Котомка счастья, книга вторая, котомка счастья

1

Вышел я в путь, и прошел уж немало.

И от ходьбы утомился нимало.


И захотел, утрудившись, прилечь.

Снял я котомку с натруженных плеч,


И расстелил свою скатерть под дубом.

(Был он, как я, с поседевшим уж чубом).


Хлеб - тот, что пек я в печи огневой,

Вынул с котомки. С водой ключевой


Флягу достал, брынзу, масло, сыр, фрукты

Овощи, соль, и все эти продукты


На белой скатерти я разложил.   

Брови нахмурил и вдруг затужил.


Долго я брел одиноко, без друга,

Скоро мне в очи подует уж вьюга…


На перекрестках житейских дорог,

Много ль сердец дорогих? Мать, да Бог…


Юность невинная уже далече.

Мир неустойчив наш, век - скоротечен.


Многих, с кем в детстве я в прятки играл,

Мне не найти уж, Господь их забрал.


Стал замерять я ступающих рядом,

И приуныл: вовсе не был я рад им:


Сделаешь шедшим с тобою замер –

Этот завистник, а тот – лицемер.


Хлеб им румяный мой есть не охота,

Воду привыкли они пить с болота.


С кем же мне трапезу тут разделить?

Хлеб, испеченный мной, с кем преломить?


Шел мимо дуба дорогой своею,

Путник бывалый. Осанкой своею,


Ликом открытым по сердцу он мне

Тут же пришелся. Был послан он мне


Богом, наверно. «О, путник нежданный! -

Молвил ему я. - Мой гость долгожданный!


Рядом приляг, и отведай со мной,

Все, что скатерти собрано мной».


И он прилег. И за светлой беседой

Время текло. И ему я поведал


Мысли свои, и печали свои.

Слушал внимательно речи мои


Гость дорогой. А потом угощенье    

Вынул свое из сумы. И под сенью


Дуба могучего ели лаваш,

Пили вино мы. Летучий день наш
   

Уж догорал, и вдали, пламенея,

Солнце садилось. Нарушить не смея


Связи сердец в этом мире чудес,

Слушали мы, что нашептывал лес.


2

Тот, кто вино мне из фляги налил

Так свою речь предо мной расстелил…


В дальнем краю, где народы живут

С красною кожей, где яростно жгут


С неба лучи, по безводным местам,

Шли два скитальца. (А издревле там


Дивы тех мест завлекают людей

В зыбкий песок!) Сто безлюдных путей


Уж истоптали они, но никак,

Выйти никак не могли на большак.


Силы иссякли, и жажда пекла, 

Смерть по пятам за страдальцами шла.


- Ах, если б снова родимый свой край

Мне увидать! – произнес Тахтарбай. –


Снова увидеть жену и детей,

Дряхлую мать, стародавних друзей,


К сердцу прижать их, и в милом краю

Век свой дожить. Если б душу мою


Небо спасло, чтобы выбрался я

Из этих мест! Ради этого я


Всё бы отдал! Всё на свете! Всё тлен

В мире подлунном! Как прах бы с колен


Я отряхнул бы и злато, и власть.

В саване нет ведь карманов, чтоб класть


Эти богатства, и их за собой

Ты не возьмешь ведь. Да я бы, босой,


К дому б побрел… – На все воля Отца –

Молвил Радмир. – И земного жильца


Каждого Он в свои сроки возьмёт.

Всякий рождённый в сем мире – умрёт.


Сей разговор, долетел до ушей

Дивов двух здешних. Промолвил: «Ей-ей! -


Из них один. – Как горазд он давать

Эти обеты! Ведь, коли терять


Нечего – так он готов посулить

Звезды с небес! Ну, а коль положить


Звонкое злато в карманы его?

- Что же! Давай испытаем его! -


Молвил второй див. И в этот же миг

Звон колокольчиков слуха достиг


Бедных скитальцев. На желтый бархан

Вышли они. Плыл вдали караван


В розовой дымке. Синело вдали

Озеро. Дальше, насколько могли,


Очи увидеть, сливался песок

С небом шафранным. Держал на восток


Путь караван свой в пустыне седой.   

Он удалялся. Неспешной чредой.


Кони, верблюды, несли ездоков

В даль золотую. Владыки песков 


В мареве жарком, казалось, парят…

Длани, взметая, скитальцы кричат:


- Эй, вы! Постойте! Постойте! Гей-гей!

Попридержите-ка своих коней!


Ваших верблюдов – не надо так гнать!

Бросились следом они догонять


Тот караван, увязая в песке.

Но караван, как по ровной доске


Двигался, в дымке пустынной, вперед,

Не замечая несчастных, и вот


Скрылся из виду. И долго брели

Следом ещё горемыки. Вдали


Видят они вдруг оазис… Вода

Плещет меж пальм и олив, и туда


Робко заходят две девы. Манят

Взоры их бедра нагие. Кричат


Двое несчастных девицам: - Эй-эй!

Нас подождите! – Постойте! Гей-гей!


Кинулись следом за ними. Бредут,

Гурии по мелководью. Зовут


Наши скитальцы, зовут их… Увы!

Те, что казались им слаще халвы,


Вдруг растворились, оазис пропал!

Миг отрезвления горький настал!


– Путают дивы нас тут! – проронил 

Хмуро Радмир. – Тахтарбай процедил:


- Хватит с меня. Я на этот обман

Уж не поддамся. Пускай караван


Будет теперь хоть под носом идти,

Пери плескаться – но не провести


Дивам меня! Не поверю глазам!

Ты же, коль хочешь, иди дальше сам


Я же, отныне, не двину ни ногой,

Тут обрету я свой смертный покой.


Так произнёс, и на камень он сел,

За его спину Радмир посмотрел…


- Ба! Тахтарбай! Погляди! Погляди!

- Что там такое? – Река впереди!


- Где? – Ну, да вон, у тебя за спиной!

Друг обернулся… Тряхнул головой…


Точно! За грядою желтых камней

Речка блестит. Еще дальше, за ней


Берег крутой. На нем пальмы растут…

- Нет! – отвечал Тахтарбай. – Снова лгут


Очи мои! Все обман! Все мираж!

Но мой рассудок – надежный мой страж!


Дивам пустыни себя обмануть

Я не позволю. Окончен мой путь!


Так произнес, и уселся спиной

К речке. И руки скрестил пред собой.


