Губернатор. Частная история

23.10.2025




комедия в 2-х действиях


время действия: 1961-2011 г. г.




действующие лица:

АЛЕКСЕЕВ Георгий Аникеевич, губернатор
ЛОГИНОВА Алевтина Никитична, его супруга
ЗИНАИДА ИВАНОВНА, её мать
ДЕВОХА Дмитрий, певец
РОДОВ Анатолий Семёнович, помощник Алексеева
ГЕОРГИЙ, Алексеев в молодости
АЛЕВТИНА, Логинова в молодости











Действие 1


СЦЕНА 1. 90-е г. г. Село Пойма. Июнь. Под утро. Дача, кухня. Входит Алексеев, коренастый мужчина, 50+ лет, в одних трусах, со сна, достаёт из холодильника бутылку сока, пьёт, усаживается, любуется белой ночью. Приоткрывается парадная дверь, входит, крадучись, похмельный Девоха, 20-летний крепкий юноша, оглядывает помещение, направляется к холодильнику.

АЛЕКСЕЕВ (подойдя к Девохау). Ку-ку.
ДЕВОХА. Чё?
АЛЕКСЕЕВ (бьёт кулаком по лицу Девохи). Ничё. 
ДЕВОХА. За что!
АЛЕКСЕЕВ. Он ещё спрашивает.
ДЕВОХА. Случайно я…
АЛЕКСЕЕВ. Ты мне руку отбил.
ДЕВОХА. Кто? Я?
АЛЕКСЕЕВ. Головка от вентилЯ.
ДЕВОХА. Дяденька, нехорошо ругаться.
АЛЕКСЕЕВ. Тебя забыл спросить!
ДЕВОХА. Я ж могу ответить, я моложе.
АЛЕКСЕЕВ. Чего-чего?!
ДЕВОХА. Ударю ведь.
АЛЕКСЕЕВ. А ну-ка – ну-ка…
ДЕВОХА (замахнувшись). Да на!
АЛЕКСЕЕВ (перехватив руку Девохи). Сопляк.
ДЕВОХА. Сами вы! (Выворачивается.)
АЛЕКСЕЕВ (борясь с Девохаым). Ах ты чмо…

Вбегает Логинова, невысокая, миловидная ровесница супруга.

ЛОГИНОВА (оценивая ситуацию). Юра!
АЛЕКСЕЕВ (завалив Девоху). Верёвку давай!
ЛОГИНОВА. Какую?
АЛЕКСЕЕВ. Любую! Покрепче.
ЛОГИНОВА. Сейчас. (Убегает.)
ДЕВОХА. Вы меня сломаете…
АЛЕКСЕЕВ. Умолкни. Аля! Давай уже!

Вбегает Логинова, с мотком бельевой верёвки.

ЛОГИНОВА. Я здесь! Бельевая подойдёт?
АЛЕКСЕЕВ. Ага.
ЛОГИНОВА. Подвинься, сама свяжу.
АЛЕКСЕЕВ. Давай, рука у меня…
ЛОГИНОВА (связывая Девоху по рукам и ногам). Что с рукой?
АЛЕКСЕЕВ. Не отвлекайся.
ДЕВОХА. Ой, больно как!
ЛОГИНОВА. Кто это?
АЛЕКСЕЕВ. Вор.
ДЕВОХА. Не надо так крепко!
ЛОГИНОВА. По-другому не умею.
АЛЕКСЕЕВ. Всё я отваливаюсь.
ЛОГИНОВА. Готово.
АЛЕКСЕЕВ. Ловко ты вяжешь.
ЛОГИНОВА. Настоящая женщина умеет обращаться с бельевой верёвкой. Дай руку, осмотрю.
ДЕВОХА. Больно же, больно…
АЛЕКСЕЕВ. Не скули, паря, не то так впарю, что небо с овчинку покажется.
ЛОГИНОВА. Врача надо вызвать, перелом может быть.
АЛЕКСЕЕВ. Да ну, он же не камень, обыкновенный мордоворот.
ЛОГИНОВА. А пахнет от него…
ДЕВОХА. Так я зачем зашёл!
ЛОГИНОВА. Зачем?
ДЕВОХА. Похмелиться надо было, срочно.
АЛЕКСЕЕВ. Надо было, уже не надо?
ДЕВОХА. Надо. Дадите?
АЛЕКСЕЕВ. Вот сволочь.
ЛОГИНОВА. Ну, так что, милицию вызываю?
АЛЕКСЕЕВ. Сначала сам допрошу.
ДЕВОХА. Не надо! Не надо допрашивать! Я сам всё расскажу!
АЛЕКСЕЕВ. Слабак. Мужчина должен терпеть боль, похмелье и пытки.
ДЕВОХА. Я не мужчина! Я студент!
ЛОГИНОВА. Нет, Юра, я вызываю врача. Перелом, ушиб – разные вещи, какую повязку накладывать понять надо.
АЛЕКСЕЕВ. Вызывай.
ЛОГИНОВА. Звоню! (Уходит.)
АЛЕКСЕЕВ. Местный, Поемский?
ДЕВОХА. Нет, я по району с концертами езжу, бригада у нас, из питерской консерватории. Так-то бы я немного местный, родители отсюда.
АЛЕКСЕЕВ. Концерты пьяным даёшь?
ДЕВОХА. Как-то так, да.
АЛЕКСЕЕВ. Ну, ты свинья.
ДЕВОХА. Это точно. Спиваюсь прямо на глазах, ничего не могу поделать с собой.
АЛЕКСЕЕВ. И что, в селе похмелиться не нашёл?
ДЕВОХА. Не-а.
АЛЕКСЕЕВ. Смеёшься, что ли.
ДЕВОХА. Не до смеха. Думал, самогонку-то надыбаю, или бражки, но нет, глухая стена, никто не подал, никто не продал. Присоветовал один, мол, вон дом, главный куркуль республики, говорит, живёт, но бывает редко, сейчас, как раз, дом пустует, охраны никакой, а бар-то у него точно должен быть.
АЛЕКСЕЕВ. Я – куркуль, я!?
ДЕВОХА. Так сказали. Может, развяжете? Я не побегу, мне уже так хреново, дядя Юра, что хоть в милицию, хоть на тот свет.
АЛЕКСЕЕВ. Дядя Юра?
ДЕВОХА. Ну, женщина же вас Юрой называет?
АЛЕКСЕЕВ. Не развяжу. Рука болит, кроме того, бельевая верёвка – не мой профиль, ну, и тебе, засранец, полезно помучиться, а вдруг поумнеешь.

Входит Логинова.

