Русалка

               
                сказка абсурдиковая

В основном про Русалку.
Конечно, про бережковый мусор надо было бы побольше написать – много там чего было всякого интересного, но ведь мы, всё-таки, про Русалку историю рассказываем, так что не будем – скажем только, что на этом тухлянском берегу впоследствии открыли жилу какую-то очень ценную.


Прогуливался по мусорному бережку речки Тухлянки молодой Аспирант Ельского Международного Университета и размышлял о лучшем своём будущем, когда он наконец станет Профессором, а потом, скорее всего, и Академиком настоящим.
     И неожиданно нашёл на этом бережку замусоренном яйцо русалочье, очень красивое, в зеленоватых прожилках и с блёстками огненными, и очень этому удивился.
Сначала подумал, что это доселе какая-то неизвестная драгоценность каменная – ногтем пошкрябал, а оно недовольно шипит и ёжится.
Оглянулся Аспирант по сторонам и быстренько сунул в боковой карман это яйцо и пошёл себе дальше прогуливаться.
     Погулял ещё немножко, а потом слышит – кто-то пищит придушенно.
Покрутился во все стороны – никого нет поблизости, а писк всё пищит и пищит безостановочно.
Похлопал Аспирант свой пиджачок по карманам, а из бокового кармана кто-то "Ой!" говорит с явно недовольными интонациями.
А потом ещё и голосок нежный послышался, едва слышимый, но очень явственный:
– Послушайте, Аспирант, мне нужно срочно съесть скорлупку от моего домашнего яичка, а то у меня пропадёт желание для дальнейшей жизнедеятельности.
Но у меня, к сожалению, никакой подходящей ложечки нет, а тем более, вилочки.
     А у Аспиранта как раз с собой была маленькая серебряная ложечка – он её накануне спёр из хозяйского дома в надежде продать кому-нибудь и потом на эти денежки поужинать в каком-нибудь мотеле поблизости.
Оглянулся в разные стороны и быстренько сунул он эту ложечку в карман писклявый, а оттуда и говорят: – Мерси вам, товарищ.
И через некоторое время из этого же карманчика высунулась ручка худенькая с зелёными ноготками и ложкой дочиста облизанной помахивает.
Обрадовался Аспирант и поспешил во весь дух поскорее к себе, даром что был совершенно некормленый.
     Поел немного, что было в корзинке продовольственной, похрустел картофелинкой в "мундире", а потом собрал все разбросанный журналы "Работница" в аккуратную стопочку, надел кальсончики вязаные и только хотел дунуть на лампу керосиновую...
Да вдруг вспомнил, что у него в кармане найдёныш-Чудинка с ручками худеньким завалялась.
Вот ведь, какая оплошка – совсем вывалилась из памяти.
     Начал Аспирант, на ночь глядя, придумывать, куда её, эту малявку, пристроить – на улицу ведь не пойдёшь, в такую темень, искать какой-то прудок или лужицу.
До речки далеко, да и хулиганы всякие по улицам шастают, того и гляди – обидят или намылят чего-нибудь.
Налил в деревянную бадейку водички расписным ковшиком, вырезанным из цельного куска деревянного.
     У них в поселении издавна жил мастер по вырезанию из цельных кусков всякой утвари кухонной и этот умелец даже пробовал какую-нибудь мебель вырезать, тоже цельнокусковую.
И что же? Очень удачно у него получались кровати двуспальные, кресла-качалки, тумбочки, столы бильярдные и особенно кроватки детские с балясинками.
Всегда к нему в мастерскую длиннющая очередь стояла за заказами – очень это выгодное дело, оказывается, – вырезать цельнокусковые изделия. 
Граждане в книге жалобной всегда писали одно и то же – "чудо, какие дивные изделия!!".
     Потому что нецельнокусковое постепенно на отдельные кусочки расклеивалось и потом эти кусочки среди ночи шумно об пол стукали, когда падали.
А от этого хозяева просыпались посреди ночи и начинали от испуга кричать истошно, и свечки зажигать.
А в таком истошном состоянии зажжённые свечки обычно падали прямо на одеяло или перину – что попадётся на пути у свечки, и появлялся пожар сначала 1-й степени, а потом 2-й, а иногда и до 3-й степени доходило, но это редко бывало.
     Это когда в кроватке только женщина одна лежала – тогда точно, случалось 3-й степени, а так обычно на 1-й степени всё и заканчивалось, потому что мужчина сразу же бежал на кухню за чайником и заливал всё подряд, пока пожар 1-й степени только-только набирал силу для повышения до 2-го уровня.
     Вот поэтому-то и стояла такая большая очередь к мастеру-вырезальщику – чтобы не было повода для какого-то пожара или чего другого непредвиденного, потому что цельнокусковое вырезается исключительно по предписаньям ГОСТа и в соответствии требованиям противопожарной безопасности.
     Значит, налил Аспирант ковшиком цельнокусковым воды в деревянную бадейку и запихнул в неё свою Чудинку-найдёныша.
Чудинка плюхнулась в бадейку липовую, улеглась там поудобнее и заснула, как все малолетние русалочки делают – свернулась калачиком и хвостиком прикрыла голову.
     Аспирант наутро наспех выпил чаю с баранками, потом задумался, почесал везде, как положено, для изгнания остатков собственного сомнения, а потом завернул русалочку махонькую в чистую ситцевую тряпочку и отнёс Чудинку в Ельское учебное заведение.
Для показа и консультации профессиональной, потому что не может же начинающий Аспирант разбираться и в том, и в этом одновременно – тут опыт нужен многолетний, и практика соответствующая.
И сразу же, как пришёл, показал её, прямо в тряпочке, самым известным шведским Академикам из Ельского Международного Университета. 
     Профессора эти заморские сразу же свой интерес проявили – тут же прекратили все свои споры научные, исследовательские дела побросали и около демонстрационного стола сгрудились для внимательного разглядывания доселе не виданной диковины.
Некоторые "светила", вообще, даже лупы вытащили из футляров замшевых и стали Чудинку оглядывать со всех сторон, и ещё через самый мелкий микроскоп посмотрели внимательно.
Особенно один маленький тощий Профессорок с редкими зубками старался рассмотреть мельчайшие детальки и шершавинки и всё как-то грубо, с какими-то ужимками пучеглазыми, непонятно, что ему больше хочется – то ли скушать Русалочку, то ли такой вот он оригинальный натуровед биологический.
     Посмотрели, посмотрели шведы научные, а потом покачали головами лысыми и говорят:
– Ну да, конечно, на русалку смахивает. Но нужно изучать у неё органы внутренние для вердикта окончательного, а потому придётся разрезать вдоль и поперёк, вы на это согласные?
– Или ещё можете продать её за хорошие денежки кому-нибудь знающему. Да хоть в ту же Кунсткамеру продайте, там толк в этом понимают, – Профессорок редкозубый советует противным голосом.
– Нет! Нет! И, ещё раз, нет! – сказал Аспирант очень категоричным голосом, завернул Русалочку свою в тряпочку ситцевую и ушёл восвояси.
Ишь чего выдумали –  резать вдоль и поперёк, такую махонькую!
     Стал он воспитывать Русалку по своей методике – почаще гулять с ней в саду и парке, на водоёмы водил, где учил её правильному плаванью по-всякому: брассом, кролем, баттерфляем и ещё немножко по-собачьему.
Чтобы не стыдно было на людях выйти где-нибудь в Анапе или в Адлере и окунуться в море голубое на зависть всем отдыхающим.
     Рано или поздно – пришло нужное время и стала Русалка девушкой с чёрными ресницами и голубыми глазками слегка навыкате – загляденье просто!
Ей бы радоваться, песни петь и приплясывать, а она всё сидит у окошка и смотрит печально на проезжую часть улицы с утра до вечера.
Сидит, глазками лыпает, одной ручкой за щёчку подперлась, а другой серого котейку поглаживает.
Ой, а где же котик-то? А нету котика, ручка совершенно пустая, ничего не подпирает, просто лежит себе на подоконнике.
     Местные парнишки сразу же в табунки сбиваются и шастают туда-сюда без передышки вдоль этого русалкина окошка.    
Семечки кушают и на окошко всё поглядывают и смеются своим плоским шуточкам, всю мостовую заплевали-усыпали шелухой подсолнечной.
Очень дворники через это недовольные и постоянно претензии Аспиранту выказывают, и доносы строчат в разные организации: в домоуправление, в ЖКХ, в "Общество охраны и безопасности" и – чего уж там! прямо в ГПУ жалуются!
