Реквием Размадзе

Реквием Размадзе
Лев Цитоловский
После школы мир принадлежал им, пятерым. А что вы хотите? Второй класс это уже не первый. Они теперь уже почти взрослые, ответственные. Сама Валентина Ивановна им это сказала, а она знает. Саша Орлов и Лева Толов ходят у неё в любимчиках, но Томик Граник тоже не дурак, просто думает медленнее и не лезет вперёд. Вадику Жибирову Валентина Ивановна немного не доверяет, хотя на самом деле все весёлые происшествия на уроке придумывали Миха Размадзе и Лёва Толов, а Саша Орлов выбирал наилучший момент для проказы. Но Валентина Ивановна об этом не догадывалась, тем более, что Вадик в таких случаях напускает на себя загадочный вид. Весь остальной класс служил лишь важным фоном для них, пятерых. Не было бы этого фона, для кого бы они тогда старались? Поэтому друзья держались вместе, и не только на улице, но и в классе. Одноклассники, обычно не вступали между собой в содружество, даже по трое или по двое. Дело в том, что Вадик Жибиров обещал им, что самого стоящего из них он примет в их компанию шестым.
Жили они по соседству, и возвращались из школы дружной ватагой. Ближе всех жил Томик Граник, и ему всегда было немного обидно оставаться одному, как раз когда все обсуждали сегодняшние новости. Поэтому он вместе со всеми добирался до жилища Михи Размадзе и уже потом, когда Миха заходил в свой двор, Томик Граник поворачивал к себе. Поредевшая компания доходила до деревянного дома Саши Орова, следующим был Вадик Жибиров, а последний квартал Лёва Толов преодолевал совсем один, никому не нужный. Конечно, по вечерам, после освобождения от домашних хлопот, которые всегда придумывали им родители, вся ватага собиралась возле дома Лёвы, за гаражами у железной дороги, а по выходным целый день был в их распоряжении, и они не скучали.
Все мальчики были разные, и каждый приносил пользу всем. Саша Орлов умел так здорово командовать, что никому не было обидно. Лёва Толов всегда догадывался помочь и помогал, даже если его об этом не просили. Это иногда сердило Вадика Жибирова, который тоже готов был оказать любую помощь кому угодно, но никому и ни разу его одолжение не потребовалось. С Михой Размадзе всегда было особенно здорово, он был не жадный, умел хранить секреты и ничего не боялся. А Томик Граник дружил со всеми одинаково и всегда улыбался, даже когда к нему придиралась Валентина Ивановна.
Вокруг пряталось море интересного, только копни. Всем хотелось оставить какой-нибудь свой след, так изменить окружающий мир, чтобы он стал немного другим. Они ещё не умели создать что-то своё, построить, открыть новое или изобрести. Но повлиять, изменить среду своего обитания было вполне в их власти, потому что портить не очень трудно, а результат заметят все. Взрослым их деятельность, конечно, не нравилась, поэтому приходилось шалить втихомолку. Они уже вышли из возраста, когда дети обращают на себя внимание, перемазавшись с ног до головы, забивая гвозди в стул или вспарывая подушку. Когда однажды Томик Граник рассказал друзьям, как он спрятался от родителей в шкафу и там заснул, и как его потом долго искали, папа бегал по всем знакомым, а мама чуть с ума не сошла, все сочли, что это была глупая история, а они уже давно не в детском саду.
И уж конечно, куда более увлекательно брызгать из шприца в тёток. В дядек не интересно, дядьки не ругаются и даже иногда начинают веселиться. Ещё они пробовали срывать с заборов или со стен плохо наклеенные плакаты, разрисовывать фломастерами ветровое стекло легковушек или разложить по почтовым ящикам объявление о срочном собрании жильцов в субботу, в семь вечера у беседки, Миха Размадзе умел писать, как художник. Обычно толпа соседей медленно собиралась, но потом быстро расходилась, но иногда возникали ссоры, а как-то удалось посмотреть даже взрослую настоящую драку. А как-то им удалось привязать к детской коляске соседскую дворняжку, пока разиня-мать о чём-то тихим шёпотом беседовала с подружкой. Они тогда даже заработали «спасибо», после того как согласились отвязать страшного пса от бедного ребёнка. Благодарная мать даже предлагала им за этот подвиг конфету, но принять такую подачку было ниже их достоинства.