- Эй, Тахтарбай! Ну, а вдруг – не мираж?

Вдруг ошибается твой верный страж?


Что, если очи твои нам не лгут?

Глянем, пойдем, может, точно текут


Воды реки перед нами? – Иди!

- Но, Тахтарбай… - Что пристал? Уходи.


И, как его не просил – он никак

С камня вставать не желал. Алый стяг


Уж разметала зоря в небесах,

Похолодало… Уже на очах


Тени сгущались. А он все сидел

И свою песню занудно дундел:


Мол, не уйду, здесь останусь сидеть!

Лучше на камне мне, мол, умереть!


- Ну, коли так, сам пойду, посмотрю,

Молвил Радмир. - Пока ясну зарю


Ночь не украла. К реке он пошел.

Меж саксаулов лодчонку нашел,


Свежей водицы испил, и кричит:

- Эй, Тахтарбай! - Его спутник молчит.


- Эй, Тахтарбай, здесь река, здесь вода!

Машет рукой Тахтарбай: - Ерунда!


Нет ни реки, ни воды, ни тебя!

- Лодку нашел! Уплыву без тебя!


- Сгинь, лживый призрак! - Коль так, Бог с тобой…

Друг сидит в лодке… - Куда ты?! Постой!

3

Тот, кто под дубом со мной возлежал,

Так свой правдивый рассказ продолжал.


Сели в челнок два скитальца, и вот

К берегу правят. Теченье несет


Вниз по реке их. Быстрина сильна,

Утлый челнок захватила волна,


И потянула его за собой.

Уж остались далеко за кормой


Голой пустыни пески, с двух сторон

Дыбятся скалы – в глубокий каньон


Лодку втянуло, в бурливой воде

Мчится она. Распростерла везде


Ночь свои крыла и свечи зажгла.

Тысячу раз уж, наверно, могла


В щепки разбиться ладья их. Но Бог

Их сохранил, от беды уберег.


В черной ночи, между острых камней,

Он их лодчонку провел. Вот над ней


Стал заниматься молочный рассвет…

Солнце всплывало, и утренний свет


Дивный пейзаж озарил. Берега

Стали уж шире. Казалось, нога


Бога ступила меж гор вековых,

След там впечатала, и средь крутых


Скал ныне бухта лежит. Рыбарей

Видны челны… На горе, средь камней,


Замок как сказочный колосс стоит,

Свет многокрасочный нежно струит.


Купол витой на плечах у него

Домиков рой у подножья его.


Крыши на них – как златые щиты.

Дальше ещё, у песчаной пяты,


Пристань лежит, и пестреют на ней

Две-три фигурки каких-то мужей.


Кроме немногих лишь – всё ещё спит.

К пристани ялик проворный спешит.


Вот он уж к берегу юрко пристал…

Выпрыгнув с лодки, куда-то помчал


Мальчик поспешно. Вокруг тишина…

Утренней неги природа полна.


Долго ли, скоро ли – пушки палят

Люди на пристань несутся. Объят


Весь городок суетой. – О, Папай!

Что там случилось? – спросил Тахтарбай.


Лебедь, иль судно над тихой водой

Дремлет у пирса? Нарядной чредой


Шествуют люди к нему. Кто они?

Древним волхвам они чем-то сродни.


Вот уж расселись на судне гребцы,

Все меднотелые, все удальцы


Стройные, ловкие – каждый из них

Мог одолеть бы в бою и троих!


Следом ступили на борт и отцы

Горнего града. Иль это жрецы


Бога хранителя их? Гомонят

Люди на пирсе, литавры звенят,


Бьют барабаны, везде крики, гам…

Машут руками. – Гляди-ка, не к нам


Держит свой курс это судно? – Радмир

Молвил. - Похоже… Вражду или мир


Ждать нам от них? – Тахтарбай отвечал.

Вот за галерой остался причал,


Лебедь летит к их ладейке стрелой,

Веслами машет, подъятой главой


Даль озирает, грудь режет волну.

Чертят, как перышки, вод пелену


Чёлны рыбацкие – все мчатся к ним.   

Вот уже судно приблизилась к ним,


Возгласы радости, песни поют!

Лодки туземные рядом снуют.


Весла галеры подняты на борт,

Брошен конец, и ступили на борт


Наши герои. В отрепьях стоят.

От изможденья их очи блестят.


К ним некий муж в алой бурке грядёт,

Блюдо златое он чинно несёт.


Хлеб золотистый лежит в блюде том,

Кубки на нём с ароматным вином. 


За мужем – свита и дев юных строй.

Словно из сказки сошёл гурий рой. 


В пенных нарядах текут, как ручей.

Всё раскрасавицы, от них очей


Ангел – и тот отвести б не сумел!

От восхищения б он онемел!


К нашим скитальцам меж тем подошел

Муж в алой мантии, взглядом обвел,


(Так на добычу свою смотрит волк)

Очи потупил, на лик наволок


Маску овечью, с поклоном поднёс

Блюдо с подарками и произнёс


Речью гортанной, похожей на рык,

Несколько слов, (незнаком был язык


Нашим героям) лоб бритый склонил

Губы раздвинул и – ах! - обнажил


Зубы в улыбке коварной. Как нож

Взгляд его был, с ресниц капала ложь.


Лик у него – недвижим, хладен, груб

В линиях тонких изогнутых губ


Дьявол сидел, злонамеренный ум

Морщил чело. От заносчивых дум


Весь пожелтел и иссох он давно…

Впрочем, довольно об этом… Вино


Выпили наши скитальцы. Смели

С блюда все яства, как будто кроли.


Голод не тетка ведь – разве не так?

Муж в алой мантии дал вялый знак –


Блюдо убрали. На плечи гостей

Шубы накинули. Вокруг гостей


Дивных прелестниц пошел хоровод,

Просо, цветы полетели, и вот


Руки худые данаец воздел,

И божеству гимн хвалебный запел!

4

Тот, с кем вечерял я тихой порой,

Так повел слов своих слаженных строй.


…Замок высокий над бухтой стоит,

Солнце в окошко свет ясный струит,


Льется в узорчатые витражи,

За столом щедрым пируют мужи.


В мягких парчовых халатах они,

Плещут на пальцах рубинов огни,


Пенятся кубки вином и струят

Влагу хмельную, приятно звенят


Струны кифары, и радуют глаз

Девы, одетые в тонкий атлас.


