Панк-эссе о глубинных аспектах творческой парадигм

Он громко хлопнул дверью, позабыв про небольшое объявление рядом с табличкой «Центральная городская библиотека» - «Осторожно, здание аварийное, на голову могут упасть плитки облицовки».
Покинув заседание, Добров побрел домой, не разбирая дороги. Щеки горели, точно автору надавали хлестких пощечин. Нет, в этот раз разбирали не его произведение, это был рассказ Гениана. И Гениана даже хвалили. Хвалили плохонький, неинтересный, банальный рассказец, чем крайне обидели Таланта.
Обидели потому, что его рассказ – написанный неизмеримо лучше и с мастерством выше на целую голову, а то и две, критики буквально затоптали своими грязными сапогами.
В прошлый раз один за другим члены клуба поднимались на сцену, выходили к трибуне и безжалостно «резали» правду-матку Таланту прямо в глаза: и написан рассказ не по канону; и нет логического завершения; и это чуть ли не плагиат; и что сюжета практически не просматривается; и что нельзя определить жанровую принадлежность; и что структуру невозможно понять, потому что нет возможности соотнести её с установленными канонами; и что единственный фантастический элемент в рассказе в итоге оказывается фальшивкой. Последний аргумент убил у Таланта всякое желание сопротивляться, возражать и доказывать людям, что не наличие робота и летающих тарелок в рассказе определяет принадлежность к жанру. А как прикажете реагировать на обличающую фразу «язык у автора неоригинальный»? Надо было свой собственный язык придумать что ли?  Так ведь если бы придумал - сказали бы, что автор занимается дешевым позерством. Было, проходили это все уже.
Ну почему?
Почему рассказу другого автора рукоплескали, не замечая корявых предложений, картонности неживых персонажей, отсутствие логики в сюжетных линиях, аляпистые приёмчики из сложноподчиненных трехэтажных эпитетов и просто банально-неинтересный сюжет?! Может потому, что этот автор любил побряцать медальками, полученными за участие в литературных конкурсах и порассказать забавные случаи, происходившие с ним на литературных тусовках в различных городах мира? Или… в голове у Таланта уже давно зрело страшное подозрение. Наверняка у Гениана, как говорили раньше, «крепкая спина». Определенно, его «проталкивают» на этих самых конкурсах. Ну не может быть, чтобы этот посредственный детективный рассказец «Смертельное убийство», который Гениан сегодня читал, мог снискать благосклонность высокого жюри и обойти аж целых полторы тысячи участников. Завел небось себе друзей-знакомцев среди редакторов и книгоиздателей и вот результат! Да и конкурсных рассказов у него – раз, два и обчелся. Сует всюду одно и то же.
Вернувшись домой, Добров застонал так громко, что жена выскочила из ванной вся в мыльной пене и испуганно поинтересовалась, что случилось.
- Ничего, - вдруг моментально обретя ледяное спокойствие, ответил писатель. – Ничего не случилось.
Произнеся эту фразу, Добров направился на кухню, где вновь завелся и принялся метаться из угла в угол, время от времени изрыгая неразборчивые фразы, из которых можно было расслышать отдельные слова:
- Продуманный сюжет … потрясающе реалистичные описания … катарсис … великолепный слог … никаких претензий … глубокий смысл заложен в этом произведении! – он вдруг остановился, схватил ничего не понимающую жену за плечи и встряхнул ее, точно куклу. – А у меня? Сюжет отсутствует? Не вижу фантастики? Персонажи слишком натуралистичны? Придраться к моему рассказу они не могут, поэтому высасывают претензии из пальца! О какой конструктивной критике может идти речь, когда ею занимается не профессионалы? Заметь, к Гениану у них вопросов никаких. И вообще Тоха парень замечательный. И логика в его сюжете железобетонная, надо полагать? И герои твои ведут себя естественно и диалоги натуралистичные? По канону! Литературный конъюктурщик! А мои герои – живые! Да, они делают глупости, ведут себя нелогично и говорят не по канону, поэтому их нельзя под общую гребенку анализа произведений на уровне школьного учебника. Так?
Надя скривила губы и заморгала. Глаза подозрительно заблестели, а ресницы стали склеиваться, влажнея. Добров тут же отпустил несчастную и извинился:
- Прости, Надюша. На меня нашло. На этих чертовых заседаниях просто такое твориться… хороших авторов травят, а вот зато посредственностям ковровую дорожку расстилают. У меня такое чувство, что я в ремесленном училище побывал, а не в литературном клубе. Никогда больше туда не пойду. Даже если они на коленях приползут умолять – ноги моей там не будет! Они ещё узнают у меня!
