19. 10. 25 Не плачь
Господи, сохрани нас на многая лета! Во имя Отца и Сына и Святаго Духа! Наверное, нет ничего трагичнее, когда человек хоронит кого-нибудь. Действительно, очень много скорби, очень много тоски, очень много слез. И когда приходится рыдать, слышишь такие слова: перестань, не плачь. А как не плакать, вот как не плакать, если все - вот она, трагедия, вот оно и произошло. И уже это ничем не исправить, это ничем не изменить. И поэтому, когда мы приходим с вами в дом плача, когда мы видим истерику, да, мы произносим эти слова: не плачь. Но сами плачем, сами рыдаем, и самим трудно остановиться и остановить это течение слез, то ли мы вспоминаем свою боль, то ли мы вспоминаем своё одиночество, свою скорбь, то ли разделяем скорбь тех родственников, которые сейчас хоронят. Но в любом случае, когда человек хоронит, слез много.
И вот огромное количество сочувствующих сопровождало эту бедную вдову, которая осталась одна совсем. И ей пришлось хоронить ещё собственного сына, помимо того, что похоронила мужа, её скорбь, действительно, очень трудно измерить, её боль, наверное, самая большая, какая только возможна, какую только возможно ей принести. И, как многие выражаются: куда же Бог смотрел, почему же Он такое допускает, почему смерть детей? Почему же, как же так? Где же Его милосердие? И вот подходит некий Человек тоже со своей толпой, какой-то шумящей, галдящей, чего-то там решающей, чего-то требующей, какая-то это неуместная суета здесь, в эту трагическую минуту. И вот некий Человек из этой толпы подходит к гробу и совершает страшную вещь. Он прикасается к этому гробу. Прикасаться к гробу нельзя. Это у нас с вами можно, да, и то многие брезгуют. Вот сколько раз мы с батюшкой отпевали и сколько раз мы смотрим, да, многие так рядышком постоят, так, руку на грудь положат и ни покойника не поцелуют, ни к гробу не прикоснутся, боятся. На это все смотришь со скорбью и понимаешь, что да, ну вот такая у него форма любви, у этого человека, ну вот он больше не может. Здесь же мы видим святотатство некое даже, потому что прикасаться к гробу - это значит оскверниться, это значит ты, ну, минимум на месяц, а то может быть и на два, ты отлучён от общения с людьми. Мы понимаем это или нет? Нет, потому что у нас в жизни никогда такого не было, чтобы кто-то нас отлучил от общения. Да я сейчас быстренько номерочек наберу, а трубку не берут, а я сам приду тогда, ну или сама, так ведь мы делаем, что это со мной не хотят общаться? Я хочу общаться, и я буду общаться, и неважно, что меня терпят, и неважно, что меня уже невмоготу терпят, а я все равно буду общаться. Ну, так мы поступаем, да? Поэтому у нас не было такого, чтобы месяц или два мы ни с кем не разговаривали, то есть совсем запрещено прикасаться к такому человеку, пока не пройдут дни очищения. Помним же еврейские традиции, да, вот мы их помнить-то помним, но как это вот происходит, как это вот на самом деле, и вот Христос берет и прикасается к гробу, и говорит: стойте. И все в ужасе останавливаются, что же Он делает-то такое, Кто это вообще Такой, Кто тут повелевает ещё нами? И Он женщине говорит: не плачь. Нам когда говорили: не плачь, мы сразу переставали плакать? Нет, конечно, не помогает это, здесь же эта женщина понимала, Кто с ней говорит, что с ней говорит Сам Творец Вселенной, Который бурями повелевает, Который Сам повелевает и водой, и огнём, и чем угодно повелевает Он, власть имеющий, и Он повелевает, и оно так происходит. И вдруг иссыхает источник слез у этой бедной женщины, и она в недоумении, как это? Я же должна не просто рыдать, а истерика должна быть. Я не должна просыхать, и не просто там день или два, или там месяц, а все время я должна плакать и умереть здесь же, на могиле. А здесь нет никаких слез, Бог повелевает, и слезы прекращаются, и она в недоумении смотрит, что это происходит. И Он, обращаясь к отроку, говорит: встань. И мёртвый слушается.