Лалы, алмазы, жемчуг, изумруд,

Злато, хрусталь – и чего только тут


Ты не увидишь; рассеяно всё

С пышной небрежностью, словно бы всё


Это безделки; вон в чаше лежит

Груда сокровищ… Упал хризолит,


На пол, горит как кошачий зрачок,

На драпировке повис паучок –


Сплел паутину из нитей витых,

Тело - в янтарных разводах. Златых


Бездна безделок. О, чудный чертог!

Уж не живет ли здесь сам господь Бог?


Кто же пирует тут? Кто же, скажи,

Эти счастливцы? Кто эти мужи?


Наши герои! Прибились, видать,

К райской стране, где царит благодать!


Мирно текут беззаботные дни…

В неге восточной проводят они


Время досугов, не зная хлопот.

Это ль не дивный судьбы поворот?


Пальцем об палец они здесь не бьют!

Поздно ложатся, и поздно встают.


Длинно зевают спросонья… вокруг

Гурий прелестных уж вертится круг, 


Каждая словно прекрасный цветок:

Распространяет тончайший поток


Благоуханий, чарует, манит,

Тянет к себе, словно сладкий магнит! 


Полон цветник черноглазых цветов.

Каждый цветок быть плененным готов.


Пляски, веселье, вино, женщин рой…

Райская жизнь! Что ни день – пир горой!


Если ж наскучит им Ваньку валять,

Стража выводит гостей погулять.


К бухте идут. У тропы, между скал

Камни блестят: изумруд, алмаз, лал,


Горный хрусталь – что ни шаг, то и клад,

Груды сокровищ повсюду лежат.


Камень с земли подними ты любой -

Камень тот будет отнюдь не простой!


Жилы златые блестят там и тут,

В скальных породах, сверкая, растут.


Видел ли кто-нибудь, чтобы была

Жила златая, как выя вола?


Здесь же таких жил огромных - не счесть!

Тут и алмазы с воловий лоб есть!


Дальше спустись. Набегает волна…

На брег отлогий выносит она


Чудный песок золотой! О, Папай!

Хочешь – лопатой здесь злато копай!


К пирсу пришли. Им повсюду почёт.

К ним стар и млад отовсюду течёт.


Бьют им поклоны, равно королям,

Или, скажи, словно учителям. 


Шапки ломают, бросают цветы.

Как индюки, распустивши хвосты,


Чинно ступают по доскам златым

Наши скитальцы. По сходням крутым


Входят они на галеру. Концы

Отданы, взялись за дело гребцы.


5

Тот, кто под дубом со мной пил и ел,

Так пустил строй своих огненных стрел.


…В том цветнике, что все взоры манит

Роза цвела. Свежесть нежных ланит,


Губ алых прелесть, пшеничных кудрей

Кольца густые, изгибы бровей -


Все выделяло её средь иных

Гурий волшебных. Бездонных таких,


Ясных, правдивых очей больше нет.

Чистый, лазурный лучился в них свет.


Ум острый был ей Создателем дан

Гибким, пленительным был её стан.


Ножки… Ах, ножки! О них как сказать?

Где взять слова, чтобы их описать?


Нет таких слов на земном языке!

Заперты все, онемев, на замке!


Речь сладкозвучной и нежной была,

Страстной и пылкой она быть могла,


Саз мелодичный при ней умолкал,

Сам соловей с восхищеньем внимал


Голосу струнному… Ты испиши

Сотни страниц в полуночной тиши -


Все же не сможешь исчислить ты всех

Дивных достоинств её: чудный смех,


Жесты, улыбку, светящийся ум…

Но от тягучих, настойчивых дум


Хмурилось часто девичье чело.

Знала она роковое число,


Некую тайну… Задумчиво вдаль

Часто глядела. Снедала печаль


Юную деву. И вот когда ход

Звездных светил завершил поворот,


Небом назначенный, тихо вошла

Дева к Радмиру в покой и нашла


Там одного его; он на кровать

Уж собирался возлечь почивать.


Стала, смутившись, она у окна.

- О, чужестранец! – сказала она. –


(Он понимал уже местную речь)

Ты не спеши на перины возлечь.


Выслушай слово мое. Ведь беда

Над головой у тебя! Никогда


Не была близкой к тебе такой смерть!

Завтра тебе надлежит умереть!


Веки навеки закроешь свои!

Кости истлеют в чужбине твои,


И не увидишь уже солнца свет.

Сгинешь во цвете своих юных лет.


Мил мне твой облик, по сердцу он мне.

Ты – свет в моем одиноком окне.


И вот явилась я, чтобы спасти

Душу твою, и тебя увести


Из западни – ты в нее угодил,

Уж поджидает тебя крокодил!


Слушай же! Слушай! Крепись и внимай!

Правду ужасную ныне узнай!


В давние очень уже времена

Как райский сад цвела наша страна.


Вдоволь всего было в ней, и нужды

Мы не терпели ни в чём, и чужды


Были нам распри. Обильем зверей, 

Рек и лесов, плодородных полей,


Меда, камней драгоценных, скота

Бог наградил нас. Все эти места


Он оградил цепью царственных гор,

За их хребтами пески распростер,


А на востоке разлил океан.

Не было в нашей земле с иных стран


Пришлых людей никогда. Как в раю

Жили мы в сем благодатном краю.


Эх! Было времечко славное встарь!

Правил народом своим добрый царь.


Был, как отец, справедлив он и строг.

Милостив был к нам всегда господь Бог. 


Свято мы чтили заветы отцов,

Не было в нашей земле ни лжецов,


Ни лиходеев иных никогда.

По путям правды ходили всегда.


Если же кто-нибудь и согрешал –

Тут же винился – и Бог отпускал.


Но мир недвижимым ведь не стоит.

Вечно он лики меняет, кружит


В дивной игре. Всё куда-то течет

В водах времен, и судеб поворот


Небу лишь ведом, в назначенный срок

Нас настигает безжалостный рок.


Так и у нас: жили счастливо мы -

И вдруг явились к нам ангелы тьмы.


По океану приплыли сюда,

Этих злодеев лукавых суда.   


Из нас никто еще в жизни своей,

Не зрел огромных таких кораблей!


Были они больше наших домов.

В них уместилось бы стадо слонов.