ЛОГИНОВА. Скоро врач будет.
АЛЕКСЕЕВ. Развяжи.
ЛОГИНОВА. Убежит.
АЛЕКСЕЕВ. Да и хрен с ним.
ЛОГИНОВА (развязывая Девоху). Давай, беги.
ДЕВОХА. Спасибо. Простите. Я больше не буду.
АЛЕКСЕЕВ. Здесь нет, а вообще будешь, если пить не бросишь, не я, так кто-нибудь обязательно отправит тебя на лесосеку, а в лагерной самодеятельности певцы тоже нужны, да ещё с образованием.
ДЕВОХА. Спасибо. Так я пойду.
АЛЕКСЕЕВ. Вали уже.
ДЕВОХА. Моя бригада ещё позавчера уехала. Не смогли меня добудиться. А тут ещё любовь. Ну, девушка тут. У меня крышу вообще сорвало.
ЛОГИНОВА. Вот с эдаким-то духаном тебя девушка приветила?
ДЕВОХА. Ну, пою-то я лучше, чем пахну. Правда, она меня ещё не слышала. Стучусь в дом, насчёт ночлега направили договариваться, открывается дверь, и всё. Глаза синие-синие, волосы чёрные, лицо… ну, не знаю, наверное, красивое, не помню, одна синева. Она вежливо так послала, куда подальше, типа, ошибся адресом. Ну, пошёл, потом концерты, а глазастая моя ни разу не появилась. Решил пойти, зацепиться любым способом, хоть репейником на тапке, а где дом вспомнить не смог. Хоть вешайся.
ЛОГИНОВА. Зачем же так кардинально с любовью обращаться.
ДЕВОХА. Так я ж не повесился, напился, и вот.
АЛЕКСЕЕВ. Как выбираться будешь?
ДЕВОХА. Без понятия. Мне потому и надо срочно похмелиться, чтоб в голове прояснилось, я тогда сориентируюсь в мозговом пространстве. Пойду. Ещё раз извините. Хорошего вам дня. Здоровья вашей руке. Виноват.
АЛЕКСЕЕВ. Стой. (Идёт к бару, наливает в стакан вино.) Виски - жирно будет, водка - лишнее, а вино самый раз. На, выпей на посошок.
ДЕВОХА. Да вы не человек, дядя Юра, вы бог. Ну, за вас, вашу доброту. Этим трепачам скажу, что вы никакой не куркуль. Тётя Аля, за вас. (Выпивает.) О, господи… какая же это лепота… А, может, ещё?
АЛЕКСЕЕВ. А по сусалам?
ДЕВОХА. По чему? Нет, неважно, хоть по чему, хватит с меня. Всё, ушёл. (Уходит.)
ЛОГИНОВА. Эх, дядя Юра – дядя Юра, гуманист ты непутёвый.
АЛЕКСЕЕВ. Как скажете, тётя Аля.
ЛОГИНОВА. Ну, ладно, этот лопушок, а ты-то, чего обзываешься!
АЛЕКСЕЕВ. Так я же, любя. Или потому, что лопух.
ЛОГИНОВА. Ничего себе лопух, такую девчонку урвал.
АЛЕКСЕЕВ. Где? Где?
ЛОГИНОВА. Что?
АЛЕКСЕЕВ. Не что, а кто – где девчонка?
ЛОГИНОВА. Где-то была, когда-то.
АЛЕКСЕЕВ. Есть. Ты есть, девчонка моя. Есть.
ЛОГИНОВА. Дверь запереть.
АЛЕКСЕЕВ. Ты непрошенных гостей опасаешься? Напрасно, у нас надёжный дом, надёжный защитник.
ЛОГИНОВА. Штаны надеть на забудь, защитник, медики скоро приедут.
АЛЕКСЕЕВ. А вдруг главный доктор окажется женского пола, штаны могут оказаться лишними.
ЛОГИНОВА. А вдруг этот любитель синих глаз травмировал тебе не только руку.
АЛЕКСЕЕВ. Тогда я его из-под земли достану и обратно урою. 
ЛОГИНОВА. Он про свою Синеглазку так восторженно говорил, а я нашу первую встречу вспомнила, так и встала перед глазами.
АЛЕКСЕЕВ. Я тоже. Как сейчас вижу…


СЦЕНА 2. 1961 год. Караганда. Коридор студенческого общежития. К двери комнаты подходит Георгий, стучит. Дверь открывается, в проёме – Алевтина.

ГЕОРГИЙ. О!
АЛЕВТИНА. Вы к кому?
ГЕОРГИЙ. Зачем я, дурак, зашёл, нет бы мимо проехать.
АЛЕВТИНА. Уточните.
ГЕОРГИЙ. Надеюсь, вы – Аля Логинова?
АЛЕВТИНА. Надейтесь.
ГЕОРГИЙ. Я так и подумал. Вам просили передать привет.
АЛЕВТИНА. С чего вы взяли, что я – та самая.
ГЕОРГИЙ. Надеюсь.
АЛЕВТИНА. Надейтесь.
ГЕОРГИЙ. Вы уже говорили.
АЛЕВТИНА. Спасибо.
ГЕОРГИЙ. Пойду, пока не поздно.
АЛЕВТИНА. Пока.
ГЕОРГИЙ. Ага.
АЛЕВТИНА. Чего стоим, чего ждём?
ГЕОРГИЙ. Стою? А я думал, что уже иду.
АЛЕВТИНА. От кого привет-то?
ГЕОРГИЙ. Не сказал?
АЛЕВТИНА. Нет.
ГЕОРГИЙ. Заклинило. Меня Георгий звать. А вас?
АЛЕВТИНА. От кого привет?
ГЕОРГИЙ. От Валерки Карманова.
АЛЕВТИНА. Где он?
ГЕОРГИЙ. Как, где, в Свердловске, мы, с ним, в горном, на одном факультете.
АЛЕВТИНА. Где привет?
ГЕОРГИЙ. Я ж передал.
АЛЕВТИНА. Ничего вы не передали.
ГЕОРГИЙ. А… Сейчас. (Шарит по карманам.) Сейчас-сейчас, наверное, в гостинице забыл. Вечером занесу.
АЛЕВТИНА. Ну, хорошо, я – Алевтина Логинова, кузина Валеры.
ГЕОРГИЙ. Запутали вы мои мысли. По-французски говорите?
АЛЕВТИНА. А вы?
ГЕОРГИЙ. Да по-разному, что у умного на уме, у дурака на языке, чего только не ляпнешь, на каком-только языке не приходиться, иногда даже по-русски.
АЛЕВТИНА. Ну, на дурака вы непохожи.
ГЕОРГИЙ. Да? Надо же, а у меня ощущение, что сейчас я дурак дураком.
АЛЕВТИНА. И какой же привет вы забыли в гостинице?
ГЕОРГИЙ. Не знаю, не разворачивал, не моё же.
АЛЕВТИНА. Имейте ввиду, что нас в комнате проживает трое.
ГЕОРГИЙ. Думаете, три привета в вашей комнате не поместиться? Ну, так, давайте, перенесём передачу в ресторан.
АЛЕВТИНА. Ресторан?
ГЕОРГИЙ. Ну, мы хоть и студенты, но всё-таки нефтяники. Направлены на практику в Джезказган.
АЛЕВТИНА. От нашей Караганды недалеко. Спросить у девочек?
ГЕОРГИЙ. Да!
АЛЕВТИНА. Минуту. Девчата! (Уходит в комнату.)
ГЕОРГИЙ. Вот это да… (Напевает.) Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить…
АЛЕВТИНА (вернувшись). Да.
ГЕОРГИЙ. Я зайду часов в шесть?
АЛЕВТИНА. Один?
ГЕОРГИЙ. Ну, как я могу, как положено, три привета – три ответа.
АЛЕВТИНА. А если ответа не будет или не тот, что ждёте?
ГЕОРГИЙ. Ничего, зато будет ресторан. И нахлобучка вашему кузену за то, что удумал этот самый привет.
АЛЕВТИНА. Забыла, как вас звать?
ГЕОРГИЙ. Юра. В просторечии Алексеев Георгий Аникеевич.
АЛЕВТИНА. Хорошо, в шесть.
ГЕОРГИЙ. А вы, конечно, в шесть-тридцать?
АЛЕВТИНА. Если вообще пойдём.
ГЕОРГИЙ. Ну, вот, всё, как у людей. До вечера.
АЛЕВТИНА. До вечера. Идите.
ГЕОРГИЙ. А вы дверь ещё не закрыли.
АЛЕВТИНА. И что?
ГЕОРГИЙ. Не сбивайте, я любуюсь.
АЛЕВТИНА. Не таких лётчиков сбивали.
ГЕОРГИЙ. Так то лётчики, а мы – горняки, нас запросто не сбить.
АЛЕВТИНА. Идите уже.
ГЕОРГИЙ. Сначала дверь закройте.
АЛЕВТИНА. Вот упрямец.
ГЕОРГИЙ. Составляющая профессии.
АЛЕВТИНА. Ладно. Рада познакомиться пока.
ГЕОРГИЙ. Пока – что, пока – в смысле пока, или пока – в смысле пока рада?
АЛЕВТИНА. Осторожно, Георгий Аникеевич, двери закрываются. (Закрывает дверь.)
ГЕОРГИЙ. Всех дверей не закроете, Алевтина Никитична! Причём, никогда. (Уходит.)


