Квестер. Часть 4. Глава 15

Филипп Гудвич поднялся в рулевую рубку, что-то сказал капитану и сейнер изменил курс. Теперь клонившееся к закату солнце было у них по правому борту.
 
Дельфины не отставали от судна, появляясь то с одной, то с другой его стороны.
«Куда Гудвич везёт нас? – думал Чарли Грубер, глядя на грациозные движения этих морских животных. – Что он задумал? Что ждёт нас дальше?» Увы, пока на этот вопрос ответа не было. Пара дельфинов особенно часто стала выпрыгивать из воды, что-то громко крича на своём дельфиньем языке. Глупо, конечно, но Груберу почему-то показалось, что они смеются над ним, и, хотя это было уже вдвойне глупо, но он пересёк палубу и стал смотреть на океан с другого борта. Через мгновение дельфины вновь появились в поле его зрения и снова принялись выпрыгивать из воды и «смеяться». Чарли плюнул в океан и ушёл в кают-компанию.

Здесь было тихо и спокойно. Из машинного отделения доносился глухой гул двигателей. Его сотрудники (теперь уже – бывшие) или спали, или…

Он вновь увидел Гудвича, что-то тихо объяснявшего своим странным подчиненным. Эти четверо угрюмых и до невозможности серьёзных парней сопровождали их от самого Кампуса: двое вели фургоны, двое внутри машин наблюдали за учёными. Они не проронили за это время ни звука, но любые команды Гудвича понимали с полуслова и выполняли мгновенно. Естественно, что и Грубер, и все учёные побаивались этих ребят, стараясь держаться от них подальше. Скорее всего, сейчас многие из бывших подчинённых Грубера не спали, но выйти из кают боялись: ведь в коридорах дежурили эти угрюмые, молчаливые, свирепые парни.

Гудвич увидел Чарли Грубера и широко улыбнулся ему. Четвёрка странных парней мгновенно исчезла из кают-компании. Чарльза аж передёрнуло от того, как один из них, уходя, посмотрел на него.

– А мне тоже стало холодно на палубе, мистер Грубер! Не хотите что-нибудь выпить? – Гудвич излучал такое радушие, что, казалось, и не было между ними недавнего откровенного разговора. – Есть виски, мартини, водка…

– Благодарю вас! – угрюмо буркнул Грубер. – От мартини со льдом я бы не отказался.
Гудвич что-то сказал в портативную рацию, и напиток был доставлен через две минуты. За это время Грубер успел ещё раз задать вопрос о цели их путешествия.
– Какая бы ни была эта цель, – лениво ответил Гудвич, – это, во-первых: безопасность для вас и вашей команды (если, конечно, никто не наделает глупостей), во-вторых: нормальные, привычные для вас условия жизни, а в-третьих: возможность продолжать работу…
– Продолжать работу? – удивился Грубер. – После всего, что произошло?
– То, что произошло, скоро забудется, – пояснил ставший вдруг серьёзным Гудвич. – А выбрасывать проделанную работу на свалку никто вам не позволит!
– Никто – это кто? – язвительно спросил Грубер.
– Человечество. Если угодно, – в том же тоне ответил Гудвич. – Человечество. В лице определённых его представителей. Очень умных представителей, уверяю вас. Даже вам с ними будет интересно.
– Так кто же…
– Большего пока сказать не могу! – прервал Грубера Гудвич. – Впрочем, скоро всё сами увидите.
Он посмотрел на часы и, щёлкнув по ним пальцем, радостно сказал:
– Кстати, время-то уже подошло! Не хотите ли подняться на палубу? Не беспокойтесь – замёрзнуть не успеем, а мартини принесут и туда.

***

Они вновь появились на палубе. Уже почти стемнело, и океан больше не выглядел таким тёплым и миролюбивым, как днём. Наоборот, он стал угрюмым и враждебным, совсем как неразговорчивые подчинённые Гудвича. Ветер усилился, он тоже дул резко и зло, широкими взмахами загоняя под одежду ночной холод. Грубер поёжился и ему тут же подсунули ещё один стакан с мартини.