После такого ужасного обещания гениальный писатель сразу как-то поник и впал в меланхолическую депрессию. Целыми днями Добров лежал на диване, громко стонал, много ел и жаловался жене на то, что «проклятые вампиры из писательского клуба высосали все его вдохновение и что теперь он не может написать ни одной строчки». Надя терпела, варила борщи и готовила майонезные салаты, чисто по-женски помогая мужу выйти из творческого кризиса.
Спустя два месяца, поведение его резко изменилось. Писатель стал запираться в спальне, подолгу что-то черкая в общей тетради. Надюша, обеспокоенная этим отважилась посмотреть, чем занят ее благоверный. Тетрадные листы были расчерчены какими-то схемами и обрывками диалогов с указанием временных интервалов.
«Пьесу пишет», - решила жена и успокоилось.
Спустя еще месяц, как обычно в субботу, Талант сделал зарядку, чисто выбрился надел костюм, повязал самый дорогой галстук и объявил:
- Я на заседание. Буду поздно.
Жена облегченно выдохнула – наконец всё встало на круги своя. Кризис миновал.
- Я встряхну это мещанское болото! – громко пообещал Добров отражению в зеркале. – Глаголом выжгу сборище бездарностей и литературных ремесленников. Я им покажу, кто такой Талант! Это будет месть настоящего писателя! А знаешь почему? Потому, что я вырос в библиотеке и знаю такое, о чём они даже представления никакого не имеют!
Однако, стоило «настоящему писателю» очутиться на «сборище бездарностей и литературных ремесленников», как вся его решимость дать бой испарилась. Тихо поздоровавшись, Добров криво улыбнулся, пожимая руки. Были все те же знакомые лица: сотрудница библиотеки, под патронажем которой и проходили заседания – монументальная Фаина Королевишна – страстная фанатка исторического фентези; Элистер Кровюк с супругой – представлявших монолитный коллектив, занятый написанием кровавого ужастика; Сергей Милосердов – солидный мужчина в самом расцвете сил, внезапно пишущий мелодраматическую повесть о любви и измене; Михаил Эскулапов – врач скорой помощи, человек с довольно своеобразным чувством юмора, постоянно зачитывающий «забавные» случаи из врачебной практики; Степан Правдорубов – следователь, автор чрезвычайно натуралистичных рассказов про обитателей КПЗ; и конечно же гениальный писатель, лауреат многих конкурсов - Гениан Злов.
Были еще поэтессы, на которых Добров никогда не обращал никакого внимания.
Усевшись в заднем ряду и стараясь казаться совершенно незаметным, Добров терпеливо слушал декламацию корявых стишков, написанием которых так увлекаются все интеллигентные дамочки нежного возраста, выжидая подходящего момента.
Неприятно резало взгляд то, что Гениан уселся вместе с ведущей на сцене.
«Привык в президиумах сидеть, - думал Добров, истекая черной завистью. – В зале, с простым народом, ему уже западло».
Читателей в зале почти не было. Только в дальнем углу, корпел над стопками книг лысоватый мужчина.
После зачтения очередного шедевра, в котором осмыслялась роль поэтессы во вселенной и её ментальная связь с сакральным лоном безграничного космоса, продекламированного с большим чувством и на повышенных тонах, в зале началось волнение. Лысеющий господин вдруг громко и настойчиво стал требовать от Фаины Королевишны удалить «варваров, устроивших в храме знаний разнузданную вакханалию».
- Я кандидат наук! – громко кричал он, нимало не заботясь о том, что мешает другим читателям. – Я здесь работаю уже третий день! А этот шум меня отвлекает! Я требую, чтобы зал был немедленно очищен!
- По субботам здесь проходит заседание литературного клуба, - терпеливо пыталась урезонить нервного кандидата сотрудница. – Все согласовано с директором.
- Плевать я хотел на вашего директора! В читальном зале должна царить тишина! – продолжал кипятится тот. – Пусть идут в вестибюль и заседают там!
- Они не могут заседать там, потому что в разрешении указано именно это помещение, а не вестибюль. Если они вам мешают, обращайтесь к директору.
- И обращусь! Я этого так не оставлю. Превратили библиотеку черт знает во что! То у них тут выставка шуб, то книжная ярмарка. Балаган! – с этими словами кандидат покинул зал, отправившись выяснять отношения с директором.
Члены писательского клуба только плечами пожали.
- Нервы у человека не выдержали, - прокомментировал ситуацию Гениан Злов. – Бывает. Перебрал с научной деятельностью.
Поэтессы засобирались. Они никогда не оставались на литературные чтения рассказов, поскольку тайно считали прозаиков более приземленными и под различными благовидными предлогами старались уйти пораньше.