СЦЕНА 3. Дача. Открывается парадная дверь, которую придерживает Девоха, с набитым рюкзаком и гитарой в чехле. Входит Логинова.

ЛОГИНОВА. Закрывайте скорей, комары налетят.
ДЕВОХА. Ага-ага.
ЛОГИНОВА. Георгий Аникеевич! К вам посетитель!

Из комнат входит Алексеев.

АЛЕКСЕЕВ. Он к нам переезжает?
ЛОГИНОВА. Мест нет. Говорите, Дмитрий, у меня дел по дому. Кстати, обедать с нами останетесь?
АЛЕКСЕЕВ. Мест нет.
ЛОГИНОВА. Что ж, была бы честь предложена.
ДЕВОХА. Простите, но я поел бы!
ЛОГИНОВА. Дядя Юра, простишь парня?
АЛЕКСЕЕВ. Тогда поторопись, раньше сядет – раньше выйдет, тётя Аля.
ЛОГИНОВА. Принято. (Уходит.)
АЛЕКСЕЕВ. И?
ДЕВОХА. Поймите, я не ел уже хренову тучу времени.
АЛЕКСЕЕВ. Видишь повязку на руке? Из-за неё я не могу пойти в сарай и заняться хозяйскими вопросами, из-за чего я, собственно, и приехал на дачу. Так что, настроение у меня психованное, а ты тут ещё обедать намылился.
ДЕВОХА. Жалко, что ли? Мне корочку хлеба, и я пойду.
АЛЕКСЕЕВ. Скромный чел. Давай, короче, что хотел сказать?
ДЕВОХА. Во-первых, пришёл просить прощения.
АЛЕКСЕЕВ. Сколько можно.
ДЕВОХА. Нет, тут дело другое. Мне же сказали, что вы просто куркуль, а выяснилось, что Президент Республики.
АЛЕКСЕЕВ. Президент в стране один, а я – глава региона.
ДЕВОХА. В других регионах президенты.
АЛЕКСЕЕВ. Ничего, это с ними скоро пройдёт. А во-вторых?
ДЕВОХА. Во-вторых, что? А! Я вам должен. За лекарство. (Достаёт из рюкзака бутылку водки.)
АЛЕКСЕЕВ. Во как, приличный мужчина оказался. Давай, мне к обеду будет. Хотя… (Разглядывает этикетку.) Слободская. Слышал, лучше многих,

Входит Логинова, накрывает на стол.

ЛОГИНОВА. Всё готово, пять минут, ребята.
АЛЕКСЕЕВ. Только одного пузыря маловато будет. Я тебе налил стакан испанского вина, а ты мне, что? Спасибо, конечно, что не воркутинская, но всё же. Ась? Не слышу?
ДЕВОХА. У меня только одна осталась, а ехать же ещё до Степановска, сколько…
АЛЕКСЕЕВ. И?
ДЕВОХА. Так-то бы справедливо, конечно.
АЛЕКСЕЕВ. И!
ДЕВОХА. Да нате! (Достаёт бутылку водки из рюкзака.) От сердца отрываю, зато от души, так что дороже вашего испанского лимонада получается.
ЛОГИНОВА. Ну, так, с комиссионными. Всё, присаживайтесь, салат ешьте, суп на столе, Юра, разливай, ах, да, рука же, я сама.
ДЕВОХА. Спасибо. (Усаживается за стол, ест.)
АЛЕКСЕЕВ. Ну, ты мельница.
ДЕВОХА. Поголодали бы с моё.
АЛЕКСЕЕВ. Голодали. Я тридцать восьмого года рождения, вся война – моё ненасытное детство.
ДЕВОХА. Простите, не подумал. А можно мне уже супчику?
ЛОГИНОВА. Уже-уже.
ДЕВОХА. Как же я удачно зашёл!
ЛОГИНОВА. Да ещё и в живых остался.
АЛЕКСЕЕВ. Герой.
ЛОГИНОВА. Как Синеглазка, нашлась?
ДЕВОХА. Нет, Алевтина Никитична, облом, никто не хочет помочь заезжему молодцу.
АЛЕКСЕЕВ. Алкашу.
ДЕВОХА. Алкоголь – составляющая специальности гастролёра. Но я не алкоголик, поверьте.
АЛЕКСЕЕВ. Синеглазке повезло, Поемские своих не сдают на поругание супостату.
ДЕВОХА. Я не супостат, я хороший человек, талантливый вокалист, и вообще живу в Петербурге, в нормальной квартире. С родителями – да, но не коммуналка, без особенных доходов – да, но интеллигентно. А что, водка там, случайно, не прокиснет?
АЛЕКСЕЕВ. На сухую ездить на пробовал?
ДЕВОХА. Бывало, тоска несусветная.
АЛЕКСЕЕВ. Ничего, потоскуешь. Аля, что на второе?
ЛОГИНОВА. Как ты любишь, жареная картошка.
АЛЕКСЕЕВ. Счастье моё!
ДЕВОХА. А с чем?
ЛОГИНОВА. Георгий Аникеевич ценит картошку, как более, чем самостоятельное блюдо. Военное детство не проходит никогда.
АЛЕКСЕЕВ. Особенно, когда все мужики на фронте, а ты с 3-х до 7 лет наравне с бабушками по хозяйству. Голодно до одури, а морозы, хоть и родные, всё же лютые.
ЛОГИНОВА. Георгий Аникеевич родом из сибирской деревни.
ДЕВОХА. В деревне же вроде бы всё своё…
АЛЕКСЕЕВ. Своё? Не было у нас ничего своего, кроме бабушкиной помощи и материнской любви. Военные песни тех лет исполняешь?
ДЕВОХА (напевает). Бьётся в тесной печурке огонь.
АЛЕКСЕЕВ. Замолчи. Наел харю, залил глаза и ну – про святое.
ДЕВОХА. Глаза не залил, не дали.
АЛЕКСЕЕВ. Не сердись, сорвался, предупреждал, я сегодня не в духах.
ДЕВОХА. Пойду.
АЛЕКСЕЕВ. А картошку? Сидеть. Аля, насыпь нам царицы русского стола. Сейчас, конечно, в каждую лунку по картофелине садят, да ещё сорт на выбор, а мы тогда резали картофелину на две-три части, так и рассаживали. Поешь, пойдёшь. Как добираться собрался?
ДЕВОХА. На рейсовом автобусе.
ЛОГИНОВА. Часа четыре ехать. Налюбуетесь красотами.
ДЕВОХА. Это да!.. красота здесь невероятная.
ЛОГИНОВА. Это вы ещё на нашем Крайнем Севере не бывали.
ДЕВОХА. Туда добраться сейчас, говорят, очень непросто, транспортные проблемы перевозки. Жаль, я люблю новые места. А я вот не уразумею никак, человека зовут Георгий, а его называют Юрой, разные же имена.
ЛОГИНОВА. Вы из Петербурга к нам?
ДЕВОХА. Я коренной петербуржец.
ЛОГИНОВА. Странно.
АЛЕКСЕЕВ. Не ломай голову, Аля, это ничего, Петербург – это ж Тьмутаракань, ближайшая школа находиться в селе Полтавка Омской области.
ДЕВОХА. Как это?
АЛЕКСЕЕВ. Потому что в моём родном селе знают, что Георгий и Юрий – это одно и то же имя.
ДЕВОХА. Не знал.
ЛОГИНОВА. Ладно, Юра, не перегружай юношу, он и так натерпелся, напереживался, пусть едет домой налегке.
АЛЕКСЕЕВ. Что, так просто поедет? А как же Синеглазка?
ДЕВОХА. Не судьба.
АЛЕКСЕЕВ. Вот так просто откажешься?
ДЕВОХА. Не просто. Очень даже не просто…
АЛЕКСЕЕВ. Доедай и пойдём искать.
ДЕВОХА. Вы её знаете?
АЛЕКСЕЕВ. Не знаю и знать не хочу, от наших северянок не одна мужская голова закатилась в никуда. А у меня уже есть и мне её, поверь, выше крыши.
ЛОГИНОВА. Я стараюсь.
ДЕВОХА. Правда пойдём искать?
ЛОГИНОВА. Ну, раз сказал.
ДЕВОХА. Думаете, найдём?
ЛОГИНОВА. Не сомневайтесь.
ДЕВОХА. А что сказать тогда? Ей, что мне сказать, когда найдём? Она же меня впервые увидит, а тут – на тебе, мало, что с Главой региона за компанию, так ещё и с бодуна.
ЛОГИНОВА. Ну, как пойдёт.
АЛЕКСЕЕВ. Уходим. Аля, водку – на компресс, не пить же такое.
ДЕВОХА. Другой в магазине не было.
АЛЕКСЕЕВ. А ты по сельским магазинам не шастай. Кончи консерваторию и так запой, чтоб тебе со всех сторон лучшее пойло в мире само полилось. Мы пошли.
ДЕВОХА. Да. Спасибо, Алевтина Никитична. Вы – чудо. Не забуду.
ЛОГИНОВА. Добрый путь. Юра, не заговаривай парня, ему надо ещё первую фразу придумать для девушки его мечты.
АЛЕКСЕЕВ. А я её знаю.
ЛОГИНОВА. Да ладно.
АЛЕКСЕЕВ. И ты знаешь.
ЛОГИНОВА. Одни и те же слова на всех не срабатывают.
АЛЕКСЕЕВ. Эти сработают.
ЛОГИНОВА. Ну, может быть.
ДЕВОХА. А мне-то, мне-то скажите!
АЛЕКСЕЕВ. Перед самым заходом шепну.
ДЕВОХА. То есть, мне самому думать уже не надо? А вдруг на голос не ляжет?
АЛЕКСЕЕВ. Сказал же, перед заходом. (Уходит из дома.)
ДЕВОХА. Прощайте. И простите.
ЛОГИНОВА. Скажите ей: «Синеглазка, спаси меня».
ДЕВОХА. Спаси меня…
ЛОГИНОВА. Женщины по природе спасатели, а мужчины всегда терпят бедствие. У Алексеева сработало. Догоняйте, не искушайте травмированного мужчину.
ДЕВОХА. Да-да, убежал. Спаси меня, спаси меня… И ведь может сработать! (Уходит.)
ЛОГИНОВА. Ну, Алексеев… Неугомонный, обязательно найдёт заботу.


