Мамы Одессы-мамы

Почему Одесса – мама. Потому что Одесса – семья, и поговорка «Вся Одесса спит под одним одеялом» – это не о сновидениях, или экономности одесситов, это именно о семье. И кто в семье основа основ. Таки Мама!

Одесса – семья-город, в котором правит мамовско'й закон. В Одессе, что ни мама, то мама в законе, авторитет и даже, где-то пахан. Сходняки, стрелки, разборки – всё, как положено у приличных людей. И не без войн.

Сходняки – за столом на общедворовых праздничных гуляниях; стрелки – на верандах, скамейках в соседнем сквере, или дворовом палисаднике; разборки – на кухнях, в очередях к машине за керосином и в других местах общего пользования.

Общак в одном месте не держат, диверсифицируют риски, храня по частям в собственных банках. Закатку банок крышками иногда доверяют проверенным жизнью мужьям и старшим мальчикам, разумеется, уже сделавшим уроки.

Воровской закон тоже правит, но исключительно, в плане материальном. Иначе, в городе с таким выгодным географическим положением, когда серьёзный порт восседает над всем Чёрным морем, нельзя. Без контрабанды, пиратства и прочего хорошо организованного криминала такие города невозможны. Иначе, придут иноземцы и наведут свои порядки, свою теневую мораль. Желающих воссесть над всем Чёрным морем всегда было и есть пруд пруди. Да, что там пруд, море пруди. Попытки были, Одесса знает, помнит. Это не может не оказывать влияния и на план духовный, но там правит именно закон мамовско'й. Бандит маму не обидит, а если обидит, будет иметь дело с мамой.  Своей, или всеобщей, или обеими – значения не имеет. Мальчику точно не поздоровится.

Мамы Одессы-мамы сурово добры и глубоко в душе всегда способны на подвиг. Запросто спасут, вынесут, поставят на место даже то и тех, кто, и что не может стоять по определению, и даже, если их об этом не просили. Так они проявляют мудрую снисходительность к глупости людей, не понимающих, грозящей им опасности.

Силовые структуры, чиновники, работники ЖЭР-ов и СМИ стараются обходить мам стороной во избежание потерь лица, других частей личности, сохранения верхних одежд и заработка. Уж, на что сантехники закалены филологически и физически, но и они, в присутствии одесских мам, предпочитают пробивать заторы канализации молча, пока те объясняют им, как правильно гонять ерша в трубах.

Одесская мама редко даст папе…, например, целковый на культурный досуг после трудового дня. Но без банки икры из синеньких (баклажанов по-одесски) и варёной курицы на дорогу дальний родственник из Конотопа маминой знакомой по крымскому санаторию, погостивший у мамы недельку вместо суток по просьбе той знакомой, не уедет.

Мамы Одессы-мамы долго кормят своих чад грудью. В младенчестве – физически, всю остальную жизнь чад – морально. Одесские чада, многие, особенно мальчики, довольно часто подсаживаются на эту диету и сидят там до лет преклонных. 

Если одесская мама под шляпкой и с жабо над ситцевой юбкой в цветочек гордо несёт в одной руке скрипку в футляре, авоську с арбузом и парой дынок-цыганочек, а за другую её руку держится мальчонка в бриджиках – зефирное создание лет шести, курчавое, с глазками полными шахмат, желаний свободы и мороженного, к тому же волокущее чуть не по земле огромную папку для нот, упаси Бог кого-то подумать, что эта мама, интеллигентка, т.е. не знает глубин русского мата, высот базарной этики и не владеет в совершенстве искусством трамвайного самбо.

Да, она знает, что Бах – это не выстрел «Авроры», а великий композитор. И что Жорж Санд, такая же Жорж, как дядя Жора с Привоза, умеющий чистить любую рыбу буквально за три минуты и пятьдесят копеек – девочка. Интеллигентная ленинградская мама может в трамвае снять пенсне и и процитировать наизусть зарвавшемуся хулигану отрывок письма Маяковского Лиле Брик, там, где он сильно ревнует Лилю к Осе Брик. Одесская мама тоже может, пусть и не так с выражением, и не так дословно. Но, только после того, как хулиган пожалеет о том, что он хулиган, выслушав от мамы многоэтажную прелюдию весьма грозного матросского содержания и вкусив аромат, поднесённого к его носу, маминого кулака с тяжёлой авоськой в нём.

