Не все бывает черным

Не все бывает черным

Сергей Александрович Горбунов

Рассказ

Штурмовик «Долма» не сразу понял, что с ним случилось и где он находится. Явственно проступило лишь то, что у него сильно болит грудная клетка, которую залило что-то теплое, скорее его кровь, и что он – лежит на полу. Затем, когда зрение сфокусировалось, выплыла комната полуразрушенного здания. Сюда он, боец 4-й бригады ВС РФ, вместе с напарником «Тула», незаметно, как им казалось, пробрались в дом и захватили там в плен двух солдат ВСУ.  Но, видимо штурмовиков все же заметили в подразделении противника, и украинцы пошли в атаку, пытаясь теперь уже россиян взять в плен. Это их наступление было отбито, тем более, что помогли бригадные дроны и  артиллерия. Это расслабило «Долму» и «Тулу», которые забыли о пленных. И это стало роковой, военной ошибкой: один их украинцев вдруг вырвал автомат у «Тулы» и из него в упор сразил россиянина. Свою долю свинца получил и «Долма», но на какие-то секунды раньше он успел открыть ответный огонь и сразить напавшего. А потом – сразу темнота.
…Она отступила и «Долма» понял, что ранен и истекает кровью. Он попытался приподняться, но ему это удалось лишь частично – с болью и стоном.
- Подожди, помогу! – штурмовик не сразу понял чей это голос и к кому обращены слова. Повернув голову, он увидел оставшегося в живых военнопленного украинца, стоящего неподалеку и внимательно смотрящего на российского воина.
- Че уставился!? – уроженец Кавказа произнес это сипло и с вызовом. – Добивай, пока наши тебя не грохнули! Зря мы с «Тулой» вас пожалели!
- Не шуми, – вэсэушник произнес это как-то спокойно и миролюбиво. – Я сейчас перевязочные материалы у себя достану и вот у них возьму (он кивнул на убитых) и перевяжу тебя.
- И вообще – помолчи, тебе вредно говорить, – не молодой украинец между тем изъял у погибших индивидуальные аптечки, перетащил «Долму» на кровать, стоявшую в углу комнаты, стряхнув с нее штукатурку и пыль, и занялся российским противником. Когда раны того были обработаны и перевязаны, новоявленный медбрат потребовал от пациента, чтобы тот воздержался от того, чтобы пить воду, а лучше пусть заснет. А он в это время пойдет и перенесет убитых в другое место.
И, уже уходя, остановился и, повернувшись к «Долме», представился:
- В роте у меня был позывной «Рапира» (это такая шпага для фехтования). Почему меня так называли – не знаю. Я в спорте только в молодости в футбол играл. А так меня зовут Олег Диденко. Я из города Конотопа, там работал сборщиком мебели на фабрике и оттуда меня на фронт забрали. А тебя как величать?
…Кавказец не ответил, сделав вид, что уснул
Так потекли ничем не примечательные дни. Ежедневно над полуразрушенным домом с обеих сторон пролетали беспилотники и снаряды, нанося удары по объектам за линией боевого соприкосновения. Что касается штурмовиков обеих сторон, то они тоже не стремились посетить то, что осталось от строения. Российские считали, что их товарищи где-то погибли или попали в плен, не успев оповестить, а украинские – не горели желанием входить в простреливаемую зону и погибнуть. Рассуждая, что если те двое, что были в доме, живы – то сами придут в роту.
…Перевязка и обработка раны подействовали на «Долму». Он то ли вновь потерял сознание от слабости, то ли действительно уснул. И открыл глаза ближе к вечеру. Оглядевшись, он увидел, как украинец что-то делает на импровизированном столе, а сам «Долма» укрыт то ли легким одеялом, то ли покрывалом.
Заметив, что раненный очнулся-проснулся, Олег Диденко даже заулыбался.
- Живой? Значит поправишься!
- Слушай, «Рапира», – «Долма» прервал его. – Я что-то не пойму того, что ты замыслил. Сразу меня не убил, а теперь лечишь. Хочешь меня живого, как трофей, к своим притащить?