СЦЕНА 4. 1961 год. Осень. Колыма. Телефонная кабина в почтовом отделении.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Степановск, кабина номер два. Повторяю, абонент Алексеев, вас ожидает Степановск, кабина номер два. Алё, товарищ, проснитесь!

Входит заспанный Алексеев, в мехах.

АЛЕКСЕЕВ (по телефону). Ало? Ало? Алевтина… Аля! Алька… Алечка. Прилетай, я без тебя умру. Жить-то хочется. Спаси меня, спаси!


СЦЕНА 5. Тогда же. Степановск. Квартира. По радио передают советские песни. Зинаида Ивановна, чрезвычайно похожая на дочь, вяжет. С улицы входит Алевтина.

АЛЕВТИНА. Мама, я пришла!
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Дысь-дысь-дысь, как слон топочешь, с первого этажа слышно: Алька Логинова домой идёт.
АЛЕВТИНА. Я так растолстела?
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Билет купила?
АЛЕВТИНА. Гонишь родную дочь из дома.
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Хватит загорать, пора на работу.
АЛЕВТИНА. Вот уж загорела в твоём Степановске, минус десять в сентябре.
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. В Караганде теплее, что ли, было. А сейчас, в Экибастузе, какая погода?
АЛЕВТИНА. Всё равно. Я лечу в Магадан.
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Куда?
АЛЕВТИНА. К Юре.
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. У тебя же распределение.
АЛЕВТИНА. Юра просит спасти его.
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Вот, нечего было брать распределение на золотой прииск, шёл бы, как все, в шахту. Его арестовали?
АЛЕВТИНА. Да ну, не за что, он там три дня ещё только.
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. А что с Экибастузом-то?
АЛЕВТИНА. Решим как-нибудь, не бойся, главное, вместе.
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. А что там?
АЛЕВТИНА. Ничего.
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. А кто-то свой там есть?
АЛЕВТИНА. Да, Георгий Аникеевич.
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Это кто?
АЛЕВТИНА. Это мой Юра.
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Я имела ввиду, есть кто-нибудь, чтобы посодействовал, в случае чего.
АЛЕВТИНА. Говорю же, Юра. Ты же его видела.
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Видела.
АЛЕВТИНА. Он тебе понравился?
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Понравился.
АЛЕВТИНА. И мне понравился.
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. И что?
АЛЕВТИНА. Интересно. Магадан далеко, я там не была. Правда, из Магадана на машине ещё ехать по колымской трассе Магадан – Якутия, там везде вокруг прииски. Мы будем жить в посёлке Усть-Таёжный, прииск называется «Горный». Юрик же горный инженер, так что, по специальности, как записано в дипломе.
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. У тебя же нет зимнего пальто.
АЛЕВТИНА. Сошьём. Я же получила подъёмные, денег куча! Не с соболем, конечно, и не с чернобуркой, но на песца хватит.
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Почему люди, когда молодые, всегда дурака валяют, и дурочку!
АЛЕВТИНА. Меня запросто не поваляешь, а Юрку тем более.
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Ладно, пошли обедать. Пальто я сошью. Одеяло и подушку дам, к чемодану привяжем.
АЛЕВТИНА. Я голодная!
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Не торопись, доченька, может, надо внимательнее, поподробнее как-то, что ли, подумать…
АЛЕВТИНА. И думать нечего, человека надо спасать, мужчину, моего!
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Теперь и моего, куда денешься.


СЦЕНА 6. 1990-е г. г.. Степановск. Кабинет в здании вытрезвителя. Входит Родов, около 40 лет, выше среднего роста, ладно скроенный, с ранней сединой, осматривает помещение.

РОДОВ. Ну, и мрак. (Распахивает дверь.)

Входит Алексеев.

АЛЕКСЕЕВ. Вроде, вместе работаем, а поговорить некогда. Как сын, супруга?
РОДОВ (закрыв дверь). Нормально.
АЛЕКСЕЕВ. Квартира?
РОДОВ. Как раз расширился, на том же этаже.
АЛЕКСЕЕВ. Около драмтеатра.
РОДОВ. Да.
АЛЕКСЕЕВ. По телевидению скучаешь?
РОДОВ. Уже не так. Стучатся, вроде. (Открыв дверь.) Прошу.

Входит Девоха, с вещами.

