1. Вольный город

РУСЬ УДЕЛЬНАЯ

«Рождалось и в муках, и в злобе» - так, перефразируя Высоцкого, можно сказать о процессе появления на карте Киевской Руси нового независимого государства – Великого Княжества Владимиро-Суздальского. Сначала – жестокая борьба за существование со «своими», затем, когда с запада и востока придут чужие, - беспощадная борьба за выживание с чужими. В борьбе этой будет все – муки, злоба, ненависть, безверие, предательство, незваные иноземные опекуны и разбежавшиеся по чужим домам родичи. Сколько крови и пота утечет, прежде чем начнет возрождаться вера, появится национальное самосознание и возникнет вполне взрослое желание переделать все на свой вкус, чтобы впредь «не прогибаться под изменчивый мир». Но для начала народившемуся «ребенку» придется пережить эпоху недетских страхов, страданий и разочарований. А может так оно и лучше? Может так и должно быть? Ведь все же знают, что в тепличных условиях рождаются далеко не самые жизнестойкие организмы. Чтобы дитя превратилось в здорового человека, его закаливание лучше начинать с пеленок.

Впрочем, такой закалки, какую избрали для своей Родины Рюриковичи, не пожелаешь и врагу.

Русь Удельная. I часть: КАРЬЕРА ЮРИЯ ДОЛГОРУКОГО.

1. ВОЛЬНЫЙ ГОРОД. Приемник Мстислава Великого на киевском троне – его брат Ярополк Владимирович Переяславский был рубака известный. Когда приходило время для драки, он в числе первых лез на вражеские копья и мечи, стрелам никогда не кланялся и за спинами дружинников не прятался. Во всем остальном, и особенно в том, что касалось вопросов внутренней и внешней политики, он был, мягко говоря, не очень компетентен. Делами подобного рода Мстислав Великий всегда занимался сам; остальные Мономашичи в сложном процессе управления страной участия не принимали, и набраться опыта им было неоткуда. Ярополк мечом и копьем владел несравненно лучше, нежели пером и чернильницей. Про себя он мог сказать словами генерала из известной сказки Леонида Филатова: «Мне бы саблю да коня – да на линию огня! А дворцовые интрижки – энто все не про меня». Он был человеком по-военному простым и прямолинейным: сказал – сделал. Но при этом он не пользовался особым авторитетом ни у родных братьев, ни, уж тем более, у Ольговичей. И если Русь восприняла воцарение следующего по старшинству Мономахова сына, как обычную смену государя, не требуя от нового великого князя никаких подтверждений его полномочий, то разросшееся племя Рюриковичей отнеслось к этому вопросу с куда большей настороженностью и щепетильностью.
    
Первое, что сделал на посту великого князя Ярополк, – выполнил просьбу умирающего Мстислава позаботиться о его детях. Старший сын Мстислава, Всеволод, был вызван из Новгорода и получил в удел второй по значимости стол страны – Переяславское княжество, где сидел до переезда в Киев сам Ярополк. Это «самоуправство» великого князя до глубины души возмутило младших Мономашичей, Андрея Волынского «Доброго» и Юрия Суздальского «Долгорукого». «По понятиям» того времени престижный переяславский стол должен был принадлежать либо одному из них, либо Вячеславу Туровскому, по поводу же Всеволода у младших братьев великого князя возникло вполне законное опасение, что бездетный Ярополк метит этого Мстиславова сына в свои приемники. Мономашичи крепко друг с другом перелаялись, и чтобы их лай не перерос в грызню, Всеволоду Мстиславичу пришлось срочно собирать вещички и, не солоно хлебавши, возвращаться в Новгород. Переяславль после нескольких рокировок достался Юрию Долгорукому, который просидел в нем дней восемь, после чего опять ушел к себе в Суздаль.
    