Особенно роскошное приключение придумали как то Миха Размадзе и Лёва Толов, а остальные их тогда охотно поддержали. Недалеко от железной дороги стояло длинное сооружение, разбитое на индивидуальные гаражи, которые хозяева использовали не только для хранения автомобилей, но и как мастерские для их ремонта и разных поделок. Индивидуальные боксы были накрыты общей треугольной крышей, и легко было через чердак тайно перелезть из одного гаража в другой. Таким путём друзья с удовольствием перетаскивали от одного хозяина к другому запасные части, дрели, папки с документами, рубанки, маслёнки, слесарные инструменты, мотки проволоки, наборы свёрл и прочее мелкое оборудование. А однажды, с большим трудом, им удалось перетащить к новому хозяину только что купленное, и даже с приклеенным чеком, запасное колесо. При этом его старое, потертое, запачканное почвой колесо, они подсунули прежнему владельцу нового колеса. Результаты  их деятельности появились только через неделю, когда слухи выползли наружу. Хозяева стали жаловаться, что у них пропадает оснастка. Ребята были особенно поражены тем, что жаловались только на пропажи, и никто не сообщил о прибытке. Например, истинный владелец нового колеса жаловался на пропажу, а бывший собственник старого колеса молчал.
Это было не очень понятно, однако Саша Орлов сообразил, что взрослым тяжело зарабатывать, и они просто радуются любой находке, тем более, они ведь ни у кого и ничего не украли. А Вадик Жибиров понял это так, что взрослые просто еще не заметили чужие предметы: раньше-то их не было, а они их, поэтому, и не искали. Томик Граник был уверен, что они сделали доброе дело: люди кое-что нашли и немного разбогатели, зато, когда добро вернётся к настоящим хозяевам, те тоже порадуются. И в результате количество радости возрастёт. Наслушавшись этих соображений, Лёва Толов и Миха Размадзе предложили перенести чужие инструменты обратно, по старым местам, потому что они хорошо помнили у кого, что и куда они перетаскивали.
Так и сделали, но результат опять получился неожиданный. Владельцы боксов сразу же подняли шум. Они давно подозревали в этой кутерьме друг друга. Поэтому оперативно созвали общее собрание, покричали там вволю и решили заделать все чердаки в гаражах намертво. Надо сказать, что друзей это ничуть не огорчило. К этому времени вся суета с перетаскиванием предметов из блока в блок им уже надоела и они быстро нашли себе новое приключение, намного опаснее прежних.
Отец Томика Граника был завзятый охотник и однажды, когда он забыл закрыть свою тумбочку, Томик нашел там коробку с пистонами. Все он взять не решился, ограничился десятком, но теперь следовало решить, как их использовать. Проще всего было положить капсюль на булыжник и хлопнуть другим булыжником, но Саша Орлов напомнил, как Толя Прибига из пятого класса стуканул вот так же молотком по пистону и остался без глаза. И теперь ходит с чёрной повязкой и притворяется бывшим пиратом. А иногда рисует авторучкой у себя на щеке череп и кости. Однажды старший брат его при всех за это поколотил.
– Короче, я уверен, что среди нас придурков нет. – Заключил Саша.
– И что, просто выбросим наши капсюли на помойку? – Усмехнулся Вадик. – Пусть их найдет кто-нибудь посмелее?
– Почему на помойку, – возразил Миха Размадзе, – мы с Лёвой знаем кое-что получше. Скажи, Лёва.
– Ну да. Этот Прибига как-то подложил патрон от мелкашки под маневренный локомотив на станции. Колесо наехало и от взрыва немного подскочило, совсем чуть-чуть, и паровоз двигался дальше, мы с Михой были за подстанцией и всё прекрасно видели. Но машинист не знал, что взрыв пустяковый, его, наверное, хорошенько тряхануло. Он так перепугался, что выпрыгнул из кабины прямо на пути, а паровоз ещё продолжал себе пыхтеть, пока не натолкнулся на пустые вагоны, которые ждали погрузки какого-то барахла для стройки. И от этого грохот был посильнее, чем от никудышного патрона.