ДЕВОХА. Здрасьте.
АЛЕКСЕЕВ. ****ь, давно не виделись.
ДЕВОХА. Да не так, чтобы, второй день только.
АЛЕКСЕЕВ. Надо было тебя сразу уконтрапупить и суд меня оправдал бы.
ДЕВОХА. Простите, пожалуйста.
АЛЕКСЕЕВ. Да ты меня достал своими простите! Когда это кончится!
ДЕВОХА. Не знаю, как только документы восстановят… так сказали.
АЛЕКСЕЕВ. Анатолий Семёнович, поговори с ним… я – всё.
РОДОВ. Дмитрий..?
ДЕВОХА. Можно просто: Митя.
РОДОВ. Хорошо. Как вы оказались в вытрезвителе?
ДЕВОХА. Ждал поезд на вокзале. Вчера купил билет, а рейс утром. Уснул. Просыпаюсь, ни денег, ни документов.
АЛЕКСЕЕВ. И пьяный.
ДЕВОХА. Ну, нисколько. С вечера – да, немного, ночь на вокзале же, куда пойдёшь, на гостиницу денег не осталось.
АЛЕКСЕЕВ. Зато на выпивку было.
ДЕВОХА. Пришлось выбирать: или то, или не то. А потом – как стёклышко. Ну, когда наряд милиции поинтересовался, что я делаю на вокзале.
АЛЕКСЕЕВ. А как ты меня-то приплёл!
ДЕВОХА. Ну, доставили, опросили. Кто, спрашивают, может подтвердить вашу личность. А кто? Никто. Меня принялись трамбовать, мол, капец тебе, гитараст долбаный, текст слов, извините, цитата. Я сдуру и ляпнул, что я один-одинёшенек в вашем Степановске и никто меня не может подтвердить, кроме самого губернатора с супругой. Ну, могли ли мне в ум прийти, что они вас вызовут в трезвяк.
АЛЕКСЕЕВ. Что? Вызовут? Кого? Меня!?
РОДОВ (отвечает на телефонный звонок). Родов, слушаю. Георгий Аникеевич, вас премьер-министр просит срочно позвонить.
АЛЕКСЕЕВ. Сам доберёшься или в гараж позвони.
РОДОВ. Не беспокойтесь.
АЛЕКСЕЕВ. Эй, Девоха-выпивоха, это Родов Анатолий Семёнович, он тобой займётся. Прикинь, Анатолий Семёнович, я этого никчёмыша не сдал в милицию, я его похмелил, я ему его любовь нашёл, чуть свадьбу не сыграли, а он…
РОДОВ. Георгий Аникеевич, утром губернатор Якутии звонил, сказал, что с радостью проводит вас на родной прииск «Горный», если приедете к нему на юбилей.
АЛЕКСЕЕВ. Хоть одна приятная новость за день. Я – у себя.
ДЕВОХА. Привет тёте Але.
АЛЕКСЕЕВ. Что!? (Хватает Девоху за грудки.) Да я тебя…
РОДОВ. Георгий Аникеич! Георгий Аникеич, не надо!
АЛЕКСЕЕВ. Убить тебя мало.
ДЕВОХА. Не надо.
АЛЕКСЕЕВ. Толик, выпроводи этого долбо… носика из нашего края, чтоб я его больше не видел. (Уходит.)
ДЕВОХА. Чего так злиться, я же ненарочно.
РОДОВ. Вашими документами уже занимаются, до тех пор остановитесь у меня. Там, правда, ремонт, но ничего, зато под присмотром.
ДЕВОХА. Да ничего, я сам, не хочу никого загружать.
РОДОВ. Работа у меня такая – загружаться проблемами папы.
ДЕВОХА. Он – ваш папа?
РОДОВ. Он для всех тут папа. Так, дайте минуту, соображу по поводу логистики. Вам завязать бы не мешает, раз по пьяной лавочке то и дело попадаете в истории.
ДЕВОХА. Полоса такая невезения. Хотя да, сам думаю, завязывать надо. Классный у вас папа, другой закатал бы на цугундер и забыл. Надо же, губернатор пришёл в трезвяк опознавать проходимца, сказка!
РОДОВ. Полагаете, он хотел сюда идти? Или может быть, главе региона более заняться нечем, чем пьяницей-недотёпой? Когда мне позвонили, я просто обалдел от такой наглости милиции, понятно же, что кто-то из начальников просто прикололся, а кто-то решил с прихода губернатора что-то поиметь, пусть не для себя, для служебного пользования, но всё же; времена такие, пресловутые 90-ые, когда все выстраиваются в очереди с просьбами, требованиями, пожеланиями, мольбами, болями, страданиями. А как по-другому, если стране всего-то несколько лет, после перестройки экономика рухнула. Сейчас строить надо новый дом, а на любое строительство даже сарая для инструментов нужно время. И средства, средства, средства.
ДЕВОХА. Я же ненарочно.
РОДОВ. А папа не умеет подставлять, не замечать, бросать людей на произвол. И, конечно, он поехал, чтобы тебя опознать и помочь выбраться из непростой ситуации. И, конечно, его здесь стали раскручивать на материальную помощь. Не ты первый, не ты последний, не парься. Я виноват, мне перевели звонок из вытрезвителя, а я, олух, решил повеселить шефа историей. Ну, не должен человек такого ранга заниматься такой мелочью!
ДЕВОХА. Я не мелочь.
РОДОВ. Я не тебя, я про ситуацию.
ДЕВОХА. Всё, как в сказке, чем дальше, тем страшнее.
РОДОВ. Мне тут сообщили, работники, оказывается, забились на деньги: приедет папа или нет.
ДЕВОХА. И как результат?
РОДОВ. Фифти-фифти.
ДЕВОХА. Я завяжу, обещаю. Клянусь партитурой Шостаковича!
РОДОВ. Какой-то оперы?
ДЕВОХА. Всех! Включая камерную музыку.
РОДОВ. Хохмач. Может, и не надо бросать. У нас тут тоже есть один известный певец. Как завязал, так теперь носится по присутственным местам с прожектами, покоя не даёт. Министр сельского хозяйство однажды не выдержал и сказал: лучше бы Кушнир пил. Эврика! (По телефону.) Слава? Привет, Толя Родов. Тут свой собрат болтается в городе, как цветок в проруби, от него даже папа бегает в ужасе. Можешь приютить до вечера? На ночёвку заберу к себе. Всё, спасибо, скоро будем. (Убрав телефон.) Вот так.
ДЕВОХА. Уходим отсюда, наконец?
РОДОВ. У вас получится отличный дуэт «2 – Долбоносик – 2».
ДЕВОХА. А почему прииск родной для Алексеева?
РОДОВ. После института, с 1961 года, он золото добывал на Колыме, сам понимаешь, колымские рассказы – это тебе не байки из болгарских Златы Пяски. Настоящий мужик, по дороге расскажу. Уходим.



















Действие 2

СЦЕНА 7. Колыма. Комната в общежитии. Зинаида Ивановна готовит на плите. В раскрытом чемодане спит ребёнок. С улицы входит Логинова.

ЛОГИНОВА. Как Марина?
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Спит. Не подходи! Нечего дышать на неё с мороза, погоди чуть. Диатез просто не проходит.
ЛОГИНОВА. Витамины, витамины…
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Витамины не при чём, Колыма её гробит. Вот, что, Алевтина, я забираю внучку и уезжаю в Степановск. Там квартира, витамины и пошли вы со своим золотом к чертям собачьим.
ЛОГИНОВА. Мама, так нельзя.

Входит Георгий.

