской ещё больше. У других обезьян бездеятельность превратилась в лень и пассивность, им уже ничего было не надо, особенно тем, кто в загоне родился. У Дэна, наоборот, с возрастом чувство чего-то не того усиливалось. Тоска и вялость тяготили его. он стал активно наблюдать за жизнью вне заграждения: работники, посетители, коробки, ящики, животные – всё добавилось в его пространство.

           Как-то раз, будучи подростком, Дэн не мог уснуть. Пока сородичи беззаботно посапывали, развалясь кто где, юноша искал, чем себя занять. Он побыл у ограды, окинул взором зоопарк – ничего. Тишина иногда прерывалась скрипом или ходом ночного сторожа. Дэн почувствовал себя одиноким.

            Заграждение возвышалось над ним, как дерево над дорожкой. Стройные железные чёрные палки, опоясанные горизонтальными прутьями, напоминали перекладины, поставленные для развлечения макак. И Дэну пришла в голову мысль о том, что по заграждению можно забраться, как по снарядам. Юный макак попробовал, ухватился руками и ногами за прутья – получилось, он поднялся! Наверху Дэн ещё раз огляделся: нет ли кого, и спрыгнул. На дорожке возле родного загона как будто дышать стало свободнее. Перед глазами исчезли преграды, можно было осмотреться и ещё больше – двигаться! Свободный обезьян неуверенно прошёлся до поворота, обошёл кругом своего загона: другие японские млекопитающие крепко спали. В первую ночь этим дело и ограничилось, а с каждой следующей Дэн смелел и уходил всё дальше.

            В эту особенную ночь Дэн тоже перемахнул через забор. С жестяной банкой возникла сложность – юный макак, ранее ничего на ту сторону не переправлявший, знал, как перелезть самому, но не знал, как переместить вещь. Сперва он ухватил ананасы одной рукой и предпринял попытку подняться, тогда жидкость со слизью пролилась на землю. Дэн взял банку двумя руками и не смог поднять себя. Наконец он додумался взять консервы ногами, а подниматься руками. Благополучно переправившись, приключенец попрыгал в восточную сторону.
 
           Походив по зоопарку, Дэн разбросал кусочки ананаса по нескольким вольерам. Первый кусочек, маленький и треугольный, очутился в вольере, обтянутом железной сеткой и имевшим табличку: «Африканская чёрная мамба. Осторожно, ядовита!» Другой ананас достался загону с кабанихой. Ещё один очутился в загоне Горы. Подходить к злой волчице оказалось большой ошибкой: та попыталась цапнуть японскую макаку, как только учуяла, а потом так зарычала и залаяла, что её услышал ночной сторож. Свет фонарика и топот человека спугнули Дэна, в отличие от ярости Горы – он знал, что животное заперто и ничего ему не сделает. Обезьян побежал в противоположную сторону от приближающегося сторожа настолько быстро, насколько это позволяла жестяная наполовину полная банка. Чтобы не рисковать, Дэн решил вывалить оставшиеся ананасы в ближайшем удобном месте. Таким местом оказался уголок у большого мусорного бака, куда уборщики выбрасывают мусор с маленьких урн, расставленных по всему зоопарку.

           После последнего усилия, воодушевлённый, довольный собой, радостный, что сделал что-то значительное, юный японский макак в припрыжку поскакал в свой загон.
 


             Глава 9. Вдохновение

             Утром Дэн проснулся намного позже остальных японских макак. Массивная боль сдавливала его голову, в ушах звенело при поворотах шеи.  Соседям показалось, что юное животное заболело, поэтому они к нему не приближались – это тоже было завещано инстинктами. 

             Дэн кое-как, переваливаясь, сел. Что-то изменилось в окружающем мире, он просто пока не понял что. Вдруг внезапный звук напугал молодого зверя – тот упал на бок и сделал усилие, чтобы побежать, а вместо этого падая на лево и на право заковылял к кустам. Присев у высокой зелени, всполошённый попытался осмотреться: его взгляд безудержно кидался из стороны в сторону, и Дэн ничего не мог понять. Спустя время он понял, что ничего не произошло, его соседи беззаботно собирают друг у друга блох, играют, сидят, лежат. Дэн осмотрелся ещё раз и подумал: «Откуда же взялся этот звук, ведь он же был, я слышал». Наконец он поднял голову вверх – там летали два чёрных ворона, видимо, один из них ранее каркнул. Но это странно – вороны высоко, далеко их голос не смог бы напугать японскую макаку в загоне так сильно. Да и прозвучало это слишком громко.

            Дэн решил, что прятаться в кустах, как дурачок, вовсе не обязательно и надо бы выйти оттуда, но в ногах появилась такая слабость, что он остался сидеть под колючими ветками цветущего шиповника. Немного побыв под белыми цветами и жужжащими пчёлами, макак понял, что не улавливает запаха шиповника и не воспринимает звука летящих насекомых. «Так, – подумал зверь, – теперь я не слышу, одна странность за другой, хорошо денёк начался, ничего не скажешь». Дэн окинул взглядом загон, и солнце, отражённое от земли и его светлого цвета собратьев, ударило по глазам. Он зажмурился, отвёл голову и ещё ближе придвинулся к кусту.

            Дэн проснулся всё под тем же кустом шиповника, забыв, как он заснул. Прошло два часа, настало время вечерней кормёжки, получается, он не ел весь день и не ощущал чувства голода. Его собратья размеренно или живо умалывали яблоки и картофель. После отдыха Дэн ощутил бодрость и прилив сил, и тут ему в глаза бросились его пальцы. Он стал их рассматривать – оказалось, что их у него пять. Раньше юный макак никогда не обращал внимания на свои руки или ноги, они просто были и работали. Сейчас он примечал в них суставы, ногти, кожу, складки на коже. Дальше любопытство направило его к хвосту – он выглядел таким протяжённым, хотя по ощущениям вовсе таковым не являлся: «Как я живу с таким хвостом – он же такой длинный?» – удивился молодой макак.

           Потом на Дэна напала апатия, ему ничего не хотелось делать, время пробежало молниеносно. Не успел он закрыть и открыть веки, как тьма заволокла небо, а солнце сменила луна. Ночь более приятна раздражённым глазам, Дэн вышел из-под куста. Теперь он определял аромат шиповника и запахи своих собратьев. «Я что ли заболел?» – спросил он сам себя. Вообще Дэн хворал редко и только зимой, но насморк, слабость ему знакомы, поэтому он с трудом относил своё нынешнее состояние к болезни: «Нет, какой-то я бодренький для больного». Животное попило воды, доело брошенные кем-то шкурки и, опёршись на заграждение, уставилось на дорожки. «И прошлой ночью я там бегал? Ветка мне на голову, о чём я только думал? Точно! Это та странная еда, не надо было её всё-таки есть. И человек тот чудной: одет как человек зоопарка, а вёл себя как захожий. Правильно остальные к нему не подошли, а я повёлся – дурак. Сиди теперь, мучайся, так мне и надо».

            Следующим днём Дэн также спал больше других. Утреннюю кормёжку он пропустил, вследствие чего вечерний сильный голод потянул его к корыту с морковью. Удивлённо поглядывали на него соплеменники, когда он, расталкивая их, бросался к корыту, игнорируя близость со взрослыми макаками и даже самим Ягуаром. Сытый и успокоенный Дэн стал примечать воробьёв: они сидели на электрических проводах, как пупырышки на огурцах и чирикали. Дэн уразумел, что пение коричневых малявок довольно отличается от грозного и тяжёлого гарканья воронов.

            Несмотря на улучшение самочувствия юному макаку хотелось только спать и лежать. Вот весь день он и не двигался, только отполз от кормушки и тут же на бочок. Смотрители сначала решили, что он как обычно делают обезьяны расслаблено отдыхает, но Дэн всё время лежал и на следующий день и на после следующий. На третье утро к нему привели ветеринара. Тот осмотрел Дэна в загоне, определил, что у него расширены зрачки и забрал в ветеринарное отделение.

            Зверя перевозили в клетке. Дэн проникновенно ощутил холод металла, его запах, – до Дэна тут побывало несколько зверей, потом хозяйственное мыло, – цвет, отличающийся от осыпавшейся потускневшей краски на заграждении. В кабинете нос защипал запах спирта и табачного дыма, который, кстати, исходил и от ветеринара. Дэн быстро выделил из пейзажа белые стены, которые вроде бы знал, а вроде бы не помнил. Белый потолок возбуждал недоверие ко всему. Макак как будто оказался в большом белом пятне. На ветеринаре висел белый халат, мелкие белые предметы беспорядочно лежали на столе. Один пол остался коричневым, и Дэн с благодарностью полу смотрел лишь на него.

          Ветеринар взял кровь, померил давление, температуру. Пока ожидались результаты теста, предположительно больной оставался в приёмной. Кровь выступила другом Дэна, не предала его, выдала хорошие результаты. Температура также была благожелательна к обезьяну. Последнее – давление противилось обычному ходу организма, повысилось. Ветеринар списал это на погоду, пролетающий мимо соседней области метеорит, юный возраст и гормоны. Вечером Дэн уже сидел с остальными японскими макаками здоровый для людей и какой-то не такой для зверей.

  Прошло две недели с той ночи, когда Дэн проглотил необычный кусок ананаса. Первое время у него кружилась и болела голова, всё время хотелось спать, голода либо не существовало, либо он неудержимой волной накатывал и закрывал от пят до макушки, так что бедный макак не мог больше ни о чём думать и ничего делать, кроме как есть. Постепенно состояние улучшалось, бодрость и силы возвращались, только чувства восприятия прыгали, как блохи из стороны в сторону: то исчезали, то невероятно усиливались. Соседи Дэна предпочли держаться от него подальше. За это время они твёрдо уверились в том, что он не здоров. К тому же запах ветеринарного кабинета, осевший на пару дней на его шкуре, являлся весьма неприятным, а его неприемлемые привычки ещё усилились.

Дэна это ничуть не беспокоило. Когда земля менялась местами с небом, ему было не до гримас соплеменников. Впрочем, в отношениях Дэна и стаи кое-что изменилось. После того, как Дэн очухался от всякого звона в ушах и неполадок с организмом, он вдруг обнаружил, что выделяет себя и каждого члена своей стаи. Он внезапно осознал, что смотрит на мир по-другому. Теперь всё стало ярче, живее, определённее. Он вырисовывал в голове силуэты сородичей, чётко определяя, где начинается хвост, а где кончается туловище, с какой целью взрослая макака Ботва, мать Фишки, посмотрела на свою дочь, почему зевнул Пятнистый. Вроде бы это была его стая, знакомая, с теми же запахами и повадками, однако они стали какими-то другими. Теперь Дэн читал каждое их движение, даже предсказывал какое будет следующим.

«Смотри, обезьянка» – раздалось где-то рядом с юным макаком. Дэн быстро помотал головой: это были люди, мать с ребёнком.  Он уставился на них, следя за движением губ, откуда, по его догадке, исходили звуки, прямо как у него и его сородичей. «Японские, значит из Японии, – продолжала говорить женщина. – Хочешь дать им что-нибудь? На, держи, только кидай подальше, чтобы они достать смогли» – и посетительница зоопарка всучила девочке недоеденную булочку. Пятилетняя малышка неуклюже кинула выпечку так, что половина осталась у её ног. Мама притоптала белый мякиш ногой, чтобы избавиться от мусора и не навлечь на себя гнев сотрудников зоопарка. Дэн слушал, что она говорит и понял, что женщина обращалась к девочке и только к ней, и что её действие «дать булочку» связано с речью, наверное, приказом, «брось булочку». Ещё Дэн подумал о том, что женщина хотела покормить ребёнка, а тот неблагодарно и неразумно избавился от еды, но первый вариант показался более весомым. Женщина с девочкой ушли, а Дэн уставился в землю: «Почему я о них думаю?»

       Пока молодой макак дивился на себя принесли вечернюю еду. Дэн пошёл ужинать со всеми, от него отходили, Ягуар слегка прикрикнул, когда Дэн обогнал взрослых самцов. Дэн на это не обиделся, но в голове у него что-то зашевелилось, и он решил попробовать одну штуку. Когда все японские макаки собрались у кормушки, Дэн залез в кусты шиповника, обломал кучу веток, обвалял их в земле, тихо зашёл сбоку к корыту, так чтоб его не видели, и, нацепив на себя ветки, выпрыгнул вперёд, каркая, как ворона, размахивая руками с ветками, точно крыльями, и прыгая из стороны в сторону, как бешеный. Японские макаки тотчас разбежались по камням и снарядам. Дэн ещё немного вальяжно походил и отцепил ветки от спины, живота, боков, выбросил ветки из рук. Соплеменники следили за ним и ничего не понимали. Ягуар даже не осознал, что произошло. А Дэн, единственный хозяин кормушки, принялся наедаться в одиночестве и спокойствии. Такая выдумка его позабавила. Жуя, он посматривал на ещё восседающих на балках японских макак. Те, в свою очередь смотрели на него. И пропасть между ними разверзлась непреодолимо и окончательно.



           Глава 10. Побег
 
           Новые дни, новый загон, новое племя – новый Дэн, который научился понимать людей. Он и раньше отделил постоянные лица в определённой одежде от захожих, бывающих перед ним единожды. Теперь он следил за людьми, повторял за выражением их лиц, за губами, жестами. Посетители умилялись, замечая, как тот гримасничает, а Дэн учился.

           Поняв, как работает общение людей (в принципе оно такое же как у японских макак, только сигналы и знаки другие) Дэн не удержался и поспешил поделиться этим со стаей. Обычно в его жизни не происходило ничего особенно хорошего, и поверять то, что не было известно и к чему не имели отношения другие, было нечего. На этот раз Дэн совершил открытие – как если бы откопал источник или нашёл гнездо вкусных жуков. Раньше всех Дэн подошёл к молодым, машинально или подсознательно, из-за того, что молодняк ещё проявлял к нему крупицы доверия и интереса.

          Дэн подошёл к Яйцу и начал энергично махать руками, показывая человеческими жестами на рот, уши, горло: «Смотри люди говорят вот так! Они произносят так, и сжимают губы, у них такие подвижные губы! Я слушал их и повторял за ними, сейчас я говорю, как они, «это», – и Дэн вытянул указательный палец в сторону ноги Яйца, – это «нога», – и Дэн произнёс на человеческом языке слово «нога».

           Молодой японский макак, полный радости, старался, в надежде, что его не похвалят, конечно, но поймут, что он говорит. Пусть даже без удивления, без взаимного восторга, что он, Дэн, изгой и низший статус, понял язык других существ, но хотя бы поймут, что он сделал. Вместо ожидаемого понимания Дэн получил агрессивный рёв и шипение со стороны Яйца. Тот воспринял Дэна как непонятное животное, стоило ему заговорить. Дэну пришлось отбежать, чтобы Яйцо не завязал с ним драку. Реакция Яйца удивила Дэна. Он, конечно, привык, что к нему недобро относятся, но сейчас его как будто приняли за ворона или лисицу.

           Дальше стало хуже. Из интереса, и чтобы проверить теорию, Дэн пробовал приближаться к членам своей стаи, к одному за другим. И поведение сородичей не отличалось от настроения Яйца. Ботва, будучи обычно спокойна и ленива, заревела и замахала руками, когда заметила, что Дэн очутился у неё за плечом. Пятнистый и Глобус, большую часть времени державшиеся вместе, дружно искривили морды и встали в агрессивные позы. Липа и её салон повели себя более элегантно – молча и поспешно отошли в сторону от ненужного животного. Ягуар, следивший за хождениями юного макака с высоты балки, спустился, чтобы отогнать его. Дэн благоразумно не стал дожидаться побоев от главного защитника племени и удалился к кустам шиповника. Произошло худшее из худших. Стая больше не воспринимала Дэна как одного из них. Он – представитель другого вида, чужак, угроза. Если раньше он был просто изгоем, представителем низшей ступени иерархии, то теперь, он вообще не часть группы.
На следующий день сородичи Дэну не дали поесть, его гнали от кормушки, даже после того, как все наелись. Ему удалось наполнить желудок только ночью, остатками зелени от свёклы и обрубками картошки.  Ему запрещали приближаться к малышне, бегающей вокруг мамочек. Особенно яростно отгоняла Дэна Аметист, ведь она была второй самкой в стае и привыкла властвовать. Самцы также не терпели его присутствия, Ягуар в любой момент мог вскочить и побежать на него. Казалось, что юный макак- это та самая долгожданная угроза, для изгнания которой, Ягуар и стал вожаком.  Молодёжь избегала и смотреть на ровесника, он для них больше не существовал. Дэн мог спокойно сидеть исключительно на задворках загона, куда обычно не совались другие обезьяны. Ужимаясь у железных прутий, он думал, как ему дальше быть: «Загон – замкнутое пространство, бегать от собратьев вечно не получится. Пока они меня терпят, так как прямой угрозы я не представляю. Но они избавятся от меня, забьют скопом, как только представится такая возможность». Дэн знал это, потому что так говорил голос инстинктов. Будь Дэн на месте одного из своих сородичей, и проникни к ним какая-то непонятная обезьяна, может быть, Дэн тоже участвовал в её избиении.

