Станица 2 часть 5

СТАНИЦА 2 НЕИСТОЩИМАЯ ВЕРА КАТЕРИНЫ
ЧАСТЬ 5

  И ВОТ ОНА – БИТВА!

   В начале  года командир вновь образованной из Волгских полков бригады Кавказского линейного войска полковник Евдокимов собрал совещание и объявил:
   – Наши лазутчики донесли, что Шамиль отправляет большой отряд своих воинов в направлении Пятигорья, как наиболее удобного места для прохода в Закубанье.  Он хочет соединиться с враждующими с нами адыгами (а там же и черкесы, и абхазы) и присоединить их к своему Имамату. Шамиль в захваченных поселениях, мы знаем, поступает жестоко. Проходя через Кавказские Минеральные Воды, он может надолго вывести курорты из строя, а они для государя имеют высокое, если хотите, международное значение. Перед нами поставлена задача ни в коем случае этого не допустить. Прошу, господа командиры, высказаться. Есаул Кандауров, ваши предложения!
   – Я думаю, ваше высокоблагородие, что перво-наперво надоть – простите, надо – восстановить и расширить те фортификационные сооружения, которые мы десять лет назад устроили на местных возвышенностях. Нужны пушки. У нас их нет – есть парочка старых, которые стоят у бывшей гауптвахты крепости, их можно переместить на взгорье Машука, где был арсенал крепости ещё в прошлом веке. Но у нас нет батарейцев и боеприпасов…
   – Есаул, что вы кончали?
   – Простите, не понял.
   – Где вы учились?
   – Нигде, ваше высокоблагородие. Моим учителем был полковник Чайковский.
   – А, понятно, – с лёгкой улыбкой сказал Евдокимов, – известный фортификатор. Продолжайте.
   – Для усиления личного состава нашего отряда казаков, думаю, следует мобилизовать  могущих нести службу отставных солдат, поселившихся в наших слободках, и привлечь госпитальную и инвалидную команды из подчинения Строительной комиссии, а также военно-строительные роты.
   – Что ж, мысли зрелые. Так и поступим. Подготовьте соответствующий приказ, – обратился он к своим штабистам, – и направьте дополнительно роты две (посчитайте, сколько надо) на наиболее важные участки. Командовать операцией назначаю… Это позже скажу…
   
   Всё так и сделали. Вышло войско на позиции. Солдаты с ружьями в окопах  напряжённо ждали противника. На улицах города даже построили баррикады из брёвен, повозок, старых экипажей, ящиков, а казачки с детьми на несколько дней ушли за церковную ограду.
   Пётр со своим отрядом был в первых рядах и ждал.
Ждал сигнального выстрела одной из пушек восстановленной им маленькой батареи на отрогах Машука, а батарейцы, в свою очередь, непрерывно смотрели на Золотой курган, где должны были зажечь огонь при появлении неприятеля.  И вот…
   – Слышь, Петро? Бухнуло. Татары идут!
   – Да слышу, не глухой. Мишаня, ну-ка залезь повыше, глянь, далеко ли, много ли?
   – Да! Як аселедець в бочке, толпа. На конях, за ними бестарки со снабжением, видимо. О! И пушки, кажись, есть.
   – Казаки-и! Товсь! Ждём дистанции выстрела, солдаты встретят, за ними наш черёд!
   Вот оно! Всегда перед боем сердце трепещет, дрожь пробегает от макушки до пяток. Но страха нет, есть нетерпение битвы, когда встречаешься с противником лицом к лицу.
   Зазвучали команды армейских офицеров:
   – Заряжай! Цельсь! Пли!  … Заряжай! Цельсь! Пли! …
Умеют стрелять солдаты! Первые ряды «татар» поредели – у кого конь пал, кто сам свалился… Вторые ряды, выхватив шашки, с дикими криками помчались вперёд.
   – Сотня! Пики к бою, шашки наголо! За веру, царя и Отечество, лавой – Урра!
  О-о-о! «Смешались в кучу кони, люди…!»  Вот только залпов тысячи орудий не хватало – свои русская армия не успела выставить, а у отряда горцев какие-то пушки были в арьергарде, но они пригодились бы им в случае осады, а в таком быстром бою  оказались бесполезными. 
Атака отряда Шамиля была яростной, но неожиданное появление на его флангах резервных рот сорвало наступление.


   Пётр бил направо и налево, отбивая чужие удары и нанося свои. Хорошо, когда противник рядом – вот он! Ты видишь его. Но… пуля – дура, она летит издалека. Пётр неожиданно, замахнувшись на очередного соперника,  почувствовал удар куда-то ниже груди, второй – в ногу. Успел заметить в череде отступавших всадников, которые, на ходу, обернувшись назад, стреляли из ружей и пистолетов,  успел подумать – «Знал же, что чечен на коне с ружьём опаснее, чем с саблей», как конь под ним пал, а он, перевернувшись, оказался на земле и потерял сознание. Степан видел это. На коне подскочил к Петру, нагнулся и, схватив за шиворот, рывком закинул его на загривок своего коня, повернул  в обратную сторону, и в этот момент…
Да, и в этот момент ощутил на шее накинутый на него аркан, которым сдёрнули его с коня. Падая, ударился головой о камень,  и чёрная пелена закрыла ему глаза.