     ГПУ аж 2 раза приезжало с собакой и наганами, как положено – проверили документы у Аспиранта и поинтересовались происхождением картошки в чугунке и девицы с чешуёй вокруг талии, которая у окошка на табуреточке сидит и без отрыва наблюдает за проходящими по тротуару гражданами.
А ихняя гэпэушная собака и не рычала нисколечки – это даже понятые заметили и потом всем рассказывали, что псина не рычала нисколечки, даже, когда вместо ног у девицы хвост увидела, лишь вздрогнула чуть-чуть и сразу же отвела глаза – на чугунок с картошкой уставилась.
     Но и тут всё обошлось, потому что картошка эта была совсем и не ворованная, а лицензионная, купленная на базаре у мадьяров прямо с телеги, а с телеги обычно никаких чеков не дают за покупку, потому что некуда посадить счетовода знающего.
Но, в виде исключения, особо настырным покупателям, всё-таки бумажку выписывают и печатку ставят мадьярскую кооперативную.
И у Аспиранта как раз этот покупательский мадьярский чек сохранился, так что пришлось ГПУ этому уйти несолоно хлебавши восвояси.
Напоследок кинуло ГПУ свои косые взгляды на Русалку одинокую у окошка, крякнуло и тихонько выскользнуло за дверь, как будто его и не было.
     А она всё сидит у окошка и смотрит печально на проезжую часть улицы с утра до вечера.
Да изредка встанет и что-нибудь этакое сделает – то пол подметёт, то мушек погоняет полотенцем или окошко помоет с мылом хозяйственным.
А потом невзначай прочитала в журнале "Работница" рецепт, как правильно сделать оладии со сметаной и теперь завсегда Аспиранта потчует оладиями с разными специями.
     Поздно вечером пришёл с работы усталый Аспирант и жалуется:
– До чего же тупые эти студенты бюджетные – ты им в зуб ногой тычешь, а они ничего всё равно не понимают, только смеются весело, думают, что это с ними так шутки шуткуют про незыблемую силищу объединённого мирового пролетариата.
 А воо-от, посмотри-ка, что я тебе принёс – и кулёчек с сушёными снетками в мятом состоянии из заднего кармана вытащил.
Русалочка в ответ вся сморщилась недовольно и говорит:
– А всё-таки мне больше бычки в томатном соусе нравятся.
– Ну, это уж потом как-нибудь – вот выдадут жалованье, так я сразу и зайду в Елисеевский, там как раз будет завоз эквадорских бычков пряного посола в ломтиках, с добавление томатного ингредиента.
     И ещё Русалка всё время просит котика завести, хоть какого-нибудь, самого завалящего, потому что так положено всем сидящим и смотрящим в окошко печальным девушкам.
А где же его взять этого самого завалящего – везде торгуют котиками по полтыщи, а у него ведь совсем мизерное аспирантское жалованье – вдвоём бы как-то выкрутиться, а тут целый кот ещё будет, хотя и какой-нибудь завалящий.
– А ты знаешь, дорогуша, сколько раз в день эти завалящие кушают? И не абы что, а всё, как у породистых требуют, так и говорят: – " Не хотим этого вашего "абы что", а вот что сфинксы голые трескают, то и мы тоже норовим попробовать".
Вот что, милая, ты бы прилегла отдохнуть немножко, а то я сейчас книжки свои начну читать научные.
– Даааааа, я вот лягу, а тут, невзначай, какой-нибудь принц проскачет и ничего весёлого не получится, так что, извиняйте, но не могу сейчас отдыхать, так что и не упрашивайте, пожалуйста.
И где это она про принца вычитала? Наверное, в "Работнице" какой-то рассказик по ошибке напечатали.
Вздохнул Аспирант и пошёл на кухню почитать учёную книжку про микробиологию или про кулинарию, неважно, про что – лишь бы не испортить отношения со своею Русалкою.
Он ведь когда-то был простым студентом кислородно-сварочного техникума и ещё сторожил совхозные поля, но потом его уволили из совхоза по причине бездумного вырезания своих личных инициалов на всяких ровных поверхностях: на берёзках, заборах и калитках дощатых во время несения охранного караула, что строжайше запрещено Уставом несения караульной службы.
     А после того, как его уволили, стал он много читать, особенно литературы полезной для общего всестороннего развития личности и очень ему нравился журнал "Работница" с картинками и рецептами про всякое нужное.
Тогда-то он и стал работать Аспирантом в Ельском Международном Университете по вопросам обучения иностранных студентов всякому-разному.
В основном навыкам глубокой резьбы на любой гладкой поверхности.
     Но больше всего имел он необъяснимую склонность к воспомоществанию всевозможному – то лапку кому-нибудь выправит, то остановит кровотечение, а то подвяжет что-то отваливающееся совсем или наоборот, привяжет какую-нибудь новую штукенцию, а сломанную совсем отрежет осторожно, чтобы не мешала жить и радоваться.
И обязательно возьмёт на кормление всякого исхудалого и истощённого: сделает ему осмотр сначала, установит диагноз поточнее, а уж потом начинает откармливание по всем законам диетологии.
Особенно хорошо ему удавалось котят бездомных откармливать и воробьят, которые из гнезда выпали.
     А ещё Аспирант обучал в Ельском Университете иностранных граждан всевозможным домоводческим наукам – как капусту квасить на зиму или закатывать банки с помидорами и ещё как селёдку "под шубой" правильно сделать к Новому Году, а главное – каждый свой урок начинал с рассказа про незыблемую силищу объединённого мирового пролетариата.
     Да вдобавок читал студентикам лекции, как по-научному собак воспитывать, чтобы палки приносили по-быстрому, и чтобы за котами не бегали с лаем суматошным, а делали вид, что нехотя прогуливаются. 
Также обучал желающих, за отдельную плату, естественно, как ставить силки для безопасной поимки кроликов в экстремальных условиях и как говорить правильные доводы в спорах о вере и национальности.
И по другим интересным вопросам тоже делал небольшие доклады – вот, например, как отличить кинематику от динамики и в чём тут весь прикол заключается.
       Был у него в группе иностранных обученцев студентик очень худосочный, но очень чёрненький, откуда-то из Африки, что ли, из какого-то африканского племени – то ли куштун, то ли кайнар, то ли прямо-таки из масаев. Скорее всего, из Нигерии.
К тому же совершенно худенький, и поэтому так часто впадал в обморок от недоедания – просто не мог он кушать в студенческой столовке традиционную пищу студенческую.
     И над ним постоянно издевались-подшучивали разные нечёрные сокурсники – он пройдёт мимо них, а они губы надуют, глаза выпучат и падают на пол, как будто это у них случился обморок от голода.
А остальные студентики, тоже нечёрные, ржут, как жеребцы в конюшне застоявшиеся.
Подумать только – и это в прославленном Ельском Международном Университете такое отношение нехорошее!
Конечно, в столовке, действительно, всё время что-то непонятное делали – какое-то кушанье странное, ни рыба ни мясо, что называется.
     Вот однажды Аспирант над ним сжалился и привёл его к себе домой – покушать оладиев из пшеничной муки высшего сорта со сметаной.
Которые наловчилась выпекать Русалка на чугунной сковородке – прочитала рецептуру в журнале "Работница" и теперь в доме всегда пахнет свежими оладиями.
Сначала Чёрненький всё отбрыкивался-отнекивался, говорил, что такое у них, у масаев, совсем не принято – кушать оладии, да ещё в чужом доме.
А потом плюнул на все приличия и пошёл – чувствует, что скоро уже новый голодный обморок приближается.
     Пришёл в дом к Аспиранту, тапочки снял в прихожей и поставил аккуратно в уголок, чтобы не мешали проходу, если что.
Ну, его сразу за стол усадили, стопочку налили по обычаю и потом блинами-оладиями стали потчевать.
Чёрненький тут же понюхал всё внимательно, как у них в племени обычно принято: вилку, ножик, стопочку, тарелочку, а потооо-ом, как начал уплетать оладушки во все тяжкие, даже с чавканьем, но всё-таки с ножом и вилочкой, как и положено заграничному принцу тайному.
     И так ему эти русалкины блины понравились, что стал он в Ельском Университете падать на пол всякий раз, как только Аспиранта увидит.
И очень огорчался, когда Аспирант уезжал в командировку или что случалось у того нехорошее с насморком.
     Три месяца так падал беспрерывно, а потом, видать, ему стало совестно – падать перестал, но попросил, чтобы в следующий раз со сметаной ему ещё и мёду намазали на блинчики – говорит, для лучшего желудочного переваривания.
А сам уже весь как наливное яблочко – аж лоснится на солнышке, переливается всеми цветами, как радуга.