– Конечно, это не была настоящая мина, но грохот был жуткий, мы всё видели, – подтвердил Миха. – Жаль, что с этим Прибигой нам не справиться и впятером. Водитель пытался его догнать, но он спрятался в канаве, и мы его не выдали. А жалко, стоило бы проучить этого балбеса.
– Короче, пистоны пусть пока лежат у нас в запасе, а там видно будет. – Заключил Саша.
– Ну, с этим я не согласен, – возразил Лёва. – Хотя бы один пистон подложить нужно. Это всё-таки не патрон. Должны же мы знать, что храним в запасе.
– Пожалуй, мысль хорошая, – согласился Саша, – но только давай не пугать машиниста. Подложим капсюль в середине состава, когда он будет стоять на станции.
Так они и сделали. Подложили заряд позади переднего колеса одного из вагонов, чтобы поезд успел хоть немного разогнаться, когда задние колёса доедут до этого места. Вадик Жибиров на всякий случай, незаметно от друзей, подложил рядом еще два капсюля: вдруг один не взорвётся или еле-еле грохнет. Но опасения их были напрасными, грохот получился отменный. Слышно было не три маленьких взрыва, а один, вполне приличный. Поезд после этого немного проехал вперёд, но потом почему-то остановился, хотя водитель был довольно далеко. Остановился и дальше не едет. Стоит. И даже приехала милиция, а потом ещё какие-то люди, не из милиции. Ходят по составу, а какой вагон виноват – не знают. Они внимательно осмотрели несколько вагонов и рельсы под ними, но, конечно, ничего не нашли. Ползали даже под вагонами. Да и что там можно была разыскать? Несколько расплющенных крупинок, да ещё неизвестно где! Этих взрослых иногда трудно понять. Большие, сильные, а всего боятся. И даже не понимают, что бояться – стыдно.
Впятером были силой, и спорить с ними не решался никто. Один раз они даже прогнали со своей площадки дылду из третьего класса, будет знать, как отнимать воздушный шарик у первоклашки. Правда, иногда случалось, что они оставались вчетвером, когда кто-то простужался или кого-то задерживали родители по непонятной причине. Это приводило к поломке всех их планов, и труднее было найти интересные занятия. Компания тогда, бывало, распадалась на пары, а это уже совсем не то, что пятеро отважных ребят.
Но однажды случилось ужасное. Когда прозвенел последний звонок, Валентина Ивановна весь класс отпустила, а Сашу, Лёву, Томика и Вадика попросила остаться.
– Скажите, вы уже поняли, почему ваш друг Миха не с нами?
– Да мы знаем, – заговорили все в разнобой, – у него лёгкие заболели.
– Правильно, у него было воспаление легких. Гонял мяч, вспотел, а потом подставил голову под холодный шланг.
– Так голову же, не лёгкие, – возразил Саша Орлов.
– Ты у меня поговори, поговори тут. Самый умный из всех? – оборвала его Валентина Ивановна. – Короче всё, больше вы Миху не увидите, скончался он сегодня.
– Как скончался, умер, что ли, – неуверенно протянул Томик Граник.
– А я о чём говорю? Слушаться надо взрослых, целее будете. Вечно бегают, как оглашённые. Мать там, бедная, рыдает, да что теперь поделаешь? Короче, идите, хоть выразите внимание семье.
Друзья притихли, потом Саша Орлов встал, за ним поднялись остальные и сгорбившись, двинулись из класса. Затем, нехотя, молча с заплетающимися ногами они вышли на привычную дорогу. Около калитки Михи Размадзе все остановились, не решаясь войти.
– Не понимаю, мы что, больше никогда Миху не увидим, совсем никогда? – тихо сказал Вадик Жибиров.
– А ты побегай, да залезай под шланг, может быть тогда и увидишь, – буркнул Лёва Толов.
– Нет, пацаны, что за ерунда, из-за такого пустяка – и всё. – Неуверенно протянул Томик Граник.
– Не шумите, – остановил их Саша Орлов, – услышат.
Действительно, за калиткой раздались шаги, она распахнулась, и мама Михи Размадзе пригласила их войти внутрь.
