роман Офицер трилогии Благодарю... Гл. 8

Глава 8.
Олимпиада

Наверное, благодаря предстоящей Олимпиаде, в моду стал входить белый цвет. Я заранее приготовилась: белые брюки уже сшиты, наготове была модная белая блузка и необычная белая же юбка, пышная, с присборенной внизу оборкой. Талию подчёркивал тёмно-синий пояс с белой пряжкой. Деревянные босоножки изменила – тесёмки сделала из того же синего материала, что и пояс. Вскоре на моё счастье попался дешёвый белый пиджак. Я была наверху блаженства – Олимпиаду встретила во всеоружии…
    
Москва давно готовилась к Олимпиаде. Сначала расселили хозяев частных домов и очистили территорию от устаревших строений. Быстро, как грибы после дождя, росли многоэтажные современные здания, город преображался и становился более западным. В центре приводились в порядок дворовые территории, убирался лишний хлам, насаждались деревья и кустарники, появилось больше клумб.
    
Отстраивался целый городок – Олимпийская деревня, в которой предстояло жить иностранным спортсменам и журналистам. После Олимпиады деревню заселят москвичи. Правда, считалось, что квартиры там некомфортабельные, ведь в планировке использовались типовые гостиничные номера… 

Поскольку в нашей системе работали надёжные люди (КГБ проверяло до третьего поколения всех родственников потенциальных претендентов на места), то поступило предложение от Моссовета – тем, кто желает работать на Олимпийских объектах, подать свои заявления. Набор осуществлялся в строящийся по соседству огромный гостиничный комплекс “Измайлово”. Он строился по принципу символа Олимпиады-80: три кольца внизу и отдельно два кольца вверху сцеплены между собой. Два корпуса, соединённые между собой, и поодаль отдельно друг от друга стоят ещё три. В гостиницу требовались: официанты, бармены, повара, горничные, люди в службу приёма гостей и работники других служб гостиницы.
    
Я гордилась за свою страну, которая принимала гостей со всех концов Земли… Расстраивалась, что не могу принять в ней непосредственное участие. Дело в том, что я отработала в институте ровно столько, сколько училась в техникуме и надеялась, что по истечении срока каторга закончится. Все попытки уйти раньше заканчивались безрезультатно. Когда на этот раз я обратилась к заведующей, она опять пришла в бешенство – никуда тебя не отпущу, даже не мечтай! Три года положено отрабатывать, и я как миленькая буду отрабатывать. Иначе она грозила теми же карами, что и в прошлый раз. Я же хотела договориться по-человечески, мирно – это честно, если отработаю ровно столько, сколько училась. И потом, я больше не могу работать за такие деньги, мне не хватает на жизнь. Светлана Васильевна рассмеялась своим железным смехом мне прямо в лицо: “У тебя есть родители!”. А при чём здесь родители? Если бы она знала моё положение в семье…

А мне и одеться хочется, и вкусненькое что-нибудь покушать, и косметику купить, да мало ли чего ещё. Такого случая, как сейчас, больше не представится, следующая Олимпиада будет через 100 лет. А сейчас можно неплохо заработать. На Олимпиаде наверняка понадобятся переводчики, и я вполне могу проявить свои знания по этой части и работать с поляками. Достаточно немного поучиться на курсах,тем более я понимаю его через слово уже сейчас. И еще я мечтала с кем-нибудь познакомиться, с поляком, или с болгаром, ну дальше я не заглядывала, потому что это было почти нереально, даже в условиях Олимпиады. К тому же я горела желанием отразить все нюансы Олимпиады в дневниках. Достоверные сведения очевидца могли мне пригодиться в дальнейшей жизни, если вдруг когда-нибудь я бы стала писательницей или журналистом. Поэтому мне очень нужно было лично участвовать в этом событии мирового масштаба.      
   
Заведующая не хотела ничего понимать. Она утверждала, что работа лёгкая, и поэтому малооплачиваемая. Ну конечно, лёгкая –  засадит на неделю на обработку книг за пишущую машинку, и я строчу весь день. Голова болит, пальцы ломит от ударов по клавиатуре и тяжело физически, целый день в статическом и умственном напряжении. Даже машинистки меня жалели – они за каждый отпечатанный лист имеют деньги и зарабатывают 150 рублей, а я за 70 рублей делаю больше, чем они. Где справедливость? Да ещё эта грымза стоит надо мной, девчонки сами себе устраивают перекур, а я не могу. Заведующая даже сделала замечание, как мне не стыдно вести меркантильные разговоры о зарплате, все же видят, как я одеваюсь. Правильно, одеваюсь хорошо. Но всё сделано по моим эскизам и сшито собственными руками. Если что-то из маминого гардероба устаревало, я искусно переделывала под себя и оно смотрелось как новое, дорогое и модное… Вспоминала слова Миши: когда ты без денег – ты унижен. Бывало такое, что считала копейки на транспорт – хватит или нет на автобус до получки?.. Ирина, с которой вместе пришли работать в институт, давно получала нормальные деньги. Самая настоящая дискриминация.
   