В общем, сделался уже совершенно упитанным, но всё равно просится и просится прийти на блинчики со сметаной, как будто ему тут всегда мёдом намазано.
Аспирант уже и не рад, что проявил такое человеколюбие – не знает уже, что ему сказать и как приструнить.
И тогда решил водки с ним выпить, чтобы узнать истинные намерения студентика.
     Чёрненький пришёл, по привычке тапочки аккуратно в уголок пристроил и сразу к столу ринулся – занял «исходную позицию» и смотрит вокруг глазами весёлыми.
Аспирант ему тут же полстакана плодово-ягодного налил и себе водочки немножко плеснул для вида.
Чёрненького, развезло, конечно, после третьего стакана плодово-ягодного креплёного.
Развезти-то развезло, но не окончательно – сидит чёрненький, зубы сцепил и ни гу-гу.
Только покачивается и помыкивает что-то своё.
     Долго крепился, чтобы не нарушить папенькин совет, а потом всё-таки не устоял против прекрасного плодово-ягодного креплёного – оказалось, что он единственный сын царя африканского какого-то племени – то ли куштун, то ли кайнар, то ли прямо-таки из масаев... 
И звать его по-ихнему Чунгаринкмба XI-й или попросту Чунгарик Принц масайский, Сын наисветлейшего Вождя масайского Лумумбы XXIII-го, правителя всех видимых и невидимых окрестностей, потому что так ему завещали все прежние Цари и Правители. Вот так-то.
     И вот этот Чунга, принц и всё прочее, выложил такое своё секретное происхождение вплоть до мельчайших детальных тонкостей с упоминанием всех титулов, как это у принцев принято, даже про секретное тату подмышками.
А в Ельском Университете совсем не понимали этих тонкостей совершенно – поэтому и называли его просто «негр чёрненький».
И совершенно никто и не знал, что он был сынок единственный у ихнего тамошнего Царя Лумумбы XXIII-го.
Потому что Чунгарик не высовывался понапрасну и не хвастался, по совету своего батюшки Царя масайского.
     И ещё потом, после 4-го стакана плодовоягодного, досконально рассказал удивительную историю своей биографии, как он тут оказался, в Ельском этом самом Университете.
С самого начала, с самого что ни на есть Пролога.
Когда он ещё и слыхом не слыхивал совсем про Ельский Университет, а проживал в своём родном масайском посёлке, где папенька его был Царём.
     Однажды приехала в те африканские края организованная экскурсия туристическая и пока они осматривали местные достопримечательности, двое из этой группы, совершенно неорганизованные по причине обоюдной влюблённости, и, по неосторожности, отстали ото всех, а потом и вообще заблудились в джунглях дремучих.
А джунгли африканские – это вам не еловые какие-то дебри, а настоящие и очень опасные!
Плутали-плутали эти двое и вышли в незнакомый посёлок царский, а в нём сплошь негры чёрненькие шастают.
И совершенно не работают, а просто болтаются без дела и совсем друг другу не улыбаются.
А на поселковой площади около костра на бамбуковом кресле сидит ихний Царь Лумумба XXIII-й и команды всякие говорит грозным голосом – кому посевную начинать, а кому кокосы сбивать и кукурузы обламывать, а некоторых отправляет на войнушку в соседнее царство – чтобы тем неповадно было.
     В общем, очень грозный Царь оказался, а с виду и не скажешь – весь он такой щупленький, лысенький, невзрачненький, и как такого в Цари выбрали – совершенно непонятно.
А у Царя Сынок Чунгарик тут же вертится, сидит и не очень радуется местным обычаям, а как увидел заблудших туристов беленьких – тут чрезвычайно обрадовался, стал лопотать по-ихнему и пальцем папеньке на них указывать.
Царь поначалу рассвирепел и стал хмуриться и багроветь – а поди разбери, что он багровеет, совсем и не видно из-за окраса чёрного, поэтому особенно-то никто и не испугался по-настоящему.
     А местные жители проходят мимо с кувшинами на макушке и перешёптываются тихонько – мол, опять наш, непонятно с какого, жиру бесится – вон как багровеет весь снизу доверху.
А он и не жирный вовсе, а просто гладкий и лоснится от свиного жира топлёного – чтобы мухи цеце не садились на него.
Уж очень эти мухи свинину не любят, как учуют – сразу разлетаются во все стороны.
     Вот поэтому цари африканские и ихняя администрация постоянно этим жиром топлёным и мажутся, а простые чёрненькие – кто чем, потому что им этого жира и не достаётся.
 В основном каким-нибудь органическим – что соберут в саванне органического, тем и натираются, а кто не может выйти в саванну по какой-то причине – те сидят рядком и скоблят друг друга костяными скребками, а потом этим самым «соскрёбышем» и мажут себя со всех сторонок.
И поэтому мухи цеце делаются в совершенном замешательстве – они прилетели покусать, к примеру, Нгусамбе, а Нгусамбе вовсе и не Нгусамбе оказался по запаху, а вообще Рвмнанг или Кнамнтхе какой-нибудь.
Потому что пахнет он, как Нгусамбе, а на лицо – чисто Кнамнтхе или Рвмнанг вылитый!
Так и улетают несолоно хлебавши, лишь жужжат на всю саванну – мол, обдурили опять нас эти хитроносые, но ничего, подождите и у нас будет праздник, когда вы выпьете своей дурацкой самогонки и будете валяться под пальмами нескоблёные!    Про самогонку это они, конечно, зря такое жужжали – нормальная в посёлке была самогонка, из чистой кокосовой бражки сделана с соблюдением всех правил перегона и розлива.
     Вот в этот самый посёлочек и забрели, значит, заблудшие туристики влюблённые.
И сразу же наткнулись на багровеющего Лумумбу XXIII-го
Тут туристы испуганные сразу же ему носки свои чесучовые отдали, а сверх того и кольца обручальные.
Ну, Лумумба немного успокоился, перестал багроветь и хмуриться, принял подарки милостиво и сделал царственный жест – мол, присаживайтесь к костру, счас чай будем пить с сушёными кокосами.
Посидели, чайку попили с кокосами, туристы рассказали про себя немного, чем занимаются, где учатся и особенно расхваливали Аспиранта за его хорошее обучение на совершенно высоком уровне.
     А потом Лумумба XXIII-й вытащил из своих царских закромов бутылку с особой самогонкой, который варят работники-эмигранты из Азии, и угостил туристов и сам тоже выпил большую кружку самогона и от этого очень повеселел.
Туристы из рюкзака гитару вытащили и спели радостную песню, как весело живут студенты от сессии до сессии, а Царь им за это вернул кольца обручальные.
И туристы снова спели свои песенки в знак глубокой благодарности, а Чунгарик слушал-слушал и стал им подпевать про эти непонятные сессии и оказалось, что у него слух отменный и голос баритон выдающийся.
Туристы так ему и сказали:
– Учиться тебе надо, братец, уж очень у тебя пение получается.
     Тут чёрненький парнишка, Чунгаринкмба XI-й Сынок царский, прямо весь загорелся, только и говорит, что мечтает поучится у Аспиранта заграничного хоть на кого, хоть на певца, хоть на стоматолога.
 И стал папашу слёзно упрашивать отпустить его на учёбу к этому самому Аспиранту Университета Ельского, у которого такое знатное обучение.
     А этого Сынка все в округе просто Чунгариком называли, потому что очень трудно такое слово Чунгаринкмба говорить правильно.
Царь для виду покочевряжился, а потом написал указ и дал свой царский дазвол на отправку Сынка для обучения на стоматолога, чтобы научился правильному сверлению и замазыванию, да и вообще, просто так, для приобщения к всеобщей цивилизации.
     Справили ему костюм, хоть и ношеный немножко, но всё-таки неплохой, из натурального кримплена с золотыми пуговицами и ещё на рукавах розочки вышитые – алые с листиками зелеными.
У заезжего эмигранта на овцу выменяли, этот эмигрант откуда-то из Азии приехал на заработки в самую глухомань африканскую – собирать кокосовый урожай и ещё набрать немножко ананасов для самогоноварения.
     Обнял Царь Лумумба XXIII-й крепко Сынка на прощание – и всё.
Больше никаких слёз и голошения, никаких бабских кривляний с ручным всплёскиванием.
Просто обнял молча по-мужски и всё – как у них, у гордых масаев, принято.
Сказал только слова напутственные:
– Послушай, Чунгарик, дорогой мой сынок, вот тебе 2 мудрых моих совета – не трать денежки на всякие глупости, прежде чем купить чего, подумай хорошенько – а оно тебе надобно?