          Наступление тёмного времени суток бедный макак встретил в углублении между специальной насыпью загона и металлическим забором. Инстинкты не дали совета, как ему лучше поступить, поэтому Дэн начал думать своей головой. Выходов, на самом деле, оставалось немного. «Если в загоне жить нельзя, придётся из него выйти». Как выходить Дэн знал, но как быть после? Он был уверен в том, что люди не позволят ему присутствовать где бы то ни было ещё, кроме родного загона.

          Сколько Дэн не напрягался представить картинку своего будущего, у него не получалось. «А всё из-за той банки, – сожалел он о содеянном, – никто к ней не притронулся, никто, один я глупый неудачник, пропаду теперь…»  И из глаз юного макака закапали маленькие прозрачные слёзы.

          Облака закрывали и открывали сияющую белую луну, как занавес в театре открывает и закрывает сцену. Наконец, Дэн утёр мору: «Ну, ладно, будь что будет. Выйду, за это меня не убьют. Осмотрюсь хотя бы, может, даже спрятаться смогу». Пока простые японские макаки спали, посапывая, юный первопроходец вскарабкался по чёрных железным прутьям и выбрался из загона.



          Глава 11. Уловка

          Звери покойно спали в своих вольерах, ночной сторож, один раз обошедший территорию, сидел перед телевизором и жевал булочку с маком. Темнота скрывала маленького обезьяна, пока тот робко и со страхом пробирался вдоль заборов и стен. Каждый шелест листьев и случайные звуки заставляли его замереть. Осторожно он добрался до вольера с храпящим верблюдом.

          Его загон показался японскому макаку довольно просторным и удобным. Дэн присмотрелся к верблюду повнимательнее: «Может, я смогу здесь спрятаться?» Отчасти от отчаянного положения, частично благодаря юношескому энтузиазму, обезьян протиснулся между прутьями снизу, где они заржавели и местами пообломались. Пока Дэн ходил у ограды, Карл мерно посапывал, однако стоило гостю прошмыгнуть мимо задней части мощного зверя, тот, слово только этого и ждал, открыл глаза, обернулся, недовольно забормотал, поднялся на ноги, затопал в сторону Дэна и заревел на него. В темноте макак походил на больших крыс, которые воровали у Карла еду в предыдущем месте обитания, поэтому двугорбый владелец никаким образом не пожелал терпеть гостя. Дэну оставалось только убежать из загона: «Не подойдёт – слишком чуткий сон и много агрессии».

          Холодная кирпичная дорожка разделяла все загоны в зоопарке, и Дэну стоило её перейти, чтобы наткнуться на загон со слоном. Египет оказался более спокойным и безразличным. Ночью он спал, а на утро, найдя запах другого животного никак на него не отреагировал. День Дэн прятался, вечером украдкой стащил пару ростков кукурузы из корыта – Египет на это и хоботом не повёл. Макак выдохнул: «Нашёл новый дом. Пока побуду здесь, а там посмотрим».

           Обезьян пристроился под крышей навеса (правда, пришлось выселить оттуда голубей). При свете солнца он прятался от людей и слона, а ночью выходил поесть и осмотрительно брал с собой еду про запас на случай, если следующей ночью выйти не удастся или днём захочется есть. Новая точка обзора открывала новый взгляд на просторы зоопарка. С крыши настила Дэн наблюдал за вольерами волков, кабанихи, рыжей лисицы, чёрной птицы по имени Уголь. И свой загон видел: стая проводила время как обычно, его уход на ней никак не отразился.

           Пару дней отсутствия одного макака смотрители не замечали. Ночью сторож пересчитал хвостатых обитателей загона, недосчитался, подумал, что из-за темноты сбился со счёта и пошёл дальше. Днём смотрители также недосчитались одного члена стаи, но, раз речь была о Дэна, подумали, что он как обычно где-нибудь спрятался. На следующую ночь сторож также не увидел Дэна, теперь сообщил об этом дневному сторожу, который заменял Григория, ушедшего на больничный. Тот при хорошем освещении ещё раз пересчитал обезьян – одного не хватило. Сообщил об этом главному смотрителю, он велел перепроверить одному из рядовых смотрителей, мало ли, может ошибка. Дневной сторож и смотритель ещё раз пересчитали японских макак, зашли к ним на площадку, обыскали все кусты, щели, ямы – Дэна не нашли.

            Тут же, в середине дня, при посетителях, смотрители и сторож принялись искать пропавшего зверя. Сотрудники зоопарка действовали о стандартной схеме – растянуться поперёк площади зоопарка и идти цепочкой, как при поисках пропавшего человека. Люди заходили в вольеры, на стремянках поднимались к деревьям, даже ветеринарное отделение обыскали. Двое уборщиков спустились в канализацию, они этого, разумеется, делать не хотели, да всё равно надо было проводить плановую чистку. Смотрители заглядывали в мусорные корзины, в мусорный контейнер, в кафе, в туалеты. Японские макаки относительно маленькие животные, поэтому теоретически Дэн мог быть где-то там.

             А сам Дэн, завидя, что его начали разыскивать, стал думать, как спрятаться получше. Работники зоопарка ответственно подошли к задаче – искали с фонариками, заглядывали во все щели. «Тут до меня доберутся, – размышлял он, – что же делать? Спрятаться в остатках сена? Нет, там наверняка тоже поищут. Как-то поглубже в навесе устроиться? Нет, вон на стремянке поднимутся. Надо прятаться там, где либо не будут искать, либо не заметят». Юный макак окинул взором зоопарк и ему пришла одна очень занятная мысль: «А почему бы не вернуться в загон с макаками? Конечно, там меня не будут искать, потому что именно ради того, чтобы вернуть туда, и ищут. И сбежал я, чтобы не быть там. Так, если я сейчас вернусь в родной загон и люди зоопарка подумают, что я всё время сидел там, что они меня просто не заметили и ошибочно приняли меня за беглеца, то в будущем, если я опять исчезну – меня не будут искать!»

             Эта идея показалась молодому обезьяну авантюрной, однако он ничего не терял в случае провала, а в случае победы он получал свободу. Работники его уже ищут, если сидеть на месте – поимка неминуема, так что стоило попытаться побороться за себя. Нужно только было составить схему передвижения, чтобы обходить ловцов. Понаблюдав внимательно за передвижением сотрудников зоопарка, Дэн понял, что они идут синхронно и цепочкой растянуты по всей территории. Осталось найти брешь в ряду. И такой возможностью стал пустой загон и мусорный бак рядом с ним.
На той площадке раньше жил лев, а теперь это полу склад для провизии, полу склад для ящиков, полу заброшенная территория. Это место уже осмотрели, а в мусорном контейнере легко спрятаться. Если добраться до них, то получится проскользнуть мимо патруля.

            Дэн запомнил нынешнее расположение смотрителей и просчитал возможные траектории их движения. Он с оглядкой спустился с настила и перебрался через заграждение, Египет в этот момент медленно жевал сено. В пустом загоне макак притаился в груде больших и средних переносных клеток. Далее он пробрался, прикрываясь рухлядью, к старой кирпичной стене, отделяющей площадку от мусорного бака и зарослей деревьев. В баке Дэн просидел минут десять, пока мимо него не прошёл дневной сторож.

           Побыв в укрытии ещё какое-то время, макак выскользнул на свежий воздух и рывками через кусты и деревья добежал до родного загона. После того как Дэн очутился в одном пространстве с соплеменниками, они не замедлили на него отреагировать. Старички Вавилон и Юпитер поспешно отошли подальше, а Ягуар стремительно слез с балки и, наоборот, направился к нему. Дэн малость побегал по площадке, чтобы показать вожаку, что он не имеет никаких планов на стаю, и Ягуар довольный, что смог показать свою силу и влияние, вернулся в гущу макакиного общества.

          Беглец примостился у задней стены забора, чтобы смотрители поскорее его обнаружили. И первый же работник зоопарка, проходивший по своим делам, узнал в унылом обезьяне того самого утерянного Дэна. Для проверки пришли два смотрителя и ветеринар – все хором подтвердили, что это точно Дэн, десятый японский макак зоопарка. Тут послышались выдохи облегчения и вздохи возмущения. Кто это такой умный решил, что животное пропало? Виновники (сторож и смотритель) клялись, что обыскали в загон вдоль и поперёк – обезьяна точно не было. На них покачали головой и разошлись.



           Глава 12. Знакомство

           Ночь Дэн провёл там, где вырос, поскольку шумиха с его поисками ещё не улеглась, и он поосторожничал выходить этой ночью. Он остался голодный, так как сородичи к еде его и близко не подпускали. Днём какой-то подросток просунул в забор недоеденный ореховый батончик, который стал первой трапезой особенного макака в течении полутора суток. Ночью он тихонько перебрался в загон к слону. На пути ему встретился сторож, однако тот забыл свой фонарик и не разглядел никого за мусорной корзиной. При свете солнца Дэна снова недосчитались и – не стали бить тревогу. Уловка умного макака сработала, теперь люди думали, что, хотя Дэна не видно, он всё равно с другими приматами.

             Другой ночью юный макак вышел осмотреть зоопарк. Летняя прохлада охватила обиталище животных. Луна скрылась за облаками. Дэну было тяжело разглядеть, где он находится, но тяга к неизвестному не позволяла вернуться. В его положении следовало бы хорошо знать все закоулки этого места. Японский макак шёл по уже известной дорожке и упёрся в мусорный контейнер. Один из мешков, заброшенных уборщиками, продырявился и из него высыпались упаковки, стаканчики, одноразовые ложки, бутылки. Дэн огляделся: нет ли кого, он стоял там один. Из любопытства зверь принялся рассматривать упаковки. От некоторых тянуло знакомыми ароматами свёклы, моркови, картофеля, другие же отдавали чем-то неведомым (то есть рыбой, мясом, шоколадом.

             Кафе в зоопарке закупает интересные детские десерты с розовыми бегемотиками. На дне каждой упаковке десерта нарисована одна буква, чтобы сложить любое слово, надо приобрести несколько штук – такой маркетинговый ход. Дэн наткнулся на парочку таких десертов и узнал в закорючках на упаковке символы, из которых обычно складываются слова. Первой буквой попалась «М», дальше Дэн откопал «К», и наконец на глаза попалась «А». Находчик, недолго думая, положил буквы вместе, и получилось «МКА». «Макака» – произнёс Дэн, явно вспомнивший надпись на родном загоне.

             Сразу после сбора слова, над макушкой обезьяна послышался голос: «Надо же, ещё один!». Дэн молниеносно запрокинул голову – на мусорном баке сидел чёрный молодой здоровый ворон. «А я думал я один такой!» – с нескрываемым восторгом проголосил птиц. Дэн округлил глаза: даже при том, что он сам научился «говорить» по-человечески, ему и во сне бы не привиделось, что пернатое созданье способно общаться. Все птицы представлялись обезьянам как существа глупые, несмышлёные, не могущие даже общаться меж собой, без иерархии. А тут какой-то ворон молвит на чистом человеческом. 

            Пока макак сидел, пялясь на птицу с расширенными веками, тот в свою очередь болтал, не переставая:

- А ты чего вылупился? Аль не понимаешь меня? Понимаешь, я слышал, как ты там бубнил. Нашёл местечко, здесь люди ходят, вот сцапают тебя. Меня, кстати зовут Римлянин. Я недели две назад здесь какой-то жёлтой фигни нажрался, ух меня колбасило! Перья из клюва лезли! Так что ты это, поосторожней, здесь эка дрянь иногда водится! А ты что тоже, чё-т съел? – На последней фразе Дэн немного очнулся:
- Да, кажется, съел, – из-за маленького опыта произношения язык у макака ворочался не так бойко, как у ворона, звуки расплывались и слова выходили похожие на перекошенных набок доходяг с костылями. От чего Дэн засмущался, так как, несмотря на то что говорить он вовсе не обязывался, ему хотелось делать это не просто нормально, а даже красиво. Тем более что сидевшая перед ним птица тараторила весьма изрядно.
- А, ну я так и тёр мозгами! – Заорал ворон. У него тоже имелся маленький опыт дикции, поэтому если Дэн не контролировал чёткость и внятность, то птица не регулировала громкость – А ты это, из макак? Я вас видел, ваш загон во-он там, – и он махнул крылом в сторону японского племени. – Слушай, а давай ещё таких нашарим? Интересно же, кто ещё вдыбился?
Дэн растеряно кивнул головой в знак согласия.
- А ты кто ваще? – Спохватился ворон.
- Я макак, сам сказал – нерешительно отозвался сидящий внизу, у мусорного бака зверь.
- Не-ет, это не то, это другое! – Снова завопила во всю глотку птица. – Ты кто по имени, зовут тебя как? – Дэн призадумался и ничего не смог ответить. Он не знал, что люди давно дали ему прозвище.

            Пока двое сидели в тишине, к ним приблизился ночной сторож. Его насторожил яростный непрерывный крик, как он решил, воронов, поэтому отправился проверять периметр. Новые знакомые вовремя услышали тяжёлые шаги в резиновых калошах.

- Ну, – последний раз крикнул ворон, – завтра здесь же?
- Давай! – Убегая, выронил обезьян.



            Глава 13. Римлянин
 
            Ворон родился на вершине дерева берёзы, там же воспитывался и вырос.  С наступлением юности он и его братья отправились в свободный полёт, то есть оказались предоставлены сами себе в этом большом, страшном и холодном мире. Как ворон пережил первую свою зиму, он и сам не понял. Повезло. Он хорошо учился у родителей добывать еду и находить места поспокойнее, чтобы поспать и укрыться от чужих глаз. На его братьев удача нахмурилась, и они замёрзли в первые снежные месяцы.

            Молодому ворону пришлось излетать весь Кувшин. Он нашёл для себя хорошие кормёжки, одной из которых стал зоопарк. Здесь обнаруживались всевозможные вегетарианские и насекомоядские угощения. В сене слона обязательно попадётся какой-нибудь жучище, на дорожках полно крошек и кусочков, а в загонах остатков овощей и пшена. Конечно наш ворон оказался не единственным ходоком в эту прекрасную столовую, другие вороны также толпами туда слетались. Все наедались досыта, еды лежало так много, что никто друг с другом не спорил.
   
            Однажды наш ворон, облетая зоопарк, приземлился на рябине, растущей рядом с террариумом. Это было во времена, когда Владимир Борисович ещё работал дневным сторожем и, обедая, каждый день, в одно и то же время, включал телевизор и открывал маленькое окно, из которого доносились звуки передачи и запах тёплой пищи. Ворон, привлечённый ароматом, подсел на балкончик и повертел головой. Владимир Борисович его заметил, но не прогнал. Добрый дедушка отломил кусок булочки и подкинул к окну. Ворон сначала, всполошившись, вылетел наружу, затем спикировал к кусочку и попробовал его. Еда ему понравилась, поэтому чёрная птица выклянчила ещё половину хлебобулочного изделия, после чего с набитым животом, вздыхая, улетела.

            В следующий обед примерно в то же время ворон прибыл за угощением. Владимир Борисович на этот раз дал ему ломтик сыра и варёную картошку. Всё исчезло в зобе прожорливого гостя. Так ворон повадился прилетать каждый день в сторожку, чтобы без усилий поесть. Когда чёрная птица появлялась, по телевизору крутили сериал про Римскую империю, в связи с этим Владимир Борисович прозвал ворона Римлянином.

            После ухода Владимира Борисовича на пенсию, кормёжка прекратилась. Римлянин ещё полетал-полетал да бросил. В зоопарке всё ещё оставалось много съестного – одни мусорки чего стоят.

           Как обычно ворон спустился к мусорному баку, чтобы найти продовольствие, и наткнулся на распластавшееся на асфальте жёлтое нечто. По цвету и запаху походило на фрукты и лежало так беззащитно, что Римлянин не смог устоять и попробовал. На вкус оказалось кисловатым.