- Давайте-ка я дверь запру, чтобы никто не мешал, - предложила Фаина Королевишна после ухода поэтического десанта. – А то как бы студенты не набежали, у них занятия скоро заканчиваются. Или этот нервный еще вернется.
Добров не смог сдержать радостной улыбки. Запертая дверь - отличная деталь к его плану мести. Ко всеобщему одобрению замок был заперт, окошко для проветривания открыто, а заседание продолжено.
- Итак, товарищи, преодолев непреодолимые обстоятельства, предлагаю продолжить нашу встречу и поговорить о творчестве известного классика русской прозы – Антоне Павловиче Чехове, – объявила Фаина Королевишна, - А точнее критический разбор одного рассказа…
- Прошу прощения, - перебил ведущую Гениан. – Критический разбор?
Маститый писатель ухмыльнулся, мгновенно приведя Таланта в негодование.
- О какой критике Чехова вообще может идти речь? – задал риторический вопрос Злов. - Классики на то и классики, что в их рассказах нет поводов для критических замечаний.
- Интересное кино, - не сдержался Добров и выдохнул с облегчением. Ему всегда было трудно сказать первую фразу. Но начав, он уже не останавливался. – А вот современники абсолютно не считали Чехова серьезным писателем. Так, анекдотист, «газетный клоун» –не более. Его «Чайка» вообще была ошикана публикой.
- Так уж и клоун? – парировал Гениан. – Может быть допустимо так сказать о первых творческих шагах, и то, я бы поспорил. Однако, каждый новый рассказ его все глубже. Чехов срывает завесу благопристойности с язв общества, подобно врачу…
- Очевидно, что Чехов так стремился избавится от ярлыка «газетного клоуна», что ударился в другую крайность – попытался стать сатириком, – перебил писателя теперь уже Добров. - Вот только удалось ли ему это? И вообще, какую пользу может принести публичное обнажение и расковыривание язв общества? Тем более, что Чехов никак не проявляет своей авторской позиции только показывая самые неприглядные стороны бытия, чем вызывает у читателя апатию и чувство беспомощности. Кому-то из вас захотелось бы хоть что-то сделать после прочтения таких сатирических рассказов Чехова как: Горе, Анна на шее, Каштанка и прочее? Безысходность и обыденность описываемых несправедливостей в конечном итоге приводят к угрюмому безразличию не только героев рассказов, но и их читателей. Герои бесконечно анализируют вслух свои проблемы, персонажи не стремятся ни к каким целям и вообще, Чехов – певец декадентства, которого революционно настроенные деятели подняли на щит, как изобличителя недостатков и писателя-демократа.
Выговорившись, Добров гордо улыбнулся. Наконец-то удалось поставить на место этого зазнайку. Однако Гениан, в который раз изобразил на лице жалостливое снисхождение и пробормотал:
- Не удивлюсь, что первая премьера «Чайки» была встречена публикой в штыки, если большинство из зрителей было недалекими мещанами. До Чехова надо дорасти.
Замечание, сделанное Генианом в зал, с высоты президиума выглядело особенно оскорбительным.
- Не понял, - вскинулся Добров, почувствовав, как распрямилась и тонко зазвенела пружинка ненависти. – Ты меня недалеким мещанином назвал?
- Ребята, - попытался урезонить спорщиков Сергей Милосердов. – Давайте придерживаться темы дискуссии и не переходить на личности.
- Давайте успокоимся, сделаем паузу и выпьем чаю с пирожными, - предложила Фаина Королевишна.
Все с радостью согласились.
- Ну и хорошо, я сейчас включу электрочайник. Пусть он пока покипит, а мы остынем, – попыталась пошутить ведущая, направившись к буфетному столику. – Если будем шуметь, клуб рискует лишиться помещения.
Более благоприятного момента для осуществления тщательно разработанного плана трудно было себе представить.
«Сейчас – или никогда!» - подумал писатель и побежал к сцене.
Поднявшись по ступенькам, он подошел к трибуне. Невысокий, плотного сложения Добров, выпятил грудь и прошипел, смерив Гениана уничижительным взглядом:
- Понятно теперь откуда ноги росли у критики в адрес моего рассказа. Ты значит считаешь себя великим лауреатом международных конкурсов, а все остальные недалекие мещане?
- Как же еще мне называть человека, считающего Чехова клоуном? Однако, нас призывают к порядку, - обратил внимание на отчаянную мимику Фаины Королевишны Гениан. – Так что угомонись и дай продолжить заседание.
Сергей Милосердов поднялся со своего места, откашлялся и начал читать дальше заранее распечатанный текст:
- Новые художественные приемы Чехова оказали огромное влияние на развитие театра в частности и всей литературы в целом…
Добров, вместо того чтобы сесть на место, в два шага приблизился к Гениану, стянул с его носа очки и залепил звонкую пощечину.
