Караул

Глава из повести "Пленник"


На выезде из Царского Села встретилась нам пара вороных в открытом экипаже. В нем, кроме кучера, сидели четыре женщины в серых платьях, с белыми повязками и алыми крестами. Кучер, рыжебородый, был в лихом красном кафтане, в зеленой бархатной епанче, а на голове его сидела нелепая шапка с павлиньими перьями.

Полковник Добржанский, ехавший впереди, встал в автомобиле, подал знак остановиться и замер с рукой у козырька. Когда коляска поравнялась с нами, солдаты стали посылать воздушные поцелуи молодым сестрам. Те, нимало не смутясь, улыбались им в ответ.

А когда экипаж отъехал, полковник, бледный от гнева, подошел к нам, потрясая кулаком.

— Безумцы! — кричал он. — Вы с ума сошли? Знаете, кому вы посылали поцелуи? Кому вы показывали хулиганские жесты? Это была государыня императрица с дочерьми!

Солдаты заворчали, оправдываясь: мол, не узнать их, такие же барышни, как все. А меня, грешного, снова пробила память, и понесло, словно на тройке, в Варшаву, на службу минувших лет.

В мае десятого года я принял присягу. На учебных занятиях, при сборке винтовки, получил похвалу от батальонного командира, полковника Манулевича. Меня стали отпускать в город одного. Я уже умел отдавать честь, становиться во фронт перед генералом. Меня ставили в караулы, и в почетные тоже — в Бельведерский дворец, где жил генерал-губернатор Скалон с семьей. На его жизнь уже покушались польские революционеры.

Одевали нас нарядно. Как попугаев. Кивер, мундир с ярко-желтой грудью, воротник и обшлага, шитые золотом. В брюках — желтые канты. Белый с серебром пояс, сапоги, начищенные до зеркального блеска.

Стоял я однажды внутри покоев, и мимо меня сновали отпрыски нашего ротного, фон Штакельберга, игравшие с детьми губернатора. И всякий раз, когда они пробегали, мне приходилось брать «на караул». Один из мальчиков, с лицом херувима и рыжими локонами, сжалился надо мной:

— Солдат, можешь стоять «вольно», когда мы бежим.

Потом вдруг впился в меня взглядом и изрек:

— А мы еще встретимся в плену.

— В каком-таком плену? — спросил я шепотом.

— В тюрьме, — так же тихо сказал он.

В это время вышел сам Скалон, подозвал мальчика и увел его, строго о чем-то говоря.

Пятнадцатого июня мы прибыли на Венский вокзал. Построились на перроне. Ротные, надувшись, обходили строй, выискивая малейшую складку не по уставу. Нам сказали, что мы встречаем китайского принца, и велели на приветствие отвечать: «Здравие желаем, Ваше Императорское Высочество!»

Прозвучала команда «смирно». Медленно подошел поезд. Из вагона вышел мальчик лет четырнадцати. Свита его состояла из офицеров в белых кителях. Наш командир отдал рапорт. Мальчик пожал ему руку — совсем как взрослый. Потом к нему подошел губернатор Варшавы генерал Скалон, представил наших офицеров.

Мы прошли церемониальным маршем. Гул шагов под сводами вокзала был оглушителен. Проходя мимо принца, который нас хвалил, мы, надрывая глотки, вопили: «Рады стараться!», посылая в его адрес всю нашу солдатскую ненависть.

После сего представления он укатил в Бельведер, к Скалону, на обильные яства, а мы, обливаясь потом и проклиная на чем свет стоит этого желторотого принца, поплелись в свои казармы. И долго еще в казарме стоял кислый запах пота и слышались негромкие, усталые ругательства.