Мы с вами знаем многих великих полководцев, ни один полководец не приносит жизнь; приносит смерть, мы это знаем. Любая война это смерть. Ни один полководец не спасает от смерти. Какой бы он ни был великий, даже сам Суворов или адмирал Ушаков от смерти не спасают, врачи пытаются, и то не всегда получается. Мы это прекрасно понимаем и просим: Боже, помоги нам, чтобы операция прошла благополучно, потому что надеяться больше не на что, кроме как только на Тебя, Господи! Здесь же мы видим, что среди нас жил Человек такой же, как мы с вами, точно так же выглядел, ходил босиком, ел что попало, спал где попало. Жил в нищете, принимал поношения. Поношение, которое мы никогда в жизни не принимали, Он его принимал, Его поносили и на Него пальцем показывали, что это за босяк такой ходит. И вот этот босяк непонятный, странный Человек, Который Себя царём не называл, называл Себя просто Сын человеческий, скромно, не пророком, даже Богом несколько раз только назвал, и только в исключительных случаях Он назвал Себя прямо: Кто Я Такой есть. А так Он всегда называл себя скромно: Я Сын человеческий. А вы за кого Меня почитаете? И у людей было недоумение: Кто же это Такой? Кто же это Такой? А это Тот самый, Который пришёл разрушить наш с вами страх. Сколько у нас этих страхов? Он готов все страхи разрушить, оставить только один страх Божий, единственный страх, который Он не будет разрушать, а который будет всячески поощрять, а все остальные страхи Он будет с великой ревностью выискивать в нас, как некий хирург-стоматолог, и вырывать из нас. Это больно, это больно. Мы цепляемся за то, что нам дорого. И даже если оно нам причиняет боль, мы за это цепляемся, потому что это становится нашей природой. Мы привыкаем к боли, мы привыкаем к унижению, мы привыкаем к многим страшным вещам. То, что нас ненавидят, или то, что мы ненавидим - и к этому привыкаем. И теперь приходит Тот, Кто имеет власть вырвать это из моей души, а я ведь цепляюсь зубами за это. Сколько внутри меня страхов, кто может их измерить, кто может их посчитать, как это все выглядит, мы не знаем, но мы видим - происходит чудо, и чудо не только воскресения из мёртвых. А чудо воскресения из мёртвых тех, которые называют себя живыми, а на самом деле мертвы, потому что Господь наш видит все не так, как мы видим, мы видим, что вроде бы мы живые, а какие мы в глазах Бога - мёртвые. А вот Бог обращается к мёртвым как к живым: встань; тебе говорю, сядь; а тебе говорю, не плачь, нет смысла в твоих слезах, потому что какой смысл плакать, если сейчас ты будешь обнимать своего сына?
Но для того, чтобы понять это счастье, надо потерять это счастье, надо стать лишённым, и вот только тогда, когда обратно мне это возвращается, и возвращается сторицею. Вот тогда я начинаю понимать, что я раньше, я так думал, что я был счастлив или я была счастлива. Я так думала, я так думал, а на самом деле мы знать не знаем, что такое счастье. Счастье нам даёт только один Господь Бог, а буду ли я счастлив, зависит только от меня, а у меня не пойми какая каша в голове, не пойми какие ценности, мировоззрение не пойми какое, не пойми, во что я верю и как я верю, как я люблю, я-то думаю, что я люблю, я верю, а так ли думает Бог обо мне? Он такого же мнения, как и я, у нас с Ним мнения совпадают? Нет. А с кем моё мнение совпадает? А вообще ни с кем, ни с 1 человеком на земле моё мнение не совпадает. Но я за него держусь очень хорошо, оно мне важно, для чего? Ведь счастье не в моих руках, а в руках только одного Бога, и Господь чего-то меня лишает. Я так думаю, что меня лишают, я, как ребёнок, начинаю рыдать. Меня лишили родители злые! И так относятся и к Богу: Бог злой, Он лишает жизни, в том числе детей. Да, это Его власть. Мы все время об этом забываем, что Он директор на этом заводе под названием планета Земля, и Он имеет право кого-то уволить, а кого-то принять на работу. Он принимает на работу лучших или худших? Лучших, конечно, Он имеет на это власть, Он имеет на это право, но мы живём так, как будто бы мы здесь все директора, а Он у нас токарь, фрезеровщик, Он должен делать то, что вот мы ему говорим. А все наоборот, Бог нам говорит: не плачь, а я не знаю, как остановить этот поток слез. Бог говорит нам: радуйся, а я не знаю, чему радоваться, у меня горе. Бог говорит: все хорошо, все плохо, ну плохо же все, буквально все. И как из этого выйти, не знаю. А Бог говорит: Я знаю, есть выход, а я его слышу, а я его вижу? Вот у нас такая вот, к сожалению, путаница. Всю жизнь, всю жизнь мы пытаемся услышать Бога, и когда Он нам говорит противное нам, мы на Него обижаемся. Опять не то что-то Господь Бог нам сказал, опять что-то не так Он сделал. Я хотел, чтобы мне было счастье, а мне горе. А Бог говорит: нет, тебе счастье, вот оно, вот такое, и тебе с ним теперь жить вот с этим счастьем, которое ты почему-то называешь горем. Но это твой выбор - назвать это горем, мучиться, страдать, плакать, а Господь даёт счастье. Если мы в это поверим, нам станет легче. Мы воскреснем из мёртвых, мы перестанем быть мёртвыми, мы научимся радоваться тихой спокойной радости, которую, может быть, никогда никто не увидит, но это не важно. Важно, что ты счастлив, и ты спокойно живёшь со своей совестью - вот чего Господь хочет от нас - чтобы мы перестали выдумывать сами себе страдания, сами себе придумывать горе. Нет никакого горя, нет никаких страданий, все остальное мы сами себе причиняем, сами себе и друг другу.
Поэтому дай Бог нам мудрости, дай Бог нам не потерять страх Божий, дай Бог нам понять и услышать эти слова, драгоценные слова Христа: не плачь. Это относится к каждому из нас, как самым старым, так и самым молодым, которых приносят на Причастие. Они рыдают, они плачут: так ты же причащаешься, а он плачет. Вот так всю жизнь у нас, вот так, к сожалению, у нас всю жизнь, нас Господь Бог причащает, а мы рыдаем, а мы плачем. Поэтому дай Бог нам изменяться потихонечку, помаленечку и становиться теми, кем нас Бог создал. Он нас другими создавал, поэтому потихонечку надо себя себе возвращать. Помоги всем нам, Господь!
Свидетельство о публикации №225102701363