– Я бы посоветовал водки или рому, – заметил Гудвич. – Лучше согревает и спасает от морской болезни. Но у каждого свои вкусы.
По приказу Гудвича включили прожектор, и сигнальщик стал шарить жёлтым лучом по океану, очевидно, выискивая что-то. «Совсем как делейтором в Бестерленде, только не горит ничего – со вздохом подумал Грубер.– Но что они там высматривают?»
Ещё долгих полчаса прожектор выхватывал из сгустившегося сумрака барашки волн, но вдруг громкий голос сверху сообщил:

– Вижу по правому борту! «Такси» по правому борту!

Гудвич, а за ним и Чарли Грубер кинулись к правому борту, и Гудвич сразу же крикнул «Вижу!», а Грубер долго всматривался в подсвеченную прожектором ночь, пытаясь понять: что же там можно было разглядеть? Какое, к чёрту «такси» в Тихом океане? Но потом Гудвич крикнул что-то на своём непонятном языке, тот, кто был наверху, начал давать прожектором короткие и длинные сигналы, повторяя несколько раз одну и ту же комбинацию, и из тьмы вдруг ответили: тоже серией коротких и длинных вспышек. И Грубер наконец разглядел: это был длинный китообразный силуэт атомной подводной лодки.

***

«Русские. Я так и знал! – сокрушался Грубер. – Теперь я буду работать на русских! Я, богатейший человек мира, буду жить в маленькой квартирке, питаясь селёдкой и пельменями, буду пить водку, драться с соседями и каждый месяц писать доносы в Кей-Джи-Би! Я, Чарльз Арчибальд Грубер, буду ездить на работу в переполненном троллейбусе или трамвае, а носить буду тулуп, валенки, и, как её… ушанку-шапку! Нет, Господи, только не это!»

Он стоял у трапа, по которому спускались в катер его бывшие сотрудники. Браун, Мак-Нейми, Смит, «Мерлин», Збиковски и другие – все они находились в крайне подавленном состоянии. Вот к трапу подошёл тяжёлой походкой Шелдон Вульф и, заглянув вниз, испуганно спросил у Грубера:

– Мистер Грубер, как же я со своим весом спущусь по этой крутой лестнице? Нельзя ли придумать какой-либо другой способ?

Грубер пристально посмотрел в глаза старого профессора, а потом… изо всех сил залепил ему звонкую оплеуху. Голова Вульфа дёрнулась, он пошатнулся и упал бы за борт, но его удержали удивлённые матросы. Впрочем, кроме матросов, никто более не удивился поступку Грубера. После всего пережитого бывшие сотрудники бывшей 55-й лаборатории «Индисофта», очевидно, надолго утратили способность удивляться. Вульфа поставили на ноги, спустили в катер, и погрузка продолжилась. Последними в катер сели Грубер, Гудвич и какой-то толстый американец в больших тёмных очках, которого Грубер раньше никогда не видел.

– Кто это? – рискнул спросить он у Гудвича.
– Друг. – коротко ответил тот, и помолчав, добавил: – Прекрасный специалист по работе с журналистами и представителями общественности!

***

Что-то беспрерывно гудело, то и дело раздавались команды на чужом, каком-то варварском языке, иногда кто-то, глухо стуча подошвами ботинок по металлу, пробегал по коридору.
 
Раздался стук в дверь и в каюту, не дожидаясь приглашения, пригнувшись вошёл Гудвич.

– Ну что, мистер Грубер, устроились? Тесновато немного, понимаю, но… потерпеть можно! Это же боевой корабль, а не «Наутилус» Капитана Немо! Но всё же лучше, чем ничего. А в любом другом месте мира вам светит именно «ничего». «Чёрное Ничто», говоря языком вашего Бестерленда! Так что придётся привыкать, мистер Грубер, привыкать к новой жизни, к новым людям, к новым заботам, дорогой Чарли!
Грубер молчал. В каюту снова постучали.

– Войдите! – громко сказал Гудвич.

