Графоделы

Пролог: Введение в понятие графомании

Где-то я читал: концепция графомании в литературе — это не столько объективная оценка качества текста, сколько способ определить патологическую страсть к многописательству без способности критически оценивать собственные произведения, без стремления к совершенствованию и оригинальности. Емко, не правда ли?
Сам по себе термин субъективен, но его можно проанализировать через ряд литературно-стилистических и содержательных признаков. Я обычно анализирую свои «графоманские» тексты в сравнении с текстами других пишущих людей. Автор, сознательно относящийся к своей страсти к письму как к исследованию, часто обсуждает свои произведения с другими, стараясь отделить собственные «графоманские» порывы от осмысленного творчества. Он показывает, где перегруз эпитетов или штампов у него самого, а где у коллег, делая выводы: «Вот здесь я повторяю клише, а вот коллега пошёл дальше — создал насыщенный текст с оригинальной метафорикой». Такой анализ требует честности и готовности к критике: сопоставление своих текстов с чужими нужно не для самоутверждения, а для понимания механики слова.
Настоящие графоманы ведут себя иначе. Они не воспринимают критику как полезную, считая свои тексты шедеврами, а замечания о клишированности или перегрузе — нападкой на их личность. Они тратят немалые средства на издание собственных романов на 16-20 авторских листов, но тиражи обычно не превышают 40–50 экземпляров, которые не продаются и фактически становятся предметом домашней коллекции. Любую попытку продать или продвинуть свой «шедевр» они сопровождают бурной активностью в соцсетях: создают страницы, постят фрагменты, хвалят сами себя, пытаются вызвать «интерес аудитории», но безрезультатно. В итоге, книги раздаются друзьям, родственникам и тем, кто готов льстить, создавая иллюзию успеха.
Если пытаться указывать графоманам на их литературные погрешности, например, на чрезмерное употребление штампов, реакция часто резкая: они не только отрицают критику, но и манипулируют, прерывая общение, удаляя критика из соцсетей, устраивая блокировки или игнорирование. Любая попытка анализа воспринимается как угроза самолюбию, и защита текста превращается в атаку на критику.
При этом графоманы умеют объединяться по принципу «мелочь сбивается в стаю»: создаются клубы, сообщества, онлайн-группы, где участники хвалят друг друга, обмениваются тиражами, подыгрывают друг другу, усиливая иллюзию значимости и успеха. Эта стая поддерживает каждого в уверенности, что их творчество уникально и важно, несмотря на отсутствие в их «шедеврах» реальной художественной ценности, а также отсутствие спроса на их творения со стороны читающей аудитории.

Глава 1. Кафе и первый конфликт


Осень моросила за окнами кафе, и по стеклам стекали капли, словно письма откуда-то сверху. За столиком сидели два автора, с чашками горячего чая, погружённые в разговор о своих текстах. На столе у Андрея лежала аккуратно размеченная тетрадь, где он подчёркивал и комментировал: «Здесь слишком много эпитетов, здесь метафора натянута… Смотрю на свои тексты и понимаю ошибки. А вот у Петра — перебор с пафосом, но он этого не замечает». Он тихо пробормотал себе:
— Если бы я мог, я бы разложил всё по полочкам и исправил, чтобы стало честно и понятно.
Пётр же сидел с гордо поднятой головой, перед ним была стопка свежих распечаток с яркими обложками, на каждой значилось: «Тираж: 50 экз.». Он обвёл стопку взглядом и сказал:
— Штампы? Да брось! Мои тексты — шедевры! Кто-то просто завидует. Я потратил кучу денег, издал, сделал рекламу в соцсетях, постил каждый фрагмент, а ты говоришь — штампы! Ты ничего не понимаешь.
Андрей осторожно произнёс:
— Но ведь повторяешь одни и те же выражения, это снижает силу текста.
Пётр сжал губы, встал, поставил стопку книг на стол и сказал:
— Слушай, Андрей, лучше не учи меня. А то я тебя… — он показал пальцем на экран телефона — «удалю из друзей, заблокирую, чтобы не мешал».
Андрей, вздохнув, перевёл взгляд на стопку книг и тихо сказал:
— Ну ладно, пусть хотя бы друзья и прихлебатели оценят…

