Станица 2 часть 2

СТАНИЦА 2  НЕИСТОЩИМАЯ ВЕРА КАТЕРИНЫ
ЧАСТЬ 2

  ЗАБОТЫ И ДОСТИЖЕНИЯ

   –  Катюша, сестричка! Водички принеси, упарились! – прокричал Павел, работая на приготовлении саманных блоков.
   – Зараз, потерпи. Воду почти што всю потратили, Ермолай на бестарке с бочкой на речку поехал, вот-вот буде тута.

    Когда после свадьбы решили поставить молодым хату прямо на участке Кандауровых, трудились на стройке все, кто мог, чтобы успеть сделать как можно больше до осенних дождей.  Здесь же и Иван с Павлом, братья Катерины, (Лизу не трогали – всё-таки у неё малышка) и друзья с родственниками – Грицаны, Скляровы,Тарановы, и могучий Степан Гладких, взявший на себя самую тяжёлую работу. Все станичники, у которых сохранились готовые саманные блоки, делились ими с Кандауровыми – знали – если что, Григорий с Петром, да и дед Лукашка, первыми придут на помощь.
    А пока Пётр с Катериной жили вместе с родителями в их просторной хате. Старшая дочь Кандауровых  ещё в Георгиевске вышла замуж за местного казака и осталась там.
   Вот так в трудах прошло первое лето 1830 года. Не успели оглянуться, а вот уже и осень! Сентябрь ещё продержались, а с октября началась обычная для этих мест погода – туманы, морось, а то и проливной дождь. Успели главные стены поставить и до весны перекрыть всё, чтобы не залило.

   Иногда, а в общем-то,  довольно часто, навещала молодая пара ставших близкими Чайковских. Уединившись в кабинете, Пётр с удовольствием слушал своего старшего товарища, который учил его работе с картами местности и всяким премудростям военной тактики и стратегии на примерах конкретных сражений, а также основам фортификации, чем Чайковский много лет занимался сам.
   Катя же помогала Софье Игнатьевне. Однажды застала её за какими-то бумагами и расчётами.
   – Ой! А чо это у вас?
   – Да вот – свожу расходы с доходами. Надо же знать, сколько чего можно, сколько нельзя, да и сделать расчёт на будущее, если что-то надо серьёзное сделать впереди.
   – О! Софья Игнатьевна, как же мне хочется чего-нибудь уметь эдакое!
   – Что ж, – улыбнулась – давай, я тебя попробую научить.
   
Примерно через месяц говорит мужу:
   –  Знаешь, Катя – такая смышлёная! Представляешь – она за месяц почти усвоила правила учёта, и на счётах так щёлкает, просто удивительно! Я ей дала книги почитать.
   – Ха-ха-ха! – рассмеялся Чайковский, – Пётр её не менее удивительный. Схватывает всё на лету. Я ему тоже дал кое-что почитать. Читает! Уже третью книжку просит.
   Однако вскоре процесс обучения Кати пришлось прервать: она тяжело переносила беременность. Живот рос, как говорится,  не по дням, а по часам. Думали – богатыря носит, а родилось-то целых два!
   А там уже и хату общими трудами поспели достроить. Так что перебралась молодая семья с большой двойной зыбкой для малышей в новое жилище. Небольшое, но – «потом достроим, коль надо будет!»
   


  Так прошёл ещё год. Как-то на правлении Пётр предложил:
      – У меня несколько придумок. Первое – хлеба на угодьях  засеяли, погода, говорят старики, должна быть хорошая, урожай будет добрый, а мелить как?  Одной мельницы Чурекова не хватит. Пусть мирошник научает желающих, и построим ещё несколько мельниц, а поставить их помогём. И другое: два раза в седмицу ездим в город на рынок продавать молочку, мест для всех не хватает, да и морока большая. Може, сварганим свою лавку прям в станице, ниже церкви, ближе к реке, шоб горожанам легче добираться, и будем кожен день часа по два-три торговать. Да не все, а нехай каждый  сдаёт свой товар в одно место, найдём девяку,  шоб торговала, а моя Катерина будет вести, как она там называется, бухгалтерию.
    – Это ещё чо такое?
   – Ну, енто – как сметить, складать-менить и как дуванить доход.  Её Софья Игнатьевна, супружница Чайковского, научала. Катюха и книжки по ентому делу читает, книги амбарные завела.
   – А чо? В энтом чо-то есть.– сказал атаман, – Спробуем. Може, получится, и любачки будет.