ГЕОРГИЙ. Спит?
ЛОГИНОВА. Мама надумала с Маринкой уезжать!
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Шёпотом! Шёпотом! Шё-по-том. Даже кроватку не найти в этом диком краю, девочка спит в чемодане! Скажи кому, не поверят. Мы, Логиновы, род крепкий, северяне до мозга костей, всё перетерпим, но этот край не для ребёнка. Диатез Мариночку добьёт! А диатез не один, у неё целый воз болячек, не выдержит. Георгий, включи мозги, они у тебя до Колымы были, я помню.
ЛОГИНОВА. Это невозможно.
ГЕОРГИЙ. Потом поем, обедайте без меня.
ЛОГИНОВА. Что случилось?
ГЕОРГИЙ. Мастером назначили.
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Тормозок соберу, погоди минуту. (Делает бутерброды.)
ЛОГИНОВА. Здорово, Юрка, растёшь.
ГЕОРГИЙ. Зинаида Ивановна права. Сейчас пойду в управление, организую отъезд Маринки с бабушкой.
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Молодца тебе за это, Юрка, молодца!
ГЕОРГИЙ. Ты тоже собирайся.
ЛОГИНОВА. Что!
ГЕОРГИЙ. Будешь тут с ума сходить по дочке, нечего мне тут дурдом устраивать.
ЛОГИНОВА. Да меня не отпустят!
ГЕОРГИЙ. Шёпотом, шёпотом.
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Вот именно, успокаивай потом девчонку.
ГЕОРГИЙ. Не обязательно ехать с ними, поедешь позже. Просто завтра же начни увольнение с работы.
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Георгий Аникеевич, вот собрала покушать.
ГЕОРГИЙ. Спасибо, Зинаида Ивановна, но до Аникеевича мне ещё дорасти надо. Всё, девчата, пока, буду поздно. Давайте-ка, я вас обниму, хоть согреюсь! (Обнимает женщин.) А я обязан отработать свои три года, не обессудьте. Обсудим. Доченьке привет! (Уходит.)
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Настоящий мужчина. Только какого чёрта его сюда понесло… Кушать подано.
ЛОГИНОВА. Сама ешь. Покуда одета, побегу, позвоню начальству, сообщу, что уезжаю. Чего тянуть, мама, сразу не отпустят по любому, а процесс пусть уж запустится. Дочке привет. (Уходит.)
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Во дают! Ахнуть не успела, всё уже решено. Молодёжь. Я уже накусочнилась, потом пообедаю. Лучше поспать лишнего. (Укладывается.) Сна лишнего не бывает. Колыма ты моя, Колыма… шла бы ты, куда подале…


СЦЕНА 8. 1990-е г. г.. Ярэйяха. Кабинет в учебном здании с погашенным электричеством. Открывается дверь, входит Родов.

РОДОВ (в дверях). Георгий Аникеевич, сюда.

Входит Алексеев.

АЛЕКСЕЕВ. Что здесь?
РОДОВ. Кабинет зоологии. Там кресло, около стола преподавательского, плед положил на подлокотник. Отдыхайте.
АЛЕКСЕЕВ. Минут двадцать, Толя.
РОДОВ. Понадобится свет, включатели с этой стороны.
АЛЕКСЕЕВ. Ясно. (Устраивается в кресле.)
РОДОВ. Я ушёл. (Уходит.)

Чуть погодя, из-под стола выбирается Девоха.

ДЕВОХА. Срубило.
АЛЕКСЕЕВ. Кто здесь?
ДЕВОХА. Я. Уснул, я артист, устал.
АЛЕКСЕЕВ. Теперь моя очередь.
ДЕВОХА. Сейчас, соберусь.
АЛЕКСЕЕВ. А ну, артист, включи-ка свет.
ДЕВОХА. Вот спасибо, а-то темнища такая… (Включает освещение.) Ой.
АЛЕКСЕЕВ. Не может быть.
ДЕВОХА. Точно. Вы-то здесь, как?
АЛЕКСЕЕВ. Выкроил время вздремнуть.
ДЕВОХА. А я с концертами, по выборам.
АЛЕКСЕЕВ. Уже понял. Как сам?
ДЕВОХА. В целом, отлично, наверное.
АЛЕКСЕЕВ. Ладно, шагай.
ДЕВОХА. Сейчас-сейчас, я быстренько, заберу своё. Где-то была… вот. (Вынимает бутылку водки из-под стола, упаковывает в сумку.)
АЛЕКСЕЕВ. Как Синеглазка?
ДЕВОХА. Командует.
АЛЕКСЕЕВ. Дети?
ДЕВОХА. А то, дочка, такая же командирша.
АЛЕКСЕЕВ. Слышу в голосе радость, нравится, что ли, подчиняться женщине?
ДЕВОХА. Любви. Любви я подчиняюсь. Часто вас вспоминаю, Георгий Аникеевич, интересуюсь, как дела в вашем краю.
АЛЕКСЕЕВ. Пьёшь, я смотрю, только перешёл на подороже?
ДЕВОХА. Что вы, с моей Синеглазкой не попьёшь. Да я давно завязал. Кстати, после нашей, с вами, встречи в вытрезвителе больше ни грамма.
АЛЕКСЕЕВ. А что за бутылка из-под стола?
ДЕВОХА. Водка. Оставить? Закупорена.
АЛЕКСЕЕВ. Не пори чушь. Если не пьёшь, зачем?
ДЕВОХА. Да поднесли. Обычно не беру, а тут понадобилось, для аутотренинга.
АЛЕКСЕЕВ. Характер вырабатываешь? Знаю таких, пить бросают, а сами собирают бар и поят потом гостей, бывших собутыльников похмеляют.
ДЕВОХА. Наоборот. Да ладно. Вы-то, как здесь, в таком захолустье?
АЛЕКСЕЕВ. Ты мне зубы не заговаривай.
ДЕВОХА. Если честно, пытался заставить себя выпить.
АЛЕКСЕЕВ. И что, пал смертью храбрых под стол?
ДЕВОХА. Да нет, отделался контузией, уснул.
АЛЕКСЕЕВ. Колись.
ДЕВОХА. Вы же ото всех спрятались, как я понял, чтоб вздремнуть, а я тут со своими тараканами.
АЛЕКСЕЕВ. Колись, сказал.
ДЕВОХА. Учёбу кончаю в этом году. Вроде бы всё хорошо, но всё так плохо. Кончить Санкт-Петербургскую Консерваторию и отправиться в какую-нибудь захолустную филармонию дояркам песни под гитару распевать в пять утра после первой дойки – ещё та перспектива. Вот поехал под президентские выборы, очень уж деньги нужны, пересекаюсь с другими бригадами, а там большинство самодеятельные исполнители. Я к ним с уважением, ради бога, но я же не для этого учился! А тут ещё богатенькие буратины повадились профессионалов с собой в сауны зазывать. Предлагают серьёзные бабки, с бабами, а я не могу. Ну, не могу я переступить черту между профессиональной честью и профессиональной действительностью. Эстрадники, те пусть себе кривляются хоть без трусов, но я служу Моцарту, Гуно, Шостаковичу.
АЛЕКСЕЕВ. Сам выбрал профессию, раз не кормит, меняй.
ДЕВОХА. Да кормит! Кормит! Но не в нашей стране. Оно понятно, есть, как есть. Но великие русские зодчие, к примеру, они же не строили храмы, где родились, там уже было застроено, они по другим городам и весям ходили. А итальянцы? Так же, уехали в другую страну и застроили тот же великий Санкт-Петербург.
АЛЕКСЕЕВ. Бежать собрался?
ДЕВОХА. Да не надо бежать! Нужно просто имя. Профессиональное имя сделать. Я ж не для прокорма семьи впервые согласился на выборную тематику, для этого нам, с супругой, не так и сложно заработать дома, в Питере же не в провинции, всегда найдётся кормушка. У меня появилась возможность участие в престижных международных конкурсах, на которых делаются имена, там же пасутся солидные импрессарио. Надо просто заявиться раз, другой, третий, у меня отличные рекомендации, но появиться-то надо, заочно певцов не выбирают. Понадеялся заработать, а тут… Короче, обещали одну цену, на выхлопе другая. Впереди ещё две недели гастролей, а уже понятно, что можно не продолжать, могут вообще кинуть.
АЛЕКСЕЕВ. Это захолустье называется Ярэйяха. После Колымы сюда попал, на нефтяную шахту. Даже не знал, что нефть могут добывать шахтным способом. С 64 по 75 год, десять лет, от мастера до начальника шахты. И отсюда шагнул в политику. Люблю это село. Моя юность здесь осталась. Я здесь тоже по выборным делам, должность обязывает, профессия. Профессия политика. Тоже работаю на сцене, артист разговорного жанра. Полный аншлаг. Только мне за выступления не платят, ни саун с бабами, ни просто бабки не предлагают, самому из толстосумов приходиться вышибать на разные дела для людских нужд. А так-то бы, чего не посидеть в сауне. Но они ж меня и в одежде бояться, а выйди я голышом на арену? Эпидемия инфарктов гарантирована. Я всех их за яйца держу, у большинства уже всмятку.
ДЕВОХА. Сочувствую вам.
АЛЕКСЕЕВ. Спасибо за понимание, Девоха. Признаться, профессия горняка меня больше устраивала, более, чем. Однако, обстоятельства и люди сделали мой выбор таким, каков он есть. Так, 10 минут у меня есть, я, таки, вздремну. Сегодня ещё четыре встречи с людьми. Ну, или, как выражаются заезжие политтехнологи, с электоратом. Вот будет беда, если эти умельцы власть схватят. Взбодрил ты меня, Дмитрий, каким бы снотворным душу урезонить. А ну, что там за водка у тебя?
ДЕВОХА. Вот, забирайте.
АЛЕКСЕЕВ (открывая бутылку). Наверняка сивуха. Вот в наше время водку продавали, сургучом залитую. 40 оборотов? Мало ли, что написано. А ну. (Отпивает.) Пить можно, но вряд ли до 30 градусов дотянет. Но для быстродействующего снотворного должно сойти. Закусь?
ДЕВОХА. Только яблоко.
АЛЕКСЕЕВ. Да вы, батенька, эстет. Давай. (Выпивает бутылку до дна, откусывает яблоко.)
ДЕВОХА. Блин, до дна!
АЛЕКСЕЕВ. Яблоко, конечно, лишнее, на Северах надо картошку кушать. Всё, отключаюсь. Может, колыбельную?
ДЕВОХА. Хотите, вашу любимую?
АЛЕКСЕЕВ. Знаешь, что ли?
ДЕВОХА (напевает). Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить, с нашим атаманом не приходиться тужить…
АЛЕКСЕЕВ. Пиано, Митя, а-то набежит саранча охранная… пиано, как я сейчас… (Засыпает.)
ДЕВОХА (шёпотом). Как за чёрный берег, как за чёрный берег ехали казаки, сорок тысяч лошадей…