Вошёл человек в морской форме. Мельком взглянул на Грубера и что-то быстро сказал Гудвичу на том же варварском языке (теперь Чарли точно знал, что это – русский язык). Гудвич что-то ему ответил, и моряк вышел. Гудвич опёрся о переборку и торжественно объявил:

– Ну что ж, мистер Грубер! Поскольку наша погрузка успешно окончена, и мы находимся на борту русской подводной лодки, я уполномочен приветствовать вас на территории Российской Федерации, где вы являетесь почётным гостем! Неофициально, разумеется. Заявить миру сейчас, что вы находитесь у нас – равносильно объявлению войны всем странам сразу. А мы не хотим войны! Мы, как поёт наш общий любимец Стинг, «тоже любим своих детей!» И гостей мы тоже любим, а потому постараемся выполнять все ваши желания…, по возможности, конечно! Кстати, докладываю: ваша семья и семьи других учёных в максимально полных составах находятся в безопасности, под нашей защитой и все вы скоро увидитесь со своими родными! Ну, и, разумеется…

Грубер прервал его:
– Я благодарю вас за заботу о моей семье, мистер Гудвич, но скажите мне: что вы будете заставлять меня делать? Зачем я вам? Вам нужно новое оружие?
Гудвич на мгновенье задумался.

– Я не знаю, что нам будет нужно, мистер Грубер. – наконец ответил он. – Может быть, и оружие. Очень даже может быть, что оружие. Но поймите меня правильно: если нам с вами не придётся создавать оружие, а дай Бог, чтобы так оно и было, то нам будет нужно от вас всего-то ничего, сущий пустяк…
– Так что же это? – хмуро спросил Грубер. – Говорите же, Гудвич!
– Будущее! – просто ответил Гудвич. И добавил: – Если понадоблюсь, зовите. Только спрашивайте не Филиппа Гудвича, а Петра Алексеевича Шелестова. Запомнили? Петр Алексеевич Шелестов – это я. А Фила Гудвича, мистер Грубер, уже двадцать минут как нет.
– Пьетр Альексеевитч Чьельестьофф. – с трудом проговорил Чарли Грубер по-русски. – Пьетр Альексеевитч Чьельестьофф. – И продолжил по-английски: – Хорошо, я запомню! И что значит будущее в вашем понимании, мистер Пьетр Альексеевитч Чьельестьофф? Ведь будущее приходит само по себе. И создавать его не нужно!

Гудвич-Шелестов улыбнулся.

– Будущее действительно приходит само, мистер Грубер! Но это – не настоящее будущее. Люди в таком будущем не перестают враждовать и убивать друг друга. Они придумывают всё новые и новые поводы для войн, а вслед за ними – всё более и более совершенное оружие, всё более и более хитроумные методы войны. С одними воюют атомной бомбой, с другими – гонкой вооружений и железными занавесами, с третьими – экспортом революции или демократии, с четвёртыми – атипичной пневмонией и птичьим гриппом. С кем-то будут воевать и цифровыми пространствами…. Это, мистер Грубер, не будущее. Это – продолжение прошлого. А нам, не только нам, русским, а нам – всем, нужно такое будущее, такая ситуация в мире, мистер Грубер, когда ни мне, ни вам, ни нашим более талантливым потомкам не надо будет создавать оружие, не надо будет воевать, не надо будет бороться друг с другом. Нам нужно новое будущее, чтобы это будущее кардинально отличалось от прошлого. Вот, что нам нужно, мистер Грубер, и вам это должно быть понятно, как никому другому!

– Мне понятно только одно, – Грубер вздохнул. – Вы хотите, чтобы ваша Россия первой построила это «новое будущее» и стала в этом «новом будущем» страной «номер один»?
– Чарли, дорогой мой! – покачал головой Шелестов. – Ничего-то вы и не поняли! Не будет «номер один» и «номер два», не будет первых, вторых и третьих…, по крайней мере, не должно быть! По условиям поставленной перед вами задачи – не должно быть! Вы должны создать мир без соперничества, без войн за территории и ресурсы, без борьбы за лучшую жизнь ценой ухудшения чужой жизни! Ну что же тут непонятного: вы же сами об этом мечтали – построить мир, в котором не было бы вражды!
– Да всё я понимаю, мистер Чьельестьофф! Только ведь вы считаете, что мой…, что наш Бестерленд не смог решить эту проблему?