Когда ж на берег пришельцы сошли,

Думали мы: «Уж не Боги ль пришли?»


Но были все они измождены,

Многие были смертельно больны.


Каждый от жажды ужасно страдал,

Каждый как мумия весь исхудал.


Предков заветы мы издревле чтим,

Помощь свою оказали мы им.


Всем предложили и пищу, и кров.

Дали печеных своих индюков,


Хлеба румяного, мед и плоды

Всякого рода и чистой воды,


Снадобий разных для тяжко больных,

Из трав целебных, и много иных


Всяких о них проявили забот.

Так вскормлен нами был дикий койот.


Сил накопил, стал он рыскать меж нас.

Видит, богатств много разных у нас.


Небо приветливо наше, земля

Всем изобильна, просторны поля,


Реки чисты, и форелью кишат,

Горы высокие златом блестят,


Всюду лежат, где ни ступит нога

Лалы, алмазы, хрусталь, жемчуга.


Чёрная зависть застит очи, он –

Нет, не койот уже, он - скорпион!


Хвост ядовитый ужалить готов!

Было ж у Буша три тыщи хвостов!


Видит злодей, что, к тому же, живет

Мирный тут и незлобивый народ.


Что и вожди не лукавы, просты,

В мыслях, деяньях, как дети, чисты.


Взвесив все это, пришёл он к вратам

Древнего Кея с дарами, и там


Вышел к нему царь О’Скальд, на него

Подло напал скорпион и его


Он умертвил, надмеваясь, вошёл

В город святой, и воссел на престол.


Править он начал железной рукой,

Всех придавил он свинцовой пятой.


Он сокрушил наших древних богов,

Вырезал белых, священных коров,


Наши преданья попрал, осмеял.

Наши святыни он все оплевал.


Стал насаждать свою веру мечом,

Пушками, ружьями, ярым огнем. 

   
Прежде ж всего учредил он тогда

Праздник великий о том дне, когда


Были они спасены, и всем нам

Жертвы велел доставлять ему в храм:


Кур, индюков, круторогих быков…

Всех несогласных лишал он голов.


Многих согнал с плодородной земли

И поселил их насильно вдали,


В самых глухих и безводных краях,

В души вселяя унынье и страх.


Слушай же! Слушай! И в сердце сложи

Эти слова, нет ни капли в них лжи!


Был некий юноша, О, Скальдов внук,

Меток всегда был его тугой лук,


Стрелы остры и рука тяжела.

Ум был остер, как в полете стрела.


Кожи воловьи он дланями рвал,

Льва, как котенка, он за ухо брал


И пригибал его носом к земле.

Видеть он мог, как сова, и во мгле.


Копья бросал свои за облака,

А кулаком мог убить и быка.


Молнией черной его был аркан.

Быстр был он, как степной ураган. 


Так на коне своем мог он скакать,

Что даже ветер он мог обскакать.


Если ж навстречу ему шагал слон,

Тут же с дороги сворачивал слон. 


Нравом был прост, светел был его лик.

Духом – дитя, умом – мудрый старик.


Облаком Красным мы звали его.

Равного не было с ним никого.


Чести отцовой он не уронил.

Пред Бушем злым он главы не склонил,


Верных соратников своих собрал,

Речью разумной, как лал, заблистал:


«Слава тому, кто создал небосвод,

Воду и Землю, и наш древний род,


Горы, леса, и на небо вкатил

Солнышко ясное, путь осветил


Правдой своей нам, и дал всему свет,

Слава тому, в ком и грана лжи нет».


Так восхвалив Вседержителя, он

Слов своих двинул стальной легион:


«Долго ль бесчинства мы будем терпеть?

Лучше в бою встретить верную смерть


Чем стать рабом сатаны! Коль умрем –

К Богу мы в белых одеждах придем.


Если ж останемся слугами тьмы,

Чем оправдаемся, ответьте мне, мы?


Тем, что объял всех нас подленький страх,

И пали мы перед аспидом в прах?


Создал нас вольными Бог и вручил

Землю нам эту, от бед нас хранил,


Но вот явились к нам ада сыны -

Встали ль мы все на защиту страны? 


Или отдали её растерзать

Извергу лютому? Родину-мать,


Предали мы, скажем, дескать, врагу

Чтобы он вдел в её ухо серьгу 


И полок за собой на убой?

Ужель не вступим мы с вражиной в бой,


И не отмстим за О’ Скальда-отца?»

Пламенной речью зажег он сердца,


И, как один, поддержали его

Все, и решили идти на того,


Кто принес нам столько горя и бед. 

Смелых мужей был окончен совет,


И в час, когда пламенеет закат,

Храбро напал на койота отряд.


Стрелы летели, как жалящий дождь,

Как слон могучий, сражался наш вождь.


Кровью врагов он копье обагрил,

Палицей тяжкой он многих сразил,


Молнией рыскал под ним гнедой конь.

Меч всюду грозный сверкал, как огонь.


Словно траву, он косил им врагов,

Снес он без счета шакальих голов.


Но, хоть в бою был искусен и смел,

Все ж ничего не имел, кроме стрел,


Копий, мечей и арканов. Шакал

Меж тем из пушек и ружей стрелял.


Не было сил, чтоб его превозмочь.

Схватка не долгой была. Пришла ночь.


Звезды зажглись, вышла в небо луна,

Вниз поглядела печально она.


Груды убитых повсюду лежат.

Аспиды ходят меж ними, глядят,


Нет ли в живых кого? Факелов свет

Уж догорал. Занимался рассвет…


Красное Облако изрешечен

Пулями весь был, уже смертный сон


Вежды смыкал ему; чуть он дышал:

За Землю-Мать гордый лев умирал.


Но Буш проклятый ему принять смерть

Не дал. Велел он его осмотреть,


Лекарям лучшим. Лечить наказал

Им он героя. Затем приказал


В замок высокий его отнести,

И, как с владыкой, себя с ним вести.


Все пожеланья его исполнять!

Но глаз с него, ни на миг не спускать…


Замысел мерзкий в душе он таил,

И, когда дьявола день наступил,


В капище смрадное отправил он

Красное Облако. Был оплетен


Путами крепкими О’Скальдов внук.

Пыткам подвергся, и множеству мук.


Смелого юношу подлый шакал

В жертву назначил, ведь идол алкал


Крови героя! Его положил

На валун Буш и кривой нож вонзил


В грудь молодую, её распорол,

Руку засунул, и сердце нашел.