Глава 2. Виртуальный цирк графоманов

Пётр открыл страницу в соцсетях и с гордостью демонстрировал виртуальную активность: лайки от «друзей», комментарии от прихлебателей, мини-посты вроде:
«Новый шедевр готов!»
«Кто читал — знает, о чём речь!»
На самом деле никто серьёзно не читал, кроме пары близких, но Пётр воспринимал это как массовый успех. Он прокручивал фид, ставил «сердечки» на собственные комментарии и удовлетворённо хмыкал:
— Видишь, Андрей, народ оценил.
Андрей с трудом следил за происходящим:
— Но это же чистая графомания…
— Как ты смеешь! — возмутился Пётр, выкладывая мем с изображением писателя, сквозь которого светит «гений». — Кто критикует — завидует!
В комментариях разгорелся настоящий баттл. Один графоман похвалил Петра:
— Да это настоящий прорыв!
Другой начал спорить:
— Нет, это мой шедевр круче!
И тут же последовал мем: «Конкуренция гениев». Каждый лайкал свои посты, репостил цитаты, обсуждал обложки и стикеры «Лучшее предложение года».
Андрей снова попытался вставить слово:
— Но посмотри, это же перегружено штампами, слишком много эпитетов…
Пётр резко прервал его:
— Я тебя удалю, Андрей! Хватит мешать! — и тут же заблокировал критика.
На другой стороне соцсетей собралась стая молодых авторов. Они устроили голосование: чей роман «гениальнее», обменивались тиражами, показывали заметки на полях и сториз с драматическими паузами. Каждый хвалил другого:
— Да твой роман замечательный!
— Нет, твоя повесть просто гениальна!
Иллюзия значимости усиливалась с каждой новой реакцией, лайком или мемом. Онлайн-арена превращалась в настоящую сцену, где каждый боролся за ощущение своего величия, а реальный мир оставался в стороне.
Андрей тихо сказал себе:
— Вот оно как… «Мелочь сбивается в стаю». Тиражи по 50 экземпляров, мемы, лайки от прихлебателей, баттлы в комментариях… а всё воспринимается как триумф.

Глава 3.  Стая графоманов и полный цирк

Стая графоманов продолжала действовать как единый организм. В отдельной группе онлайн каждый делился своими тиражами, обсуждал обложки, выкладывал фотографии книг на полках дома и у друзей.
— Смотри, — говорил один, — мои экземпляры уже разбежались между родственниками!
— Ха, это ничего, — отвечал другой, — я сделал мем про свою повесть, лайкнули десять человек!
Каждый хвалил другого, обмениваясь репостами и комментариями. Они устраивали мини-конкурсы: кто смешнее постит цитату, чей роман «гениальнее», чей мем хитрее. Даже один пытался устроить челлендж: «Постите самые драматичные эпитеты!» — и стая подхватила с восторгом.
Любая попытка критики извне воспринималась как личная атака. Кто-то удалял критика из друзей, кто-то блокировал, кто-то писал длинные оправдательные посты, убеждая всех, что замечания недостойны внимания. Защита текста превращалась в эмоциональный спектакль, где критика — это враг, а стая — непобедимая армия.
Параллельно шла активная реклама: сториз с драматическими паузами, посты с цитатами «невоспетого гения», обсуждения, кто сколько продал «экземпляров для друзей», стикеры «лучшее предложение года». Каждый пост воспринимался как триумф, даже если реального читателя и не было.
Андрей наблюдал за всей этой суетой и тихо сказал себе:
— Забавно и страшно одновременно… Комизм и трагизм слились в одно, а стая уверена, что это настоящий успех.


Глава 4. Финал и ирония наблюдения


Андрей вышел из кафе, прохлада осени обдувала лицо, а мысли его крутились вокруг увиденного. Он видел, как графоманы создают собственный мир, где каждое действие воспринимается как триумф, где тираж в пятьдесят экземпляров превращается в доказательство величия, а лайки и мемы становятся мерилом успеха.
Он тихо пробормотал себе:
— Забавно… Комизм и трагизм слились в одно. Стая верит в собственное величие, а реальный мир остаётся равнодушен.
Андрей вспомнил, как сам анализировал свои тексты: отмечал штампы, перегруз эпитетов, слабые метафоры, но всегда был готов к критике. Он понимал, что честность перед собой и стремление к совершенствованию — это то, что отличает автора от графомана.
Он ещё раз посмотрел на город, где люди спешат по делам, листают новости и книги, читая действительно важное и новое. И тихо улыбнулся:
— Вот она, разница. Иллюзия успеха может быть прекрасна, если живёшь в своём мире. Но только честность и критика делают произведение живым.
И в этот момент Андрей почувствовал странное спокойствие: наблюдая за стаей графоманов, видя их шумный виртуальный цирк, он понял, что само знание о механизмах графомании — уже победа разума над иллюзией.
Малые тиражи, мемы, лайки от прихлебателей, баттлы в комментариях — всё это оставалось для стаи доказательством собственной значимости, но для Андрея стало наглядной иллюстрацией того, как страсть к письму без самокритики превращается в комедию человеческой души.
Он сделал глубокий вдох, посмотрел на опавшие листья под ногами и тихо сказал:
— Пусть творят свои мини-вселенные. Я буду наблюдать, анализировать и писать честно. А иллюзия успеха пусть остаётся у «Графоделов».
И на этой мысли Андрей удалился в прохладу осеннего города, ощущая, что мир живёт своей жизнью, а настоящее творчество требует честности, терпения и умения смотреть правде в глаза.