– Вижу, пришли попрощаться с другом? Заходите, все заходите.
Они поднялись по лестнице, и мама завела их в большую почти пустую комнату. Только около стен были расставлены стулья и на некоторых из них сидели соседки. Мальчиков поместили у широкого окна.
– А где Миха? – Спросил Саша Орлов, недоумённо оглядываясь.
– Миху вы увидеть не можете, он в холодильнике. – Объяснила мама.
Мальчики переглянулись, втянули головы в плечи, а мама рассказала, как Миха тяжело заболел, у него резко поднялась температура, и он вдруг перестал дышать.
– Может быть, следовало холодную тряпку на лоб положить, – вздохнула она. – Я потом узнавала у доктора, а он сказал, что нет. Это затянулась бы агонию.
Потом она спросила, как они учатся, кем они будут, когда вырастут и как поживают их родители. Неожиданно она замолчала, задумалась и резко перевела разговор:
– Ребята есть у меня к вам просьба. Вот вы никогда больше не увидите Миху, но он же остался у вас в памяти. Вы иногда, время от времени, будете о нём вспоминать. Расскажите, в каком виде он будет возникать у вас в сознании, какие связанные с ним события будут мелькать у вас внутри. И совсем не обязательно что-то хорошее, главное – правду. Ясно же, что на улице он был не совсем такой, как дома. Вы же понимаете, даже если это было какое-нибудь хулиганство, Миху уже никто не накажет. Не торопитесь, подумайте, а потом поделитесь. Кроме вас мне никто уже о нём ничего не поведает. Мне это очень важно, не спешите, а потом каждый что-нибудь вспомнит о Михе. – Она поднялась и вышла в соседнюю комнату.
Все начали, было, перешёптываться, но Саша Орлов их остановил, потому что для мамы важна была правда, и поэтому нельзя было сговариваться. Все притихли. Через некоторое время мама вошла, поставила себе стул напротив ребят и остановила взгляд на Саше Орлове.
– Ну, ты, Саша, похоже самый смелый. Поделишься мыслями?
– Каждый день мы все вместе шли из школы, но это не интересно, все так делают. А вечером в прятки играли, в ловитки, на крышу залезали, но это тоже не интересно, всегда одно и то же. А в классе нашем одни трусы учатся, все нас боятся, хотя мы никого не обижали, ни разу. – Саша Орлов вздохнул, как взрослый и покровительственно посмотрел на друзей. Потом повернулся к несчастной матери и сказал, что если потом вспомнит ещё что-нибудь интересное, тогда и добавит. Просто трудно выбрать. Потом он хлопнул себя по лбу:
– Ну, вот я сразу и вспомнил, как мы в кустах ежевики поймали змею и раздолбали её палками, а потом притащили в школу и Миха подложил её в тумбочку Валентины Ивановны. А сторож дядя Серго потом рассказал, как она смешно визжала на всю школу, когда полезла в тумбочку и её обнаружила. А всё потому, что Миха положил змею на верхнюю полку, и когда Валентина Ивановна открыла дверцу, она вывалилась, как живая. Вот смеху то было! Жаль только, мы не видели.
– А я потом ей в кошелку живого жука подложил, она подумала, что это таракан – не удержался похвастать Томик Граник.
– Обожди, мы же про Миху рассказываем, – остановил его Саша Орлов, – и совсем не про тебя.
– Ну да, я же и про Миху тоже. Вадик в это время отвлекал её внимание, просил правильно написать на доске какое-то слово, только я забыл, какое. А Миха караулил, пока она отвернётся к доске и дал мне команду.
– А потом Миха ещё закинул живую лягушку в открытое окно первого этажа девчачьей школы. Вот мы радовались, когда они там пищали. – Вспомнил Вадик Жибиров.
– Ой, ребята, –– перебил его Томик Граник, – помните, как Миха поздно вечером повесил на дверях магазина объявление «Санитарный день». А утром продавщица боялась войти и только после обеда она зашла, когда приехал какой-то начальник.
– И ещё он пел грузинские песни, а потом переводил их на русский, – добавил Лёва Толов. – Наверняка он мог бы петь и со сцены.