Вырвал его и, ликуя, швырнул

В чашу златую. Затем затянул,


Руки, воздев к истукану, хвалу

Беельзебулу. С локтей по полу


Капала кровь. Трепетало еще

Сердце живое. Но не был еще


Казнью насыщен кровавый мясник…

С капищем рядом скрывался тайник.


Было в нем много плененных – из тех

Кто неугоден был Бушу. Их всех


Он повелел привести. Засверкал

Нож палача. Всех казненных со скал


Бросить велел Буш в ущелье. Там змей

Ждал их прожорливый уж средь камней. 


В день тот ужасный скорбела страна.

Сыт был дракон. Ликовал сатана!


И с той поры учредил скорпион

Этот жестокий, кровавый закон:


Лучших сынов нашей мирной страны

В капище резать на день сатаны.


Если ж объявится где-то чужак –

Это расценивать как добрый знак.


Значит, то Демон его нам послал,

Чтоб жрец на праздник скитальца заклал.


Любит, мол, Молок заморскую кровь!

Пить он готов её вновь-де и вновь.


Будет доволен, когда принесут,

В жертву ему иностранный сосуд.


Так что пришельцев должны мы беречь.

Холить заботливо их и стеречь.


Сыты должны быть, довольны они.

Но чтоб не ведали о том они


(Это особо ты должен учесть)

Что им досталась высокая честь:


Жертвенник кровью своей обагрить,

Молоку сердце свое подарить.


Завтра же праздник сей. Ныне Абам

(Сын Буша лютого) повелел нам,


Вас спозаранку нарядно одеть,

И посадить в специальную клеть,


Чтоб с песнопеньем потом отнести

В капище демону, и принести


В жертву ему. Но тому… нет, не быть!

Тайну свою я готова открыть!


Слушай же! Слушай! Мне в очи взгляни!

В них ты увидишь О’ Скальда огни!


Внучка его я! На мне – маскарад! 

Красное Облако – мой старший брат.


Дом мой родной этот пышный дворец.

И, когда жив еще был мой отец,


С братом частенько гуляла я тут

В прятки и мячик, и знаю я тут


Каждый порожек, и каждый проход.

Есть в этом замке один тайный ход.


Скрыт он искусно, его не найти,

Тем, кто не знает о нем. Им пройти


Можно в пещеру. Обширна она.

Наших царей в ней хранится казна.


Статуи древних богов там стоят

Змеи ученые их сторожат.


Духи вождей в непроглядной ночи

Держат в руках колдовские мечи.


Каждый, кто в то подземелье войдет

Без посвященного, смерть в ней найдет.


Уйму ловушек таит темнота.

Но укажу я к спасенью врата.


Знаешь ведь ты, что среди наших гор,

Тигр полноводный течет с давних пор?


Он огибает утес «Красный слон».

Множеством складок утес иссечен. 


В зубчатых скалах грот узкий сокрыт.

К гроту с пещеры ход тайный прорыт.


К этому гроту подземным путем

Скрытно пройдем мы, ладью там найдем,


Сядем в нее и помчим по волнам!

Будет не трудно исчезнуть всем нам


В водах реки: среди круч и холмов

Тигр наш ветвится на сто рукавов.


Там, в тростниках, затеряемся мы.

В них не найти нас приспешникам тьмы.


6

Тот, кто налил мне из фляги вино,

Так распахнул своей речи окно.


В день приношенья даров сатане

Распространилась молва по стране:


Два чужестранца, что в жертву Богам

Уж приготовил кровавый Абам


С замка исчезли! Пылал скорпион

Злобою лютою. Повелел он


Замок еще раз обшарить везде!

Но не нашли чужеземцев нигде.


Стража клялась, что никто не смыкал

Глаз этой ночью, и что не видал


Пленных никто: мол, ушли гои спать…

Стали тогда ещё глубже копать,


И докопались, что жрица одна

Тоже исчезла. Кипел сатана!


Заперты двери и окна везде!

Стража стояла! И где ж они? Где?


Люди из плоти, иль духи они?

Ведь не прошли же сквозь стены они?


Или, как птицы, смогли улететь

Прямо по воздуху? Да только ведь


Крыл у них нет! Кто ж помог им сбежать?

Горе! О, горе! Не сможет пожрать


Молок могучий заморских сердец!

Крови горячей не выпьет! Конец


Миру, покою! Постигнет весь край

Кара ужасная: неурожай,


Моры, болезни, паденье скота!

Лихо стучится уже в ворота!


Идол ужасный того не простит!

Гнев сатанинский рассудок застит,


Коли он чрево свое не набьет

Свежею плотью людской, не зальет


Горло дымящейся кровью! Всех нас

Люто накажет. Найти сей же час


Надо скитальцев! Приказ исполнять

Бросилась дружно бесовская рать.


Своры ищеек по всем сторонам

рыскали рьяно, и вот уж Абам


Слышит от шпиков: «О, избранник тьмы!

Горы и долы обшарили мы!


В градах и весях вошли в каждый дом

Перевернули всяк дом кверху дном. 


Каждый листок, мол, обнюхали, и –

Этих исчезнувших мы не нашли.


Стали тогда их искать в рукавах

Тигра широкого, и в тростниках


Челн увидали, а в нем – двух твоих

Гоев пропавших и жрицу. Мы их


Тут же хотели схватить, да ладья,

Скрылась в протоке. Узка, как змея


Была канава, в нее не пройти

Было никак нашим лодкам. Прости


О, повелитель! Сбежали, увы,

Гои твои!» И склонили главы.


7

Тот, кто со мною делил свой досуг,

Так натянул слов стремительных лук.


…В темном лесу, под ущербной луной,

Шли беглецы. По тропинке глухой


Двигались тихо. От черных дерев

Тени, как кляксы, ложились. Воздев


Руки, ветвями корявыми, лес

Впитывал свежесть полночных небес.


Лился скупой, еле видимый свет

С дальних светил, приближался рассвет…


Ветер уснул, и почил каждый куст.

Лишь доносился испуганный хруст


Тихих шагов, да какой-то зверек

В листьях, опавших шуршал. Вот восток


Начал уже розоветь - выплывал 

Над горизонтом сияющий лал.


Ветер проснулся, легонько подул,

Каждый листочек слегка всколыхнул.