В Одессе маменькиным сынкам мускулы не нужны. Им на всю жизнь хватает материнских мускул. Смысл существования сынков заключается в том, чтоб на личном примере всю жизнь талантливо доказывать миру мамину правоту. Что такое решительный одессит, – это одессит, которого в момент решительности не видит мама.

Мамы Одессы-мамы никогда не скучают. Потому что, стоит им только начать скучать, как мир вокруг насквозь пропитывается решительностью, убивающей скуку любой степени тяжести и поводы к ней. Любой, любая, ставшие таким поводом, могут забыть о завистниках. Гарантировать им безопасность вряд ли возьмутся даже, местное РОВД и комитет госбезопасности с гарнизоном города вместе взятые.

Одесским мамам всегда кто-то должен и в чём-то обязательно виноват. Очень украинская черта, но с украинством никак не связана. Этого в городе вообще мало, а до прихода большевиков такое утверждение одесситам просто не зашло бы за отсутствием темы. Ни о чём оно. После прихода – да. С ними зашло и оно, появилось с чем сравнивать.

Если вас пожурит одесская мама, не отчаивайтесь. Радуйтесь, что обошлось лёгким полосканием мозга, без кипячения в выварке, катания по ребристой стиральной доске, глажения тяжёлым утюгом с освежающим орошением ваших извилин брызгами житейских истин из маминого рта.

Приводить кандидатку в невесты одесской маме на показ на 90% чревато пожизненным безбрачием. Подходящих маме кандидаток не бывает по определению. Лучше приводить такую готовой женой после росписи в ЗАГС-е. Свадьба под маминым управлением сыграется выжившими потом, весело, шумно, как и полагается у южных народов.

Получаются одесские мамы из пугливых, вдумчивых кареглазых девочек в белых фартучках, с бледными щёчками и каштановыми косичками. Как получаются, – вопрос малоизученный, плавно сходящий в риторический.

Сначала эти девочки, в основном худенькие, тихие могут показаться застенчивыми. Говорят негромко и мало, но уже к пятому классу начинают многословеть, быстро наливаться округлостями форм и уверенностью в себе. Наверное, до пятого класса они осматриваются, потом понимают, что только так можно и нужно.

К десятому классу у многих брюнеток из них крупнеет грудь, появляется едва заметный тонкий пушок над верхней губкой, в голосе – милая бархатная сипотца. Глаза всё больше становятся умными и персидскими. Фигуры слегка тяжелеют, не теряя, наоборот, приобретая широкую любознательную привлекательность у безнадёжно отстающих в развитии мальчиков-сверстников. 

Как правило, округлостями форм они продолжают наливаться всю последующую жизнь, что вызвано, присущим им желанием занять, как можно большее жизненное пространство, добавить в образ внушительности и почтения окружающих.

Зачастую наливание заканчивается переливами с вытеканием из них проблем в приобретении одежды крупных размеров и перемещении в общественном транспорте, рассчитанном на перевозку пассажиров среднестатистической послевоенной упитанности.

Занимание большого пространства в городской тесноте неизбежно влечёт за собой повышенную военизированность характеров мамаш. Они всегда на посту, бдительны, им есть за что воевать, что защищать и на кого нападать всегда найдётся. Нет скандала, не лежащего в нужный момент под рукой мамы-одесситки.

Отсутствие поблизости людей в данном случае необязательно. И в виртуальном пространстве врагов всегда найдётся. Погода, власти, мировой империализм, соседка, вчерашняя торговка птицей на базаре, невестка, кошка, домуправ – всегда есть кого победить в громком монологе на кухне, веранде, тёмном парадном. Скучна и коротка жизнь без побед, пусть и мелких. Кровь не обновляется. Своя и общественная.

Округлившиеся мамы предпочитают мужей худосочных и покорных, молчаливых, легко утрамбовываемых в любые обстоятельства и желания владелиц мужним телом. По умению монетизировать в браке свои прелести и неоспоримые достоинства одесским мамам нет равных.

Забывания о прелестях мужьям не прощаются, караются постоянными напоминаниями о них различными педагогическими и не очень средствами. Не убиваемым джокером в рукаве махрового халата-ветерана, при таких педагогических интервенциях служит фраза типа «Я (жизнь, здоровье, лучшие годы – на выбор) на тебя положила, (гад, свинья неблагодарная, шмузер задрипанный, обормот, шлимазл – на выбор), а ты…!!!