Старайся сохранять всегда своё царское достоинство, ходи прямо и никому не кланяйся
И нигде не говори, что ты сынок царский, а то в тех краях девчата очень падкие на титулы – как услышат, что принц африканский приехал, так сразу всю учёбу свою побросают и будут на тебя пялиться и локоны на пальцы накручивать для привлечения внимания.
     Чунгарик поблагодарил папеньку за советы дельные, взял свою крокодиловую сумочку, положил в неё 100 рублей и отправился в дальние края прямиком к Аспиранту на обучение.
     А как только приехал Сынок в Ельский МГУ, сразу же зашёл в местную Галантерею и у него там глаза разбежались, прямо во все стороны – везде на полках всякие красивые вещички дефицитные лежат: ножички перочинные, маленькие зеркальца и расчёсочки небольшие, в отдельных коробках шарики стеклянные и шарики надувные, но не разноцветные почему-то.
Сынок так растерялся, прямо весь огорошился, что накупил сразу же целый мешочек подарков папаше и всем родственникам.
Всё, что глаза радует, то и накупил.
     В Галантерее внутри атмосфера очень добросердечная вокруг – тепло и всё время какие-нибудь песни лиричические слышатся, особенно Чунге запала песенка про "Очи Чёрные", он даже её успел выучить, пока копался в коробочках на прилавке.
А вокруг стоят Продавщицы галантерейные и от скуки рассказывают анекдотики матерные, потому что нету покупателей совсем, только какой-то худенький чёрненький всё копошится в ящиках с шариками стеклянными.
И по-нашенски ни бум-бум не тумкает, даже 10 раз пришлось его переспрашивать, для чего столько шариков-то презервативовых накупил?
А он стоит, как тетеря, и только радостно лыбится.
     Вот так и промотал Чунга все рубли на эти презенты многочисленным родственникам и друзьям-соплеменникам.
А потом вспомнил напутствие папино, а уже поздно – кончились рублики, а в животе бурчит и аукает – кушать-то хочется.
Вышел из Галантереи, да поскользнулся неудачно на ступеньках и упал прямо на тротуар, как подкошенный.
Лежит и еле дышит от такой неловкости, а вокруг народ собирается и жалеть начинают Чунгарика как следует – каждый жалельщик стал к его животу ухо прикладывать и прислушиваться.
И потом каждый жалистый гражданин поднимал голову и радостно говорил:
– Дышит и бурчит, братцы! Бурчит и дышит, ей-ей! Бурчит и очень явственно, товарищи!
А какая-то старушка отломила от своего батона кусок изрядный и положила рядом с Чунгой и все остальные тоже положили, кто что мог.
А первоклассница вынула из своего букетика для учительницы белую хризантему и положила в общую стопочку, как знак детской солидарности с народами угнетённой Африки.
     Вот тогда-то и надумал Чунгарик в голодный обморок падать, будто это от хронического недоедания.
Очень хитрым оказался этот хлопец африканский – даром, что царских кровей, так ещё и авантюрист пройдошливый.
     Но учится хорошо, этого не отнимешь – всегда очень чётко отвечает по-африкански на поставленные вопросы, хотя никто и не понимает, что он там говорит, но очень громко и чётко отвечает, прямо как по писаному.
Вот на переменках болтает по-нашенски, как каботажник матёрый со всеми оттенками и сплёвывает часто-часто, потому что от мата слюнка набегает и мешает правильному произношению.
Да иногда тихонько напевал куплетики про сессии студенческие или про  "Очи Чёрные" и всем очень это нравилось и они ему говорили:
– А ты песню про Буратину знаешь? Очень весёлая и с припевами поразительными.
А в остальном ничего особенного – обычный паренёк чёрненький, только очень тощий с губами надутыми.
Вот такая, понимаешь, затейливая биографическая история случилась у Чунгарика.
     Так и выведал Аспирант с помощью отечественного плодово-ягодного всю подноготную Чунги и очень этому удивился.
Это надо же – если бы не плодово-ягодное, так ни в жисть бы не узнал такой истории завлекательной.
Этот рецептик нужно обязательно где-то записать для дальнейшего использования в каких-нибудь целях по добыванию секретных сведений, – так и подумал Аспирант и записал в книжечке записной все свои мысли и соображения.
А поддатый Чунгаринкмба XI-й Сынок царский, стал по дому аспирантскому из угла в угол мотаться, пока не наткнулся на Русалку у окошка и говорит ей на ломаном нашенском языке:
– А чем вы тут занимаетесь, сударыня, позвольте узнать, если вы не против будете?
Русалочка ему отвечает:
– Да всякого понемножку – то тем, то этим, а вообще-то я ожидаю принца, который мимо моего окошка скакать будет на белой лошади, а я ему – раз и из окошка платочком помашу в ответ на приветствие.
А после, может быть, мы с ним, наверное, поженимся и сделаем свой очаг с детками, с общими устремлениями и интересами, чтобы не скучно было коротать долгие зимние вечера.
Посмотрел Сынок царский на Русалку внимательно и сразу же начал в неё влюбляться, аж до потери сознания.
И снова начал падать в обморок, как от хронического недоедания.
Как только взглянет на Русалку, да пусть даже на её хвостик оттопыренный – так у него глаза непроизвольно сами закатываются и происходит громкое падение с бряканьем.
Это у него в карманах мелочь денежная брякала, потому что он накануне заходил в кафешку попить кофейку, а сдачу всегда забирал, потому что жадничал, а официанту – ни фига.
Скареда, одни словом, а ещё принц называется!
Аспират свои записи научные закончил и поспешил для оказания помощи лежачему – похлопал Чунгу по щекам, а потом пнул немножко в мягкое место и привёл-таки его в разумное состояние.
Сел Чунгарик, руку простёр к Русалочке и говорит:
–  А я, как раз, и есть Принц настоящий, а конь у меня пока отсутствует по причине запрета на содержание всякого скота домашнего в общежитии студенческом.
–  Да нет, мне такой принц не нужен, я простая неграмотная русалка и совсем не умею вращаться и выкаблучивать, тем более, видишь?
И она хвост свой выставила, а хвост у неё – очень даже приличный хвост, с отливом приятным и с качеством европейского уровня. У норвежского лосося и то похуже будет.
Тут Сынок царский очень радостно заулыбался, потому что очень ему нравилось, когда местные граждане говорили "да нет!" –  вот поди разбери что это означает – то ли "нет", а может и сплошное "да", как тут понять студентику иностранному?
А Русалка повернулась всем туловищем к Аспиранту своему и говорит ему с нескрываемой симпатией:
–  А знаешь, что, дорогой? А давай мы с тобой сейчас же поженимся как следует, по православному – с коронами и свечками, чтоб всё было как положено.
И Чунгарика возьмём с собой как свидетеля свадебного. А?
     Вот пришли они все в церковь, а Поп православный, как увидел чёрненького посетителя, а у невесты хвост, как у рыбины – разволновался, стал коробок спичечный в кармане мять и шептать молитвы против бесов и нечистой силы.
Но сделал всё как надо – сначала окурил их можжевеловыми ветками, кадилом помахал, затем рясу свою золочёную слегка подоткнул, скокнул повыше и сделал чёткое заявление свадебное.
Да, ещё позвал мальчика подержать короны над головами жениха и невесты по обычаю религиозному.
Чунгарик тут же их поздравлять принялся, сплясал вокруг них тумбу-румбу, как у них в племени заведено, а потом от души крепко-крепко обнял Аспиранта и Русалочку и позвал их приехать в масайский посёлок для знакомства с бытом и этнографией, а заодно и с папенькой поговорить насчёт политики непротивления насилию.
     Вечером посидели они втроём, сделали оливье по «работницкому» рецепту с докторской колбасой и солёными огурцами, а вот селёдку " под шубой" не стали делать из принципа – просто сварили картошки в мундирах и выпили по стакану плодово-ягодного.
А утром поехали они в своё свадебное путешествие в сопровождении настоящего принца масайского – посмотреть на красоты африканские и этнографию.
И подарки купили для местного населения – 1 мячик футбольный и 2 мячика волейбольные, чтобы деткам масайским было чем заняться в летние каникулы.
Конечно, в те края африканские путь неблизкий, но что же тут поделаешь, зато интересный.
Наконец приехали они на родину Чунгаринкмбы XI-й Сынка царского, а там в посёлке этом масайском, все жители без дела болтаются, ходят, как куклы механические и смотрят друг на дружку с подозрением, потому что не улыбаются совсем.
Как будто они совсем не радостные по какой-то причине.
     Посмотрели масайцы на приезжих гостей с некоторым подозрением, а потом узнали Чунгарика своего в кримпленовом костюме и полуботиночках остроносых и стали думать, да гадать – для чего это он вдруг так вырядился?
