Почему стоит дожить до вторника

У каждой лошади— своя повозка. И у каждой повозки — своя,невидимая другим, бабочка.               



Ее звали Лира. И вся ее жизнь была похожа на один долгий, счастливый галоп. Она была цвета спелой каштановой скорлупы, а глаза ее, большие и добрые, походили на теплый янтарь. Лира резвилась в изумрудных полях, чувствуя, как ветер запутывается в ее гриве, а ласковое солнце целует спину.
Ее желания рождались так же легко, как одуванчики по весне. Захотела прохлады — вот уже ручей звенит у копыт. Захотела компании — вот уже бабочки порхают вокруг. А однажды, когда набежала тучка и ей стало чуть-чуть грустно, она всем сердцем захотела нежности. И словно в ответ, из тропинки у опушки вышел старик-пастух. Он подошел, не спеша протянул руку и начал гладить ее шелковистую гриву. «Ах ты, моя хорошая, — прошептал он хриплым голосом, полным тепла, — не печалься, солнышко скоро выглянет». Она почувствовала, как его ладонь согревает ее лучше любого солнца, и сердце ее наполнилось благодарностью. Она не успевала загадывать желания, как они исполнялись, и мир казался бесконечной, щедрой долиной.
А потом что-то произошло.
Это «что-то» было не громом с ясного неба, а тихим, почти незаметным изменением. Сначала исчезли бабочки. Потом ручей, не высохший, а будто потускневший, перестал звенеть так мелодично. Солнце стало припекать, а не ласкать. Старика-пастуха она больше не видела. И однажды утром Лира поняла, что не может вспомнить своего последнего желания. А когда попробовала родить новое — оно, тяжелое, как речная галька, упало у ее ног и не исчезло.
Так у нее появилась повозка. Не настоящая, деревянная, а та, что она чувствовала за собой — невидимая, но от этого не менее тяжелая. Это была повозка неосуществленных желаний. Желания больше не улетали, как пух одуванчика; они ложились в эту повозку грузом: желание допрыгнуть до той дальней ракиты, желание найти ту самую сочную травинку, желание снова почувствовать ласковую руку и доброе слово. Повозка становилась все тяжелее.
Теперь Лира уже не бегала. Она ходила по тем же полям еле-еле, волоча за собой невидимую ношу. Ноги ее гудели от усталости, спина была напряжена. Она смотрела на тот же простор, но видела не свободу, а бесконечный путь. Ее карие глаза, прежде сиявшие, теперь были наполнены тихой грустью и недоумением. Зачем бежать, если желание все равно не исполнится, а лишь прибавит тяжести?
Однажды, когда осенний туман стлался по полям и делал мир призрачным и мягким, Лира остановилась. Ей было слишком тяжело делать даже шаг. Она просто стояла, опустив голову, и смотрела на поблекшую траву. И тогда она заметила маленького жеребенка. Он был неуклюжим, с длинными ногами, и он изо всех сил пытался догнать улетающий по ветру сухой лист. Его собственное, простое и горячее желание — поймать эту трепетную игрушку — витало в воздухе, как когда-то желания Леры.
И случилось странное. Лира, сама того не ожидая, тихо зафыркала. Это был слабый, почти забытый звук одобрения и поддержки. Жеребенок испуганно поднял на нее взгляд, а потом радостно завилял хвостом и подбежал к ней, тыкаясь мягкой мордочкой в ее плечо.
И Лира почувствовала, как одно из самых старых и тяжелых желаний в ее повозке — желание нежности — вдруг перестало быть грузом. Оно не исчезло, не исполнилось волшебным образом. Оно просто... растворилось, превратившись в ответное тепло, которое потеплело у нее внутри и заставило ее мягко коснуться губами взъерошенной гривы малыша.
Это не стало возвращением молодости. Она не помчалась по полю, сбросив всю ношу. Нет. Но она поняла, что повозка была тяжела не самими желаниями, а ее верой в их тщетность. И что иногда, чтобы желание перестало быть грузом, его нужно не тащить за собой, а просто... отпустить навстречу кому-то другому, подарив ту самую нежность, которую когда-то получила сама.
Лира не стала снова легкой и быстрой.
Но она перестала быть просто уставшей лошадью с повозкой. Она шла дальше, и теперь за ней тянулась не только тяжесть, но и тихий, неяркий свет того единственного желания, которое нашло свой выход.
А потом пришла зима. Поля, когда-то изумрудные, укрылись белым, безмолвным покрывалом. Тишина была такой густой, что, казалось, можно ее коснуться. И в этой тишине ее старая, отягощенная повозка скрипела уже не так громко. Однажды вечером, стоя под ясным холодным небом, усеянным звездами, Лира подняла голову. Ее добрые карие глаза, в которых усталость смешалась с покоем, смотрели в бесконечную высь.