Переживала о несбыточной Олимпийской мечте и плакала в подушку. Сейчас как раз нуждаются в работниках, оплата тоже должна быть соразмерна форуму. Опять переживала о том, что близость к грандиозному событию и определённое участие в празднике впоследствии могло отразиться в записях, но мы предполагаем, а жизнь в данном случае в лице садистки Светланы Васильевны – располагает. Великое событие проходит мимо меня!  Пришлось смириться с тем, что ни одежду не куплю, ни сапог, на курсы польского языка не устроюсь. А я планировала, окончив курсы, отработав на Олимпиаде, и хорошо себя проявив – работать в дальнейшем в Интуристе с зарубежными гостями, переводчиком в издательстве или в дипломатическом корпусе. Все планы рухнули!
 
Чем ближе Олимпиада, тем красочнее становилась Москва, преображаясь прямо на глазах – в центре появилось много ярких иностранных новшеств. До того люблю всё иностранное, что воспринимаю это как личный комплимент. Накануне по всему городу расставили киоски круглой формы с замысловатой конфигурацией крыши ослепительно-жёлтого цвета с нарисованной здоровой банкой “Кока-колы”. Чуть позже в меньшем количестве в центре появились аналогичные ярко-оранжевые киоски с “Фантой”. Излишне говорить, что все мечтали попробовать иностранные напитки.               

В институте царило оживление в связи с уходом в гоcтиницу “Измайлово” некоторых сотрудников, я по-доброму им завидовала. Из счастливчиков была Таня из копировального цеха. Таня – институтская красавица и я полагала, что теперь она сделает неплохую карьеру. С её внешними данными в гостинице на одном месте не засидится, однозначно поднимется вверх. Таня хотела работать официанткой. Да, именно в этом качестве я её и представляла! Но только не в этом жутком копировальном цеху, где вредные условия труда, тяжёлая работа и мизерная зарплата. Даже её коллега, тихоня Надя, решила уйти. Она тоже, как и Таня, с десятью классами образования и в институте ей, конечно, ничего не светит. Но мне казалось, что скромная Надежда не вписывается в праздничную атмосферу гостиницы. И совсем был конец света, когда об увольнении заявила Валентина Алексеевна, отработавшая в нашей системе 20 лет.

Замотанная домашними делами и заботами о дочери и муже, всегда скромно одетая, она тоже не смотрелась бы гармонично в интерьерах современного гостиничного комплекса. Но она ушла из духа противоречия. Потому что много лет назад, несмотря на хорошее образование, её запихнули в самую настоящую дыру и никак не хотели переводить на другое место… Все ахнули, когда она объявила о своём решении. Потому что пословица – “незаменимых людей нет”– в данном случае не сработала. Начальники озадачились, и головная боль долго беспокоила их. На то оно и начальство, чтобы не только иметь  привилегии, но и что-то решать, в том числе и с головной болью…
А девчонки прекрасно устроились! Кто имел телефоны, с ними созванивались и оповещали всех, что Надя и Валентина работают на приёме гостей, а Таня, как и хотела, – официанткой в ресторане.

Перед Олимпиадой руководство собирало коллектив и внушало – во время проведения Олимпийских игр на улицу рекомендуется не выходить, лучше сидеть дома, возможны террористические акты.
В институте распределяются билеты по 3-4 рубля, и не все в состоянии купить. Скидка 70 процентов, стоят они от 15 до 25 рублей. Я совершенно без денег, мама забирает всё подчистую, но отказать себе не могу, лучше поголодаю… Представляю, сколько будут стоить билеты у спекулянтов. Но к ним, вероятнее всего, билеты не просочатся, потому что распределение идёт по предприятиям, в открытую не продаются вообще. Предприятия, наверняка, задействованы такие же режимные, чтобы публика на трибунах сидела надёжная. Маразм – простой человек на Олимпиаду не попадёт. Но даже из нас не все могли выложить за билет такую сумму.

В магазинах продавцы вдруг стали вежливыми. Вот ведь противная русская черта – показуха. Как будто они всегда такие. Мол, сервис не только на Западе, но и у нас… Товаров в магазинах появилось, как при коммунизме – глаза разбегаются. То ли из-за того, чтобы перед иностранцами повыпендриваться, что мы тоже кое-что могём, то ли иногородние остались дома, ведь въезд в Москву накануне и во время Олимпиады иногородним запрещён… В центре благодать – свободно! – в  метро, на улицах, в магазинах. Только чересчур много милиции. Очереди есть, но маленькие. Лица у москвичей радостные, потому что такого дефицита они 20 лет не видывали. В обычное время трудовая Москва работает, ей некогда стоять в многочасовых очередях. Я ходила между прилавков, заваленных дефицитом, и чуть не плакала – столько всего модного, красивого, добротного, совершенно по сходной цене, а у меня нет денег. Накупить можно на 20 лет вперёд, что многие и делали. Домой приезжала, как побитая, и запрещала себе мечтать.
    