  Как-то уже примерно через год или два, позвал атаман Петра на разговор.
   – Слухай, Петро! Я надысь был в городе, встретил Чайковского, и он расспрашивал о нашем гамазине молочкой, и каже: «А хорошо бы вам при пекарне  организовать продажу хлеба, он у вас особенный, горожане будут его охотно покупать». А думками-то голова богатеет. Може,  нам Катькину гамазею расширить, шоб торговать там и скобяными товарами?  Нашим не надо будет за этим мотаться по городу.
    –  Ну, шо ж? Надобедь за энтоть покумекать. Помаракуем с Катериною – може, и правда, сгодится. А еще надоть, шоб все хозяева перед своим куренем не сорили и за дорогой следили, как Чайковский в городе указал.

КОЛОДЕЦ
Вот так постепенно расстраивалась станица. И хорошела с каждым годом. Трудно стало, особенно отдалённым куреням, ходить за водой к речке. Стали устраивать колодцы – кто прямо во дворе своей хаты, кто – один на несколько дворов. Решили Кандауровы вырыть колодец у себя или Кашкаровых во дворе.. Мелкота у обоих подросла, уже бегать начали, Катерине и Лизе ходить к реке за водой с коромыслами было непросто. Позвали бурлака Фимку. Мужик он был чудаковатый, но умел, паршивец, чутьём находить воду под землёй.
   Пришёл Фимка, достал какие-то палочки, зажал в кулачках и пустил длинные части вдоль земли. Ходит-ходит, палочки вертятся…
   – Вот она! Нашёл!! Тута ставьте колодец.
Оказалось это место прямо на меже между участками. Благо, заборов не ставили, только сочной травой  заросло. Выкосили траву, разгребли, огородили, начали копать. Мастера; на устройство колодцев в станице нашлись, справились быстро, тем более, что до воды докопались легко. Оставили, чтоб устоялись стенки, накрыли пока брезентом и привалили камнями, которых для фундамента и забора понатаскали много.
   И вот однажды играли дети во дворе в догонялки, Катерина с Евдокией делали свои дела на кухне и вдруг… Вдруг раздался истошный крик Павлуши маленького. Выскочили во двор, а малыш-то объяснить толком не может, кричит: «Петя, Петя!» и показывает на закрытую брезентом яму колодца. У Катерины ноги подкосились, села на землю, а в груди что-то перехватило,  и сказать ничего не может. Евдокия Матвеевна, увидев сдвинутый брезент на яме, подбежала туда и закричала вниз:
   – Петя, Петруша! Отзовись! – (оттуда послышалось только «Мама! Мама!») – Ермола-а-ай! Ермола-ай! Помоги-и! Шибче! … Лиза! Скажи Мишке, соседу, нехай сгоняет за Петром! Ой, же, ты, Господи Боже! Хоть бы Петя был в Управе, а не на полигоне! … Катя!!! Что ты делаешь?!! Не надо! Двоих не вытащить!
   Ермолай прибежал сразу, быстро стал приспосабливать лестницу и готов был спуститься вниз, но на конях появился Пётр и с ним Степан. Пётр соскочил с коня ещё на ходу, быстро оценил обстановку и приказал:
   – Я спущусь по лестнице, но с ребёнком на руках подняться по ней непросто. Степан, Ермолай! Быстро готовьте канат с ведром, а ты, Стёпа, приспособь бревно потолще, будешь через него тащить нас канатом вверх.
   В общем, справились. Повезло тем, что яма была не очень глубока и на дне ещё мало натекло воды, которая смягчила падение ребёнка. Вытащили мокрого малыша, дрожащего от испуга и холодной воды.
   – Катюша, успокойся и не кричи! Всё, дай Бог, обойдётся. Пусть Лиза  – она лучше знает – осмотрит Петю, переоденьте его и надоть растереть крепкой дымкой. Ермолай! У те;бе есть?
   – Это горелка? Нет, но я смотаюсь к Матрёне Ерофеевой, у ней завсегда есть!
   – Катюша! Если будет жар, привезу из города лекаря… Холера нас обошла, и зарас с Божьей помощью справимся. Чего только с этими мальчуганами не бывает! Я, вон, маленьким, и с крыши падал, и с коня, а ты, помню, тонула…
   – Дык, ты же мене и спас! – улыбнулась, наконец,
Катя.
   Пётр обнял её.
   – Небойсь, коханочка! Всё будет хорошо.
   Обошлось. Мальчугана растёрли «горелкой», заварили чай с липовым мёдом, укутали. Кости все целы, а ушибы и царапины для казака – не раны!
Сели Пётр с Катей на приступочки своей хаты, обнял он её за плечи, а она, опершись руками на его согнутые колени, склонила голову ему на плечо – сидят, как голубки на жёрдочке.
   – А давай-ка, люба моя, песню заграем!
   – А давай! – улыбнулась Катя, И понеслось над станицей в два голоса:
     «Как на энтой, да ой-да, на долинке-е,
       На широ-окой, ой-да, луговинке-е,
       На мягко-ой траве, ох!
       На лазо-оревой, …»