СЦЕНА 9. 1964 год. Степановск. Квартира. Утро. Алевтина занимается уборкой. Входит Зинаида Ивановна.

АЛЕВТИНА. Юра…
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. А вот и нет.
АЛЕВТИНА. Как ушёл с вечера, так ещё и нет.
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Знаю. Под моим присмотром в гостинице зажигает.
АЛЕВТИНА. Мама, что-то знаешь?
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Ну, что простой вахтёр может знать.
АЛЕВТИНА. Всё.
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Маринка в садике?
АЛЕВТИНА. Ну, конечно.
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Спать хочу, как медведь бороться. Женщина я, конечно, крепкая, и фамилия у меня Логинова, но сутки в режиме ожидания дались о-го-го. Всё ещё беседуют.
АЛЕВТИНА. С кем хоть ты его свела?
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. О, это очень серьёзный человек. Начальник Управления нефтешахт Николай Иванович Потетюрин.
АЛЕВТИНА. Вот как! Георгий же вчера ещё ходил в Совнархоз, спрашивал работу для горного инженера, а ему сказали, мол, в Воркуту или в Инту, или вот есть Ярэйяхские нефтяные шахты, а Юра даже не знал, что нефть добывают шахтным способом.
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Вот.
АЛЕВТИНА. Вот – что?
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Вот туда вы и поедете.
АЛЕВТИНА. Юру берут!?
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Алевтина, по моей рекомендации не то, что в Ярэйху возьмут, даже с Колымы, и то отпускают.
АЛЕВТИНА. Так ты всё уже знаешь!
ЗИНАИДА ИВАНОВНА. Ну, естественно. На ходу засыпаю, пошла к себе. (Уходит.)
АЛЕВТИНА. Мама, мама, расскажи, мама! (Уходит за Зинаидой Ивановной.)

Входит Георгий.

ГЕОРГИЙ. Аля?
АЛЕВТИНА (вернувшись). Юра!
ГЕОРГИЙ. Прости, задержался.
АЛЕВТИНА. Да я в курсе.
ГЕОРГИЙ. Тёща сообщила?
АЛЕВТИНА. Да. Что это за Ярэйха?
ГЕОРГИЙ. Понятия не имею. Но работа очень интересная. Главное, неожиданная. Зарплата, как везде, ну, там какие-то плюсы. Спать хочу, невмоготу!
АЛЕВТИНА. Вот так ждёшь-ждёшь, а тебе: спать хочу.
ГЕОРГИЙ. Всё же нормально, девочка моя, подробности после. Всё, я сплю. (Ложится на диван.)
АЛЕВТИНА. Укрыть?
ГЕОРГИЙ. Меня нет.
АЛЕВТИНА. Ладно, тогда уберусь в кухне. Нормально. (Уходит в кухню.)


СЦЕНА 10. 1990-е г. г.. Ярэйяха. Кабинет в учебном здании с погашенным электричеством. Алексеев спит в кресле. Девоха стоит у окна. Открывается дверь, входит Родов.

РОДОВ. Не понял!..
ДЕВОХА. Приветствую, Анатолий Семёнович.
РОДОВ. Как ты здесь оказался?
АЛЕКСЕЕВ. 20 минут прошли. Пора на сцену. Толя, он не виноват, это твоя логистика подвела. Я ушёл. Ты Дмитрия сильно не бей. А с тобой поговорим. Рад был повидаться, Девоха. Тёте Але передать привет?
ДЕВОХА. Конечно! Я вас обоих очень уважаю. Да нет, просто страшно люблю. Если бы не наша встреча, не было бы меня. Я ж тогда хотел консерваторию бросить. Спивался. Одна Синеглазка, чего стоит! И доченька. Вы – мой ангел-хранитель, Георгий Аникеевич. И Алевтина Никитична… поклон ей.
АЛЕКСЕЕВ. Жене привет. Бывай. Анатолий Семёнович, не задерживайся. (Уходит.)
ДЕВОХА. Буду. А куда денешься. Конечно, буду.
РОДОВ. Как ты здесь оказался?
ДЕВОХА. Я здесь уснул. С концертами езжу, притомился, спрятался от всех, чтобы помедитировать. Просыпаюсь, а тут Алексеев в кресле пристроился.
РОДОВ. Он меня точно уволит. Знаешь, что за такие подляны бывает?
ДЕВОХА. Я же ненарочно!
РОДОВ. А ты уже не в первый раз и опять ненарочно!
ДЕВОХА. Ну, вот.
РОДОВ. Так ты знаешь, что таким, как ты, бывает?
ДЕВОХА. Только не больно, губернатор приказал.
РОДОВ. Так вот., что таким, как ты, бывает, с тобой не будет. Если он меня уволит, я тебя на руках до самолёта понесу, клянусь.
ДЕВОХА. О как.
РОДОВ. Я ж тогда обратно, на телевидение вернусь. Алексеева я, конечно, уважаю, и даже более, чем, но его работа любого нормального человека в могилу сведёт. Да дело даже не в работе, другие сядут на трон и только ножками болтают да посвистывают от счастья, а этот же работает, пашет, как вол. Но я-то же не знал, на что подписываюсь, когда пригласили. Я не ломовая лошадь, я не Алексеев. Всё, Дмитрий, жди вестей и надейся свинтить из нашего региона на моих руках. Стоп, а что за пустой пузырь?
ДЕВОХА. Дядя Юра заглотил, вместо снотворного.
РОДОВ. О, чёрт, думает, что семижильный. Побежал. Я тебя найду. Бывай. (Уходит.)
ДЕВОХА. Буду. А куда денешься. Конечно, буду.