– Да, не смог, но…мог бы, мистер Грубер! Мог бы, если бы вы не стали строить мир для избранных, если бы вы не стали преследовать нелегалов, если бы не создали делейторы и этих чёртовых «чистильщиков». В свою идеальную конструкцию вы внесли тот самый вирус, который губит Землю: вирус разделения на своих и чужих, на друзей и врагов, на хороших и плохих парней. И этот вирус погубил ваш Новый Мир.
– Я уже говорил вам, – ответил Грубер, – что «Лучшую землю» погубил не вирус, а вы, Гуд… Пьетр Альексеевитч Чьельестьофф, и вам подобные: все те, кто рассказал о ней военным, разведчикам и всяким спецслужбам! – сказав это, Грубер понял, что они продолжают спор, начавшийся на палубе сейнера. И он решил не сдаваться: – И снова, и снова, как только о подобных вещах будут узнавать вояки и спецслужбы, эти психи в погонах, все подобные проекты погибнут так же, как и Бестерленд!
 
Шелестов глубоко вздохнул и задумался. Потом, покачав головой, ответил:
– Знаете, мистер Грубер, в нашем мире почему-то всегда так получается, что, делая широкий шаг вперёд, мы потом с удивлением замечаем, что сделали всего полшага, или четверть шага, а то и вовсе шагнули назад. И мы говорим: «Не получилось, потому что те-то и те-то помешали, а то-то и то-то не пошло по намеченному пути». Мы убеждаем себя, что это – случайности, а на самом деле…. Ведь это – не случайности, Чарли, это – закономерности….

– Странно, что именно вы так рассуждаете, мистер Чьельестьофф, – грустно сказал Грубер, – потому что в данном случае вы и есть движущая сила этой закономерности. Да, любая, даже самая ничтожная попытка переделки, улучшения этого мира вызывает сильное и изощрённое сопротивление, ведь она нарушает тот сложившийся комфорт, в котором живёт большинство людей. Но наиболее упорно сопротивляются изменениям те, у кого есть сила, власть и деньги: вы, мистер Чьельестьофф и вам подобные, потому что в результате изменений мира вы можете всё это потерять. И вам плевать, что ваши потери ничтожны по сравнению с тем, что может приобрести человечество, вас не интересует человечество, вас заботят только ваши интересы… Вы, мистер Чьельестьофф, и есть сила, которая противостоит таким, как я…, тем, кто желает миру настоящего, безоглядного счастья… – Грубер вздохнул. – И не просто желает, а работает, не жалея для этого ни себя, ни своей жизни! Так как, скажите мне, как мы с вами и такими, как вы сможем достичь желаемого? Никак!

– Значит, я по-вашему – враг всеобщего прогресса, защищающий свои деньги и свою власть, а вы, мистер Грубер – Избранный, вы бескорыстно печётесь о счастье человечества? – с улыбкой уточнил Шелестов. – И это мне говорит бывший владелец компании «Индисофт», менее двух суток назад бывший самым богатым человеком мира! Но – опустим это, тем более, что сейчас вы – абсолютно нищий. А я так отвечу вам: лукавите вы, мистер Грубер, лукавите! Ибо ваша «бескорыстная забота о счастье будущих поколений» – только прикрытие вашей… мести! Да, мести: человечество вас обидело, сильно обидело тем, что не полюбило вас, не стало чтить вас, как святого, не вознесла вас на высшую ступень всеобщего обожания и почёта…, и вы, обозлившись на всё человечество, считая его непроходимо тупым, просто решили… уйти. Уйти, как муж уходит от жены–стервы жить к любовнице, уйти – в свой мир, счастливый, идеальный, и забыть о существующей цивилизации. Заметьте: не сделать человечество счастливым, а забыть о нем! Вы тихо противопоставили себя человечеству, ответив на его враждебность своей скрытой, но от этого – не менее сильной враждебностью. Таким образом, вы ничем не отличаетесь от любого представителя человечества, будь то Гудвич или Гитлер, Мэлвиз или Сталин, Вульф или Аттила, ваша жена или Клеопатра, потому что и вы не преодолели, в себе не преодолели разделения людей на «своих» и «чужих», на парней «хороших» и «плохих», на «обычных» и «избранных». И по сути, вы попытались отомстить человечеству, создав мир, судьбу которого могли определять ТОЛЬКО ВЫ, исключительно вы, в котором все остальные люди (то есть, их цифровые копии) были бы не более чем стадом баранов, полностью подвластных своему пастуху. В этом была ваша месть. И весь ваш Бестерленд – не более чем месть, выдаваемая вами за какое-то несусветное благо для человечества!