            К вечеру Римлянин обнаружил, что у него проблемы с равновесием и что пока лучше не летать. Он забился под крышу ветеринарного отделения. Там уже собралась перекантоваться кучка воронов, они весьма недружелюбно приняли Римлянина, так как не желали тесниться. Больной вид сделал за птицу всё сам – пернатые заметили нездоровый вид собрата и инстинктивно отступились от него. Римлянин провёл ночь в углу, в крайне нервозном состоянии. Он вроде бы спал, а вроде и не спал. Всё слышал и улавливал перьями малейшее дуновение ветерка, а что где происходит и даже сидит или лежит он сам сказать не мог.

            Утром контуженный ворон боялся пошевелиться, из опасения упасть с подкрышни. Он совершенно утратил ориентацию в пространстве. Другие вороны в повседневных заботах летали, разыскивая пропитание, а Римлянин пытался вспомнить: он взаправду раньше летал или ему это во сне привиделось.

            На следующее утро птица почувствовала себя лучше. Он вернул ощущение низа и верха, только крылья стали дико тяжёлыми. Вечером он смог спустить и доползти до ближайшего мусорного ящика. Так откопалась корочка из-под пиццы, кругляшок помидора, упаковки с остатками йогурта, до которых, разумеется, клюв не спроворничал добраться.

           С каждым новым рассветом к Римлянину по чуть-чуть приходила бодрость. На третий день он смог полетать, на четвёртый пролетел половину зоопарка.  На пятый заметил, что понимает надписи на вольерах.

           Чёрная птица принялась читать. В местах со словом «Кафе», «Выпечка», «Кофе» есть еда. У наименований «Туалет», «Ветеринарное отделение», «Вход в канализацию» отталкивающий запах. Ходив по дорожкам и газонам, он прислушивался к голосам людей. Решил, чем взрослые отличаются от детей, сотрудники зоопарка от гостей, спокойные и агрессивные человеки.

           Через несколько дней он сам начал подражать прямоходящим млекопитающим: выговаривал сначала единичные звуки, потом сочетания и, наконец, слова.

            После окончательного выздоровления у него появилась тяга бодрствовать под луной. Он не рефлексировал на эту тему, просто делал, что хотелось. Так и встретил Дэна.

             Сам Римлянин был не то чтобы умным созданьем, во всяком случае недостаточно, чтобы понять, что то, что с ним произошло необычно. После того как он съел нечто странное и изменился, он для себя принял, что любой в состоянии съесть что-то не то и измениться, это в порядке вещей. И пока он не познакомился с Дэном, он и не подозревал, что кроме него могут быть ещё говорящие звери.



             Глава 14. Змея в клетке

             Убегая от ночного сторожа, японский макак свернул к родной площадке. Ему показалось уместным днём засветить свой хвост в вольере. Недовольство близостью Дэна со стороны собратьев на этот раз оставалось в рамках спокойной отчуждённости. Ягуар не стал гонять юного чужака, удовольствовавшись тем, что он держится на расстоянии. Конечно, обезьяны не знали, что уже несколько ночей подряд Дэн покидает загон, а потом возвращается.

           День протянулся относительно спокойно. Смотрители приметили беглеца и окончательно утвердились в предположении, что макак всегда находится на своём месте, просто его не всегда видно. Сразу после захода солнца Дэн в предвкушении направился к мусорному контейнеру. Чего он ожидал, он сформулировать не мог, но это не умаляло его восторга и трепета в сердце.

          Римлянин прибыл на встречу раньше, так как в его распоряжении находилась абсолютная свобода в передвижениях и крылья. Дэн не знал, как себя нужно вести, а потому вся его манера сквозила нерешительностью. Ворон, казалось, ничего не замечал, будто слепой. Позабыв вчерашний случай, Римлянин снова принялся орать во всю глотку, однако на этот раз Дэн сделал знак, чтобы тот снизил громкость. Птица послушалась, и оглушительный крик сменился шипеньем. Теперь Дэн его совсем не слышал, но решил лучше так, чем ночной сторож. Скоро Римлянин забыл об осторожности и вновь проревел:

- Сейчас идём!?
- Куда? – Переспросил обезьян, в результате того, что предыдущие высказывания птицы полностью пронеслись мимо ушей.
- К змее, – запросто ответил ворон, ничуть не возмутившийся, что его спросили о том, о чём он только что уведомил.
-  Зачем? – Недоумевал Дэн.
- Ну ка-ак! Знакомиться, я говорю она такая же! Она сидит в клетке, выйти никуда не может! – Японский макак вспомнил, что говорили ему о змеях и всех ползучих гадах инстинкты, какую опасность они представляли:
- Поэтому ты решил сам прыгнуть к ней в пасть?
- Да, ты!.. – Ворон гневно замахал крыльями и так распетушился, что аж приподнялся от мусорного бака. – Что ты за глупая обезьяна! Вруби кумекалку! – Римлянин не знал почему и зачем, но он очень хотел найти и встретиться со всеми, поэтому реакция Дэна оставалась для него неподходящей к случаю. Правда, Дэн и сам ничего не объяснял. Вот они оба сидели и друг друга не понимали.

        Дальше Дэн заговорил:

- Ты хочешь посмотреть на змею? – Уточнил макак.
- Да! – Гаркнул ворон. – И не просто позырить я на неё хочу, я собрать нас всех хочу! – Дэн подумал, что для начала можно остановиться только на знакомстве, мало ли чего хочет чёрная птица.
- Хорошо, пойдём знакомиться, но сегодня только знакомиться. Никаких пробираний к ней в вольер и ни при каких обстоятельствах не выпускать её на волю. – Строгой интонацией обозначил макак.
- А так можно! – Удивлённо-радостно воскликнул ворон. Сам бы он не догадался так сделать. И Дэн пожалел, что сообщил ему худший из вариантов развития событий.

Отказываться виделось невежливым, и Дэн пошёл за этим едва знакомым животным к зверю, очертания которого он крайне смутно представлял в воображении. Та, к кому они направлялись, являлась африканской чёрной мамбой – одной из самых ядовитых и опасных змей на планете.

Главный смотритель прозвал её – Обсидиан за сдержанно переливающуюся серо-чёрную чешую. Обсидиан привезли в зоопарк после ухода Владимира Борисовича. Её поймали в редколесье южной Эфиопии. Сперва её держали в московском зоопарке, затем она ухитрилась ужалить смотрителя, пришёл запрос от кувшиновского зоопарка и её перенаправили туда.

        Африканские чёрные мамбы в мире рептилий известны своей скоростью. Обсидиан была в силах преследовать бегущего физически неразвитого человека и нагнать. Дрессировщик решил это использовать. Он посадил змею не в террариум, а в обёрнутую металлической сеткой вольер, где у неё имелась возможность совершать рывки. Дрессировщик два раза в неделю устраивал шоу. В вольер перед зрителями запускалась мышь на верёвочке. Обсидиан наводилась на жертву, после чего мышь дёргали и змея была вынуждена «броситься» за ней. Со стороны это выглядело так, что мамба бежит за добычей. Публика ахала и восклицала от восторга: никто в обычной жизни не встречает бегающих змей.

         Только на зиму Обсидиан планировалось уносить в террариум – чтоб не замёрзла. Остальное время она развлекала посетителей своей, с позволения сказать, трапезой.

          Одной ночью Дэн подложил в её вольер кусочек необычного ананаса, который при свете дня его съела мышь, позже проглоченная Обсидиан. После долгого сна равного троим суткам змея проснулась и обнаружила, что мир изменился. Раньше она воспринимала всё как единое пространство, как один плакат, расписанный разными предметами. Теперь она видела небо отдельно от земли, свой хвост отдельно от пола, забор на улице и сетка вольера чётко различались в поле зрения. Она наконец заметила, что крысы, являющиеся её пищей на протяжении всей жизни, больше чем её рот и голова вместе взятые. Она стала думать, вспоминать, воображение рисовало образы дикой природы, старого московского зоопарка.

          С наступлением тёмного времени суток Обсидиан испугалась звёзд. Они, непонятно откуда и как появившиеся, словно глаза тысячи хищников, смотрели на неё. Болезненная змея забилась в угол и забылась в смутном ощущении опасности. К утру это прошло.

          В период трёхдневной спячки Обсидиан, безусловно, ничего не ела. Смотрители и дрессировщик пожаловались ветеринару на то, что змея не двигается, не участвует в шоу. Ветеринар с обученным смотрителем вошли в вольер и осмотрели её. В первую очередь они убедились, что животное дышит, затем, что оно спит. Долгое забытье показалось медицинскому работнику странным и необоснованным, в связи с этим он поместил Обсидиан в ветеринарное отделение, сделал анализы и понаблюдал за ней. Всё это время ветеринару помогал смотритель-змеелов, однако ничто не могло нарушить покоя серо-чёрной змеи. Она спала, когда её на щипцах засунули в мешок, когда выложили на кушетку, когда потыкали иголкой. Позже, при пробуждении, Обсидиан обнаружила слабую боль на месте укола. Анализы выдали хороший результат, единственно температура немного повысилась. Ветеринар решил с этим ничего не делать и пока присматривать за животным. Он хотел оставить её в ветеринарном отделении, но дрессировщик настоял поместить обратно в вольер: если опасности для здоровья нет, какая разница она будет спать в медблоке или у себя в вольере, где на неё будут смотреть посетители и получать то, ради чего они заплатили деньги. Так змею отнесли в клетку, и она даже не заметила своего маленького путешествия.



        Глава 15. Другое знакомство

        Ворон показывал дорогу, а макак следовал за ним. Дэн стоило усилий втолковать чёрной птице правила предосторожности: не орать, пока летит, и раз уж летит, пусть высматривает ночного сторожа. Маневрировал в воздухе и ориентировался в постройках зоопарка Римлянин лучше, чем следил за собой и за кем-либо ещё. К тому же без солнечного света он зрел плохо, так что вся забота по обеспечению безопасности легла на плечи Дэна. Вот и получилось, вот и получилось, что один парил кругами, постоянно возвращаясь, а другой на земле прятался, высматривал и махал другому, чтоб притормозил.

       Долго добирались они через повороты и стены зоопарка к таинственной незнакомой змее. В конце концов ворон каркнул: «Здесь, этот ящик!» Дэн остановился и долго присматривался к вольеру, прежде чем подойти, а Римлянин сел на крышу и давай горланить:

- Эй, сестра! Отзовись, ты там? Я ж отсюда не зырю! Э-э-эй, маба, момба, как там тебя! Э-эй, ау!
- Хватит шуметь, сейчас человек придёт. – Недовольно и тихо произнёс приблизившейся Дэн.
- Не, не придёт. Его дом во-она где. Он там всегда сидит, я обнюхал.
В этот момент к металлической сетке приблизилась голова с ярко чёрными глазами:
- Вы кто? – Были первые слова змеи, обращённые к её гостям.
- Опа! – Воскликнул ворон. – Ответила! Я так и шарил, что ты шаришь! Ну привет, я ворон, зовут Римлянин. А ты кто будешь?

        Чешуйчатая голова молчала. Дэн решился подойти ещё ближе, чтоб рассмотреть собеседницу. По меркам японских макак африканская чёрная мамба была огромна. Дэн с испугом подумал, что если она его ненароком схватит, то обовьётся и задушит, не успей он даже пикнуть. Спустя немного времени змея спокойно и холодно сказала, обращаясь к ворону, о присутствии Дэна она пока не знала:

- Я тебя не вижу, подойди ближе.
- А! Точняк, я ж наверху сижу. – И Римлянин спикировал на дорожку перед вольером.
- Это ты сегодня передо мной маячил? – Днём ворон искал особенных животных и промаршировал вокруг змеиного вольера и перед ним. Ему показалось, что рептилия что-то про себя бубнила.
- Да, подруга, зоркий глаз! – Одновременно адресовал похвалу и ей за то, что запомнила и узнала его, и себе за то, что нашёл и распознал её. – Во приветствуй, мой дружбан! – И махнул крылом в сторону Дэна, который испытал смешанное чувство досады, испуга и недоумения: я здесь при чём, сам с ней болтай, меня зачем впутывать? Однако увиливать уже стало некрасиво, поэтому Дэн медленно и с неохотой прополз к открытой глазу стороне вольера.
Обсидиан посмотрела на обоих, развернулась и улеглась в задней части клетки.
- Э, куда! А потрещать! – Удивился ворон, в его понимании все говорящие звери должны просто жаждать друг с другом общаться.
- Мне не о чем с вами разговаривать, – из далека отозвался тяжёлый металлический голос.
- Да как же! Вот, например, ты знаешь, почему другая стала!
- Почему? – Без интереса, а больше с иронией спросила змея. Она не верила, что какая-то птица может знать про это.
- Потому что схавала жёлтые фрукты! – Самодовольно и уверенно выпалил ворон. Чёрная мамба только ухмыльнулась – никаких фруктов она отродясь не ела, но этот жест остался незамеченным, так как в темноте вольера змею было не видно. Римлянин ожидал бурной реакции, благодарностей, а вместо этого получил молчание. – Дамочка, ау! Ты там не уснула?
- Совсем без разума. Вы свободны. – Холодно и сдержанно отрезала рептилия. Ворон поморгал глазками, недоумевая, что это значит, а потом до него дошло, что змея эта гадкая, надменная, его, Римлянина, ни во что не ставит. Чёрные перья на его лице бы покраснели, если бы такое сделалось возможно. Неудержимая волна негодования поднялась из глубины грудной клетки и вырвалась наружу в виде оглушающего «Как!». Ворон задыхался от бешенства, в то время как Дэн сидел, наблюдая то за вольером, то за птицей и не понимая, зачем он здесь.

        Помахав крыльями и остыв, Римлянин сухо прошипел обезьяну: «Пойдём». Дэн ничего не имел против такого развития событий, и молодые животные ушли, оставив нелюдимую змею в своей клетке.

        После неудачной встречи Римлянин больше не желал видеть холодную недружелюбную рептилию. Теперь он так же сильно на неё злился, как недавно горел идеей познакомиться. Дэн остался ко всему равнодушен.

- Ты только подумай! Базарит так как будто она здесь главная! – Возмущался дорогой ворон. Куда именно идти они не определили, поэтому шли куда шли. Римлянин даже попробовал походить рядом с макакой, но так Дэну приходилось больше стоять, чем двигаться, и ворон поднялся в свою стихию. Дэн по преимуществу молчал, тем более, что Римлянин злился, и ему было необходимо выговориться. Они расстались на перекрёстке, обезьян решил уйти к слону – после такого события как свидание со змеёй ему не хотелось прятаться и убегать от соплеменников. Ворон улетел, ругаясь и кряхтя на обидчицу, а макак почувствовал, что хочет спать.



         Глава 16. Настоящее знакомство

         В общем-то дела у Дэна пошли неплохо. Постоянное спокойное место для жизни он нашёл, стоило только изредка появляться в родном загоне. Сверх того, завёл приятеля – Римлянин как прознал, где обезьян кантуется начал навещать. Причём Дэн не сам об этом сообщил (он же осторожный), ворон случайно засёк макака, сидящего под крышей настила для слона. Дэн поостерёг говорливую птицу болтать поменьше, для того это вылилось в целое испытание. Конечно, люди не обращали внимания на такие вещи, как крыши построек и к шуму вокруг себя не прислушивались, но мало ли.

         После многочисленных шиканий и грозений пальцем Римлянин всё-таки научился говорить спокойно. Правда, в минуты эмоционального подъёма терял контроль. Они разговаривали о зоопарке, ворон поведал о жизни за его пределами. Они учили друг друга читать, делились историями из жизни. В какой-то момент Дэн привык к ворону и беспокоился, если в обычное время птица не прилетела. Привязываться Дэну ни к кому не хотелось. После жестокости родной стаи он бы предпочёл на всю жизнь остаться одиноким, чем завести друга, который его предаст.
Римлянину были решительно по барабану все душевные тонкости: если он хотел болтать, он болтал, если ему хотелось поделиться, он делился, никогда ни на что не обижался и не ставил Дэну в вину, хотя обезьян явно посматривал на него искоса.
По ночам они совершали совместные прогулки. Римлянин научил Дэна какая еда из мусорок съедобная, а какая нет. Приятели обрели взаимную выгоду – макак своими пальцами доставал то, до чего клюв ворона не добирался.

        Они продолжили поиски разумных зверей. Как-то они проходили мимо волчьего вольера, и птица решила туда заглянуть. Дэн не сразу это заметил, а когда посмотрел в нужную сторону, ворон уже просунул клюв между прутий. Макак успел выкрикнуть: «Осторожно!», и птица отдёрнула голову от гигантской пасти с клыками и резцами цвета желтоватой кости. Гора чуть не сцапала клюв нерадивого ворона. Страх не успел завладеть Римлянином, с каким-то умиротворением он отошёл от вольера и расслаблено произнёс: «Мимо». Напарники неспешно покинули проснувшегося хищника, оставив его наедине со своим оскалом.