ПОЛОН.  СУДЬБА СТЕПАНА

   Очнулся – лежит с завязанными ногами и руками в открытой бестарке на соломе, рядом  - Пётр. Черкеска на нём расстегнута, бешмет весь в крови, но на ранах повязка. Подумал: «Надо же! Татары раны перевязали. Выходит, набег мы отбили, а самих взяли в полон… Дела-а, ёж твою в корень! Шо робыть? Как-то надоть убегнуть…. Башка гуди-ит!» Бестарку качает по неровной дороге, Пётр при каждой встряске стонет. Огляделся. Подъезжали к горной речке, через которую был проложен довольно узкий мост. Некоторые на конях переходили вброд. «Ага – вода коню по брюху, видать, не особо мелкая» Мелькнула в голове мысль, и, сказав: «Петро, держись, я тебя вытащу!», дождался момента, когда находились примерно на середине моста, волчком перекрутился,  прямо с телеги упал в речку, и понесло его течением.
   Эх! Однако «татары» не дремали – по обоим берегам поскакали вперёд, да и всё-таки перехватили Степана. Вытащили из воды, надавали ему, мягко говоря, тумаков и насквозь промокшим закинули обратно в повозку.
   Ехали долго, и, наконец,  въехали в аул, где Степана с Петром перетащили в саклю, поместили в тёмный закоулок, приспособленный, видимо, для скота. Верёвку от связанных ног просунули через отверстие в соседнее помещение и там, как понял Степан, привязали.
   Наступила ночь. В мокрой одежде Степана трясло от холода. Пётр, опираясь на стенку, сел.
  – Степан, сними черкеску, бешмет и надень мои. Они сухие, хоть согреешься. Я помогу – у меня ж руки не связаны. А твои мокрые и холодные приложу к ранам – болят так, шо терпежу  не хватает.

   Утром вошёл крепкий на вид «татарин», принёс по куску лаваша и какого-то напитка, а потом, сняв верёвку с ног Степана, схватил его за шиворот, приподнял  и на ломаном русском прокричал:
   – А ну вставай! Ходи – наиб требует!
Наиб встретил их в своей сакле, сидя на подушках,  в окружении трёх своих вооружённых мюридов. По-русски говорить практически не умели. Степан из-за головокружения и ощущения постоянного бьющего по вискам гула не мог понять, о чём его спрашивали,  что говорили. «Ты такой воин, да ещё офицер…»        Один из мюридов схватил его за грудки, тряс и что-то кричал, (Степан понял так, что его ругали за неуважение, типа: «Почему молчишь? Почему не отвечаешь наибу?»),  а потом размахнулся и ударил его по лицу. Степан сразу как бы протрезвел, повернулся к тому, который привёл его, и сказал:
   – Передай наибу, что, если этот ещё раз ударит меня, я его убью!
   Как перевели наибу эти слова, Степан не понял, но те засмеялись, а он, ещё раз услышав в разговоре слово «офицер», вдруг понял, что его приняли за Петра – на нём же была его одежда! «Нет, – подумал, – я им Петра не выдам, начнут мучить, а ему плохо, не выдержит»
   Толмач после каких-то слов наиба перевёл:
   – Почему, говорит, черкеска у тебя накинута на плечи? Это – неуважение наибу?
   – Переведи: Как я продену руки в рукава, коль они связаны?
   Опять засмеялись, развязали. Толмач продолжил:
   – Наиб предлагает тебе перейти на службу имаму Шамилю. Мол, ваш Атарщиков перешёл к нам, командует особым отрядом. А ещё будут деньги, земля, дом построим, рядом уже гребенские казаки, которые нам служат, поселились.
  Вскипело сердце у Степана от этих слов.
   – Да чтобы я?… Это как?! Да чтобы я…  пошёл служить вам, собакам?! Да чтобы я пошёл против своих?! Не бывать этому! – и смачно плюнул.
   Ну, уж! Взвился тот, который стоял рядом, и ещё раз ударил Степана в живот и голову.  Этого он снести уже не мог! Руки-то свободны! Развернулся и…  «Эх! Где наша не пропадала?» … мощный резкий удар между глаз повалил мюрида замертво. Успел крикнуть: «Я ж предупредил!», и последнее, что увидел, это взмах шашки того, кто стоял рядом с наибом…