Хлопая крыльями, скрылась сова

В темном дупле. Умывалась трава


Свежей росой. Разделилась стезя

Надвое вскоре. – Простимся, друзья!


– Дева сказала. – Отчизна лежит

Ваша далече… А мне надлежит


В горы идти. Собираются там

Воины света, и скоро Абам


Будет низвергнут, рассеется ночь.

Но надлежит мне собратьям помочь.


Время уж близко, и чаша полна

Яростью праведной. Будет она


Вылита Богом на головы тех,

На ком лежит нераскаянный грех.


Долго, о, долго Господь наш глядел

На этот дьявольский весь беспредел!


Злоба и кривда везде правят бал.

Морду спесивую подъял шакал.


Царский венец у него на ушах,

Кровь запеклась на его рукавах.


Бога, создавшего мир наш, не чтит

И, кривя губы, он так говорит:


Что мне Господь? Я слуга сатане!

Все в этом мире подвластно лишь мне:


Горы и долы, моря и поля.

Вся предо мною трепещет земля!


Я – до небес вознесенный утес!

Гордо над миром главу я вознес!   


Где я пройду – там пустыня лежит.

Правда, как заяц, пугливо бежит


Прочь от меня, свои уши поджав.

Грозным владыкой в земле этой став,


Что я хочу – то теперь и творю.

Идолам медным дурман я курю,


В капищах смрадных пою гимны им,

Мясом кормлю я шайтанов людским.


Иго на этот бесхитростный род

Я наложил рукой властной, и вот


Ныне лежит подо мною вся страна,

И рукоплещет мне сам сатана!


Нет, не страна это, а ваша мать! 

Матерь нагую я стану терзать


Сколько угодно сие будет мне!

Ноги раздвинув, лежать на спине,


Будет она, и глумленья терпеть,

Прихоти все исполнять, и не сметь


Даже и пикнуть! А вы, сыновья,

Молча глядите, что делаю я!


Да, вы глядите, не прячьте свой взор!

Пусть души ваши изгложет позор!


Пусть уши ваши как маки горят!

Пусть, тыча в вас, все вокруг говорят:


«А! то доступной всем девки щенки!

А! уж привыкли под зад свой пинки


От господина они получать,

Бросили в бедствии родину-мать!


Куриц трусливых пугливей они.

Выи покорно склонили они


Перед сильнейшим. И где же их Бог?

Что же народ свой он не уберег?»


Словно овец я пришел, растерзал

Стадо его. И смеялся шакал.


Гнев душу девичью тут всколыхнул,

В темных очах грозный пламень сверкнул.


Слово живое из сердца сошло

И на уста, словно пламень, легло:


- Смейся, о, смейся, бесчестный глупец!

Видит и слышит с небес всё Отец!


Пальцем своим покрути у виска!

Дом свой воздвиг ты на груде песка.


Дунет Господь лишь – и он улетит.

И сатана его не защитит.


Ишь, что удумал! Свой хвост поднимать

На Вседержителя! Сбрендил, видать,


Ты уж совсем. Но не знаешь свой рок!

Хлынет на дом твой бурливый поток,


Словно лавина с заснеженных гор.

Ждут тебя смерть и великий позор!


Вон, уж и шлемы на солнце горят!

Сонмища гневных, отважных орлят,


Скоро ворвутся в палаты твои,

И не спасут тебя змеи твои.


Идолов мерзких они сокрушат,

Капища смрадные все разорят,


И алтари их сравняют с землей,

И зарастут они сорной травой.


Будет разбит сатанинский твой стан,

И засвистит над тобою аркан.


Шею готовь! Уж наточен топор.

Ждет он давно тебя, о, гнусный вор!


Скоро уж, скоро! Уже при дверях!

По ветру Царь наш развеет твой прах.


Кверху ногами низринешься в ад.

Вон, и казан уж готов, и чертят


Сонмы собрались. Тебя там почтут!

На вилах с помпой тебя отнесут,


Прямо к котлу, чтоб в кипящей смоле

Ванну ты принял, и в адовой мгле


Чтоб причастился бесовских даров -

Ужо подкинут тебе черти дров!


Крышкой накроют – чтоб было теплей.

Пламя раздуют – чтоб аж до костей


Там пропекло тебя. Аль, брат, не рад?

А коль и выскочишь – злобных чертят


Снова ты встретишь, и будут хлестать

Плетками так, аж покуда опять


Ты в свой казан не заскочишь. И где,

Как не на огненной сковороде,


Сможешь еще ты так лихо сплясать?

Аплодисменты такие сорвать?


Ужо потешишь в аду ты чертей!

Верно, заглянет и сам Асмадей


На своего плясуна поглядеть?

Будешь ты в пекле, как пакля, гореть!


Так что готовься. Светильников ход

Ты ль остановишь? Суров небосвод.


Все злодеянья идут пред тобой.

В горны трубят они перед собой.


В яму залезь – но и там от Творца,

Ты своего не сокроешь лица. 


Вот, уж нависла Владыки стопа.

Хрустнет под нею твоя скорлупа.


Сущность свою ты познаешь тогда

Будешь средь бесов ты – суперзвезда.


Каменный горб у тебя на плечах.

Ядра висят на козлиных ногах.


Кожа – в коросте. Глава набекрень.

Сердце укутала смертная тень. 


Мертвым коль стало оно на земле –

Где ж ему быть, как не в адовой мгле?


Каждый в стихию свою ведь идет.

На дне морском соловей не поет,


И в небесах не парит крокодил.

В Ниле лежит он, запрятавшись в ил.


Ты ж – крокодил, и тебе ли летать

В небе высоком? Тебе - прозябать


В бездне назначено, меж мертвяков,

Где слышны стоны да скрежет зубов.


Коли ты злобу и ложь возлюбил,

Путь твой в погибель. Так Бог учредил 


И начертал сие звездным перстом: 

Небо – для кротких. Для гордых – Содом.


Заповедь эта пребудет вовек,

Не поколеблет её человек.


Будет все так, как назначил нам Он.

Воля Его – непреложный закон.


Вот, указал его перст на меня -

Стала его грозной молнией я!


Дабы тебя, адов пёс осмолить

Огненный ливень на лоб твой пролить.


Слушайте, слушайте же, о, мужи!

Нет в словах этих ни капельки лжи.