Слёзы высыхали на моих щеках только после того, как включала приёмник – советские эстрадники вдруг запели в западной манере, и каждый раз удавалось услышать что-нибудь эдакое, от чего потом весь день ходила счастливая: “Ну, наконец-то, проснулась матушка-Рассея!”. Пугачёву почему-то не стало слышно, хотя её “Арлекино” – самая модная песня. Лещенко запел по-новому. Из полуизвестных стали больше петь Юрий Антонов и появился Валерий Леонтьев.
   
Представители комсомольской организации института посетили библиотеку и предложили нам с Ириной поездку:
– Есть туристическая путёвка в Олимпийский Киев. На семь дней. Стоимость 90 рублей.
Мы обе хором отказались:
– Да вы что, у нас таких денег нет!
Узнавали у своих подружек, оказывается, все отказались, несмотря на то, что получают в два раза больше меня. К тому же наверняка деньги  родителям, как я, не отдают. Если бы у меня была зарплата, как у Ирины – 100 рублей, я бы согласилась. Ведь это так здорово: во-первых, Киев! Во-вторых, здесь в Олимпиаду будем сидеть взаперти – обычный рабочий день. А там – гулять, смотреть, присутствовать. Ну и конечно, шанс показать себя и посмотреть на других, познакомиться с кем-нибудь, ведь я так этого ждала и надеялась… Сижу за рабочим столом, перебираю читательские формуляры и переживаю, понимая, что упускаю ещё одну возможность. И всё из-за этих проклятых денег…
   
Через четыре дня опять приходит та же агитатор из комсомольской организации и говорит:
– Девочки, а если сделают по 30 или 40 рублей, поедите?
Я сразу говорю:
– Конечно!
А Ира говорит:
– Если по 40, то я не поеду, а по 30 – соглашусь.
Группу набрали быстро. Дома родители недовольны:
– Это только путёвка стоит, а ещё билеты. И тебе туда деньги надо дать, а их и так нет. Не знаем, чем ты думаешь, какие могут быть поездки.
    
Но я не могу отказать себе в туристической путёвке и пытаюсь доказать им:
– Ребята, но это же Олимпиада, она наверняка будет единственный раз в моей жизни, я не могу упустить такой шанс.
– Ты только о себе думаешь. А что мы тут без тебя будем делать? Откуда мы знаем, где ты там будешь спать и есть? Ведь ты не совсем здорова. Ты должна всегда находиться дома, под присмотром... И даже разрешения не спросила! Прямо нахалка высшей марки, да и только. Как будто она одна и у неё нет родителей! – возмущается папа.

– Мне 20 лет, какое разрешение?
– А то, что ты зарплату не дашь, это как, по-твоему? Денег-то у нас нет, –                теперь наступает на меня мама.
– А у нас их никогда нет.
– Вот потому что ты так легкомысленно относишься, мороженое у тебя, кино,                бары.
– Мороженое мне давно покупает Саша и в кино водит. А в баре я бываю два-три раза в год. Если за один раз куплю по 2.70  коктейль, не думаю, что этим вас разорю.
– Разоряешь! За 2.70, знаешь, сколько колбасы можно купить?

Всё пустое! Как надоели бесконечные бесполезные разговоры. Почему-то все хотят меня закомплексовать: на работе тем, что нужно работать, не покладая рук, и быть благодарной Родине, что платит гроши, ведь меня учили в школе и техникуме, плюс бесплатная медицина. Дома внушается, что жить надо скромно, поскольку зарплата мизерная – никаких баров, никаких сластей, не маленькая, никаких лаков для ногтей, всё это очень накладно. А тут ещё абсолютно ненужная поездка. И показное волнение за моё здоровье – ау, мама, где же ты была, когда меня угоняли в колхоз? Что-то ты тогда не вспомнила, что твоя дочь не совсем здорова…
    
От радости летала по институту и по квартире – скоро поеду в Киев! Хоть что-то перепало от казарменной системы. Ура!
Саша огорчался, но старался не подавать виду. Наплывы близких отношений шли волнообразно, как правило, они совпадали с отсутствием родителей дома. А это бывало не так часто. Тем более, из больницы вышла бабушка и мешала общаться – вылупится на нас и смотрит, не спуская глаз.
За неделю до Олимпиады я написала Коше в Чехословакию о  приготовлениях Москвы к встрече гостей: в метро диктор говорит по-английски и везде расклеены дублирующие надписи на английском, в городе много милиции, просто завались – понагнали со всего Союза…