И тут не прозвучало громогласного ответа с небес. Не появилось ангелов и не загорелись знамения.
Ответ пришел изнутри, как тихое знание, которое всегда было с ней.
Он состоял не из слов, а из ощущений. Из памяти о том, как ее грива трепетала на ветру. Из вкуса той самой сочной травинки. Из тепла руки пастуха на ее шее. Из доверчивого прикосновения мордочки жеребенка.
Зачем она здесь?
Не для того, чтобы тащить повозку или чтобы повозки не было вовсе. И уж точно не для того, чтобы вечно скакать по полям, не оставляя следа.
Она здесь для того, чтобы чувствовать.
Чувствовать тяжесть — потому что она измеряет цену каждой пройденной версты. Чувствовать усталость — потому что она свидетельствует о проделанном пути. Чувствовать холод звездной ночи — потому что он оттеняет тепло того единственного солнечного луча, что упадет на нее завтра утром.
Ее жизнь — это не галоп по полю исполненных желаний. Это путь, на котором есть и солнце, и дождь, и ноша, и моменты невыразимой легкости, когда ты даришь кому-то то, в чем нуждаешься сам.
Она здесь, чтобы быть свидетелем. Свидетелем красоты этого мира — и той, что кричит от избытка красок, и той, что шепчет из-под покрова снега. Чтобы своим дыханием согревать морозный воздух. Чтобы оставлять на снегу отпечатки своих копыт — знак того, что здесь кто-то прошел, кто-то жил, кто-то чувствовал. ;
И в этом — ее предназначение. Не в том, чтобы избавиться от повозки, а в том, чтобы научиться нести ее с достоинством, находя в пути то, что делает ношу легче: камешек-утешение, веточку-надежду, каплю росы-нежность.
Лира опустила голову и сделала шаг. Потом еще один. Повозка поскрипывала, снег похрустывал под копытами. Она шла не потому, что знала, куда придет. Она шла, потому что была жива.
И вдруг она почувствовала запах.
Сквозь колючую свежесть января, из-под глубокого снега, пробивался едва уловимый, сладковатый запах прошлогодней сухой полыни. Тот самый запах, что наполнял летние вечера, когда она бегала по полям беззаботной. Этот запах был как забытый ключ, который на мгновение приоткрыл дверь в ту самую, прежнюю жизнь.
И в этот миг к ней пришло не великое знание, а простое, ясное чувство. Оно было похоже на ту самую ласковую руку на ее гриве.
Она шла не для того, чтобы повозка исчезла. Она шла ради этих запахов. Ради вкуса первого весеннего клевера, который она обязательно найдет, когда снег растает. Ради того, чтобы однажды снова услышать ласковое слово — может быть, от того же пастуха, а может, от совсем незнакомого человека, который так же нуждается в утешении. Ради теплого ветра, который снова запутается в ее гриве, пусть даже она будет идти шагом, а не нестись галопом.
Зачем она здесь?
Чтобы встретить завтрашнее солнце.
Потому что оно будет другим. Не вчерашним и не сегодняшним. Новым. И оно согреет ее коричневую шерсть, и в ее добрых карих глазах оно отразится по-новому. А после солнца может пойти дождь, и его капли будут стекать по ее бокам, и это тоже будет чувством. Живым и настоящим.
Ее жизнь — это не история об исполнении желаний. Это история о том, что мир никогда не перестает предлагать тебе маленькие дары. Даже когда твоя спина согнута под тяжестью, он подсовывает тебе под ноги запах полыни, а в небе показывает первую вечернюю звезду. Дарит встречу с жеребенком. Дарит тишину снежной ночи.
Просто нужно быть здесь, чтобы это заметить. Чтобы почувствовать.
Поэтому она будет идти. Не потому что должна, а потому что хочет посмотреть, какой подарок будет завтра. Пусть это будет всего лишь одна-единственная, самая сладкая ягода на обочине. Ради этого стоит сделать еще один шаг. И еще один.
...И ее шаги уже не были просто движением вперед. Они были тихим, упрямым «да» жизни. Такому же простому, как дыхание. Такому же необходимому, как биение сердца.
Повозка никуда не делась. Но теперь Лира знала, что мир — волшебник, который любит устраивать маленькие сюрпризы для тех, кто идёт дальше. Что завтрашнее солнце обязательно принесёт свой подарок — пусть даже крошечный, как единственная ягода на обочине. А послезавтра… кто знает?
Ведь однажды утром уставшая лошадь может обнаружить, что стала бабочкой.
И она оставила свой след на снегу — не как знак тяжести, а как обещание, что здесь кто-то шёл вперёд, чтобы узнать, что же будет дальше.