Ангел господень явился ко мне.

И наказал, подняв палец, он мне:


В горы, к повстанцам отныне иди.

Мстителей грозных с собой приведи.


Ходом секретным проводишь отряд

В гости к шакалу, и этих орлят


В час предназначенный, выпустишь весь.

И да свершится над змеями месть,


Ту, что им Бог уготовил давно. 

Ярости вспенилось божье вино.


Будет его Он на маковки лить

Аспидам этим и жезлом их бить.


Ведь для Него то – пустые горшки.

И уж не склеит Он их черепки.


Но, чтоб исполнилось это, должна

Я поднести им хмельного вина.


Выпьют – не встанут, и будут лежать.

Встанет с колен наша родина-Мать,


И на главу ей возложит венец

Властной рукою бессмертный Отец.


Словно невеста, она зацветет. 

Выпрямит спину свободный народ.


Будет в почете опять вольный труд.

Мир, благоденствие снова придут.


За руки взявшись, веселье и смех

Явятся в наши селенья. От всех


Скроются в прошлое горькие дни.

Счастья повсюду зажгутся огни.


Вот потому-то должна я уйти…

Но, чтоб дорогу могли вы найти


В край свой родимый, вам карту я дам.

Ваша тропа обозначена там.


Путь ваш тяжел - средь лесов и болот

Жарких барханов, озер… Только тот    


Кто сердцем кроток и чист, как овца

Сможет пройти этот путь до конца.


Смелым и мудрым к тому ж должен быть

Он, чтобы жизнь свою не загубить.


Пусть он шагает вперед налегке -

И не увязнет в зыбучем песке,


С круч не сорвется, и в мутной воде

Он утонет. Удача везде


Станет светить ему. Но коли лжив,

Жаден в пути, станешь ты и труслив,


Дивы погубят тебя. Пропадешь!

Смерть на дороге своей ты найдешь.


8

Тот, кого встретил в вечерний я час,

Так завершил свой правдивый рассказ.


В дальнем краю, где дубравы растут,

И только дивы да звери живут,


Шли два скитальца. Один – налегке,

С тощей котомкой и картой в руке.


Спутник его нес тяжелый рюкзак,

Сгорбившись, как вопросительный знак.


Словно осел, ковылял он в пути.

Нет! Средь ослов нам таких не найти!


Сам не навьючит себя ведь осел!

Вьючит себя лишь двуногий осел.


По доброй воле свой грузит хребет.

А средь животных таких глупцов нет.


Этот же лалов в рюкзак наложил,

Златом червонным карманы набил,


Посохом путь ковыряет: «судьба!»

Пот катит градом с ослиного лба.


Тяжко пыхтит, точно он - паровоз.

Тянет, сердечный, тяжелый свой воз.


Стонет, несчастный: «Ох! Ах! Боже мой!»

За что все это мне, о, Бог ты мой?


Сил уже нет! Я сейчас упаду!

Смерть на чужбине свою я найду!


Ах, отчего же сей мир так жесток!

Как мне в нём выжить, скажи-ка, браток?


Ух, я не выдержу! Как тяжела

Ноша моя! Как она тяжела!


Колет в боку, сердце рвется в груди!

А сколько верст там еще впереди?


Сколько шагать по безводным путям?

По зыбким топям, лесам и полям?


Крест мой тяжел, не по силам он мне!

За что судьба так жестока ко мне?


Как еще ноги несу – не пойму.

Но ведь не бросишь под ноги суму?


Тянут карманы… Штаны и пиджак,

Весят, наверное, с полпуда так…


Уж надорвался… Сейчас бы упал

Прямо на землю, и уж бы не встал!


А этот субчик летит, как онагр,

И не росинки на нем! А тут пар


Валит уже и с ушей, и с кормы!

С ним ведь в неравных условиях мы.


Он-то сокровищ с собою не взял!

Я ж (не осел ведь!) прилично набрал!


Так загрузился – что твой муравей.

Два пуда взял я одних лишь камней!


И золотишка припас про запас…

Так, кто, скажите, умнее из нас?


Он – или я? Вопрос даже смешон.

Ныне богат я, как царь Соломон!


Он же – презренный бедняк, вертопрах.

Но мир вращается наш на деньгах!


Деньги – вот ключик волшебный, и им

Мы чудеса в этом мире творим!


Дверь им откроем любую, и всласть

Жизнь проживем! Девы красные, власть,


Слава, почет… Веселись, о, душа!

Друг же – голяк! У него – ни шиша!


Я ж драгоценностей столько нагреб,

Что хватит мне их по самый мой гроб.


Эх, размахнусь ужо, ядрена мать!

Буду по полной потом отжигать!


Так, что чертям станет жарко в аду!

Жизнь развеселую я поведу!


Только один раз на свете живем!

Все, что сумеем - от жизни урвем!


Мне б донести лишь поклажу, а там -

Уж закучу! И в Эдеме Адам


Так не гулял… Он ведь водки не пил,

Только с одною супружницей жил, 


Я ж заведу себе жен - легион!

В бархат оденусь, меха и виссон.


Буду в шампанском купаться, и мне

Станут мыть ноги в искристом вине!


Эх, заживу, как бухарский эмир!

Ба?! А куда ж подевался Радмир?


Шел впереди – и вдруг скрылся в лесу!

О, негодяй! Знаю эту лису!


Бросил! Оставил меня одного!

Эй, где ты там? Э-ге-ге! О-го-го!


Не отвечает… Молчит… Эй! Ау!

Что же теперь? Бе него – пропаду!


Как мне дорогу без карты найти?

Как в этих дебрях не сбиться с пути?


Ах, прощелыга! Каналья! Ох-ох!

Чтобы ты лопнул! Чтоб, сволочь, ты сдох!


Чтоб тебя черти в тартар унесли!

Чтобы рога у тебя отросли!


Чтоб… - Э-ге-гей! Где ты там, Тахтарбай?!

Шагу прибавь-ка! Не отставай!


- Здесь я! Ау! Погоди! Не спеши!

Братец! Голубчик! Погодь! Не спеши! 


Родненький! Миленький! Тута я! Тут!

«Что-то, наверно, затеял сей плут… 


Мог бы и деру ведь с картою дать…

Что за резоны меня опекать?


Ой, неспроста это! Ой, неспроста!

Лалов не взял, и котомка пуста…


Верно, обчистить надумал меня.