         После смерти Герды Гора первое время находилась на привычном взводе: рычала на работников зоопарка, посетителей, прокатывавшихся мимо животных, на воронов, копавшихся в урне. Герду уехала на носилках и так и не вернулась. Соседка смутно и тревожно ждала появления её морды у себя под боком, но этого не произошло. Проходили дни, недели, Гора привыкла к одиночеству и уже никого не ожидала. Её агрессия и взвод переключились на всё и все подряд: в какой-то момент она стала рычать на муху, прилетевшую к остаткам мяса. Владельцы зоопарка, желавшие иметь как можно меньше плотоядных зверей, запланировали, заменить Гору ленивцем, как только та умрёт. А это предвещалось апатией и постоянным сонным состоянием волчицы. Теперь лени в ней обнаруживалось пропорционально агрессии. Вся жизнь Горы разделилась на два состояния: она либо спала, либо рычала. Кусочек ананаса, доставшийся ей от японского макака лежал-лежал на краю вольера, волчице он не приглянулся, смотрители, следившие как бы им руку не откусили, его не замечали. Так он засох, скукожился и выветрился.

        Поиски хороших результатов не принесли. Макак и ворон стали больше времени просто бездельничать, сидеть, любоваться закатом, наслаждаться жизнью. О змее они не упоминали.

        В один день после прощания с Римлянином, Дэн восседал под крышей навеса и обозревал виды зоопарка. Египет где-то в стороне жевал сено, уходили последние посетители. Кирпичные дорожки изгибались резкими углами или плавно извивались между заборов и зданий. Смотря на них, Дэн вспомнил о змее. Ему не хотелось к ней идти, ему ничего от неё не было нужно, как, впрочем, ни от кого. Ей, вероятно, от него тоже спросить нечего. Однако мысли о рептилии настойчиво крутились под черепом. В итоге обезьян принял решение с заходом солнца ещё раз сходить к ней.

          Африканская чёрная мамба лежала в вольере безвылазно, но даже так нашла себе интересное занятие. В пол был встроен небольшой аппарат для обогрева в холодные ночи. Обсидиан нащупала квадратный вырез посередине клетки, поразмышляла чем это может быть и принялась раскапывать, расцарапывать щёлочки. Она не то чтобы имела любопытство в одной из главных черт характера, но раз вырез находился на её территории, было бы хорошо узнать, что это. Зубами ей удалось приподнять одну сторону, а дольше крышка не двигалась. Ещё в целях принесения себе пользы змея запомнила кто из людей приносит еду, а кто только ходит мимо. В сущности, её дни проходили одинаково. Занятий кроме развлечения посетителей по средам и субботам у неё не находилось. Да и то в последнее время она не реагировала на крысу с верёвочкой. Дрессировщик раздосадовался на свою подопечную, потерявшую интерес к охоте, да изменить это никак не смог. Змея как будто потеряла инстинкт, навык и теперь только лежала, когда живую трепыхающуюся крысу дёргали за ногу и то поднимали вверх, то бросали вниз. Обсидиан вообще минимизировала свой рацион до одной мыши в неделю, дабы не умереть с голоду.

         Небо оказалось усыпано звёздами, когда Дэн приблизился к её вольеру. Он долго не решался подойти вплотную и всё всматривался и вслушивался. Мимо с обходом уже прошёл ночной сторож, и лишь после этого обезьян рискнул заговорить. Он встал перед видной стороной клетки, молча постоял, затем промолвил:

- Здравствуй! – Раздалось чуть слышное изгибание чешуйчатого тела. Под переливающимся твёрдым покровом у рептилии находилась мощная мускулатура, которая заставляла трёхметровую тушу скользить в воздухе, как извивающаяся на ветру лента. Это Дэн не видел, но слышал с какой лёгкостью страшное существо движется в его сторону. Какая-то часть него, которая отодвинулась на задний план, в тот момент вопила о том, что он должен убежать. 

       Перед металлической сеткой показалась чёрно-серая голова, а вместе с ней шея, уходящая в глубь и темноту.

- Снова ты, – холодно утвердила змея.
- Как поживаешь? – Дэн не знал с чего начать, поэтому начал с банальности, которую часто используют посетители зоопарка.
- Ты видишь, я в клетке? – презрительно кинула рептилия.
- А ты видишь, я на дорожке? – Не сробел обезьян. Время страха и сомнений прошло – если прибыл, значит держись, а не хочешь, зачем затеял? Змею такой настрой ни капли не смутил:
- Чего тебе?
- Мне ничего. Скажи, почему ты мышей не ешь? – В вольере Обсидиан бегали и спали шесть мышей и крыс, она должна была их съесть, но почему-то не тронула.
- В последний раз, когда я съела мышь, я стала разговаривать с обезьянами. – Надменно ответила змея.

       Дэн помолчал, казалось, он что-то соображал, затем уверенно ушёл. Он направился к большому мусорному баку на окраине зоопарка. Немного там покопавшись, он отыскал жаренную куриную ножку и вернулся с ней к холодной собеседнице. Ножка сама по себе не протиснулась через сетку, тогда Дэн отыскал дверцу в стене, через которую смотрители давали Обсидиан мышей и ставили воду, в неё он и бросил крылышко. Обсидиан, конечно, косо посмотрела на него, в ответ на её тёмный взгляд Дэн произнёс:

- Может, разговаривать с обезьянами не так уж и плохо, – и удалился.

         На следующую ночь макак снова появился перед Обсидиан. Ножки в клетке не было. Змея не призналась она её съела, или её унесли смотрители. Крысы и мыши тревожно бегали в углу, подальше от хищницы.

- Значит, ты поверила нам, что всё произошло из-за еды? – Решил убедиться в своей догадке Дэн.
- Этот, как выразился твой друг, фрукт могла съесть крыса. Сначала я об этом не подумала. – «Наверное, мне стоит извиниться» – так Обсидиан подумала, но вслух не сказала.

        У африканской чёрной мамбы и японского макака завязался сдержанный разговор. Сперва Дэну казалось немного необычным, что ему приходится говорить столько же, сколько и собеседнику, потому что Римлянин обычно забирал себе процентов семьдесят диалога. А потом и обезьян, и змея привыкли. Обсидиан призналась, что ей стало скучно в своей клетке, но поделать с этим она ничего не может. Что она удивляется, как раньше велась на уловку человека в коричневом костюме, дёргавшего крысу за верёвку: «Сейчас я ничего не делаю, пусть сам гоняется за своей крысой».

        Дэн объяснил змее, что фрукт тот был особенный, больше таких в зоопарке нет, поэтому мыши теперь самые обыкновенные, и чтобы змея не морила себя голодом. Обсидиан не сразу, но прислушалась, она сама понаблюдала за крысами и сделала вывод, что они действительно обычные.

        Макак стал навещать рептилию всякие сутки. Она не радовалась его появлению, не благодарила за визит, не радовала слух тёплыми словами, наоборот вела себя холодно, так будто бы Дэн ей докучает. Однако истории, которые обезьян рассказывал, она слушала очень внимательно, никогда не перебивала и всегда отвечала на его вопросы. Из этого Дэн сделал вывод, что чёрно-серая змея просто по манере отчуждённая, а вовсе не надменная и злая.

       О своём новом друге Дэн уведомил Римлянина не сразу. Прежде он нащупал, не сердится ли ещё ворон. Но гнев прошёл через сердце Римлянина, как свет проходит сквозь стекло. Он был абсолютно не злопамятной птицей и сильно обрадовался, услышав, что Дэн наладил контакт с ещё одним говорящим животным.

       Дэн начал брать с собой Римлянина на ночные свидания со змеёй. Чешуйчатая голова долго привыкала к громкой и энергичной манере пернатого знакомого. Римлянин прыгал перед её вольером, издавал пронзительные «Кар!», возмущался радовался, восторгался, удивлялся, в общем демонстрировал извержение чувств и эмоций, не оставляя места даже для коротенького ответа со стороны слушателей. Обезьян и змея сидели и молча слушали, пока ворон не выговорит всё, что пережил за день. Дэн уже свыкся с ролью безмолвного слушателя, а вот Обсидиан это раздражало.  Однажды невозмутимая рептилия не выдержала и выпалила на горланистую кучу перьев поток возмущений и критики. Пока она жёстким тембром объясняла, как надо общаться, Римлянин стоял смирно, опустив голову, а Дэн разлёгся на кирпичной дорожке поудобнее и наблюдал как его друзья выясняют отношения в хорошем смысле.



        Глава 17. Вылазка под луной

- Как ты понял, что тебя зовут Римлянин? – Тихо спросила африканская чёрная мамба в одну из ночных приятельских встреч. После лекции для ворона на повышенных тонах, она сорвала голос с непривычки. Зато Римлянин стал держать паузы, прежде чем переходить от одной мысли к другой. Ему это пока давалось с трудом, но он старался.
- А тут раньше сторож был, он мне хавчик давал, я к нему в сторожку мотался. Он мне чё-нить швырнёт и пробубнит: «Римлянин, Римлянин!» Вот, так и понял. А… – Здесь чёрная птица вспомнила, что надо замолчать.
- В таком случае, меня зовут Обсидиан, потому что, когда здешние люди со мной что-то делают, приговаривают: «Обсидиан, Обсидиан». А твоё имя? – Посмотрела рептилия на японского макака. Тот призадумался.
- Наверное, Дэн. Мне, когда в белые стены отвозили, всё так говорили.
- Приятно познакомиться, Римлянин, Дэн. – И Обсидиан кивнула ворону в знак того, что он может говорить.
- А мне-то какой кайф вас встретить, ребята! – Птица не удержалась и, подпрыгнув, захлопала крыльями.
- Мне тоже очень приятно, – поддержал обезьян.
Дальше друзья обсудили смотрителей зоопарка, как Дэну удаётся их легко обманывать и покидать загон, когда вздумается.
- Слушай, может мы и тебя выпустим? – Подумав, предложил юный макак.
- А вы знаете как? – заинтересовалась Обсидиан. Она неоднократно жаловалась на тесноту в клетке, ей хотелось почувствовать себя ничем не скованной, как раньше, до всех этих зоопарков.
- Я примерно представляю как, да и Римлянин может днём понаблюдать за человеком, как он стену открывает.
- Осторожно, обезьяна, не сули мне ложную надежду. – Сухо выговорила змея. В её голосе отсутствовала радость, и вообще фраза прозвучала высокомерно и угрожающе, но Дэн понял, что она имела ввиду «Не обидь меня». Как-то обезьян различал, когда Обсидиан действительно злилась и грустила, а когда только напускала туман надменности. И в большинстве случаев это происходило, когда речь заходила о тонких, щепетильных моментах. Что касается Римлянина, то он как решил, что Обсидиан ему друг, вообще словно оглох на высокомерие, пренебрежение и прочие серые посылы.
- Что скажешь? – спросил Дэн ворона, подразумевая идею выпустить африканскую чёрную мамбу, одну из самых опасных змей в мире, на волю.
- Прекра-асная идея! – Тот уже забыл, что какое-то время назад Дэн был против того, чтобы выпускать и даже приближаться к змее, поэтому ни капли не удивился. А Дэн решил умолчать данный факт истории. Кстати, о том, что это он разбросал кусочки волшебного ананаса, до сих пор не сказал и не собирался рассказывать.
- Но я должен кое-что спросить. Я говорю это не потому что не доверяю тебе, а для того, чтобы успокоить себя. – При таких словах Обсидиан напряглась, заострив своё внимание. – Ты же не съешь нас, если мы тебя выпустим? – У Римлянина выпучились глаза и открылся клюв, он даже не сумел выкрикнуть своё типичное «Как!», настолько оказался поражён тем, что у Дэна могла возникнуть сама подобная мысль. Обсидиан в ответ ухмыльнулась:
- Успокойся, дорогуша, я не проглочу тебя, даже если захочу – ты мне в пасть не поместишься. – Тут змея и макак расхохотались до болей в животе. Как это Дэн раньше не замечал, что голова Обсидиан может уместиться три раза на его ладони. Один ворон стоял с разинутым клювом и ничего не понимал. Однако веселье друзей его подбодрило, и он тут же забыл о произошедшем и тоже посмеялся, не совсем понимая, чему.
- А вот тебя я смогу съесть, – обратилась змея к ворону.
- Да ну вас, шутники, – отмахнулась птица.

       Утром Римлянин взошёл на пост и караулил смотрителей весь день. Ему не повезло – в этот день к рептилии приближались только гости зоопарка. Сотрудники клали мышей и крыс и уходили. Так продолжалось несколько дней, пока Обсидиан не решилась на хитрость. В часы прихода смотрителя, она стала изо всех сил извиваться и лезть на стену. Работник, разумеется, решил, что с ней что-то не так, поскольку змеи обычно не бьются о потолок вольеров. Когда пришёл ветеринар, Обсидиан принялась крутиться ещё изощрённее и активнее. Медицинский специалист попросил перенести рептилию в ветеринарное отделение. Для этого открыли люк в одной из сплошных стен и щипцами вытянули жилИцу. Обсидиан покорничала, ей это и было нужно. А между тем Римлянин внимательно наблюдал за происходящим. Ночью он объяснил Дэну как вытащить подругу из клетки.

         Обсидиан вернули в вольер на следующий день, так как анализы готовились не быстро. С наступлением луны обезьян и ворон крутились у стены вольера, пытаясь открыть замок, а змея притворно спокойно лежала и ждала чуда. После долгих мучений горе взломщики пришли к выводу, что нужен ключ. Он, должно быть, хранился у смотрителей, но на ночь они исчезали из зоопарка. Римлянину пришла идея посмотреть у сторожа: «Он полночи между зверьём топает, не зря же шатается».
Обезьян и ворон осторожно пробрались до террариума, где по словам Римлянина, всё время сидел сторож. Они долго ждали прежде чем мужчина вышел на обход. Времени на поиски имелось немного, учитывая, что они не знали, как устроено помещение. Римлянин залетел в окно и открыл входную дверь в террариум для Дэна, потому что подоконник находился слишком высоко и макак не мог до него дотянуться.  Птица проводила друга к коморке сторожей, где раньше получала вкусную еду. Ворон летал и прыгал под потолком, ища на полках, а обезьян переставлял вещи на столе. И пока они осматривали, переставляли, перебирали предметы, Дэн понял, что ни он ни Римлянин не знают, как выглядит ключ, открывающий клетку Обсидиан. Можно конечно свиснуть целую охапку и пробовать один за другим, но тогда пропажа станет довольно заметной и всполошит людей со всеми вытекающими последствиями. В добавок на столе и полках ни одного ключа и даже ничего похожего на ключ не наблюдалось.

        Римлянин просто продолжал искать, полагая, что труд добудет животному всё, что ему нужно, а Дэн отчаялся. Первый прыгал и перелетал с места на место, пока не заметил, что второй опустил руки.

- Ты нашёл?! – Обрадовался ворон, но Дэн удручённо покачал головой. – Тогда чего балдеешь, шарить надо!
- Да нет здесь никакого ключа, – раздался печальный ответ. – Он бы уже попался нам на глаза.

       Римлянин притих. Он был готов стараться и буянить, даже наброситься на сторожа, когда тот вернётся, чтобы добыть свободу другу, но другое дело, если ключа вовсе нет. Незадачливые воришки приуныли и перестали двигаться. Им не хотелось верить, что решения задачи нет. Не хотелось уходить ни с чем, тем более что там, в вольере их ждала Обсидиан, скрывающая за холодным тоном тёплую хрупкую частицу надежды.

        Вдруг из другой комнаты раздался голос:

- Доброй ночи, уважаемые гости, я случайно подслушал ваш разговор, и, если я правильно вас понял, вам нужен некий ключ.

        Дэн и Римлянин встрепенулись – это был определённо не человеческий голос, слишком приглушённый и слабый, другой тональности, люди так не говорят. «Наш, ещё один!» – пронеслось в головах у приятелей. Они осторожно пешком вошли в террариум и оглядели стеклянные ящики. В каждом сидела какая-нибудь живность. Друзья всматривались через стеклянные стенки, покуда глуховатый голос снова их не окликнул:

- Сюда, друзья, я здесь, я слева от вас. 

        Минуя змею, ящерицу и мадагаскарских тараканов, которые, казалось, бодрствовали круглые сутки, они дошли до южнорусского тарантула.