– Мы дружим очень давно, – пояснил Саша Орлов, – то есть я хотел сказать дружили, – поправился он. – И я даже не помню, когда мы начали, может быть, еще в детском саду?
– Нет, – возразила мать Михи, – детский сад Миха не посещал, он тогда жил в горах, у бабушки. – Вы начали в школе, и сразу же всей компанией.
– А я помню, как мы сели за три парты, – подтвердил Вадик Жибиров. – Миха сидел один и никто чужой с ним усидеть не мог, как ни старалась Валентина Ивановна.
– Это потому что Миха им объяснял, – вставил Саша. – что неприлично залезать в чужую семью. – Он неуверенно посмотрел на мать и решил всё-таки поделиться:
– Мы все Миху любили, но иногда с ним было тяжело договориться. На прошлой неделе он никак не мог решить задачку, и я перекинул ему шпаргалку. Ну, мы же были, как родные. А он щёлкнул её обратно, даже спасибо не сказал. И получил двойку. Получается, заупрямился он один, а расстроились мы все.
– Точно, – подхватил Вадик Жибиров, – он никогда не соглашался подсказывать на уроках, как будто мы не товарищи. Даже, если точно знал ответ. Может быть, Валентину Ивановну боялся.
– И совсем он не боялся. – Резко возразил Лёва Толов. – Помните, как мы намазали доску клеем, чтобы на ней нельзя было писать, и Валентина Ивановна кричала, что весь класс накажет и родителей вызовет, если виновник не признается в хулиганстве. И тогда Миха сказал, что это он мазал, а весь класс его отговаривал. Просто у них дома был ремонт, клеили обои и немного клея осталось. Ну, не выбросить же, в самом деле. А потом мы впятером, до вечера, красили эту проклятую доску чёрной краской, чтобы спасти Миху.
– Валентина Ивановна еще тогда обозвала нас как-то по-старинному, странным таким ругательным словом, просто жуть!– поддержал Лёву Толова Томик Граник.
– Что там странного! Сказала, что мы настоящие вандалы, – пояснил Лёва Толов. Потом он посмотрел матери в глаза и добавил, – Мы всегда Миху вспоминать будем, даже когда станем такими старыми, как вы.
– А может быть даже два или три раза в день, – уверенно подтвердил Томик Граник.
– Живите своей жизнью. И пусть всё у вас будет хорошо. – Мама Михи прерывисто вздохнула, передала привет родителям и проводила друзей к выходу.
Отойдя от калитки, осиротевшим ребятам не хотелось расходиться по домам, они молча брели по пустынной улице, опустив головы. Потом Лёва Толов выразил мысль, мучившую их всех:
– Никак не пойму, как это получается, мы идём по тротуару, солнце светит, тепло, через лужи переступаем, в лужах головастики дергаются, а Миха там лежит в холодильнике, один.
– Это ведь уже не совсем Миха, – буркнул Саша Орлов. – Он не чувствует ни тепла, ни холода.
– Я понимаю, что это не совсем Миха и что холода он не чувствует, – согласился Лёва Толов. – Я о другом. Достанут его из холодильника и похоронят. А где он сам? Где тогда наш Миха? Необыкновенный, особенный.
– Наверное, его нет нигде. Был, а потом исчез. Не слышит, не видит, не говорит. Мы его помним, а он об этом не знает. – Саша на минутку остановился. – Забыли, как Тявка тёти Жанны под грузовик попала? Гавкала она, когда мы её тогда за домом закапывали? Даже и руку мне ни разу не лизнула, когда я её по голове гладил.
– Ну, ты, Саша, сравнил! Тявку и Миху, – возразил Лёва. – Миха был такой же, как мы. Что мы, знаем, то и он. Мы умеем, и он умел. Больше того, он ведь помнил ещё много своего, особенного, такого, о чем мы и не догадывались. У каждого это есть. И куда это всё девалось? Во всяком случае, внутри меня он живет и внутри всех вас. Как он может исчезнуть? – Он неудачно переступил через канаву и оставил глубокий след в глине. – Вот, пацаны, посмотрите: это мой след, но это не я. И воспоминание о Михе – это не Миха.
–А может быть, он не совсем исчез и где-то есть? – Предположил Томик.