СЦЕНА 11. Алексеев входит на авансцену.

АЛЕКСЕЕВ. «Чтобы взять власть над людьми, надо сначала взять власть над собой». Это не я сказал, Наполеон Бонапарт. Это чтобы вы понимали, мы тут не только командуем, но ещё и книжки читаем, образовываемся, так сказать, век живи – век учись, а куда денешься. Меня спрашивают: каким было вхождение во власть? Отвечаю. Нам пришлось работать в новых условиях – в режиме реформ. Тогда менялось многое, если не всё. Одним из главных для общества стало требование строить правовое государство. Чтобы именно государство, а не партия принимало важнейшие решения. Но для этого нужна была законодательная база. Как и под новую экономику. А никакой базы ещё не было. Я не могу сказать, что это были лёгкие годы, но что самые интересные – это точно. Цель у нас была одна: наладить нормальную жизнь, а это – экономика, здравохранение, образование, культура, наука. Это межнациональные отношения. Это сельское хозяйство. Молодёжь надо поддержать, стариков, детей. Цель одна, а задач, которые требовалось решить для её достижения, великое множество. И достичь эту цель можно только тогда, когда на неё будут работать все, а не только власть, государство. Как сказал философ: «В задачу государства вовсе не входит сделать из жизни рай; его задача – не допустить, чтобы эта жизнь превратилась в ад.» Поэтому куда важнее целей та реальность, с которой мы имеем дело. Живём мы или выживаем? Выживают в реанимации. А мы живём! Просто на нашу долю выпало крайне непростое переходное время. Хороших и добрых реформ не существует. Особенно тех, которые вызваны развалом прежней системы – политической и экономической. И это утопия, что всё могло быть как-то по-другому, что если бы да кабы. Нет, у жизни совсем другие законы, о которых мы ещё совсем недавно и не подозревали. У людей всегда есть два выхода: либо самим начинать что-то делать, либо кивать на власть: это она виновата. А вот власти кивать не на кого. Ты просто делаешь всё, что можешь. Да ещё при этом стараешься не подавать вида, что и тебе совсем непросто, ох, как непросто. Особенно, когда на тебя смотрят и надеются, что вот сейчас ты совершишь чудо… Ну, а, если по существу, то, всё-таки, удалось замедлить спад производства. В 1994 году было 20%, в 1996 – уже 9. А в начале 1997 года меньше 8. К тому же, в 1996, впервые за последние 13 лет, выросла добыча нефти. И бокситы у нас есть, и титан, но ведь их ещё добыть надо, а это дело долгое. Деньги нужны! На новые технологии, предприятия, оборудование, жильё для специалистов. Так что, за инвестиции мы бьёмся отчаянно. За то, чтобы инвесторы не боялись вкладывать финансы в нашу республику. Для нас сейчас вся политика – в основном, в экономике. Её нужно удержать, чего бы нам это ни стоило. А новая экономика неотделима от понятий того же правового государства. Реальность такова, что нельзя не учитывать законы и принципы на перспективу. Каждую новую страницу в истории государства надо писать очень грамотно, вдумчиво, а то получится такой черновик, который уже сегодня и придётся перечеркнуть. Власть – страшное дело. Не то подписал, не туда колыхнулся – за каждым словом, за каждым поступком стоят тысячи судеб. Прохожий на перекрёстке может болтать, о чём угодно, а государственный деятель тысячу раз должен взвесить, прежде, чем сказать или делать, потому что он в ответе за всё и за всех.


СЦЕНА 12. 2011 год. Золотая осень. Мемориальный комплекс на могиле Алексеева. Входит Логинова.

ЛОГИНОВА. Юрик, привет. Я опять к тебе. Скучаю. Всё, молчу-молчу, молчу.

Входит Девоха, с букетом.

ДЕВОХА (возложив букет). Вот и я. Опять невовремя, опоздал на целый год. И опять не к месту. Кладбище не ваше место, дядя Юра, не ваше.
ЛОГИНОВА. Девоха?
ДЕВОХА. Да? О, господи, тётя Аля! Дорогая. Узнали ведь.
ЛОГИНОВА. Ну, теперь ты мировая звезда.
ДЕВОХА. Есть немного. Всё благодаря ему.
ЛОГИНОВА. Перестань, бездарям, хоть упомогайся, толку не будет.
ДЕВОХА. Ну, спорить не стану.
ЛОГИНОВА. Скромняга ты наш.
ДЕВОХА. Да я прикалываюсь.
ЛОГИНОВА. С концертом в наши края?
ДЕВОХА. Нет. Конкретно на могилу. Мы живём в Австрии, я сейчас в Венской опере служу.
ЛОГИНОВА. Знаю-знаю. Рада за тебя. И за Синеглазку?
ДЕВОХА. А то! Кто ж, как не она.
ЛОГИНОВА. Ну, мало ли, вы, артисты, народ, любящий разнообразие.
ДЕВОХА. Да я, может и не прочь поразнообразничать, но у вас, северянок, не разгуляешься. Любовь, зараза.
ЛОГИНОВА. Ну-ну.
ДЕВОХА. Как вы?
ЛОГИНОВА. Нормально. Когда в последний раз виделись с дядей Юрой?
ДЕВОХА. Сейчас 11-ый год… Получается тринадцать лет. Пересеклись в Ярэйяхе, выборы. И я, как всегда, вовремя подвернулся под руку моему ангелу-хранителю.
ЛОГИНОВА. Кто это?
ДЕВОХА. Ваш Алексеев. Наш Георгий Аникеевич. Ну, мемориальный комплекс, конечно, правильный. И недурно, кстати. Так вот, он тогда использовал мои местные корни, родители-то отсюда, и нашёл возможность профинансировать мою поездку на конкурс, как раз, в Австрию. Ну, а дальше пошло-поехало. Сам вспомнил! Я обалдел. С нашей первой встречи помнил, ну, когда он об мою образину руку ушиб.
ЛОГИНОВА. Говорят, ты в политику пошёл?
ДЕВОХА. Да нет, я – вокалист, у меня контрактов на пять лет вперёд, плотно, и ещё на три года предварительных договоров. Но всё же, всё же, всё же. Справедливость никогда не торжествует, но напоминать о ней надо, а у меня классный голос, его хорошо слышно.
ЛОГИНОВА. А Синеглазка, что на это?
ДЕВОХА. Обещает прибить как-нибудь, да руки не доходят, детьми заняты, домом, ну, и я наловчился вовремя уворачиваться.
ЛОГИНОВА. Политика теперь смертельный номер.
ДЕВОХА. Так для того и рождаемся, чтобы умереть. По-моему, погибнуть приятнее, чем подохнуть. Так что, да, погибаю помаленьку, но жив же. Георгия Аникеевича часто вспоминаем. Каждый его день рождения отмечаем, он ведь для нас жив. И вообще, ангелы-хранители не умирают, они бессмертны.
ЛОГИНОВА. Значит, концерта в Степановске не будет?
ДЕВОХА. У меня самолёт через два часа. Я здесь инкогнито.
ЛОГИНОВА. Рада была повидаться. Спасибо, что помнишь. Будь счастлив. Береги себя.
ДЕВОХА. Себя беречь – себя не уважать, спросите супруга, он подтвердит. Если не спешите, я спою. Одну вещь. Одному ему собирался, но для вас ещё милее. Послушаете?
ЛОГИНОВА. Да, Митя, да.

Девоха поёт.