Дальше следует взимание различного вида контрибуций, компенсаций, репараций в моральном и денежном выражении. По молодости могут взять натурой, но с годами, после принесения потомства, быстро теряют интерес к этому виду дани вплоть до появления отвращения к самой натуре.

Если натура продолжает настойчиво предлагать себя на взятие в уплату за погашение супружеского долга взамен оплаты его деньгами, демонстративно пьют снотворное, надевают на голову алюминиевые бигуди, на остальное – непробиваемое бельё, на лицо – огуречные, свекольные и прочие выразительные маски. Обнимать морскую рогатую мину, начинённую взрывчаткой, способной разнести в атомы броненосец, за такое не берутся, даже мужья недавно вернувшиеся после долгой отсидки из мест заключения.

Зато, при всей своей вспыльчивости, мамы Одессы расположены к доброте, быстро отходчивы и почти незлопамятны. Диапазон злопамятности не превышает двадцати-тридцати лет совместной жизни. Тотальных войн не ведут, предпочитают короткие, яркие междоусобицы и быстрые разгромные перемирия с последующими оливье и чаепитиями, на отвоёванных у противника территориях. Мордобитию предпочитают легкие удушения в каменных командорских объятиях. Но могут. В таких случаях бегут, даже участковые и матёрые биндюжники-громилы.

Чего не скажешь о мамах, не сумевших вовремя налиться-округлиться в силу генетической наследственности. Воинственность этих мам долгоиграюща и беспощадна, длиной в жизнь. И, казалось бы, чем малогабаритней и хрупчей фигура, тем легче её обнять, согреть. Дано немногим супердобрым мужам. Ядовитые ежихи не объект для ласк.

Эти выбирают мужей крупногабаритных чтоб не промахнуться в стрельбе молниями из глаз, метании тяжёлых предметов и обвинений во всех смертных-бессмертных грехах.

Тонкие мамы Одессы-мамы презирают толстых, толстые – тонких. Отсюда накал страстей в местах общего пользования.

Влюблённость в мужей-пап у одесских мам чувство сложное, трудно определяемое внешне, ярко вспыхивающее снаружи исключительно в дни получения мужьями зарплат. Разумеется, если зарплата более-менее прилична. Размеры приличия зарплат в мамином понимании часто меняются во времени и всегда в сторону увеличения. Если наличествуют различия пониманий, влюблённость может принимать агрессивные формы и соседям лучше не слышать их музыкальное сопровождение.

После сорока милая бархатная сипотца у мам плавно становится пожилым баском, с категорически преобладающими в нём оттенками непререкаемости, житейской мудрости и грозного всепрощения.

Мамы Одессы-мамы всегда альфа-самки, даже, если муж выходец из сибирских евреев или терских казаков, на медведя ходил, второй премоляр у него золотой и один из верхних резцов тоже, и по всем остальным параметрам он вполне себе альфа-самец. В лучшем случае, для одесских мам он бета-самец, или, что чаще, самец с приставкой из букв самого конца греческого алфавита. В худшем, – вообще никакой не самец, а старший ребёнок, не сумевший правильно вырасти и от того, не понимающий своего счастья.

Мамы Одессы-мамы хороши в застолье, часто громко певучи, жарко танцующи, умеющие поддержать культурный разговор, и падающих под стол чужих мужей. Будет в том разговоре и анекдот меткий не без вполне уместного мата, и неожиданный стих не из школьной программы, и умный анализ международной обстановки применительно к ценам на Толчке и стоянию светил в галактике Млечный путь.

В качестве хозяйки застолья расточительно хлебосольны. Плату за хлебосольство взимают с гостей кулинарными комплиментами, с прочих членов семьи – трудолюбием оных в подготовке к застолью и послепраздничной уборке жилплощади. Отсутствие комплиментов, или кратость изложения караются запоминанием неблагодарных гостей в мстительно-воспитательных целях. Вина за материальные последствия собственной расточительности после застолья целиком возлагают на супругов и прочих спутников жизни, или в случае отсутствия таковых, что редко, на зеркало поутру.