Дальше – больше. Возвращение Всеволода в Новгород не сопровождалось ни торжествами, ни гуляниями, ни праздничным салютом. Сурово насупив брови, вечники с мужицкой прямотой заявили своему недолгожданному князю: «Забыв клятву умереть с нами, ты искал другого княжения, иди же, куда тебе угодно!» Идти Мстиславичу было некуда; Новгород, впрочем, без князя жить тоже не умел; все закончилось банальным торгом. В результате, стол Всеволоду был возвращен, но взамен он отдал часть своих властных полномочий посаднику, который отныне избирался на вече без участия самого князя и, уж тем более без всякого участия киевских властей. Заглаживать свою «вину» перед горожанами князю пришлось вскоре в большом походе во владения племени чудь, во время которого ему удалось захватить город Юрьев.
    
По Руси же тем временем покатилась цепная реакция, вызванная неспособностью Ярополка взять ситуацию в стране под свой контроль. Не в одном только Новгороде жили политически подкованные господа. Нашлись светлые головы и в Полоцке, сообразившие, что после смерти страшного Мстислава положение в стране резко изменилось, и кланяться Киеву теперь необязательно. Сын Мстислава Великого, Святополк, княживший в Полоцке, был изгнан со своего трона, а на опустевшее сидение уселся возвратившийся из константинопольской ссылки Василько Роговолдович. На карте Руси вновь возникло удельное Полоцкое княжество с прежней княжеской династией во главе. Раздробленный клан Мономашичей был уже слишком слаб для того, чтобы отбить у «каторжника» богатую полоцкую землю. В подконтрольных Мономашичам областях немедленно началась чехарда с уделами, в результате которой средний Мстиславов сын Изяслав, сменив за короткий срок несколько столов, остался вовсе без княжества. Не имея надежды на помощь Киева, он отправился в Новгород искать заступничества у брата.
   
Не помочь своему родному брату Всеволод не мог, однако он и сам теперь был князем с птичьими правами: все свои действия ему отныне приходилось сверять с всенародно избранным новгородским посадником. Впрочем, довольно быстро выяснилось, что Новгород совсем даже и не прочь помахать кулаками на стороне с тем, чтобы посадить своего человека в какой-нибудь неподвластной ему волости – в соседнем Суздале, например. В Суздальской земле смерды выращивали драгоценный хлебушек; там же пролегал кратчайший путь в богатую хлебом Волжскую Булгарию; а Новгород, как известно, от привозного хлеба был очень зависим. Говорят, что эта зависимость на все последующие столетия станет чуть ли не единственной нитью, связывающей Господин Великий Новгород с остальной Русью. Посовещавшись в узком кругу, новгородская верхушка решила добывать Изяславу хлебный Суздаль. Мстиславичам воевать с дядей Ярополком и дядей Юрием было боязно, но их мнения никого не спрашивал; вече постановило – войне быть! Даже киевский митрополит Михаил, срочно прибывший в северную столицу дабы унять воинственный пыл вечников, ничего не смог с ними поделать.
   
31 декабря 1134 года сильное новгородское ополчение отправилось завоевывать Суздальскую Землю для Изяслава Мстиславича. 26 января на Ждановой горе новгородцев, псковичей и ладожан остановили суздальские и ростовские полки во главе с сыном Юрия Долгорукого, Ростиславом. Там же, на горе, произошла свалка. Несколько часов русские довольно рьяно истребляли друг друга, покрыв всю гору плотным слоем мертвых тел. В яростной схватке погиб новгородский посадник Иванка Павлович, пал тысяцкий Петрила Микулич, сложили свои головы многие знатные новгородцы. Наконец, когда день стал клониться к вечеру, вечники начали покидать поле боя, кто медленно, отбиваясь от наседавших суздальцев, а кто и бегом, побросав оружие. Князь Всеволод Мстиславич сбежал в числе первых. Вернувшись в свою столицу, новгородцы вновь собрались на вече и всю свою досаду за неудачный поход вылили на голову злополучного Всеволода Мстиславича. Перед бедолагой князем раскатали длинный как обои список претензий, в котором говорилось, что он «не блюдет простого народа и любит только забавы, ястребов и собак; хотел княжить в Переяславле, ушел с места битвы на Ждановой горе прежде всех; непостоянен в мыслях, то держит сторону князя черниговского, то пристает к врагам его». 28 мая на вече, в котором приняли участие представители от Пскова и Ладоги, князю был объявлен импичмент. Всеволода со всей семьей заперли в архиепископском дворце, а спустя два месяца выслали из города. Ярополк Киевский повлиять на новгородские события не мог. Безземельному племяннику он в качестве компенсации выделил в кормление Вышегород.
   