–  Ты чего это вдруг вырядился так, Чунгарик?
–  Ааа, так это того, что приехал я прямо из Ельского Международного Университета (ЕМУ), где учусь на блестящего стоматолога, повидаться с папенькой и ещё привёз вам сувениров всяких.
–  Ааа, понятненько, а у нас тут совсем не весело – налетели мухи цеце целой тучей и всё наше племенное стадо за 2 часа обсосали совершенно до косточек.
–  Вот уж и не знаю, что вам на это сказать, дорогие соплеменники, я ведь по другой специальности обучаюсь в ЕМУ.
–  Да ладно, не парься, вот всегда вы так с папенькой – чуть что – в кусты и уши затыкаете от всех наших просьб о помощи. А за сувенирные подарки, конечно, спасибо тебе – будет, хоть немножко, и на нашей улице какой-никакой праздник маленький.
Чунгарик на это совсем не обиделся, побежал раздавать родным-приятелям сувениры галантерейные и скоро по всему посёлку царскому стали бегать детки чёрненькие с надувными белыми шариками на ниточках.
И пинать мячики в разные стороны – 1 футбольный и 2 волейбольные, бегают всем табором и пинают, очень даже весело!
А взрослые теперь ходят по посёлку довольные, постоянно на себя в маленькие зеркальца карманные любуются, улыбаются и расчёсываются всё время гребешками и расчёсками – вот и дело у них появилось хоть какое-то.
Понемногу у жителей стали улыбаться зубы, потом глаза повеселели и движения стали плавные, как у всех чёрненьких, когда они довольные.
     Тётеньки же местные смотрят на Русалочку, головами качают сочувственно и перешёптываются, потому что робеют подойти вот так сразу к новым беленьким без их дозволения.
Наконец одна молодая тётенька в халатике плюнула на все межрасовые условности, подошла поближе к Русалке, улыбнулась смущённо и говорит:
– А можно с вами поговорить с глазу на глаз, дорогуша?   
И сразу так и говорит с предельным откровением:
– У нас тут издавна одна Колдуния нигерийская проживает в ветхой хижине, так вот она как раз и может помочь вам в вопросе удовлетворения вашего хотения по рассмотрению изменения конечностей. Если оно, конечно, у вас имеется.
Только обязательно принесите ей в подарок каких-нибудь пирожков или блинчиков.
Русалка поначалу испугалась от такого слова "колдуния", потому что как-то прочитала в "Работнице", что обычно колдунии бывают очень страшные и с бородавками, а она как раз бородавки совершенно не переваривала, чешую переваривала, а вот бородавки ни в какую.
А молодая в халатике очень доступно объяснила, что всё не так, что эта нигерийская колдуния, про такую в "Работнице" совершенно и не слыхивали!
И она совсем и не страшная – не затрапезная ведьма обычная чёрная, не какая-то чародейка безграмотная и даже не знахарка травчатая.
А именно нигерийская Колдуния, которая, на самом деле очень полезная.
И появилась она в этом посёлке тыщу лет назад, и, как была тогда девушка нигерийская упругая и подвижная, так и осталась такой доселе, что удивительно.
Наверное, это потому, что у неё никогда не было семьи и деток не было, а питалась она исключительно свежими креветками и сушёными кокосами.
     А ведь, по-честному тайному, тыщу лет назад была и у неё настоящая любовь нигерийская, но у них тогда  в Нигерии были  очень суровые законы для брачующихся – нужно было в процессе брачевания немножко похлестаться по спине нагайками и обязательно отрезать  друг у друга палец любой, запечь на костре и съесть его совершенно без соли.
И при этом приговаривать: "Ты мне, а я тебе до гроба".
А уж потом можно и поцеловаться как следует, ну и так далее, всё как у других народов принято.
А она, тогда совсем неопытная несмышлёная девушка наотрез отказалась хлестаться и палец отрезать, даже самый маленький.
Ну тогда её из селения прогнали и вообще из Нигерии, и парень очень обиделся на нарушение устоев и сказал откровенно:
– Ах так, ну и не надо мне твоего пальца – да мне любая свой палец на тарелочке принесёт – только свистни!
Повернулся спиной и ушёл восвояси сразу же, а она скинула пиджак наброшенный и ушла молча, даже не сказала на прощание "Всего хорошего".
Потому что гордая была, эта Колдуния нигерийская.
     А после этих мероприятий в родном племени к ней стали относиться совершенно безобразно, устроили форменный буллинг, и она от такой обиды ушла ненастною ночкой в неизвестном направлении и наткнулась во тьме на постройки масайские.
Зашла в какую-то нежилую хижину на окраине, да там и осталась навсегда.
     А масаи местные хотели поначалу её прогнать, как идеологически чуждую, но она парочку граждан масайских удачно от проказы вылечила, и тогда местный Царь Лумумба I-й издал указ, что отныне запрещается поносить плохими словами Колдунию нигерийскую и никому не трогать её имущество под страхом ужасного наказания.
     Вот так с тех пор и живёт на окраине поселения в ветхой хижине такая замечательная чародейская Колдуния-целительница. Из такой далёкой Нигерии.
     И вот пришла к ней Русалочка с мужем своим Аспирантом Ельским и с пирожками разной выпечки – всё, как положено, потому что всё-таки боязно приходить к колдунии совсем без мужа и без угощения.
Вот когда не замужем вовсе – тогда можно и без мужа, а так обязательно, что была поддержка какая-то, да и вообще не так боязно.
     Посмотрела Колдуния внимательно на эту парочку, оглядела хвост русалкин со всех сторон, чешую на прочность попробовала, съела пирожок с мармеладной начинкой и за дело сразу же принялась.
Первым делом обвязала рыбий хвост лианами пальмовыми крепко-накрепко крест-накрест, зарыла Русалку до пояса в прибрежный песок и стала ходит вокруг неё три дня без перерыва, окуривать шишками с острова Пасхи и бубнить что-то по-нигерийски.
И так беспрерывно ходит Колдуния всё время, даже в туалет никак не сбегает – потому что это такой ритуал особый и требует максимальной сосредоточенности, чтобы нигде не проскользнула чужая тень невзначай и не испортила ритуал.
     Через 3 дня наконец выдернули Русалочку из песка, как репку спелую и все в посёлке прямо ахнули – нету больше рыбьего хвоста у белой девушки!
А зато появились у неё 2 ножки точёные невероятной красоты и стройности!
Тут же масаи и масайки устроили танцы весёлые с бубнами и стали качать Колдунию, а она, бедная, совсем сомлела от недосыпания – её подкидывают, а у неё голова вверх-вниз мотается, как у тряпичной куколки.
Положили осторожно Колдунию под кусток ракитовый и тихенько на цыпочках пошли отмечать событие дальше, уже на просторах степи масайской, чтобы поплясать вволю и выпить самогонки досыта.
Русалка от радости просто совершенно обезумела – стала за слонами бегать и за хвостики их дёргать, а потом начала уже и ко львам приглядываться, но Аспирант сумел-таки уговорить её отказаться от таких выходок и увел в отдельную в хижину.
Наутро к ним в гости заглянул Чунгарик – Сынок Царя Лумумбы XXIII-го:
– Уважаемые товарищи, друзья мои, Аспирант и Русалочка, Царь Лумумба XXIII-й приглашает вас на праздничный завтрак по случаю торжества в честь удачного удаления хвостового наслоения.
Русалка сразу же Аспирантушку своего подхватила под ручку, и они поспешили на площадь, где уже столы ломились от всяких пищевых изобретений.
На троне Царь Лумумба XXIII-й с посохом кедровым как раз покушал цыплячью ножку и смотрел весело на чавкающую детвору масайскую – видать, вспомнил своё беззаботное голоногое детство.
Увидел Русалочку, разулыбался, посох кедровый в сторонку отставил и подбежал к ней с радостными восклицаниями:
– Дай-ка посмотреть, дорогуша, что тут Колдуния намудрила? А ну-ка задери ножку левую.
А можешь повыше?
А теперь правую, тоже повыше, пожалуйста.
Бегает вокруг и рассматривает её пристально, как какую-то "Тойоту" японскую.
А потом остановился, как вкопанный и говорит:
– Вот что, пошлём-ка мы тебя осенью на конкурс "Мисс Мира" (Miss World) для улучшения нашего имиджа и известности мировой.
И палец вверх поднял, как знак восклицательный.