-Дурак ты, к тому же раненный, – украинец взял со стола металлическую миску и направился к кровати с россиянином. – Давай, вот покушай, что нашел в ваших и моих запасах. А с тобой я вожусь потому, что меня родители с детства учили помогать людям, особенно тем, кто в беде или немощный. А бабушка наставляла меня, чтобы я жил правильно, в ладах с совестью и все делал по-христиански. А насчет «своих», то ты – ошибся. Они мне уже не свои. Нас с Николаем, покойным, послали сюда, как дозор. Мы честно выполняли свою задачу, пока вы нас не накрыли. Прошло столько дней, как мы покинули роту, сегодня с утра был бой, а никто не пришел и не узнал, как мы здесь: есть ли у нас еда и вода, убитые мы или нас в плен забрали. Если в плен, то вопросов нет, а если убитые – так хотя бы по-людски похоронили бы. Ешь, давай, восстанавливай силы.
…Рана у «Долмы» была серьезная и он поправлялся медленно, тем более что запасы пищи и воды были ограничены. Раненный кавказец даже заметил, что его лекарь, Олег, отдает ему свои доли еды и воды, ссылаясь на то, что не испытывает чувство голода. И российский боец, даже почувствовав какую-то вину перед товарищем по несчастью, не только сказал ему свои имя и фамилию – Жантемир Тамбиев – овцевод из Кабардино-Балкарии, но и начал настаивать, чтобы «Рапира» ушел к своим и не голодал вместе с ним. На что Олег отвечал, что они теперь в одной лодке без весел и еще не известно, куда она поплывет.
…Сильнее Олег обозлился на бывших товарищей по оружию, когда он, прячась, искал в окрестностях, где бы набрать воды, а они устраивали на него охоту беспилотниками. В итоге, заставляя пленников пить воду из луж, после дождя, собирать и хранить ее про запас. Диденко даже начал копать в низине колодец, чтобы дойти до водоносного слоя.
…Замечено, что, когда приходят нужда и опасность или что-либо еще другое подпирают человека, он становится изобретательным и находит всевозможные выходы из ситуаций. Так получилось и у двух врагов-друзей. Собрав и исследовав имеющиеся у них индивидуальные рации, они сумели запустить в работу одну з них и позвонить товарищам Жантемира. Те, не знали и не знают, где его и Серегу искать и теперь все наладится. Так оно и случилось. Беспилотники доставляли не только еду и воду, но и лекарства для Тамбиева. И он начал поправляться. Тем более, что между воинами возникла товарищеская дружба и какая-то доверительная аура. Они рассказывали друг другу о своих семьях, о том, как жили и будут жить после войны. Олег сердился на то, что его погнали на фронт, не дав сыграть свадьбу дочери. Жантемир, сожалел, что не успел закончить работу по выведению новой породы овец. Но, он, когда вернется домой, завершит начатое. И на войну он пошел сам – защищать Родину от фашистов, как это сделал его дедушка в 1941 году. Много еще о чем говорили эти два человека, сблизившиеся на войне. При этом, они спорили и даже порою ругались, отстаивая свои мнения о войне и не понимая доводов собеседника. Тогда Диденко начинал злиться:
- Что ты все время меня бандеровцем считаешь! А я не мог по-иному с тобой поступить и сделать. И мысли тогда у меня не возникло: враг ты или не враг. Просто тебе надо было оказать помощь. Ты вот – по убеждению пошел на войну, а я шел на работу, меня остановила группа людей из военкомата и долго не разговаривая засунули в машину и увезла на сборный пункт, Там дали позвонить домой и повезли таких же, как я, в отряд подготовки бойцов. Там, научив стрелять из автомата, отправили на фронт. Чего ты еще от меня хочешь?
…Когда пошел второй месяц их «подполья» и Жантемир более-менее окреп, Диденко сказал, что здесь им больше оставаться нельзя, сюда придут украинцы и они не смогут от них отстреляться. И что надо пробиваться к расположению российских частей. Получив от товарищей Тамбиева наводку куда и как им идти, они потихоньку, шаг за шагом, прячась в лесопосадках, осторожно стали пробираться к намеченной цели. И дошли.
Жантемира сразу отправили в госпиталь, сказав, что благодаря своему спасителю – он остался жив и будет жить. При этом, когда Жантемира увозили, он и Олег дали слово, что после войны обязательно найдут друг друга и встретятся.
Затем командование бригады определилось и с Олегом Диденко. Он попросил направить его в отряд штурмовиков, где числится «Долма».