Упиваясь свалившейся на их головы нежданной свободой, новгородцы, впервые в истории своего города, сами избрали себе государя, проголосовав на вече за брата черниговского князя, Святослава Ольговича. Однако опьянение свободой и вседозволенностью очень быстро сменилось похмельем безвластия. У Всеволода в городе оставалось еще очень много сторонников, которые «поступаться принципами» и сдавать свои позиции без боя не собирались. Весь Новгород оказался разделен на два непримиримых лагеря. По городу прокатилась целая серия ожесточенных уличных побоищ, стоившая обеим сторонам большой крови. Масла в огонь подлило и известие о том, что жители Пскова, пользуясь анархией, воцарившейся в северной столице, решили выйти из-под опеки «старшего брата» и отказываются теперь подчиняться новгородским властям. Мало того, вскоре стало известно, что на княжение в Псков призваны все те же враждебные вечникам Мстиславичи, Всеволод и его брат Святополк.
   
К 1137 году драка за власть в Новгороде пошла на убыль. Всеволодовы сторонники потерпели сокрушительное поражение: их дома были разгромлены, имущество разграблено, а сами они всей толпой бежали к своему патрону в Псков. Теперь новгородцам было необходимо, во что бы то ни стало, разобраться со своим строптивым пригородом. Обложив себя специальным налогом и собрав на военные нужды 1500 гривен, они вручили эти деньги Святославу Ольговичу для найма половцев, дождались, когда подтянутся подкрепления из Курска, где княжил родной брат Святослава, Глеб, созвали ополчение и отправились к Пскову. Псков меж тем тоже не сидел сложа руки. Мятежный город в те дни напоминал растревоженный муравейник – тропы и дороги через дремучие псковские леса были завалены засеками и взяты под охрану крепкими засадными дружинами, мастеровые, облепив стены городской цитадели, спешно латали обветшалые укрепления, сотни рабочих с лопатами копошились во рву, пытаясь превратить его в непролазное ущелье. Все говорило о том, что драка за Псков будет нешуточная. Однако, благодарение Богу, до побоища в тот раз дело так и не дошло. Привычный к боям на бескрайних степных просторах Святослав Ольгович в непроходимые псковские леса соваться не рискнул. Дотопав только до Дубровны, он распустил войска по домам.
   
Неудача с Псковом заносчивых новгородцев нисколько не обескуражила. Они окончательно сделали ставку на союз с Ольговичами, избрав для себя дорогу вражды с властолюбивым племенем Владимира Мономаха, о чем и объявили во всеуслышание. Очень скоро им пришлось пожинать горькие плоды этого крайне опрометчивого шага. Псков, Суздаль, Смоленск и союзный Мстиславичам Полоцк прекратили подвоз хлеба к северной столице и обрекли ее на голод. Цены на хлеб в Новгороде немедленно поползли вверх, и вечникам волей-неволей пришлось признать, что вражда с Мономашичами будет стоить им очень дорого. Союзные черниговские князья при всем желании не смогли бы снабдить голодающий город продовольствием. В подобных безвыходных ситуациях в северной столице, как правило, начинали искать «козла отпущения», а еще лучше - нескольких «козлов», которые своей шкурой должны были заплатить за все то нехорошее, что новгородцы общими усилиями успели натворить в своем собственном городе. На этот раз всю вину за вражду с племенем Мономаха было решено свалить на Святослава Ольговича, который и в Новгороде то появился лишь из-за того, что сами же новгородцы его туда позвали. Князя обвинили во всех тяжких и вытолкали из города, оставив его семью и бояр в качестве залога от возможных ответных действий со стороны Чернигова. После этого вечники, как ни в чем не бывало, отправились договариваться с Мономашичами о мире. Новым новгородским князем стал Ростислав Юрьевич, тот самый, что колошматил новгородцев на Ждановой горе.