- Доброй ночи, ещё раз. Моё имя Роквелл, а это мои соседи: вы уже заметили необыкновенного цвета питона, его зовут Солнце, и мою дорогую подругу Манго. И конечно наши дорогие соседи – тараканы. От лица всех обитателей террариума я приветствую наших дорогих гостей. Гости, правда, бывают у нас очень редко, я имею ввиду из животных. Где же мои манеры, прошу прощения, всё болтаю и болтаю, надо же и другим дать слово вставить. Прошу, не стесняйтесь, располагайтесь и, конечно, вы можете представиться. Мне крайне любопытно узнать ваши имена.

       По спине Дэна пробежали мурашки. Инстинкты снова по-дурацки и совершенно ни к чему велели ему спасаться бегством. Первым взял себя в руки Римлянин, он по своей природе был напорист и энергичен, как прибрежная волна, так что длинный монолог тарантула его не сбил с толку (а по меркам зверей это был длинный монолог).

- Меня зовут Римлянин, а это мой друг Дэн! – Ворон чувствовал себя настолько хорошо, что выразился и за себя, и за друга. – Очень приятно снюхаться!

       Животные хоть и научились разговаривать, но ещё не развили свой язык до такой степени, чтобы выделить в ней какие-то пласты. У них не существовало таких понятий как грубая речь, вежливая речь – для них все слова звучали одинаково, единственное что они улавливали – это смысл. По этой причине Роквелл совсем не обиделся и не возмутился, когда Римлянин начал демонстрировать свой пёстрый и хромающий запас слов.

- Ты вякнул, что-то про ключ, догадываешься где он? – Ворон решил не ходить вокруг да около и сразу закрыть вопрос.
- О, да, ключ, конечно! Все ключи хранятся в том железном висящем ящике, – и тарантул показал одной из своих ног в сторону сторожки.
- Тот ящик, обалденно! – восторжествовал Римлянин, совсем забыв поблагодарить нового знакомого. Дэн оказался более разумным и серьёзным, чем свой друг.
- Скажи, пожалуйста, как нам открыть этот ящик? – Спросил он.
- Ключ от сейфа с ключами хранится у сторожа днём у дневного, ночью у ночного. Когда смена кончается они передают этот ключ друг другу каждый день по два раза. – Тут ворон перестал танцевать:
- Как же мы отберём что-то у человека? – Спросил Римлянин у Роквелла, ожидая, что он сможет решить и эту проблему.
- Возможно, когда они будут передавать ключ друг другу, или дневной сторож оставит его тут, пока сам будет обходить зоопарк. Он так часто делает.
- Тогда ты сможешь его позаимствовать, – посмотрел Дэн на птицу.
- Да, раз каркнуть!
- Спасибо, что помог нам – на этот раз обратился японский макак к тарантулу в аквариуме.
- Всегда рад помочь нуждающимся в помощи. – По-доброму улыбаясь отозвался Роквелл. – И, если вас не затруднит, могу я узнать, с какой целью вам понадобился ключ и от чего?
- Мы хотим ненадолго освободить нашу подругу из клетки. Просто чтоб погуляла по зоопарку, а то мы с Римлянином ходим, а ей скучно всё время на одном месте сидеть.
- Это прекрасно! Дружба – такая замечательная вещь! – Тарантул расчувствовался, так что у него на глазах навернулись крохотные слезинки. – Разрешите открыть вам мою тайну: я всегда мечтал иметь друзей. Но, как вы можете заметить, к сожалению, кроме меня здесь никто не заинтересован в тесных связях. – При этих словах Римлянин бросил взгляд на мадагаскарских гигантских тараканов, копошащихся в куче из собственных тел.
- Я тебя понимаю, – опустив глаза, Дэн вспомнил свою стаю, которая была готова его растерзать.
- Правда? Какое счастье для меня. В таком случае, разумеется, это будет верхом наглости, о таком, конечно не просят, и я имею сильные сомненья, что моя просьба уместна, но…
- Чё выйти хошь? Мы тебя быстро выпустим! – Не удержался ворон.
- Ах, это было бы замечательно, но моя просьба не об этом, – застенчиво и смущённо проговорил южнорусский тарантул.
- Ты хочешь стать нашим другом? – Спросил Дэн, счастливо улыбаясь.
- Да! Очень, очень хочу! Разрешите, мне быть вашим другом!
- Ещё спрашиваешь! Да конечно притыкайся!
- Мы будем рады тебе в нашей компании, – добавил обезьян.

        На этой светлой ноте друзьям пришлось завершить встречу, в связи с тем, что на дорожке послышались шаги сторожа. Макак и ворон пообещали, что в другую ночь обязательно придут к нему. Римлянин вылетел в окно, а Дэн взобрался на стол, от него запрыгнул на подоконник и скрылся в темноте улицы.

         К Обсидиан они вернулись весёлые. Она было подумала, что её освободят от стен и металлической сетки, но приятели веселились по другому поводу. Они рассказали ей про Роквелла, как он помог им разузнать толком про ключ и что он хочет с ними дружить. Обсидиан про себя малость взгрустнула, да также искренне обрадовалась, что в их банде появился новый член.



        Глава 18. Роквелл

        Серо-чёрный тарантул родился на Урале. Его поймали по заказу кувшиновского зоопарка и посадили в стеклянный ящик. Он являлся неприхотливым насекомым, поэтому относительно легко перенёс смену среды обитания – подумаешь, один раз полинял со стресса. Солнце в террариум почти не заглядывало, люди хоть и разные вели себя единообразно: дети стучали по стеклу, взрослые близко-близко подносили лица. Поначалу его стеснял малый периметр нового дома, но он и к этому приспособился. Потолстел в связи с отсутствием естественных прогулок.

        Обычно тарантулы, как и все пауки, питаются насекомыми, мелкой живностью, но Роквелл оказался особенно не избирателен в рационе. Может, из-за соседства с мадагаскарскими тараканами, которых кормили в основном овощами и яблоками, он ел всё: фрукты, ягоды, хлеб, злаки, яйца, овощи, орехи, сладости. Однажды какая-то девочка просунула в его сухой аквариум мармеладного медвежонка зелёного цвета. Смотритель этого сразу не заметил, в конце рабочего дня проверил подопечного, – а там лежат сладкие ноги с половиной туловища, голову и прилегающую к ней часть тарантул слопал. Постепенно обнаружилось, что Роквелл всеяден, ему потихоньку подкладывали кусочки яблок и объедки, недоеденные другими животными.

        Григорий знал это, поэтому, прежде чем подложить странные ананасы с зелёной жижой японским макакам, закинул кусок в ящик к тарантулу. Роквелл благополучно поглотил неожиданное угощение и не подавился. Первое время он чувствовал себя отлично, лишь через несколько начались необычности. Он сменил три экзоскелета подряд, его старые жвалы отвалились ото рта, а на их месте выросли новые, причём всё произошло за одни сутки.

        Умопомрачительная скорость изменений не дала возможности южнорусскому тарантулу как-то на них отреагировать. Просто в один прекрасный день он проснулся, вылез из очередной помертвевшей оболочки и ощутил, как мир прекрасен! Из отворённой двери в террариум вливался яркий утренний свет, слышались песни маленьких птиц, голоса людей, шелест листьев, музыка радио. Роквелл слушал и наблюдал, не шевелясь, боясь спугнуть навестившее его счастье.

       Затем он понемногу принялся запоминать, признавать, размышлять о происходившем вокруг. Владимир Борисович, находясь на звании дневного сторожа, имел привычку включать классическую музыку, пока сидел в сторожке. Несколько раз в день в коморке проигрывались, например: четвёртая симфония П.И. Чайковского, романс М. Глинки «Жаворонок» с текстом Н. Кукольника, четвёртая симфония Д. Шостаковича, «Токката и фуга ре-минор» И.С. Баха и другие. Порой композиции выдавали культурные каналы по телевизору, да чаще Владимир Борисович ставил их сам на смартфоне. Музыка словно давала Роквеллу то, что у него отсутствовало. Также обитателям террариума посчастливилось ловить на слух различные образовательные передачи об истории, традициях народов мира, репортажи о животных, интервью с известными личностями и тому подобное.

        Роквелл каждый день слушал симфонии и настолько к ним привык, что, когда Владимир Борисович отправился на пенсию, и симфонии прекратили украшать собою жизнь маленького южнорусского тарантула, он расстроился и сильно заскучал по ним.
Со временем Роквелл стал примечать, что ему одиноко. Тараканы, шуршащие в соседнем аквариуме, не отвечали на его речи. в то же время один их вид вызывал захлёстывающий душу наплыв грусти – их ведь было много, а он один-одинёшенек.
Приход Дэна и Римлянина осветил тоскливую жизнь южнорусского тарантула, как когда-то первый замеченный свет осветил мрачную комнату террариума.



         Глава 19. Под ясным небом

         Рассвет утром ознаменовался операцией друзей по добыче ключа. Японский макак остался в вольере слона, так как не имел права разгуливать по зоопарку как ему вздумается. Ворон в одиночку подкарауливал момент, когда ночной сторож передаст ключ дневному, а тот зазевается и выронит или оставит его где-нибудь.
Наконец на свою смену явился Григорий. Его лицо стало осунувшимся, бледным, а сам он присмирел, поутих, больше не выделывал неподобающих штук с животными, и в целом окружение заметило, что он как будто выцвел. Как обычно один сотрудник передал связку ключей другому, отметился и ушёл. Григорий засунул замочные инструменты в нагрудный карман и устроился в сторожке перед изображениями с камер наблюдения.  Так просидел он полдня, пока не пришла пора обходить зоопарк лично. Римлянин сидел шесть часов на ветке перед окошечком и ждал возможности свиснуть нужную вещь, даже чтобы поесть не отлучался.

         Покамест Григорий гулял по тропинкам, ворон следил за ним из-за деревьев и крыш построек, но впустую. Сотрудник не вынимал ключей из нагрудного кармана, а бросаться прямиком на взрослого человека одному ворону было неразумно. Римлянин продолжил ждать. Григорий вернулся в террариум.

         Весь вечер бестревожный и беззаботный мужчина находился «у себя». Ворон устал, потерял надежду на именно нынешний день и полетел доложить обстановку Дэну и Обсидиан. Скрывающийся обезьян встретил чёрную птицу на краю навеса.

- Ничего страшного, – попытался успокоить Дэн приятеля, уже разозлившегося на себя и на человека за то, что ключ всё ещё не открыл злополучную клетку, – завтра попробуем. Роквелл сказал, что сторож оставляет где-нибудь ключ периодически, нет никаких гарантий, что это произойдёт сегодня или завтра. Будем пытаться каждый день, и рано или поздно получится.

- Ах, да этот несносный человек! – Разбушевался ворон. – Целый день сидит и ни черта не делает! Зырить за ним одно наказание!

        Дэн бы взгрустнул, но собственные слова подействовали на него облегчающе. Он даже испытал умиротворение: с утра до вечера ожидал плохой или хорошей новости, а теперь кончено, ничего не будет, отдых. От нечего делать в загоне слона Дэн построил приблизительный план путешествия Обсидиан по зоопарку. Он воображал, как они с вороном будут показывать ей достопримечательности и рассказывать обо всём.
- Я похлопаю за ним ещё раз! – Утвердил Римлянин и похлопал крыльями в сторону сторожки. Дэн и сообразить не успел, как птица уже скрылась из виду. «Значит, денёк ещё не закончился» – то ли со вздохом, то ли с надеждой подумал юный макак.

        Ворон снова уселся на ветке напротив окошечка. Он не любил ждать, и продолжительная «охота» его замучила. Ему хотелось разорвать ткань кармана и вырвать ключ из рук сторожа, как вороны выдёргивают куски мяса из клювов друг друга. И не делал он этого только потому, что последствия грозили неудачей и травмой. Если бы случилось что-то одно, он бы выдержал, но два провала сразу – чересчур обидная плата за бойкость и решимость.

         Ничего не происходило. Григорий задвигался только с приходом ночного сторожа. Тот принял связку ключей, повесил одежду на вешалку, проводил Григория и – о чудо! – положил-таки связку на стол! У ворона быстро расширились глаза и напряглась мускулатура: сейчас главное поймать шанс за хвост, которым он так нагло тряс перед носом птицы. В связке находилось пять ключей – Римлянин не знал какой именно от вольера Обсидиан, да он и не смог бы отделить один от остальных. Оставался только вариант: схватить связку целиком. Но это надо было сделать очень осторожно – так чтобы человек не заметил. Человек, который стоит в метре от ключей. Вдобавок, он в любой момент может положить бесценный объект в карман или ещё куда-нибудь.  Ворон без остатка сконцентрировался на обстановке в коморке, настолько, что едва не свалился с ветки. Как только мужчина повернулся спиной к столу и связке, Римлянин с бешеной прытью схватил ключи обеими лапами и взмыл через окно на улицу. Это произошло настолько внезапно и быстро, что ночной сторож ничего не заметил, лишь удивился куда со стола делся пучок для открывания замков.
Долгожданные, драгоценные ключи оказались дико тяжёлыми для небольшой чёрной птицы. Римлянину пришлось сделать остановку в вольере Угля – лысого северного ибиса. Тот спал и встрепенулся от звона упавших на камни металлических ключей и хлопанья вороньих крыльев. Путник перевёл дух и окрыляемый восторгом и чувством выполненного долга полетел дальше.

       В настил Дэна Римлянин прямо-таки врезался, связка прокатилась с десяток сантиметров от места посадки измотанной птицы.

- Всё, я загнулся! – Задыхаясь, еле выговорил ворон. – Дальше ты потащишь!
- С удовольствием! – Радостно согласился японский макак и принялся перебирать и изучать находку. 

       Друзья подождали полного закрытия зоопарка, ухода смотрителей и наступления мрака. Ворон поел, отдохнул, Дэн тщательно исследовал все отмычки и запомнил из начертания, чтобы в будущем скоро ориентироваться в них. После чего воодушевлённые и довольные отправились в гости к подруге.

       Обсидиан приняла их с притворным равнодушием:

- Вы пришли. О чём будем разговаривать сегодня?
- Я ключ достал! – неудержимо провопил ворон.
- Мы тебя откроем, то есть клетку откроем, – от волнения запутался Дэн.
- Тогда удачи вам в этом. – И рептилия забилась вдаль вольера, чтобы освободить место начинающим взломщикам.

       Ворон показал, куда человек совал ключ, и обезьян пробовал один за другим. Набор сторожа состоял из отмычки номер один, которая открывает и закрывает все двери в ветеринарном кабинете, номер два, предназначенной для входных дверей зоопарка, номер три от складских и рабочих помещений, номер четыре от кафе и туалетов, и наконец номера пять от всех клеток и загонов животных. Владельцы сэкономили на замках, заказав по оптовым ценам целые наборы однотипных устройств. С пятой попытки защёлка издала звук и сдвинулась. Римлянин слишком устал чтобы совершить свой эмоциональный прыжок, поэтому он несколько раз помотал крыльями в выражении восторга. Дэн старался управлять маленьким предметом ловко, но у него не совсем получалось. Прошло ещё сколько-то времени прежде, чем замок полностью поддался. Дверца отворилась под усилием обезьяна.

       Африканская чёрная мамба продолжала жаться к внутреннему углу вольера. Для неё свобода являлась желанной и пугающей. Друзьям стоило ещё уговорить и позвать её, чтобы серо-чёрная голова высунулась из проёма.

- Получилось… – Дэн хотел об этом только подумать, но получилось, что произнёс вслух.
- Я балдею от нас, конечно, но с позволения, я щас отрублюсь. – Измотанный Римлянин прислонился к стене вольера и мгновенно засопел. Дэн и Обсидиан не винили его, ведь он проделал большую работу. Обезьян аккуратно положил его в змеиный вольер и прикрыл дверцу: так проходящий рядом сторож увидит, что в клетке кто-то есть, да и для спящей птицы – это более безопасное место, чем открытая дорожка.
- Ну что, погуляем? – спросил Дэн.
- Ну раз уж вы целый день человека преследовали и вещь у него украли. – С внутренним трепетом и холодным лицом ответила рептилия.

       Они пошли в сторону карпов Кои. Дэн рассказывал о заборах и сооружениях, как о них говорят люди, а Обсидиан ползла по траве и слушала. Её больше интересовали земля и растения – сильное напоминание о прежней жизни. Друзья внимательно осматривали местность, боясь натолкнуться на человека. Не спеша они обошли кругом весь зоопарк. Обсидиан посмотрела на стаю японских макак, спящих в середине загона. Дэну она ничего не сказала.

       В прогулке прошла ночь и близился час подъёма солнца. Дэн заметил, что следует вернуться к вольеру, и его спутница согласилась. Обезьян разбудил ворона, чтобы тот отнёс ключи обратно в сторожку, иначе возникнут подозрения.