Тут вдруг прибежал гонец, запыхавшийся с дальних рубежей северной провинции, присел за стол, скушал тарелку холодца из бегемотовых ушей и косточек, отдышался и докладывает Лумумбе XXIII-у:
– Понимаешь, Царь, налетели они ночью, пока все спали в своих хижинах и сразу же принялись колоть спящих масаев своими подсосами острыми.
И ещё всех коров покололи и буйволов, даже теляток не пожалели супостаты. Прямо тати ночные, а не цеце и по виду они не такие как у нас принято, вот полюбуйся, – и вытащил из-за пазухи сухую цеце муху-восьминожку.
– А ну-ка, ну-ка, посторонитесь, товарищи, – подбежал Аспирант с пинцетиком маленьким и стал внимательно эту засохшую фигурку мухину смотреть.
А гонец объясняет дополнительные сведения со ссылками на показания пострадавших жителей.
Прилетели откуда-то такие вот неизвестные науке мухи цеце 8-илапчатые и с подшёрстком из овчины – совсем как пауки летучие.
И у них совершенно жужжания не слышно – к примеру, сидит гражданин, пьёт свой кисель кокосовый и прислушивается к разному гудению и жужжанию, а тут очень бесшумно к нему на плечо эта цеце садится и делает в коже дырочку незаметную.
Вот такая катавасия получается – гражданин пьёт беззаботно свой кисель, а в это же время какая-то неизвестная муха тоже пьёт его же кисель, получается!
Да ладно бы только пили из граждан всякое – так они, мерзавцы, ещё притащили с собой целый букет разных болячек: ветрянку, чумку собачью, соплетечение зеленоватое, отхаркивание, всевозможные ковыряния, почёсывание непроизвольное и ещё много чего другого разного.
И никакой прививки нет от этой цеце нет и никакие колдунии не знают, как от неё больных жителей вылечить.
     Ну, тут Аспирант неоткладно взялся за изучение этой проблематики и решил сделать всевозможные научные опыты, чтобы отыскать средство против необычных этих 8-ногих паразитов.
А эти самые 8-ногие совсем недавно появились на просторах, не то, что древние привычные 6-илапки жесткокрылые.
Местные тётеньки масайские поговаривали, что такая цеце получилась от наглого паучьего насилия, очень даже жестокого вноркоуволакиемого и с жестокими отклонениями.
     Но на самом же деле всё было совсем не так – не было никакого насилия и надругательства.
Цеце эта сама и виновата – отправилась поздним вечером к подружкам на вечеринку, а вокруг ни зги не видать, шла-шла она по просторам саванны, да и провалилась невзначай в норку к местному сплошь мохнатому пауку-вурдалаку птицеедскому.
Поначалу, конечно же, испугалась до ... ну, до этой самой, типа до ускришки, а потом ничего, как-то прижилась, приноровилась, в общем, не было никакого насилия и принуждения.
Всё как-то само собой получилось, так что зря тут всякое придумывают злые языки.
Они просто завидуют, когда у кого-то получается, а у них обломы только везде и завись их гложет по всем параметрам.
А вот вы сами как бы себя чувствовали, если бы провались в норку поздним вечером?
Вот, то-то же.
     Сидит теперь Аспирант за своими пробирками и реагентами безотрывно целыми сутками, а к Царю всё новые гонцы подбегают и докладывают тревожные новости отовсюду из разных провинций и поселений масайского царства.
     А Русалка очень заскучала отчего-то, пока Аспирантушка её в своих опытах погряз совершенно и поэтому уходила вечерами на берег моря посмотреть на местных русалок масайских, как они ныряют в прибрежных волнах и хохочут заливисто, а пареньки масайские бегают по бережку с пальмовыми ветками и машут им для приманивания.
А они – ноль внимания, потому что не уверены в добрых намерениях местного населения – смотрит на них Русалочка и откровенно завидует несмотря на то, что они все чёрненькие, как угольки.
     Тогда, чтобы избавиться от этой скуки купил ей Аспирант моноласт большущий в местной лавке промкопторговской, чтобы на 2 ноги сразу надевала.
Поплавала Русалочка с этим моноластом, даже наперегонки соревнование устроила с местными, да разве за ними угонишься с таким резиновым хвостом искусственным!
     И Русалочка опять совсем загрустила, сидит в хижине и даже на улицу не выходит и жалуется всё время:
– Как-то мне грустно и печально, наверное, это потому, что все хижинки тутошние совершенно без окошков. И как это местные граждане без них обходятся, непонятно.
Тогда Аспирант оторвался от своих важных опытов и попросил Чунгарика "слетать" к своему папаше за топориком или пилкой по-быстрому.
И ещё обязательно стамеску прихватил для гладкой отделки, чтобы занозков не было.
     Местные умельцы за 2 зеркальца в хижинке по-быстрому окошко сварганили, все заусенцы стамеской срезали и шероховатости наждачкой тщательно почистили.
Сиди теперь Русалка и наблюдай обыденность африканскую с павианами и жирафами!
И ещё котика нашли ей подходящего, чтобы всё было, как положено, когда сидишь у окошка и смотришь на жизнь заоконную.
Рыжего котика, породы, правда непонятной, но ласкового и с мурлыканием приятным, уютным и не шумным.
     А долгими африканскими вечерами она теперь всё время смотрит по телеку фильмы про любовь и про танцы всякие, с разными па и вывертами.
Смотрит и на ножки свои новые любуется – то одну, то другую вытянет и смотрит до самого отбоя.
Очень ей нравится разглядывать фильм про основной инстинкт, где Шэрон Стоун закидывает ножку на ножку, а все мужики вокруг смотрят и облизываются.
Особенно Майкл Дуглас облизывался, а ничего хорошего из этого у него и не получилось.
А телевизор откуда у масаев вдруг взялся, спросите вы.
Очень просто – выписали по AliEхpressу, а курьер на верблюде доставил за 2 дня – вот  и вся недолга, такая вот простая история.
     Тем временем Аспирант упорный добился-таки поразительных успехов.
И стал на себе испробовать воздействие каждого снадобья, потому что так издавна положено в фармацевтике – если придумал сам что-то новое по лечению граждан – ну, какие-нибудь зелья или снадобья, то сначала на себе испробуй, а уже потом пускай в общее пользование.
Постарался и придумал таблеточки почти от всех недугов, а вот против желтушной лихорадки никак не получается – чего-то не хватает в наборе ингридиентовом, чего-то очень мелкого, но очень нужного, необходимого.
     А у самого уже озноб разливается по всему телу от этой лихорадки, и температура высокая и щёки совсем жёлтые сделались.
Пошёл он к Колдунии спрашивать совета, а она пожевала листок фисташковый, запила самогонкой кокосовой и говорит, слегка с картавинкой характерной:
– Мочевина нужна обязательно засохшая и в большом количестве для запуска поточной линии, а вот тебе сейчас нужна только жменька какая-то, чтобы победить свою хворобу.
Но в наших краях нет такой нужной, потому что всегда дефицит питьевой и содовый наблюдается, это только в дальних краях можно найти, где полно воды и изобилия содового.
     Приплёлся усталый совершенно Аспирант домой, прилёг на койку и говорит:
– Послушай, Русалочка, очень нужно привезти из Ельска мешочек с засохшей мочевиной, чтобы создать, наконец, нужное снадобье против желтушной лихорадки.
Русалочка взглянула на Аспиранта, пожелтевшего очень внимательно, и говорит:
– Конечно-конечно, я вижу, как ты мучаешься, мой дорогой, и я сейчас же распоряжусь, чтобы запрягали экипаж с самым опытным кучером.
– Нет-нет, нужно это побыстрее сделать – поэтому купи билет в самый скорый поезд и возьми в провожатые Чунгарика, он надёжный попутчик и товарищ очень верный.
     Русалочка неоткладно уселась вместе с Чунгой в поезд дальнего следования, в самое комфортабельное купе с откидными мягкими креслами, бесплатной пиццей и картошкой фри в бумажных пакетиках, и отправилась поскорее за мочевиной.
Едут они по бескрайней саванне, а Чунгарик в это время задумал чёрную аферу и решил подмешать в русалкин чай порошок из лепестков дикого баобаба.
А этот баобаб совершенно лучшее снадобье, чтобы уговорить любого для чего-нибудь, совершенно всего, чего только тебе захочется.
Просто пришёл к проводнице и говорит:
– Вот тебе, дорогуша, 1 франк австрийский, а ты сделай мне чаю 2 стакана в фирменных подстаканниках с паровозиком. И пару бутербродиков с докторской или любительской, как получится.
Проводница широко улыбнулась и тут же сделала очень хорошего чаю 2 стакана в самых лучших подстаканниках и бутербродики, как заказывали.