Страшен и прекрасен юмор одесских мам. В силу его снайперской точности и глубокомыслия он может раздеть донага вплоть до убить, подвернувшуюся под руку личность индивида, лишением оной уверенности в себе, если таковая неосторожно имела место быть. Особо прекрасен непринуждённостью подачи, неожиданностью появления в ситуации, казалось бы, совершенно не располагающей к шуткам и веселью.

Ничем за день не громыхнувшая (кастрюлями, мебелью, афоризмами) одесская мама считает день прожитым зря. Из чего следует, что следующий день будет прожит особо плодотворно, с учётом недоработок дня предыдущего.

Мамы Одессы-мамы бывают и нежными. Глубоко по секрету, и в основном, у постелей своих спящих чад к числу коих причисляют и мужей... своих и чужих. Колыбельной, за внешней суровостью своей не споют, но нежность проявят. Так, чтоб спящие не почувствовали, не увидели, проявленную мамой слабость.

Одесса – город диминутивов, т.е. слов с уменьшительно-ласкательными суффиксами. Ими разговаривают не только с животными и детишками, но и с мебелью, деньгами, приезжими, деревьями, морем, погодой, едой, медикаментами, далее по списку. Их можно услышать на ограблении в подворотне, в решениях товарищеских судов, прочесть на заборах и в местной прессе.
Учёные это ни с чем не связывают. Не могут. Приезжали в командировки, записывали, изучали. Что, как, откуда, почему – устали, а не могут и всё! Не получается связать. Ни с чем. Висит загадкой. Карьеристы из них диссертаций назащищали миллион. Всё туфта и сплошные угрызения совести липовых кандидатов наук. Не объясняет. Стыдливо приняли за временное объяснение, не фиксируемую приборами филолого-климатическую аномалию на данном участке морского побережья. Смельчаки настаивают на версии влияния энергетики глубин одесских катакомб. Ходят туда в экспедиции и часто пропадают, или спиваются по выходу оттуда в компаниях местных спелеологов, аграриев. Это к тому, что широкое употребление диминутивов в лексиконе одесских мам более, чем часто вводит в заблуждение приезжих-новопоселенцев и курортников, наивно принимающих уменьшительно-ласкательные суффиксы за выражение именно ласки и особой расположенности к ним.

На самом деле, казалось бы, ласковые, приятные слова «солнышко», «деточка», «лапуля», «масечка», «кысонька», «по;ця» (от «Поц») и т.п. вполне могут произноситься вступлением к скандалу, в боевом трамвайном кличе, или в обличительном некрологе ещё пока живому оппоненту, независимо от его возрастных и половых признаков.

Одесса – город многонародный и очень женский, несмотря на порт, китобойную флотилию, обилие оборонных заводов и богатую военную историю. Там нет отдельно взятых русских мам, еврейских, молдаванских, армянских, украинских, грузинских и прочих разных. Там все мамы немножко еврейки, в лучшем смысле слова. Это о тысячелетней бытовой мудрости того народа, его предприимчивости и о быстром старении южных женщин в целом. За исключением цыганских. Цыганские мамы стоят отдельно в силу повышенной таборности цыганского народа, его уникальной способности жить своим табором в любом месте земного шара, любой стране, любой городской агломерации по своим традициям и укладу.

Этот город принял всех, в нём мамы всех народов дополнили собой друг друга, создав особенный, неповторимый колорит материнской любви. Суровой и нежной, умной и жертвенной, мудрой и юморной, и конечно же, щедрой и вкусной во всём. Одесса-мама – собирательный образ Женщины, квинтэссенция любви и умений мам всех народов, двести с лишним лет населяющих благословенную часть черноморского берега под названием Одесса.

Одесса – наверное единственное место на земле, где в любом возрасте легко, полезно и уютно чувствовать себя ребёнком. Потому что она – Мама. А что, дети? Дети – это самые фантазийные, непосредственные, мечтающие создания, чистые умом и сердцем. Отсюда множество, рождённых ею талантливых одесситов – детей маминых, доживших, и не доживших до седин, уехавших, и оставшихся, всемирно известных, и известных немногим.

Одесситы на пожизненно её дети, даже те, кто волею судеб выпал из гнезда на чужую колючую землю. И не важно, что звоним не часто, навещаем редко. Она прощает, с улыбкой любящей, и только чуточку грустной. Главное, она навсегда в сердце, потому что Мама.

Рига. Октябрь 2025 г.