Шелестов вздохнул.
– А я…, я – просто исправил эту вашу ошибку! – он снова улыбнулся. – Но…, понятное дело, благодарности не жду!

– Ах, вот как? – горько усмехнулся Грубер. – Оригинально! По-вашему получается, что вы ещё и герой, который спас мир от такого злого монстра, как я? Браво!!! А может быть, у вас есть какая-нибудь большая идея по поводу того, как мы будем работать дальше, а то я что-то не вижу вариантов?

– Нет, – устало сказал Шелестов, – идеи у меня нет. Более того: нам с вами и в России придётся снова решать те же проблемы: у нас тоже немало психов… и не только в погонах! Но у вас нет другого выхода, кроме сотрудничества с нами..., ведь, напомню: вы – нелегал, UADC, вас ищут все разведки мира!

Грубер тяжело вздохнул, а Шелестов продолжил:
– Поэтому я предлагаю прямо сейчас перейти от бесполезных разговоров к делу: мне кажется, надо начать с сохранения…
– С сохранения? – не понял Грубер. – Поясните!

– Охотно! Что может дать нам цифроклонирование? Прежде всего – бессмертие. И используя это, важнейшее, на мой взгляд, качество вашего открытия, нам нужно начать сохранять лучшие умы человечества, чтобы они помогали нам «оттуда», из «пятого измерения» строить правильную, лучшую жизнь на Земле. Представляете, чтобы было с человечеством, если бы сейчас его развитие корректировали Платон и Эйнштейн, Леонардо да Винчи и Кант, Ньютон и Вольтер…, мудрейшие политики, талантливейшие художники, выдающиеся учёные, крупнейшие философы…
– Я думал об этом, – тоскливо сказал Грубер, – но хотел сначала…

Но Шелестов его, казалось, не слушал.

– Далее: можно пойти ещё дальше и научиться влиять на текущие процессы в обществе. Вот послушайте: если производить цифровое биосканирование влиятельных политиков – тайно, под предлогом какого-нибудь медицинского обследования,  а потом найти способ влияния цифроклона на оригинал…

Грубер не выдержал, рассмеялся.

– Ну, вот вы и попались, Пьетр Чьельестьофф Альексеевитч! У вас тут же образуется силовое ведомство посильнее Кей-Джи-Би, которое также будет делить всех на «наших» и «не наших». Нет, это неправильный путь, даже с точки зрения вашей логики. Мне кажется, начать надо с изучения этого таинственного Голубого Облака, с которым не совладал даже наш «Сьюппи». Вот, как мне кажется, что нужно сделать с самого начала!

– Да-а! Облако… – протянул Шелестов. – Вы правы, это, действительно – загадка! А может быть, вот так попробуем…

***

Глубоко в толще тихоокеанской воды со скоростью автомобиля несётся огромная атомная субмарина, всё дальше увозя от родных берегов сына Америки и недавно ещё самого богатого бизнесмена в мире Чарльза Арчибальда Грубера, американца с немецкими корнями, первого в истории человека, который смог научить 85 процентов землян думать на одном языке. Он решил пойти ещё дальше, но… случилось то, что случилось!

Теперь почти все его труды пойдут прахом, а его огромное состояние уже стало пылью. Нет, конечно в «сухом остатке» истории его жизни и деятельности – с рождения до этой ночи – сохраниться немало полезного для человечества, но буквально с завтрашнего дня  и на долгое-долгое время это же самое человечество, обжёгшееся на Грубере, будет беспощадно давить всех, кто станет искать для этого мира иных миров, иной жизни, иного будущего.

И завтра мы также будем жить продолжением прошлого, и послезавтра, и после послезавтра… Мы будем делить всё и вся на своё и чужое, а мир – на «наш» и «их». И иное, новое будущее, возможно, так и не наступит.

Но сейчас, в тесной и душной каюте подводного атомного ракетоносца Петр Алексеевич Шелестов и Чарли Грубер говорят об этом будущем. Говорят, будучи всего лишь двадцать минут назад заклятыми врагами..., а, может, ещё и оставаясь таковыми...

 Так может быть, есть надежда… или мы, действительно, всего лишь разумные звери?



Продолжение:http://proza.ru/2025/10/26/1134