А Чунгаринкмба XI-й Сынок царский, когда нёс этот чай, то по дороге и сыпанул в 1 стакан это самое снадобье "безвольное".
И подал этот стаканчик с чаем Русалочке на небольшом подносике.
     Утром спрашивает у Русалки:
– А давай, милая, по дороге заедем в Оперу венскую? Там, говорят, как раз дают "Тангейзера". А мы всё-таки давненько его не видели.
А потом ещё и в ресторан зайдём, отметим наше прибытие в Вену и съедим чего-нибудь вкусное. Ты что любишь вкусное в ресторане?
И наклоняется к Русалке всё ближе и ближе с явными масайскими намерениями, а тут входит проводница и говорит:
– Давайте за чай и бутерброды рассчитаемся, уважаемые господа пассажиры.
Русалочка спросонья и говорит:
– Конечно, давай, отчего же не посмотреть на "Тангейзера", тем более мы давно не смотрели на него и вообще давно мы в ресторане не были.
И опять уснула совершенно беспамятно.
     Приехали они в Вену, Русалка манто меховое нацепила, и они сразу пошли в Оперу местную, чтобы взглянуть на текущий репертуар оперный.
А на ступеньках в это время пристроилась стайка бродячих ивановских кукольников и они разложили какие-то свои вещички для обмена на местное продовольствие или валюту – это как повезёт, потому что поиздержались в пути бедолажки.
– А им куда надо-то, ты не знаешь случайно?
– Да говорят, в какой-то Мистельбах, вроде бы или Мистельбух – не помню точно.
– И где же там у нас этот Мистельбах располагается-то?
– Да тут рядышком, совсем от Вены недалеко, если по прямой, километров э-э-э ...
– Ну, ладно, это совсем нам и не к чему, не об этом речь.
А местные граждане смотрят слегка с презрением на их кукольниковый затрапезный вид, на разложенные для обмена вещички и шепчут на своём венском диалекте:
– О майн гот, куда смотрит наша полиция, в конце-то концов?
И нервно пробегают мимо, слегка поправляя бриллиантовые серёжки и колье, если они у кого имеется.
     А Русалка почему-то остановилась около кукольников, поправила манто своё с горностаевыми хвостиками и стала рассматривать всё подробно – особенно ей понравился ножик перочинный с котиком на рукоятке пластмассовой и засохшие кусочки чего-то блестящего, но очень оригинального.
– А это что у вас такое жёлтенькое?
– А это как раз мочевина природная натуральная, посмотрите – с каким приятным желтоватым отблеском.
– Ой как интересно! И какое смешное название – мочевина!
И дала каждому кукольнику по 2 франка австрийских, чтобы выпили кофейку за её здоровье.
Кукольники очень горячо поблагодарили за это, без лишних поклонов и экивоков, очень по-благородному, как это у всех кукольников принято.
А Русалка остановилась на ступеньках Оперы венской, глаза прикрыла, лоб сделала в морщинки мелкие и как будто что-то вспоминает усиленно, а что именно? Не помнит совершенно – хоть убей, не помнит и всё тут.
Тут уже третий звонок дают для зрителей, так что бежать надо поскорее, а то ведь пропустят самое интересное начало, где увертюру делают очень таинственную.
Вот посмотрели они своего "Тангейзера" печального в Опере венской, вышли на улицу, а Русалка застегнула меховое манто на все пуговицы и говорит совершенно громким голосом:
– Ой, вот и вспомнила! Мне же надо сухую мочевину из Ельска привезти Аспиранту любимому!
И побежала догонять кукольников ивановских во всю свою прыть на новеньких ножках.
     А через 2 дня прямо с поезда прибежала на этих своих новеньких ножках Русалка в хижинку, где лежал пластом жёлтенький Аспирант и смотрел в потолок печальным взором, потому что уже готовился к скорому своему уходу в мир иной, где все его недуги закончатся и будет ему полное облегчение.
Русалка перво-наперво сварила ему наваристого бульончику из свежей брокколи с добавлением масленичной культуры "артишок испанский".
На второе зажарила яишенку с шампинионами и ещё налила для сугреву небольшую рюмку самогонки кокосовой.
Потрепала своему Аспирантику кудри весело и говорит:
– Посмотри, дорогой мой, что я привезла!
И высыпала на стол горку мочевины отборной:
– Это я около Оперы венской выменяла на своё манто у ивановских кукольников!
– Да что ты говоришь, милая, и откуда же у простых ивановских кукольников столько мочевины ценнейшей оказалось? Такого высшего европейского, прямо скажем, наилучшего качества?
– А вот этого они и не сказали, я их спрашиваю, а они всё своё заладили – "Никак не можем сказать тебе, матушка, потому что давали подписку о неразглашении и вообще мы за родной патриотизм в своём искусстве сражаемся", во как!
– Ну, да ладно с ними, а я теперь всецело отдамся своим изысканиям, а ты, дорогая, посиди пока у окошка своего с котиком – уж очень он тебя заждался, такой неугомонный, всё ходит и мявчит надоедливо.
А где-же Чунгарик наш? Что-то я его не вижу.
– А он, представляешь, решил остаться в Вене навсегда – уж очень ему понравилось сидеть около Оперы. Разложит на ступеньках оперных какие-нибудь бусики масайские, зеркальце своё вот недавно положил и расчёску мелкую. Говорит, что хочет там открыть мелкооптовую точку и для этого нужно капитал сначала накопить.
– А полиция его не приструнивает?
– Сначала приструнивала как следует, а потом он ксиву выправил с указанием своего масайского титула, так они и отстали – говорят: ну их нафиг, этих масаев, нам тут надо ещё с кукольниками разбираться, как следует.
– А, ну ладно тогда, пойду поработаю, сделаю средство от проклятой жёлтой лихорадки на радость себе и всем остальным жителям.
     Посидел так 3 дня безвылазно за своими пробирками и спиртовками, всю мочевину, почитай, израсходовал подчистую.
 А на последней порции закричал радостно:
– Эврика! Вот, свершилось наконец!
Налил из колбочки в небольшую стопочку немножко снадобья и выпил залпом зеленоватую мутную субстанцию, потому что она на удивление очень горькой оказалась, наверное, оттого что мочевина была свежая и наилучшего европейского качества.
Поэтому и пришлось залпом, а по-другому очень горько получается.
Щёки у Аспиранта враз стали розовые, в глазах блеск зажёгся, и он тут же обнял свою Русалочку крепко-накрепко и пустился танцевать вальс "Дунайские волны".
А этот вальс, кстати, написал румынский композитор Иосиф Ион Иванович в 1880 году. Это так, для знания, а то многие думают, что это Штраус сделал или вообще русское что-то.
     Натанцевались вдоволь, а потом Аспирант вышел на площадь и говорит всем масаям, масайкам и масайчикам:
– Товарищи-граждане, подходите ко мне по очереди – счас я буду вам делать инъекцию для защиты вашего здоровья от ужасной неизлечимой лихорадки!
Первым, конечно, подбежал Царь Лумумба XXIII-й, даже свой кедровый посох впопыхах забыл в хижине, а за ним все остальные в очередь выстроились.
"Ого-го!", подумал Аспирант и испугался, что не хватит всем масаям этого целебного снадобья.
Стал давать каждому строго по 1 капельке через пипеточку малюсенькую.
И так безостановочно 3 дня и 3 ночи давал всем гражданам, а на 4-й день, наконец, очередь закончилась, а в пробирке грамм 50 ещё осталось.
Вот так и получилось, что вокруг во всех остальных племенах люди страдали и мучились, а у масаев все живы-здоровы и уже приступили к зяблевой безотвальной вспашке полей под следующий урожай зернобобовой культуры в виде сои, чечевицы и немножко люцерны для прокорма местного рогатого поголовья.
     Вот чего, спрашивается, я так подробно иногда объясняю всякие такие загогулины – а вот скажите, уважаемые, вы знали про вспашку безотвальную зяблевую?
То-то же – я вам по-серьёзному про такие тонкие вещи рассказываю, а вы мотайте себе на всякий случай непредвиденный.
Вот, к примеру, подойдёт к вам вечером, да в темноте, какой-нибудь гражданин шатающийся, а вы ему и расскажете что-то полезное про зернобобовую культуру и особенности в получении повышенной урожайности.
Так что слушайте и запоминайте.
     А Аспирант тем временем призвал всех спасённых жителей помочь соседям своим, которые страдают и мучаются!
Так и сказал:
– Дорогие мои масаи и масайки! Прошу вас напрячься и сделать всё возможное в деле спасения всего прогрессивного человечества, а начать нужно со своих таких же чёрненьких, а потом и для беленьких начать распространять такое гуманное отношение!
