Чем опасна клятва и обещания

Клятва — не просто слово. Это акт само привязки, духовная печать на собственной воле.
Если душа не свободна, то клятва становится не союзом, а узами.

В Ветхом Завете люди часто клялись, не понимая, как устроен мир, и могли попадать в духовные ловушки на века.
Христос же открыл путь освобождения, сказав:
«А Я говорю вам: не клянитесь вовсе —
ни небом, потому что оно престол Божий;
ни землею, потому что она подножие ног Его;
ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя» (Матф. 5:34–35).

Каждая клятва — это соглашение с миром форм, где действуют силы, желающие властвовать над волей человека.

В Зогаре (Тикуней Зоар, 57b) говорится:

«Каждое слово, произнесённое устами человека, возносится и становится сущностью в одном из миров — или в свете, или во тьме».
Клятва создаёт форму, которая может привязать душу к определённому плану — Яви, Нави или даже к сфере Ситра Ахра, “иной стороны”.
Потому и говорили мудрецы: «Берегись связывать то, что не сможешь развязать».

В Corpus Hermeticum (Трактат XI, “Ум к Гермесу”) сказано:

«Кто клянётся, тот утверждает неизменное в мире изменчивом, и тем разрушает гармонию небесных вращений».
Обет в мире материи всегда риск, потому что он утверждает фиксированное в потоке живого Духа.

В Пистис София читаем:

«Архонты заставляют души давать обеты и клятвы, чтобы удерживать их в низших кругах света».
Когда клянётся не пробуждённое сознание, а дух из Нави, клятва становится цепью, удерживающей сущность в цикле страдания и перерождения.

В Бхагавад-гите (6:1) Кришна говорит:

«Кто отказался от плодов обета и действия, тот истинный отречённый, а не тот, кто только воздерживается от огня и ритуала».

А в Дао дэ цзин сказано:

«Кто много клянётся, тот теряет доверие. Кто слишком утверждает, тот теряет силу».
Высшая Истина не нуждается в клятвах, ибо сама Истина — её залог.

И наконец, Книга Дзиан утверждает:

«Тот, кто связал себя словом, соткал нить судьбы, и только познав Тишину, может разорвать её».

Христос, как воплощённая Истина, упразднил клятву как форму рабства и предложил вместо неё чистоту намерения —
жизнь, где слово человека само по себе является обетом, а истина — его печатью.