Думает он, что совсем олух я!


Что ж, подыграю… Прикинусь ослом…

Мол, простофиля я… Мол, что почем,


Где мне понять? Убаюкать его

Надо сейчас. А потом я его


Сам придавлю в этой дикой глуши.

Ведь вокруг нет никого! Ни души!


А, чтобы всё по уму разрулить,

Надо богатство ему посулить.


Пусть-ка развесит он уши свои.

Уж я навешаю на них лапши!


Помыслы в сердце такие тая,

Между деревьев ступает змея.


Очи опущены. Бегает взгляд.

Черным коварством наполнен до пят.   


Вот он подходит к Радмиру: – Мил друг, -

Вкрадчиво молвит. - Куда это вдруг


Ты подевался? - Нам надо спешить.

- Да! Хорошо тебе так говорить!


Скачешь и скачешь вперёд как олень

Я же с котомкой своей как тюлень


Еле ползу, уж совсем изнемог. 

Уж и привал тут ты сделать бы мог.


- Некогда. После. Нам надо идти.

Скоро река, и её перейти


Засветло нужно. На том берегу

И отдохнем. - О-хо-хо! Не могу!


Тянет рюкзак мой и каждый карман,

Точно засел в них сам злой Ариман.


Сил уже нет! Уж не чую я ног!

Как я устал! О-хо-хо! Видит Бог


Шагу ступить не могу! Ах, ах, ах!

Кишки свело! На иссохших устах –


Ни капли влаги от самой зари!

Вот, посмотри на меня! Посмотри!


Уж не жилец боле в мире я сем.

Рухну сейчас и усну насовсем.


Ты же – иди. Ты – иди! Поспешай!

Через мой прах преступи – и шагай.



Кто я тебе? И к чему унывать?

Будет о мне горевать только мать.


Видно, моя закатилась звезда.

Кости мои лягут тут навсегда.


Волки растащат останки мои.

Вороны выклюют очи мои.


Под чуждым небом, в чужой стороне,

Предуготовлено смерть принять мне.


Брови, нахмурив, Радмир помолчал,

А потом спутнику так отвечал:


- Ладно, давай отдохнем. Но что есть

Будем с тобой мы? Запас почти весь


Мой уже вышел, в котомке моей,

Лишь две рыбешки да пять сухарей.


Да и водицы - на два три глотка.

А путь-дороженька – ой, далека!


Может, отведаем лалов твоих,

Иль изумрудов, сапфиров, и их


Златом запьем? В путь не легкий ты ведь,

Не взял с собой ни водицы, ни снедь.   


Словом правдивым был лис уязвлен.

Лоб свой насупив, так вымолвил он:


– Вот ты каков! Попрекаешь меня!

Плохо ж, дружище, ты знаешь меня!


Думаешь ты, Тахтарбай – скупердяй?

Лалы зажилил и злато? Так знай:


Щедрой рукой я за хлеб твой воздам!

Столько сокровищ тебе я отдам,


Что будешь ты – настоящий богач,

Баловень женщин, любимец удач!


Дождь золотой я пролью на тебя.

Озолочу я, как Крёза, тебя.


За ломоть каждый, что ел я с тобой,

Камень возьмешь драгоценный любой.
 

В злате купаться ты станешь, поверь!

Я отворю тебе к счастию дверь.


Мне бы сокровища лишь донести!

Сам видишь ты: изнемог я в пути.


Речи такие прожженный вел плут,

Думая, что лишь вдвоем они тут:


Он – да Радмир. Но, незримые им,

Два дива древних стояли за ним.


- Видишь, - сказал один. – Парню невмочь

Стало уже, ему б надо помочь.


- Прав ты, - промолвил второй, – подсобить

Надо б ему. – Чтобы он переплыть


Реку мог, лодку давай им дадим,

И поглядим на них мы, поглядим… 


Солнце клонится к вершинам дерев.

Льется с ветвей мелодичный напев.


Странники мирно под липой сидят,

Скудную пищу Радмира едят.


На берегу лежит челн кверху дном.

Днище див хитрый буравит сверлом.


Вот уж лодчонка – как будто дуршлаг.

В дело вступает теперь второй маг.


Мякиш ржаной разминает в руке.

Дыры залепливает в челноке.


Перевернув свой подарок на дно,

Дивы в челнок положили стерно.


Чу! Шаги чьи-то! На берег речной

Вышел Радмир, увидал пред собой


Чёлн. Охи, ахи потом вдалеке

Слышатся где-то. Выходит к реке,


Наш Соломон… На горбу – тяжкий груз.

Мнит наш осел, что козырный он туз.


Как он удачлив! У речки – ладья!

Знать, то всевышний послал Судия!


Тучка златая по небу плывет.

Лодка по реченьке тихо идет.


Важно сидит впереди Соломон.

От друга прячет свои взоры он.


Правит правилом Радмир на корме.

У Тахтарбая - одно на уме:


Только бы реченьку им переплыть!

А уж он знает, как там поступить…


Много укромных в лесу уголков.

А наш богач – хуже стаи волков.


Друга замыслил в ночи придушить,

Дабы богатство свое не делить.


Карту забрать и последний сухарь:

Требует пищи ведь всякая тварь!


Плещет у лодки речная волна,

Мякиш ржаной размывает она.


Лодка уже на средине реки.

У Тахтарбая намокли носки.


В дыры сквозь днище струится вода.

Спряталось счастье. Явилась беда.


Плыли мужи в лодке ведь по реке –

А оказались они в дуршлаге!


Черпает воду лодчонка бортом.

Замер богач с искривившимся ртом.


Словно девицу обнял свой рюкзак.   

- За борт бросай и рюкзак, и пиджак! -


Крикнул Радмир. Но лишь крепче свои

Лалы прижал Тахтарбай: мол, мои!


- Тонем! Спасайся! Кидай лишний гнет!

Лодка, сам видишь, ко дну уж идет!


Тут плоскодонка пошла утюгом,

И оказались мужи за бортом.


Канул богач в воду словно топор,

И нет вестей от него с этих пор.


Сколько Радмир в глубину не нырял -

Так Тахтарбая он не отыскал.


И, обессилевший, к суше поплыл,

Еле живой, из последних уж сил.


На берег выполз, он, еле дыша.   

Ни карты нет, ни еды, ни гроша!