А ему масаи говорят, даже не раздумывая:
– Ты только скажи, дорогой, что делать-то нужно для такого необходимого спасения?
– А вот что, мои друзья – нужно счас же неоткладно всем изготовить по полкило мочевины отборной в виде блестящих красивых кристалликов, чтобы не ударить в грязь лицом перед лицом импортной мочевины.
– Ты давай, это самое – научи нас, что и как, а мы уж постараемся, не ударим в грязь ни лицом, ни темечком.
А как известно, самое дорогое и ответственное у масаев как раз темечко и есть, потому что по их верованиям душа оттуда выходит во время сна хозяина и путешествует до утра, а потом через темечко снова забирается тихонько в голову и там уже отсыпается как следует.
     Аспирант не стал время зря перетирать лишними разговорами, а на собственном примере показал, что и как нужно сделать в процессе изготовления первоклассной мочевины.
Масаи сразу же всё досконально поняли и разбежались по своим хижинам неоткладно.
А уже через 3 дня Аспирант сделал из полученной мочевины кристаллической столько снадобья целебного, что весь мыс Доброй Надежды вздохнул с превеликим облегчением, а за ним и Берег Слоновой Кости, Лимпопо, озеро Танганьика, водопад Виктория, Африканский Рог и всё Эфиопское нагорье наконец-то вздохнули с облегчением.
И так продолжалось целых 3 года, это самое всенародное излечение, а когда везде совсем не осталось хворобы никакой, собрались все Цари и Короли-Вожди африканские, помолились как следует, спели песню благодарственную и тут же стали на своих рублях портрет Аспиранта напечатывать.
Одним словом – стал Аспирант от этого национальным всеобщим героем для всей Африки и за её пределами тоже о нём слагают стихи хвалебные.
Молодец, одним словом – вот что значит упорство и тяга к знаниям!
     Тем временем в далёкой Вене давно минули времена, когда впервые на ступеньках знаменитой Оперы, Чунга разложил свои диковины незатейливые с целью как-нибудь наладить точку для своего торгового бизнеса.
А пока стоял долгими зимними вечерами на ступеньках оперных, то слушал все прекрасные арии оперные, которые доносились из оперных окошек и незаметно так запоминал, потому что память у него, как у каждого масая, была совершенно отменная.
И потом очень удачно пел эти арии для своей торговой рекламы и популярности – раньше нарядные герры и фрау старались мимо него проскользнуть скоренько, а теперь совсем и не проскальзывают – стоят и слушают вполоборота, а потом похлопают и обязательно что-нибудь, да и купят.
     Однажды местный капельмейстер герр Штраубе пошёл купить себе гамбургеров с луково-колбасной начинкой на обед в очень расстроенных чувствах, потому что ведущий тенор герр Хейнике растянул лодыжки, прыгая на батуте с красотками из местного стриптиз-бара.
И что же теперь делать? Никак у герра Штраубе не получается ума приложить каким-то образом.
«Ой-вей», одним словом, как говорится.
     А тут на ступеньках увидел он – стоят нарядные фрау и герры и слушают незнакомого торговца уличного, а потом восхищённо хлопают и покупают у него всякие безделушки незатейливые.
Подбежал к нему капельмейстер герр Штраубе и спрашивает:
– А вы, товарищ, сможете, к примеру, спеть арию Вольфрама фон Эшенбаха из «Тангейзер»-оперы?
– Конечно, могу, даже очень запросто, потому что мне эта ария и самому очень нравится, прямо до чёртиков.
– А ну-ка, ну-ка, спойте, только, пожалуйста вполголоса, чтоб не привлекать лишнее внимание.
     Ну, Чунгарик и спел всю арию фон Эшенбаха полностью, а герр Штраубе тут же с ним контракт заключил как следует, по всем правилам на 10 лет.
И в тот же вечер вышел Чунга нарядный во фраке с бабочкой на сцену и спел эту затейливую арию перед всем честным народом австрийским.
Прям на "бис" спел, как все знаменитости поют с продолжительными аплодисментами.
     А после этого взял себе новое имя – Отто Зильберштейн и стал получать жалованье именно по этой графе, где написано "Отто Зильберштейн – целых 10.000 гульденов за выступление".
Ну, вот и стал Чунга знаменитым и успешным – талантище, одним словом!
     Сделал себе некоторые пластические изменения в местной платной поликлинике – увеличил кое-где объёмы и нос подправил до мировых стандартов, потому что все оперные так делают, а то не сделаешь и коллеги будут на тебя косо поглядывать.         
Теперь его и родной папка не признает, не то что приятели по Опере.
А вот про своих приятелей – Аспиранта и Русалку совсем ничего и не знает, слышал только краем уха, что они где-то в африканской саванне маются от всяких цеце и желтухи лихорадочной.
     Так вот, за это время Аспирант стал повсеместно национальным всеобщим Героем для всей Африки за свои заслуги и за её пределами.
И сложили о нём везде прекрасные стихи хвалебные на языках всех многочисленных племён и народностей.
Да ещё повсеместно напечатали на своих рублях портрет Аспиранта в знак особенной благодарности и теперь каждый вечер жгут костры в его честь и поют песни торжественные, потому что чёрненькие – самые благодарные граждане и благородные.
Решили вдобавок ещё Цари и Вожди африканские насобирать по всей великой Африке подписи для присвоения Аспиранту Премии Нобилиевской.
Целых полгода собирали и в засуху, и под проливными дождями тропическими, собрали аж 200 миллионов, а Аспиранту – национальному герою целого континента, всё никак не дают и не дают эту нобилиевскую премию, дураки этакие!
     И вот как-то вечером, в северном городке, у которого смешное название Осло, как раз во время заседания в овальном зале всего Совета по присуждению Премии им. А.Б. Нобиля заходит в зал симпатичная гражданка безукоризненной внешности и своими стройными ножками слегка бравирует.
Значит, зашла в этот Овальный зал, где заседал этот Комитет-совет по присуждению Премии Нобилиевской, села на стульчик венский, ногу на ногу закинула и говорит голоском прерывающимся, видно, от волнения внутреннего:
– Вы тут что, совсем осатанели? Где ещё такое видано – человек жизни своей не щадил, совершил, можно сказать подвиг во имя всего прогрессивного человечества, а вот вы, господа, сами-то что путного сделали?
Тут господа зачесались и зашушукались, и стали в колокольчики звенеть для острастки и поучительства.
     Позвенели так минут 10, а потом из тайной дверки вышел Глашатай в ливрее золочёной, в треуголке и громким голосом высказался:
– Премия Нобиля А.Б. присуждается мистеру Аспиранту, который в Африке совершил небывалый подвиг с риском для жизни во имя спасения всего прогрессивного человечества!
Господа похлопали аплодисментами и назначили через 5 дней сделать Церемонию награждения, чтобы это было как положено – торжественно и чтоб Аспирант обязательно фрак надел или смокинг чёрный с бабочкой.
– И ещё чтобы благодарную речь сказал, потому что так принято издавна, слышите, милочка?
– Да слышу я, слышу, не глухая, чай, хотя и сугубо ельская.
     А для красоты церемонии не поскупились комитетчики и пригласили к тому же очень известного тенора Отто Зильберштейна прямо из знаменитой Венской Оперы для исполнения чего-нибудь торжественного по поводу награждения лауреата Премии.
И сразу в середину зала его поставили, чтобы все услышали и порадовались прекрасному тенорическому звучанию.   
Вышел нарядный Отто Зильберштейн и запел прекрасным тенором на чистом немецком языке "Оду к Радости" с особенными переливами вокальными – даже суровые члены Избирательной Комиссии прослезились от этого.
"Freude, sch;ner G;tterfunken,
Tochter aus Elysium!
Wir betreten feuertrunken..." и так далее.
А потом присутствующие все вместе спели Гимн в память Нобиля и объявили про окончание протокола награждения, быстренько надели салфетки-слюнявчики и дружно пошли откушать варёную треску по-ословски и выпить бокал глинтвейна изысканного по рецепту древнегреческого Аристотеля.
Тут же все корреспонденты стали сообщать в свои редакции об этой важной мировой новости и повторять на все лады про "самопожертвование", "подвиг" и "во имя всего прогрессивного человечества".
Ха-ха, как будто для непрогрессивного ничего и не будет хорошего! А может и не будет, кто его знает.
Ладно, поживём – увидим.
А в Ельском Международном Университете сразу же устроили торжества с салютом в честь Аспиранта бывшего, а теперь самого почётного Академика и приколотили досочки памятные на все глубокие инициалы, которые когда-то в молодости Аспирант вырезал на ровных поверхностях.