- Римлянин, Римлянин…
- Что я пропустил? – Сонно пробормотал ворон.
- Всего лишь ночь своей жизни. – Размерено отозвалась змея.

      Чёрная птица взбодрилась. Дэн помог донести пучок отмычек до террариума и скрылся в уже начавшей таять темноте. Ночной сторож прикорнул, Римлянин воспользовался удачным обстоятельством и тихонько снёс ключи на пол, мол, они упали туда сами.



        Глава 20. Второе маленькое чудо

        Роквелл был несказанно счастлив от мысли, что теперь у него появились товарищи, друзья, с которыми можно поделиться. Днём он не мог заснуть, его душа ликовала, всё внутри трепетало. Поглощённый радостью, он забыл, что надо грустить из-за нехватки классической музыки, он и саму эту музыку забыл.

        С наступлением сумерек произошла смена сторожей. В то время как дверь на улицу находилась открытой, а террариум пустовал, Римлянин залетел в мрачное помещение, полное насекомых и пресмыкающихся.

- Добрый вечер, – робко поздоровался Роквелл, не знающий, как лучше повести себя в такой ситуации.
- Ага, салют! – Энергично ответил ворон. – Чё, как сидишь? А мы вчера клетку вскрыли! Эти крючки тяжелющие, думкал не вытяну! А потом задрых, ваще не в кайф!
- Вы, должно быть, очень устали? – С сочувствием поинтересовался южнорусский тарантул.
- Да ваще задрых, глаза закатились! А ты чё как не свой?! Давай порезче языком чеши!
- В таком случае, ты, сделал важное дело? – Поправился Роквелл.
- Да, ещё как! Ключи туда, ключи сюда! Ну, ладно, сюда Дэн допряг. Так, теперь тебя вытянуть с хаты надо.
- Что ты! Здесь постоянно бывает сторож и смотрители, они обязательно заметят, если один из питомцев пропадёт. Если я правильно понял из их разговоров, то за обитателями террариума имеется особый надзор.
- Да не важно! – Махнул крылом ворон. – Посадим вместо тебя чучело из листьев и грязи или из ещё чего, и будет красоваться, людей за нос водить.

         Раньше Роквелл не думал о том, чтобы выйти из террариума, ему казалось это невозможным и ненужным. Однако ворон заронил в чёрно-серое маленькое волосатое тельце искорку желания, и южнорусский тарантул, застеснявшись, что многого хочет, отвёл глаза в сторону.

         Отдалённо раздались шаги человека, Римлянин попрощался и смылся через открытое окошко. Оно, кстати, всегда оставалось открытым, так как дышать в коморке без него было нечем.

         Операция по освобождению тарантула представляла собою более трудную задачу, чем история с Обсидиан. Кроме плановых обходов зоопарка сторожа редко покидали коморку и всегда ненадолго. За пару минут нужно было пробраться в террариум, открыть стеклянный ящик, достать Роквелла, посадить вместо него обманку и всем незамеченными улизнуть наружу. А прежде следовало разобраться как стеклянный ящик работает. С этим помог сам Роквелл. При другой встрече он сообщил, что верхняя стенка выдвигается и задвигается движением руки. Пару дней Римлянин наблюдал за сторожами ночью и днём, чтобы понять их расписание и привычки.

         На общем совете было принято решение выйти в тёмное время суток и подождать, пока человек начнёт обход. Дэн и Римлянин караулили в кустах выход работника. В ту же минуту птица порхнула в раму, уже собралась открыть дверь в террариум, повертев круглую ручку, но она оказалась заперта на замок. Друзей настиг провал.

         На дальнейшую Римлянин принёс из города кусок ленты, используемой для ограждения местности и закрепил её как верёвку. Дэн благополучно по ней забрался. Он же двинул стенку стеклянного ящика, и посадил вместо тарантула комок чёрной ткани, предусмотрительно затолкав его поглубже и подальше, чтоб было хуже видно. После трое энтузиастов нырнули в темноту спящего зоопарка.

        Первым делом Роквелла отнесли на встречу с Обсидиан.

- Для меня большая радость познакомиться с прекрасной дамой. Римлянин многое о вас рассказывал.
- Надеюсь, он не сболтнул чего лишнего. – С виду холодно прошипела змея.

        Дальше южнорусскому тарантулу провели экскурсию по обитателям зоопарка и архитектурным достопримечательностям. Роквелл сначала настаивал на том, чтобы идти самому, но из-за малого размера друзьям приходилось идти очень медленно, поэтому большую часть пути Дэн с лёгкостью нёс его на плече. Римлянин летал сверху и высматривал, как мог, человека. Периодически Роквелл вставлял в поход восклицания вроде: «Как удивительно!» или воспоминание из жизни до зоопарка» «Я видел раньше подобную траву…»

       Обойдя все дорожки, приятели вернулись к террариуму. Ворон тщательно осмотрел помещение и только убедившись, что там пусто, Дэн залез внутрь с южнорусским тарантулом на плече. Римлянин, сторожа, летал на свежем воздухе, пока макак проводил махинации с сухим аквариумом. Всё шло хорошо. Как только насекомое оказалось на своём законном месте, дверь на улицу раскрылась, и ночной сторож увидел Дэна.



        Глава 21. Крах

        Дэн кинулся к окну, мужчина погнался за ним, но не смог догнать: японский макак проявил ловкость и силу молодого животного. Сторож проверил жильцов террариума – все на месте, целы и здоровы. А Дэн опрометью побежал в родной вольер, он туда не хотел, но ему было необходимо прикрытие. Римлянин, завидя носящегося товарища, поспешил за ним.

       Лишь усевшись на перекладине в родном загоне, Дэн перевёл дух. Тут же к нему подлетел ворон:

- Что случилось?
- Что случилось?! – Возмущённо переспросил обезьян. – Кто должен был наблюдать и высматривать человека!?
- Его не было, тютю!
- Что?! А кто тогда вошёл и погнался за мной?! – Здесь у ворона изменилось выражение лица. Он понял.
- Я никого не видел… – Не оправдываясь, но констатируя факт, выложил Римлянин.
- А я от кого-то убегал! – Всё ещё негодуя на сторожа и на друга заявил Дэн.
- Значит, пришкандыбал человек? – Чёрная птица желала убедиться, что имеет правильную картинку произошедшего.
- Да!
- Чё с пауком?
- На месте. – Уже кончая сердиться, спокойно ответил макак.

        Друзья помолчали. Сверху, над ними восседали крохотные звёздочки, а снизу посапывали обезьяны.

- Что мы упустили? – Начал Дэн. Римлянин захотел сказать: «Что я ни черта не вижу в темноте!», но он сдержался. – Не в кустах же человек спрятался – Ворон ничего не произнёс. – Молчишь? Вот когда надо говорить – молчишь. 
- Я дико извиняюсь, – загорелся Римлянин, – но я ничего не видел! И больше мне сказать нечего! – Он, хлопнув крыльями, поднялся, собираясь улететь, но тут же развернулся и сел на место. Проистерить и уйти, бросив друга, которому пришлось удирать через ползоопарка, было бы по животному бесчестным. Вновь воцарилась тишина.

        Миновало несколько часов. Друзья продолжали безмолвствовать до рассвета. С первыми лучами обоим захотелось спать. Дэн как устроился, так и сидел, просто прикрыв глаза, а Римлянин подумал улететь на какое-нибудь дерево.

- Я пошёл, ещё свидимся. – Оставил после себя ворон. На это Дэн ничего не ответил.
Обезьян забылся сном усталости и предпочёл бы хорошенько отдохнуть, да только его сородичи погнали его с места, едва заметив. Дэну пришлось залезть в земляную насыпь и досыпать там.

        И пока обезьян-авантюрист дремал, восстанавливая силы, ночной сторож их тратил, сообщая главному смотрителю об инциденте в террариуме. Один из начальников зоопарка тщательно выслушал сообщение и пришёл к следующему выводу: та японская макака, которая то исчезает из загона, то появляется, на самом деле не прячется о глаз сотрудников, а действительно покидает своё место. И этой японской макакой оказался Дэн. Главный смотритель отдал распоряжение поймать его и посадить в отдельную клетку, пока что, до следующих распоряжений. Смотрители нашли разыскиваемого среди сородичей, и земляная насыпь с небом живо сменились железными решётками и железным потолком.

         Оставлять зверя, бегающим по всему зоопарку, было нельзя. Сегодня он залез в террариум, а завтра куда? Вообще сбежит из территории? Кроме Дэна у заведения оставалось ещё пятнадцать обезьян – вполне достаточно. Главный смотритель вынес приговор нестандартному животному, осталось только получить одобрение со стороны владельцев зоопарка. Звонок по смартфону, владелец номер один подтвердил основательность предложенного решения и заверил, что остальные владельцы не будут против. Таким образом Дэна посадили в клетку, чтобы на следующий день усыпить.



         Глава 22. Грядущее неизвестное

         Римлянин дулся, негодовал, недоумевал, ходил взад и вперёд, летал невпопад, спускался с деревьев и поднимался на них, туда и обратно. Он всё никак не мог разобраться – как он не увидел сторожа? Не придя к ответу, ворон устало опустился на траву, чтобы передохнуть. «Я подвёл!» – звенело у него в ушах.  Одновременно с этим стороной по дорожке проходили два смотрителя, что-то обсуждая. Римлянин не предавал им значения ровно до того момента, пока не услышал имя «Дэн». Чёрная птица мигом встряхнулась и отчасти летая, отчасти идя последовала за людьми. 

- Да я сразу понял, что сбегает, да так не может быть, чтобы вольер осмотрели, а зверя там не было. Зверь либо есть, либо его нет.
- Вот глупый, усыпят теперь…

         От рокового слова Ворон остолбенел. Он не мог решиться, ему стоит послушать ещё или броситься сломя голову искать друга. Обсидиан всё-таки довлела над ним достаточно сильно и достаточно долго, чтобы прохладная рассудочность взяла вверх в подобной экстренной ситуации. Обычно эмоциональный и вспыльчивый ворон решил остаться и разузнать всё до конца. А дальше смотрители упомянули, где в данный момент пребывает клетка с макаком, когда планируют умерщвлять, кто это собирается сделать.

         Римлянин долетел к Дэну, сидящему в клетке на площадке перед ветеринарным отделением, настолько быстро, насколько позволяли силы. Юный макак подумал, что друг всё-таки нашёл объяснение ночному провалу, но первым, что выпалил ворон было: «Тебя хотят усыпить!» Обезьяна это, мягко говоря, испугало, удивило, ошарашило. Он мигом опрокинул из памяти бывшую операция и уставился на ворона, как бы спрашивая: правда ли это? Римлянин задыхался, жадно глотал воздух и кашлял – на этот раз неудержимо бежать пришлось ему.

- Я сам слышал, – с кашлем прохрипел ворон, – человеки говорили!
Потрясённый Дэн собирался с мыслями, в то время как ворон восстанавливал дыхание. Наконец, оправившись, макак сказал:

- Надо что-то делать. Придётся мне покинуть зоопарк. Мы уже вытаскивали друзей из клеток, настала очередь вытащить меня.
- Ясен пень! – С какой-то злобой выкрикнула чёрная птица, словно посчитавшая реплику заключённого за какую-то просьбу, в то время как это был решённый факт. – И резво! Потому что «ретеринар» припрётся с сонной водой на ближайшем рассвете!
- Вот что, – продолжил Дэн, – забери ключи у человека и ночью я сбегу.
- Идёт! Я предупрежу остальных! – Римлянин замахал крыльями, чтобы взлететь.
- Постой… – попросил Дэн. Ворон остановился и посмотрел на друга через металлические прутья: «Чего?» Дэна терзало мутное чувство, будто он что-то не то сделал, будто обидел Римлянина, но прокручивая в голове прошлую беседу он не находил со своей стороны ничего обидного и несносного. Ему хотелось извиниться, но он не понимал за что. В итоге вымолвил, – Нет, ничего… – Чёрная птица слабо выдохнула и ответила:
-  У меня тоже ничего. – Что означало: «Я ни на что не обижаюсь». И улетел.
 
      К Обсидиан ворон долетел немного спокойнее. Змея не смогла удержать маску равнодушия, при известии, что её друга собираются убить. У неё расширились глаза и напряглись мышцы лица.

- Вы уже продумали план? – С интересом живее некуда спросила рептилия, всем телом придвинувшись в сетке. – Смотрите в этот раз без промахов.
- Как! – Выпалил Римлянин, забыв, что перед хладнокровной рептилией так лучше не делать. – Да я эти ключи когтями вырву, если прижмёт!
- Никто не сомневается в том, что ты способен совершенно нелепо подлететь к человеку и надеяться отобрать у него что-то силой.  Я спрашиваю: вы действия продумали?
- Нет! – Проорал ворон.
- Вперёд, сейчас самое время, – и змея махнула хвостом в знак того, что птице следует лететь обсуждать план с макаком. 

       Римлянин вернулся к Дэну и на сей раз задержался перед его клеткой до тех пор, пока смотритель не прогнал его, посчитав угрозой для сидящего в клетке. В плане разместились те же составляющие, как и всегда: летающий вор одалживает ключи, Дэн, единственный, кто способен управляться с ними, открывает замок, ворон провожает беглеца сверху до выхода. Единственно возврата в клетку не предусмотрели.

        Японский макак, оставшись наедине с собой, стал размышлять, что делать после. Однажды этот вопрос уже вставал перед его глазами, но тогда масштабы ставились поменьше. Не добившись от самого себя, инстинктов, клетки, неба ответов наученный опытом юный макак бросил тяжёлые думы о неизвестном и непредсказуемом: «Какой смысл беспокоиться об этом сейчас? Я всё равно не могу изменить то, что мне нужно бежать из зоопарка. И что там, за стенами я тоже знать не могу».

       Обсидиан тоже думала, что ждёт Дэна, никогда, по его словам, не покидавшего зоопарк. Как дикое животное она хорошо представляла жестокость и ужасы свободного мира.  Беспокойство за товарища улегалось лишь тогда, когда вспоминалось то обстоятельство, что в зоопарке смерть неминуема, а снаружи ещё может обойти. Также к переживаниям примешалось чувство тоски: ведь она его больше не увидит. Если только сама не сбежит. Тут к змее пришло маленькое, тоненькое, как лепесток ромашки, чувство, напоминающее венок из тоски по дальним родным краям, желания вольно проползти по траве перед вольером и горесть от потери близкого. «А почему бы мне тоже не уйти на волю?» – родился тихий, чуть заметный порыв.  Но рептилия откинула эту мысль – «Обезьяна ладно, но змея? Ядовитая, медленная, да меня люди искать будут ещё шустрее и усерднее, чем десять Дэнов. И я не знаю куда идти и как искать себе еду. Звуки, доносящиеся издалека, дыхание города, я не понимаю. Сбегать бессмысленно, меня точно поймают. О Дэне ворон позаботиться, он везде летает. Но оставаться здесь…» – И африканская чёрная мамба окинула взором вольер, два на один метр, вечно неизменную кирпичную дорожку перед ним, деревья давно опостылевшие и далёкие. Припомнила, как целые дни лежит, ничего не делает, скучает, чахнет. «Что я потеряю? «Одну ночь своей жизни»? Поймают – не усыпят. Или усыпят? Дэна хотят умертвить как раз из-за того, что он по зоопарку разгуливал… Я больше не хочу здесь быть…» В итоге Обсидиан решила, что она стоит хотя бы одной попытки изменить свою жизнь.

        Римлянин ещё не знал о новом положении вещей – о том, что змея имеет желание тоже покинуть зоопарк. И не узнал бы, если бы под вечер не залетел к Обсидиан, чтобы её ледяной ум всё взвесил и подправил погрешности плана.

- Та-ак, – протянул ворон, – план меняется.

        Внезапно Обсидиан одолело большое и сильное сомнение о правильности надуманного поступка. Однако показать неуверенность она постеснялась.

- Может быть, по другому случаю, чтобы не отнимать у вас время – добавила она, оправдываясь перед самой собой.

- Да нет, это хорошая идея! – Оживился ворон, без намёка на иронию. – Удерём все вместе! Единым скопом! Да ну этот зоопарк к чёрту! – Обсидиан захотела сказать: «Ты думаешь?», но вспомнила, что она беседует с Римлянином, который, по её мнению, почти никогда не думал.
- Этой ночью вряд ли получится – монотонным голосом произнесла рептилия.
- Нет, всё выгорит! – Оптимистично утвердила чёрная птица.



         Глава 23. Чего ещё зоопарк не видывал

         Позже Дэна поставили в известность. Он, как и полагалось, переживал за свою шкуру, поэтому сначала твёрдо отверг включение в схему Обсидиан, поскольку её освобождение займёт много времени. Римлянину необходимо стащить ключи этой ночью, вместо Дэна нельзя поставить чучело, в первом же обходе или по камере видеонаблюдения сторож обнаружит исчезновение. На это ворон привёл такие же железные доводы.