ПОЛОН.  СУДЬБА ПЕТРА

   – Ассалам алейкум, наиб Саид! Дозволь войти.
В двери стоял старшина (временный атаман)  новой станицы  гребенских казаков, переселившихся в эти места.
   Наиб сидел в своей жёлтой чалме и серебряными бляшками на плечах.
   – Проходи, старик. Что ты хочешь?
(Разговор шёл на «татарском» языке, так как гребенские казаки, поселившись несколько веков назад у Гребня – то есть, хребта Кавказских гор, прекрасно знали  местный язык. И, как бы бахвалясь, на нём разговаривали иногда даже между собой)
   – Наши очень недовольны тем, что ты казнил пленённого казака.
   – Он же при мне убил моего мюрида1
   – Но, мы слышали, он предупредил, что убьёт, если ещё раз ударит его. И ты разрешил бить пленного казака? Имам Шамиль, которого мы чтим, учил быть милосердными к пленным, а уж казнить, даже предателя, запрещал без совета с ним. Думаю, он будет очень недоволен тобой.
   – Ладно, старик, мы погорячились. Что ты хочешь?
   – Дозволь похоронить его по их законам, а не бросать тело храброго воина шакалам.
   – Ладно,– подумав, сказал, – согласен. Всё?
   – Нет. Отдай нам второго казака. Он у вас помрёт, а мы его вылечим, поставим на ноги, а дальше – твоя власть.
   – Якши. Забирайте.
   – Деле реза хийл.  (Да будет доволен тобой Бог)

Похоронили Степана на окраине станицы по всем православным правилам – и священник отпел, и крест поставили. А на кресте, как на раменах (плечах), закрепили красную его черкеску.

   Совсем обессиленного Петра перевезли в станицу в хату старшины Егория.
   – Быстренько приведите нашу знахарку бабуку Марьяну, да и к отцу Макарию сходите – он же на лекаря раньше учился.
   Собрались все, кто мог помочь. Раздели Петра для осмотра.
   – Так, ясно – в живот пуля попала. Переверните. О, на спине тоже дыра. Это хорошо.
   – Что ж хорошего, батюшка?
   – А то и хорошо, что пуля насквозь прошла. Значит, внутри её нет. А то б совсем худо было! Так что рану мы вылечим, правда, бабука Марьяна?
   – Знамо дело, отец Макарий, подлечим, подкормим… Даст Бог, казак выдюжит! Не такой старый – кажись, справится. А гля, какой перстень у него! По одёжке не скажешь, что из знати, аль богатеев. Може, за него выкуп большой дадут?
   – Не о том думаешь, бабука. Вылечим – може, сам расскажет. Но ясно одно – татары перстень не видели, а то бы ни за что нам казака не отдали. Поэтому даю вам строгий наказ: никому… повторяю – никому!… про этот перстень не говорите, даже самым близким!  А пока на кисть наложите повязку – как будто там рана.   С коленкой дела хуже: пуля застряла в кости. Попробую выколопнуть, но, по любому, казак останется хро;мым. 
 
  Промыли чачей раны, смазывали их каждый день мёдом с разными травами, поили настойками и отварами, а для восстановления сил от потери крови давали лёгкого виноградного вина и гранатовый сок. Постепенно Пётр пришёл в себя и, хоть хромая, начал ходить и, поскольку он был всё же мастером на все руки, в меру сил, помогал своим, как он их называл, в разных домашних делах. О себе же не говорил ничего, как будто потерял память. Сказал только, что был с ним товарищ. Очень сокрушался, когда ему рассказали о гибели Степана и попросил показать его могилу.
   – Пойдём, посмотришь, где он лежит. Там на кресте мы повесили его черкеску.
   Пришли. А где черкеска?!  Искали вокруг, за камнями, деревьями, в кустах – нет черкески! Подумали на двух забулдыг станицы – всегда пьяных бездельников и попрошаек. Оказалось, и они ничего не знают. Во дела! Расстроился Пётр, даже от еды отказывался. Но всё равно, так никому и не сказал, кто он, откуда и почему черкеска ему так дорога.
   Как-то собрались у отца Макария Егорий и пара доверенных казаков.
   – Плохо дело, братцы: мало того, что мы не знаем, кто он такой и откуда, так его вот-вот потребует наиб Саид. И что с ним дальше будет? А наши его уже полюбили. Жаль, ведь! Може, соберём деньги да выкупим его?
   – Да, где там? У нас на это дело не наберётся. Саид много запросит или отдаст Шамилю, а тот уж точно решит, как этим воспользоваться. Ума не приложу, как поступить!
   – А я знаю: давайте устроим ему побег! Перевезём тайно в старую станицу, там ногайцы близко, они помогут!
   – Ну, ты даёшь! Нас наиб обвинит в предательстве, да и казнит! Пусть пока полежит, не ходит, пусть думают, что ещё болен. А мы покумекаем.

Ну, вот. Пока они будут «кумекать», а мы попытаемся найти, куда же делась черкеска?