Из старой записной книжки 167

        ИЗ  СТАРОЙ  ЗАПИСНОЙ  КНИЖКИ /167/.


     Ничто так не напоминает Олегу Ефремовичу о быстротекучести жизни, как стремительно убывающие рулончики туалетной бумаги из недавно купленной им упаковки.

                ЖОРА-БАСКЕРВИЛЬ.

     У моего друга есть дочка Глаша, бизнес-вумен. Возможно, по чьим-то меркам она и не очень богатая, а по-моим – ого-го.
     На первые свободные деньги (как говорят  бизнесмены: «с первого грабежа») Глаша построила в рекреационой зоне возле реки шикарный дом посреди роскошного участка паркового леса, в гуще таких же шикарных домов и элитных участков.
     Весь этот шик-модерн стерегут видеокамеры, «пультовая» охрана и огромная псина Жора, помесь кане-корсо и гиены, и по виду, и на деле совершенно лютый и необузданный зверь, из-за которого я так и не смог ни разу толком погостить на Глашиной фазенде.
     Лютость и необузданность псюры не смогли сломить ни папины суровые, хотя и половинчатые, наказания («папа» - это Глашин муж Арсентий,  обритый, в разноцветных татуировках, качок, которого Жора отчасти выделяет из толпы людишек), ни крики и вопли «мамы», ни поочерёдно нанимаемые дрессировщики. Вместе с тем, как оно всегда и бывает, Жорика нежно любят и Глаша, и Арсентий, и отец Глаши, мой друг Степан Анатольевич, и его супруга Ада Львовна. Да и как же им его не любить, коль они собачатники?
     С самого начала я назвал это чудовищное порождение собачьей селекции Баскервилем, а Глашино поместье Баскервиль-холлом. Название польстило хозяевам и привилось.
     Сегодня, когда Стёпа гостил у детей в Баскервиль-холле и прислал мне фотографию Жоры, сидящего на заднице с видом задумчивым и угрюмым, я совершенно не умилился, как ожидал друг, а подумал, что, наверное, Баскервиль случайно сожрал своего хозяина Стэплтона и теперь грустит, кто же будет кормить его на Гримпенских болотах, зловещие трясины которых притаились меж зловонных пустошей Дартсмура.*
     *То есть, наоборот: «зловонные» меж «зловещих».