- Вот сейчас ты свалишь, хорошо, ну, а дальше мы как Обсидиан без тебя станем вытаскивать? Думаешь, я осилю отмычкой шкрябать? Мне ваще лестно, что ты обо мне такого хорошего понятия, но я не вытяну! Придётся тебе шкандыбать обратно! Вот щас лучше дело состряпать!

         С наступлением сумерек друзья приготовились к самому сложному и опасному делу из всех. Нечего не подозревающий ветер шелестел листьями. В зоопарке настала тишина. Римлянин подлетел к знакомому окну и высмотрел сторожа, тот возился за столом. Дверь в террариум ещё оставалась открыта, поэтому ворону на ум пришло вполне вписывающееся в сложившиеся обстоятельства предположение. Он залетел внутрь и разбудил задремавшего Роквелла.

- Ох, друг мой, я не ждал тебя так рано, – сонно пролепетал тарантул и тут же оправился, испугавшись, что его слова прозвучат как обвинение, – но я, конечно, рад тебя видеть…
- Потом обрадуешься, – нервно протараторил ворон, – Дэн убегает, Обсидиан тоже, решай быстро ты утекаешь из зоопарка или остаёшься?
Роквелл сперва не уразумел, что всё это значит. После продолжительного взгляда чёрной птицы он попросил повторить.
- Дэна хотят усыпить, – с расстановкой прочирикал Римлянин, боясь привлечь сторожа, – он отсюда сматывается, Обсидиан тоже, ты с нами?

         До Роквелла дошло. Он малость поразмышлял, представил каково ему будет остаться одному снова, только на сей раз со знанием дружбы и чётким чувством нехватки чего-то.

- Да, – твёрдо ответил он, – будьте так любезны, возьмите меня с собой. 

         Римлянин повернул голову в сторону сторожа, затем когтями попытался отодвинуть стенку стеклянного ящика. Птицы не видят прозрачного стекла и не отличают стекло от прозрачного пластика, в связи с этим ворон удивился, когда верхняя стенка оказалась достаточно лёгкой, чтобы он смог её отодвинуть. На лапе Римлянин перенёс южнорусского тарантула до дерева, откуда потом собирался забрать, к счастью приятель почти ничего не весил. И никто не потрудился поместить в сухой аквариум обманку.

           Дальше перед Римлянином встала серьёзная задача – забрать ключи. Возвращать их не планировалось. Ворон устроился у знакомого окна и принялся ждать подходящего момента с напряжением охотящейся пумы. Желательно стащить связку так, чтобы сторож не узнал об этом. Иначе он погонится или будет разыскивать ворона с ключами, и сбежать станет в разы сложнее.

          Мужчина зачем-то открыл сейф с незаменимыми отмычками и перебрал их рядом со связкой. Закончив проверку, он вернул экземпляры на место, а связку положил на край стола. Спустя полчаса сторож вышел из террариума. Ворон, не щёлкая клювом, мигом вцепился в ключи потащил их к дереву. Там он подсадил Роквелла и потащил всё до ветеринарного отделения.

          Дэн изумился не тому, что южнорусский тарантул захотел сбежать из своего сухого аквариума, а тому, что Римлянин донёс его на себе со связкой ключей: «Ещё жаловался, мне тут на свою немощность!» Дэну пришлось повозиться с замком, из-за того, что хорошенько не видел скважину и расположение ключа. Бедняга сам себе открывал путь к свободе. Вожделенный щелчок свободным порывом отодвинул железные прутья и дал дорогу к новому дню.

          К Обсидиан явилась целая толпа. С уже знакомым механизмом юный макак справился проворно. Дверца отворилась, не успела змея осмотреть присутствующих. Вроде бы желанная, а вроде бы и лишняя, и ненужная воля встала перед Обсидиан, испытующе маня к себе. Рептилия оробела и замерла. Она уже обдумала варианты своего будущего, бросаться в неизвестное было опасно. Ей показалось, что она сделала что-то неловкое и ошибочное. Проход оставался открытым, но змея не шевелилась. Дэн позвал её:

- Обсидиан ты как? Вылезай!
- Наверное, не стоит… – Еле ответила растерянная обитательница клетки.

         Дэн и все были не в том настроении, чтобы филигранно и многоуровнево тонко разбирать чужие чувства. То, что Обсидиан пошла на попятную, вовсе не означало, в его глазах, что она не хочет уходить. Поэтому Дэн смело всунул руку внутрь клетки, подхватил подругу и уверенно произнёс:

- Нашла время краснеть, чёрная ты наша! – И не, ждя ответной реакции, вытянул её наружу.

       Обсидиан опомнилась, коснувшись дорожных кирпичей. Она, всё ещё удивлённая, посмотрела на вольер, затем на друзей.

- Идёшь? – Спросил Римлянин.

        Обсидиан молча кивнула головой.
 
        Друзья, не проронив ни слова, добрались до служебного выхода из зоопарка. Всю дорогу Роквелл сидел на плече Дэна. Римлянин летал и высматривал человека. Их путь пролёг мимо пустующего загона кабанихи. Она умерла, через неделю после того, как отведала странный ананас, который её подложил Дэн.

        Обезьян с третьей попытки открыл замок калитки, собранной из чёрных металлических прутий. Африканская чёрная мамба переползла по порогу, ворон перелетел сверху, южнорусский тарантул вышел пассажиром на плече Дэна, а японский макак перешёл границу зоопарка, места, где он родился и вырос, закрыл за собой калитку на ключ, после чего перекинул связку на ту строну – больше она им не понадобится.

        До рассвета оставалась пара часов – у них ещё имелось в распоряжении время, чтобы найти укрытие и обустроиться в новой жизни.

        Ночной сторож официально установил пропажу ключей только, когда пришёл дневной и ему нужно было их выдать. Смотрители с утра обнаружили пропажу японской макаки из ветеринарного отделения, южнорусского тарантула из террариума, африканской чёрной мамбы из вольера. Дверцы их клеток выглядели отпертыми. Люди посмотрели ночную запись с камер видеонаблюдения. Материал заставил их пооткрывать рты: обезьяна ключами, украденными у сторожа, сама отворила калитку и выпустила других животных. Смотрители бы не поверили, если бы не неопровержимые доказательства: отсутствие зверей на местах. Главный смотритель в сопровождении Григория отправился за связкой и успешно отыскал там, где с ней расстались беглецы.

         Главный смотритель не замедлил сообщить о пропаже животных в полицию. А дрессировщик не замедлил продать новость о том, что японский макак из зоопарка способен открывать двери и использовал свой дар, чтобы выбраться на свободу. Через несколько дней об инциденте говорили по всему Кувшину.



          Глава 24. Куда?

          В городе Римлянин стал проводником и настоящим гуру. Он болтал, не затыкаясь, обо всём, что попадало в его поле зрения. Бродя по закоулкам старых кирпичных зданий, друзья узнали, отчего маячит на крыше флигель, который им даже не виден, что за дыры зияют на краях дороги и куда они ведут, и что движимых и неподвижных машин следует остерегаться. Ворон хвастался своими знаниями местности на право и налево, так что Обсидиан, не привыкшая к нескончаемым длительным монологам, пожалела, что связалась с ним. Звери измерили треть городских улочек, прежде чем ворон заметил, что все, кроме него устали. Друзья устроили привал.

          Недружелюбные грязно и тускло коричневые стены давили своим напористым весом. Они казались выше деревьев, да по ним нельзя было забраться, а из окон могли выглянуть люди. На тротуаре и дорожках располагалась грязь, но не такая, как в зоопарке, и не такая как в прошлой жизни Обсидиан и Роквелла. Это была не земля, не почва и не песок, а какая-то безжизненная пыль, никуда не годные камешки. Вдоль постройки один за другим возвышались два мусорных бака. Дэн и Римлянин попробовали раздобыть в них чего-нибудь съестного. Японский макак, вымотанный походом, дивился на товарища, энергично прыгавшего по мусорной куче.

- Нас наверняка будут искать, – промолвила змея.
- Пущай дерзают! – Дерзко ответил ворон. – Я здесь все изломы шпарю, так заныкаемся!

          Была первая половина дня. Городские крысы, обычно прятавшиеся глубоко под землёй в это время, почему-то забегали по проулкам. Обсидиан, конечно, обратила на них внимание:

- Вот и мне будет чем перекусить.
- Я прошу, не при нас, – взмолился макак, которого помутило от представления картины, как змея живьём проглатывает мышь.
- Мы вегетарианцы! – Гордо и торжественно выкрикнул Римлянин.
- А я, с позволения сказать, всеядный. – С улыбкой вставил южнорусский тарантул.
Дэн откопал для себя пару помидор, ворон хлеба и булочки, которыми добытчики поделились с Роквеллом.
- Что ж, теперь мы свободны и можем делать что захотим. – начала африканская чёрная мамба. При солнечном не закрытом потолком свете её кожа начала отливать оливковым цветом. – И чем мы займёмся?
- Для начала удерём от зоопарка куда подальше, – ещё пережёвывая, сказал Дэн.
- Куда? – С лёгкой и в то же время глубинной простотой уточнила Обсидиан.
- Если есть предложения… – Обезьян продолжил жевать.
- Скажи, Обсидиан, в какое место бы ты желала направиться? – Поинтересовался вежливый Роквелл. Змея выпрямилась.
- Желать я желаю на свою родину. Однако это недостижимая цель.
- Почему же? – Спросил Роквелл.
- Я без понятия, где это и как туда добраться.
- Я знаю всё на свете! – Полу слушав, полу не слушав себя и приятелей, выкрикнул Римлянин.
- Нет, – спокойно и рассудительно проотрицала Обсидиан. – Я помню корабль, как меня качало на судне и звуки волн.
- Я смыслю где это! Корабли и волны – это море оно там, за городом! – И чёрная птица махнула крылом по направлению против ветра.
- Доберёмся до корабля, а что дальше? – Ничуть не воодушевившись, продолжила рептилия.
- Найдём, сварганим! – У чёрной птицы всё было незатейливо. Дэн и Роквелл молча жевали свои порции и тоже соображали, куда податься.
- Город ведь где-то кончается? – Обратился юный макак к ворону.
- Ну, не бесконечный же!
- А за его пределами есть что-то кроме кораблей и моря?
- За городом целый мир. – Ответила Обсидиан.
- Да! – Воодушевился Римлянин. – Там дороги, поляны, горы, деревья!
-  И есть место, где нет людей?
- Полно!
- Может, найдём такое место и станем там жить? – Дэн посмотрел на своих друзей.
- Ничего не имею против. – Откликнулась Обсидиан.
- Почему бы не попробовать. – Одобрил Роквелл.
- Ваще ништяк! – Раздался третий голос.

          Ближайшей ночью приятели неспешно продвигались по холодному городу. Роквелл прикорнул на плече идущего Дэна, Римлянин  летел впереди. Обсидиан приблизилась к обезьяну и тихо, чтоб не разбудить тарантула, спросила.

- Не скучаешь по другим макакам?

         Дэн слегка удивился такому вопросу: в последнее время ему было как-то не до удобно устроившихся сородичей. Однако помимо внешне явных размышлений существуют ещё глубокие чувства и переживания, зачастую не связанные с действительными заботами и обстоятельствами.

- Да так, – ответил Дэн, – самую малость.



         Глава 25. Ориентир

         Компания определилась, что лучше двигаться в тёмное время суток – людей меньше, прятаться проще. Римлянин летел сверху, над крышами, иногда, если дома попадались двухэтажные, между ними. Им встретилось несколько городских бездомных животных: кошек, собак, крыс. Ради ужина Обсидиан пришлось сделать остановку. В целом путь протекал без проблем. Римлянин вёл всех на восток, в леса. Иногда не было возможности идти вдоль зданий, и друзья пересекали открытую местность с решётками, заборами, сломанными, полуразрушенными постройками. Роквелл сидел на плече Дэна. Обсидиан ползла довольно ходко, кое-где обгоняя его.

          Ворон держался в воздухе, поглядывая во все стороны, как вдруг обнаружил, что приятели остались позади. Он развернулся и отыскал отставших.

- Чего встали? – Спросила чёрная птица, опускаясь. Вопрос растаял в воздухе и лишился смысла, когда Римлянин поравнялся с Дэном и Обсидиан. Перед друзьями растянулась толпа маленьких тараканов (маленьких по сравнению с гигантскими мадагаскарскими соседями Роквелла в террариуме). Усатые букашки уставились на беглецов из зоопарка. Первым голос подал Роквелл, что было ожидаемо.
- Здравствуйте, уважаемые носителя экзоскелета, я счастлив встретить вас этой прекрасной ночью. Меня зовут Роквелл, а это мои друзья: умный и ловкий Дэн, знающий город и ответственный Римлянин, и мудрая и прекрасная Обсидиан. Чем мы можем быть вам полезны?

        Последняя фраза зацепила слушателей. Они восприняли фигуру вежливости Роквелла буквально. 

- Зверя идти, – проскрипел один из передних тараканов, – хорошо идти, правильно. А мы бежать.
- Если не возражаете, мне бы хотелось узнать, отчего или куда вы бежите?
- Беда, несчастье, – пролепетал другой таракашка, – грядёт большой и страшный.
- Все бежать от город, – произнёс третий крылатый.
- Что же происходит? – Подхватил южнорусский тарантул.
- Мы не знать, мы чувствовать. Земля трясётся. – Промолвил один и вся колония ему вторила: «Земля трясётся». – Наш братья уходить из канализация, мы встречать, другой зверь говорить, тоже идти.
- В какую же сторону нужно бежать?
- Правильно, – отозвались таракашки, – вы идти правильно, – и указали задними лапками на восток.
- Благодарю вас от своего лица и от лиц моих друзей. Вы нам сильно помогли. – И Роквелл исполнил что-то вроде поклона или реверанса.

          Таракашки больше ничего не сказали, но продолжили пристально смотреть на компанию. Дэн помыслил, что, может быть, им нужна признательность ото всей компании.

- Спасибо большое, – поблагодарил юный японский макак. На что услышал:
- Большой звери странный. Ходить не с такими как ты. Мы ходить с такими как я. Большой звери странный.

           После такого высказывания тараканы, словно удовлетворившись чем-то, разбрелись по тротуару и скрылись во мраке щелей и трещин.

- Я с перепугу чуть не кувыркнулся! – Теперь поговорить захотелось ворону. – Вы как их подцепили ваще!
- Они сами как-то из той дыры повыползли. – Дэн имел ввиду ливневую канаву.
- Вы чувствуете, что земля трясётся? – Обсидиан ничего не ощущала и хотела убедиться, что это не у неё проблемы с восприятием.
- Нет, – Отозвался Дэн.
- Я ваще не шарю о чём они.
- Позвольте, – вставил южнорусский тарантул, прошедшись по плитке тротуара, – теперь, когда я встал на землю, я, я… Да, определённо, я слышу. Это не совсем тряска, скорее медленные колебания.
- Так, это значит, что мы правильно делаем, что уходим из города? – Захотел утвердить Дэн.
- Похоже на то, – ответила змея.
- А главное, мы двигаемся в верном направлении. – Закончил Роквелл.
Утром, когда пешеходы спали, Римлянин полетал по округе и услышал от людей, говоривших во дворе, что через несколько дней по городу промчится смерч.



          Глава 26. И грянул гром

          Кувшин спешно эвакуировался днём и ночью. Люди уезжали на машинах, электричках, суднах. Из-за столпотворения и загруженности улиц четвёрке зверей передвигаться стало проблематично. Обезьяна, безусловно, рядом с Баренцевым морем представлялась диковинкой, и Дэн скрывался от ненужного внимания, а вот Обсидиан установила скрытность на максимум, потому что двух с половиной метровую ядовитую змею скорее попытаются прибить лопатой, чем спокойно дождутся, когда там приедет полиция. Друзья по большей части оказались вынуждены повременить с перемещениями по населённому пункту.

          Из зоопарка всех животных увезли в питомник соседнего сити в три дня.
Город сильно опустел. Под конец переездов приятели вздохнули свободней – им стало легче путешествовать, и они этим воспользовались. Большим рывком за сутки преодолели несколько районов, после чего обессиленные свалились в подворотне заброшенного здания.

           Первым проснулся Роквелл. Может быть, потому что он самый маленький или благодаря паучьему чутью, он услышал зов опасности. Чтобы не напрасно тревожить отдыхающих, он сам забрался на крышу и осмотрелся. Море бушевало, сильные ветра гнали тучи на город. Корабли почти исчезли с пристани. Южнорусский тарантул счёл данные виды достаточно серьёзным обстоятельством, чтобы прервать сон товарищей. Римлянин спросонья сразу полетел убедиться в существовании угрозы и стрелой вернулся обратно.

- Там такое! Живей, убираемся отсюда! Или ищем укрытие!
- Что ты видел? – Хладнокровно, но не без испуга, задала вопрос змея.
 - Большая-большая волна! Она сожрёт весь город!
- Не волнуйся, – всё ещё холодно продолжила Обсидиан, – тебя она выплюнет, потому что ты для неё слишком горланистый, ещё желудок расстроишь.
- Сейчас не до шуток, – отрезал Дэн, – Римлянин, куда лучше бежать? 

        Ворон повертел головой. Покинуть пределы города они не успеют. Значит надо найти укрытие. Что-нибудь высокое, выше чем волна – такого нет. Тогда что-нибудь, что вода не сметёт – толстое и прочное здание.

- Туда, вокзал!

        Первая волна дошла до середины населённого пункта, в ней море, словно испытало свои силы. Настоящий ужас настал, когда явился смерч. По его велению машины порывались в небо, неестественно барахтаясь, как мёртвые мухи, подброшенные жестокой рукой в воздух. Стёкла выбивались в собственном порыве. Одежда, двери, велосипеды, самокаты, лодки, скамейки взмывали и обрушивались на асфальт. Куски асфальта танцевали резко и беспощадно, проламывая стены зданий.

        Друзья забились под крышей большого здания. Внизу стучали о рельсы пустые и наполненные вагоны. Смерч как-то прошёл по центру города и растворился в перемешавшихся красках горизонта.  Они было подумали, что самое страшное закончилось, однако следом за вихрем наступила вторая волна. Одним подолом она смела ряд близстоящих к морю построек. Не перед чем не склоняясь, гордой и сильной поступью она прошлась до середины Кувшина и только тогда начала опускаться. Вода, перемешавшись со всем хламом, оставшимся после смерча, заполнила дворы улицы.

        Под крышей вокзала четыре приятеля ощущали тряску, как будто здание тоже боялось и тряслось от страха, что этот день окажется для него последним. Японский макак, африканская чёрная мамба, ворон обыкновенный и южнорусский тарантул прижались к стене и друг к другу. Змея, птица, обезьян и паук испытывали разные и смешанные чувства. Роквелл испытывал благодарность судьбе за то, что он такой маленький, ничего не могущий получил настоящее сокровище – друзей, которые всегда рядом. Римлянин то ли сердился, то ли обижался на ненастье за то, что оно отнимает у него нечто дорогое и важное, ему хотелось хорошенько потрепать эту бурю, но он осознавал своё бессилие перед стихией. Обсидиан спокойно попрощалась с жизнью, цепляться за какие-то угрызения или недостигнутые мечты ей не хотелось, она отпустила всё что было и всё что могло бы быть, в её душе настал покой. В противовес ей Дэн сгорал от свинцовой вины за собственные поступки. Этот смерч и эта цунами виделись ему лишь результатом его действий.

- Я должен перед вами извиниться! – Из-за шума и обрушений повсюду Дэну пришлось кричать, чтобы друзья его услышали.
- Интересно за что? – Отозвалась Обсидиан.
- Помните, мы все мутировали из-за странных фруктов, так это я их подкинул! Вам всем! Это сделал я! Я попробовал, и мне стало так одиноко! Мне захотелось, чтобы на моём месте оказался ещё кто-то! И теперь мы сидим здесь и ждём, когда нас поглотит бездна! Если бы не я, вы бы жили себе на здоровье! Это всё моя вина, простите!
- С лёгкостью прощаю! – Ответила Обсидиан, которой тоже пришлось повысить голос, хотя её голова находилась по правую руку макака. – К тому же я сомневаюсь, что это ты попрыгал над фруктами и они стали волшебными!
- Эх, чувак, ты чё думаешь, мы тупые!? – В обстановке, когда всем необходимо орать, Римлянин почувствовал себя как никогда в своей тарелке. – Да я давно докумекал, что не может просто так, не из-за чего, чудесная жратва по земле валяться!
- Должен заметить, уважаемый Дэн, что как бы то ни было, сие лакомство пошло нам на пользу. Я, например, теперь могу воспроизводить свои любимые мелодии, хоть и плохонько, а могу! – Добавил Роквелл.
- Но это из-за меня вы ушли из зоопарка! – Продолжал Дэн.
- И мы ничуть об этом не жалеем! – Уверенно утвердила Обсидиан.
- Да я ваще к вашему «зоо» ни хвостом, ни боком! Я вольная птица! – Вставил Римлянин.
- Но мы сейчас все умрём! – Не унимался Дэн, ему, очевидно, нужно было выложить всё, что накопилось за долгое время сомнений, переживаний, терзаний и дум.
- Это называется дикая природа, малыш! – С чувством произнесла Обсидиан. – Выживай как знаешь, заботься о себе сам, корми себя сам, защищайся от врагов сам, укрывайся от большой воды и бешеного ветра сам! Кто сказал, что свобода – это легко и весело? Я не говорила! Свобода – это когда ты сам для себя всё делаешь и несёшь ответственность за свои решения! Мы выбрали это здание для убежища, вот и посмотрим правильный выбор сделан или нет! И не омертвляй нас раньше времени – я плавать умею! Ты жить захочешь и летать научишься – вот сидит мастер по воздушной гимнастике, возьми у него пару перьев и прикинься птицей! Видал, там железные ящики порхают, а маленькая обезьяна и подавно полетит!
- Полностью согласен с дамой! – Выкрикнул Роквелл.
- Меня ощипать хотите! – Римлянин до конца понял только часть, где змея предлагает вырвать у него парочку перьев.
- Дэн, мы прощаем тебя за всё и всегда! – Махнула хвостом рептилия. 
- Но как же так! – Единственный, кто не желал прощать Дэна, был сам Дэн. – Я виноват перед вами!
- Дэн! – Возразила Обсидиан.
- Дэн, заткнись! – Ворон не выдержал слезливых душевных откровений.

         В ту же секунду в здание вокзала ударила неудержимая вода. Стены растрескались, с потолка килограммами посыпалась извёстка, стёкла разбились даже на противоположной стороне от столкновения. БОльшую часть постройки затопило.



         Глава 27. Настал новый рассвет

         От удара вокзал пошатнулся. Движение застыло неожиданно, покой показался обманом. Всё вокруг замерло, словно в ожидании другого натиска, но ничего не последовало. В мутной жидкости, заполнившей помещения, отражался солнечный свет, сумевший пробиться сквозь толстые прочные облака. Окна без стёкол принимали и ветер, и солнце, и слегка накрапавший дождик.

         Друзья какое-то время посидели неподвижно, не веря тонким лучам света и тишине, успокаиваемой мерными плесками воды. В конце концов всегда оставаться неподвижными представлялось невозможным, оттого звери, не спеша, разошлись и посмотрели вниз, на улицу, на иные этажи постройки, на небо. Из здания вода вытекала медленнее, чем с улицы, поэтому первый этаж вплоть до последней ступеньки лестницы пребывал затопленным.

         Друзья спустились поближе разглядеть небывалое и оценить масштаб случившегося. Вода размеренно булькала, плавно журчала. Она успокоилась сама и умиротворяюще убаюкивала всех, кто находился поблизости. Город разрушился так стремительно, что даже не верилось, что это произошло пару минут назад. 
Роквелл, смотрящий на гладь, местами перебивающуюся бытовыми предметами и едой из вокзального буфета, произнёс устало и в то же время воодушевлённо:

- Как там говорится, через огонь, воду и медные трубы? Ну, что ж, друзья, воду мы прошли, остались лишь медные трубы с огнём, и мы будем совершенными товарищами.
- Вон труба, если хочешь лезь, а я не затолкнусь! – Ворон махнул крылом на водосточную трубу, оторванную смерчем у какого-то дома и пронзившую стену вокзала так, что одна половина висела внутри здания, а другая снаружи.
- Мы так и будем здесь сидеть или попробуем убраться? – Поинтересовалась Обсидиан, успевшая нагулять аппетит.
- Подождём, когда вода спадёт. – Отозвался Дэн, отчего-то забывший все свои вины и вновь обрётший право голоса.

        Вода полностью ушла из города за два дня, оставив после себя небольшие лужи и неисчислимые шрамы в виде разорванных стен, разрезанных заборами крыш, скомканных автомобилей, ничейных электрических приборов, беспомощно валяющихся в полуразобранном состоянии на середине дорог. Компания, руководимая вороном, продолжила путь на восток.

        В городе почти не обитало людей, они редко попадались, занятые раскопками, поиском чего-то или кого-то. Четвёрка зверей легко избегала встречи с ними, да и транспорт с дорог исчез, в связи с этим беглецы позволили себе странствовать днём, так как они были по преимуществу дневные создания.

        Так, как-то вскоре после рассвета они продвигались по улице с наполовину разрушенными многоэтажными кирпичными домами. Дорогу им перекрыла упавшая с ближайшей стены неоновая вывеска в виде фрукта. Сердцевина, разбитая на доли, у него была оранжевая, а кожура зелёная. Вывеска светилась, потому что несмотря на срыв со стены кабель, соединяющий её с электрогенератором, сохранился. На фоне вымершего города, где даже в окнах отсутствовало сияние, эта вывеска казалась чем-то удивительным и необычным. Друзья не прошли просто так, а остановились, чтобы посмотреть на неё повнимательнее.

        Римлянин сел на светящиеся оранжевые круги.

- Эт какой-то фрукт! – С умным выражением лица каркнул он. Дэн усмехнулся:
- Где-то я уже это слышал…
- Позвольте… – Роквеллу представилась отличная возможность блеснуть своими знаниями в области ботаники, так что он вышел вперёд и походив вокруг неонового предмета, начал лекцию. – Цвет сердцевины, разделённой на доли, указывает на то, что это представитель семейства цитрусовые. Красная или оранжевая внутренность встречается у грейпфрута, апельсина, помело, клементина и мандарина. Однако зелёная кожура имеется исключительно у недозревших плодов, либо у представителей помело.

         Кроме Обсидиан, имевшей стальной принцип внимать всему, что ей говорят, Роквелла никто не слушал.

- Ай, фрукт и фрукт, чего думалку ворочать! – Раскричался ворон.
- Друзья мои, – продолжил южнорусский тарантул, – всё происходит неспроста. И эта вывеска нам для чего-то попалась на пути.
- Да, мне из-за неё хавать захотелось!
- Подумать только – во всём городе света нет, а вот вывеска горит. – Восхитился Дэн.
 - Это ты ещё «вейвеков» не видел, – уже собравшись подняться в воздух вымолвил ворон. – Люди пускают их в небо, ночью, чтоб свет был и смотрят на них. А они, жлобы, быстро тухнут!
Обсидиан, лежавшая в сторонке и привлечённая не столько красочной вывеской (с пониманием цветов у неё всё равно были трудности), сколько разговорами о ней, вдруг оживилась.
- Почему бы нам не придумать название?
- Чё? – Римлянин всё никак не мог подняться, постоянно его отвлекали.
- У еды есть название, а у нас нет. – По-простому объяснила змея. Ворон похлопал глазами, ещё раз сказать Обсидиан «Чё?» он не решился.
- Замечательная идея! – Подхватил Роквелл. – У всего есть название, пусть же и у нас будет!
- Как ты там говорил, – обратился Дэн к Роквеллу, – цитрин?
- Цитрусовые, – с улыбкой поправил знаток минералогии и ботаники.
- Значит, мы цитрусы? – Спросил Дэн.
- Кто, кто? – Переспросил Римлянин, всё ещё не понимающий, чем его друзья занимаются.
- Позвольте узнать, уважаемый Дэн, почему цитрус?
- Потому что с него всё началось, – улыбаясь улыбкой победителя, ответил Дэн.
- Поддерживаю. – Отозвалась Обсидиан.
- А ты что скажешь, Римлянин? – Обратился Дэн к чёрной птице, переводящей взгляд с одного приятеля на другого. Кажется, ему было нужно объяснение, и обезьян его предоставил – У каждого из нас есть имена по отдельности, а будет имя одно для нас всех.
- А! – До ворона дошло. – Я всеми перьями за! Так мы что, теперь «Цитрус»?
- Само по себе «Цитрус» звучит не слишком информативно. – Высказался Роквелл. Дэн подумал и сказал:
- А может «Команда «Цитрус», так понятнее? – Обсидиан мотнула головой в знак согласия.
- Да! – Крикнул ворон.
- Как нельзя лучше, друзья мои!
- Тогда с этого момента, объявляю нас «Командой «Цитрус»! – Радостно заявил Дэн.
 
         Друзья продолжили двигаться на восток, довольные и радостные, что благополучно сбежали из зоопарка, пережили недели в населённом городе, спаслись от смерча и цунами. Их до сих пор не поймали, а значит есть надежда, что они осуществят все свои мечты.



         Глава 28. Эпилог

         После ухода на полную пенсию Владимир Борисович устроился со своей женой в деревенском домике, а квартира досталась детям. В дали от многолюдной и многотранспортной суеты старичок погрузился в природу и в то, что с ней связано. Он обставил участок, организовал грядки, теплицу, посажал деревья, кустарники. На тамошней местности водились бездомные собаки. Владимир Борисович стал их прикармливать, они в ответ к нему ласкались, приходили к участку за угощеньем. На зиму он пускал их в свой сарай и дровяник.

          Когда произошло затопление Кувшина, Владимир Борисович первым делом связались с семьёй – хороши ли у них дела, а то, может, к ним в гости чужая машина через окно залетела. К счастью, и родственники и их имущество особо не пострадало.
Владимир Борисович частенько вспоминал зоопарк и его обитателей. Приезжавшим погостить внукам он рассказывал истории о том, как однажды зимующие в одной постройке слон Египет и верблюд Карл не поделили корыто с водой: двугорбый плюнул на самое большое наземное животное на планете, а тот в ответ взял пустое ведро испод корма и нацепил его верблюду на голову. О том, как один смотритель-новичок перепутал рационы животных и положил японским макакам сухие шарики для рыб, а карпам кои вывалил мешок с морковью. О том, как ветеринар по старой привычке зашёл в беседку покурить, а там на него уставилась мадагаскарская многоножка; ветеринар чуть не закричал со страху – глазища у полуобезьяны, полу-лемура огромные как яблоки-ранетки.

          Но самой интересной истории бывший сторож не знал.

          После потопа, разнёсшего большую часть города, о четырёх сбежавших из зоопарка зверях как-то не вспоминали. Даже об одной из самых ядовитых и опасных змей в мире. Главный смотритель, разумеется, поставил беглецов на учёт и официально оформил пропажу, но дальше парочки бумаг дело не сдвинулось.

         Трое владельцев зоопарка рассорились. Как водится – разные векторы интересов. Один настаивал на расширении, открытии филиальных учреждений с животными, другой кричал, что зоопарк вообще надо продать и заняться чем-нибудь другим (ему срочно понадобились деньги на закрытие личных долгов), третий настаивал на оставлении зоопарка как есть и на вложении во второй бизнес. Тот, у которого долги, спился, сдулся, сломался, вышел из дела и оказался не годен для любой работы. Два других предпринимателя договорились о компромиссе: зоопарк остаётся как есть, плюс в Кувшине после смерча по дешёвке покупается пара зданий и открываются рестораны и супермаркеты.

         Григорий уволился из зоопарка и устроился работать в один из новопостроенных супермаркетов. Его хватило на два года, затем лень и дурь снова закружили ему голову, он ничем не захотел заниматься, в конечном счёте совершил преступление, и его посадили в тюрьму.

         В самом зоопарке особых перемен не возникло. Пару километров нового забора нельзя считать большим изменением. У японских макак родился шестнадцатый член стаи. На место исчезнувшего южнорусского тарантула посадили индийского оранжево-фиолетового паука-птицееда. В связи с пропажей африканской чёрной мамбы главный смотритель запретил дрессировщику ставить эксперименты над ядовитыми змеями. А на замену Обсидиан в террариум поставили ещё один стеклянный ящик с зелёным древесным удавом, чья чешуя хорошо играла рядом с жёлтым сетчатым питоном.

         Команда «Цитрус» значительно отошла от Кувшина и осела в лесу, неподалёку от нескольких деревень и железной дороги. Каждый день они слышали гул тяжёлых электричек, напоминающий резкие звуки города. А что происходило с ними в том лесу – это уже другая история.





















Написано по вдохновению от прочтения романа Карела Чепека "Война с саламандрами".