- Я вызываю вас на дуэль, сударь! – торжественно провозгласил писатель.
Этого лауреат всевозможных премий не стерпел. Двое взрослых мужчин вцепились друг в друга мертвой хваткой и заскакали по сцене, точно пляшущие нанайские мальчики. Первые секунды литературное сообщество безмолвствовало, в шоковом состоянии наблюдая за экспрессивным развитием дискуссии. Затем, придя в себя, Сергей вместе со Степаном и Михаилом бросились разнимать драчунов. Но добежать до сцены они не успели.
Внезапно погас свет и читальный зал погрузился в кромешную тьму.
Раздался чей-то крик со сцены, рядом взвизгнула женщина, и только потом участники литературного кружка догадались включить фонарики на своих мобилках.
- Товарищи, без паники. Просто выбило пробки, - громко сообщила из другого конца зала Фаина Королевишна. – Обычное дело. Стоит включить чайник и вот… Посветите сюда, я включу пробки.
Минуты на две воцарилось неловкое молчание. Когда зажегся свет, писатели, щурясь и мигая, осмотрелись вокруг: несколько перевернутых стульев, бледные лица перепуганных женщин и медленно колышущиеся над сценой занавески, с растекающимся на них пятном подозрительно-бурого цвета.
Растерянные члены клуба посмотрели друг на друга и Элиза Кровюк тоненьким голосом пискнула:
- Добров исчез.
- Не скажу, что огорчен, - изрек Гениан, приводя в порядок одежду. – Человек явно не в адеквате. Хорошо хоть осознал свое мерзкое поведение и предпочел уйти.
- Интересно как? –спросила Фаина Королевишна, вытаскивая из кармана связку ключей. – Дверь-то заперта. А что за пятно на занавеске? Раньше его не было.
Следователь Правдорубов подошел к шторе и принюхался.
- Пятно мне тоже не нравится, очень на кровь похоже, - констатировал он и, выглянув в окно, добавил. – Внизу ничего.
- Разумеется ничего! – почти крикнул Гениан. – Вы что себе вообразили, что я этого психопата в окно выбросил?
- Пока мы наблюдаем только отсутствие предполагаемого потерпевшего, – с угрожающим спокойствием заметил Степан.
- Какого еще потерпевшего? – пробормотал Злов, чувствуя, как противный холод пробегает по спине, а живот перехватывает шершавая рука животного страха. - Бред какой-то.
- Подождите, - вмешался Милосердов. – У меня есть номер мобильного Доброва. Я сейчас ему наберу.
Достав из кармана мобильный, Сергей быстро пролистал телефонный справочник и нажал вызов. Все замерли, пытаясь расслышать звонок. Писклявая полифоническая мелодия звонка послышалась откуда-то снизу. Следователь снова выглянул в окно:
- Телефон там. Нехорошая картина вырисовывается, товарищи писатели. Окно открыто, на занавеси кровь, внизу телефон, – констатировал он. – Но давайте не будем пороть горячку. Разберемся спокойно, без нервов… И, надеюсь, без вызова полиции.
Женщины испуганно сдвинулись в сторону, стараясь отойти подальше от Гениана.
- Да вы с ума посходили! – возмутился Злов, уловив их настроение. – Вы сами видели, что он первый ко мне полез. А как только выключился свет, он сразу же отскочил. Наверное, мы слишком близко к окну были и в темноте... он испугался, дернулся слишком резко…
- Так испугался, что вылетел в окно? Сам? Сомнительное предположение, если учесть высоту подоконника. И откуда тогда кровь?
- Подождите, подождите! - не сдавался Гениан. – Насколько я знаю, на глаз это не определяют. Надо делать специальный анализ, чтобы определить кровь или не кровь. И потом, откуда тут взяться крови? У меня никакого оружия нет и не было. Нет у меня оружия! Можете обыскивать хоть с собаками здесь все.
- Обыщем, когда придет время, - кивнул Степан. И по его виду можно было не сомневаться, что время придет довольно скоро.
- Вот! – Злов вдруг ткнул пальцем в Эскулапова. – Проверьте у него портфель. Он постоянно с собой таскает какие-то медицинские инструменты. Тем более хирург. Уж он то знает, как в две секунды человека зарезать. Помните его рассказ про врача-убийцу? Ну про маньяка, который охотился на бездарных писателей?
- Я? – удивился Михаил. – Интересные дела. Теперь для обвинения достаточно рассказ написать? Да, мой герой убивал бездарных графоманов. И да, я никогда не считал Доброва хорошим писателем. Но сами подумайте, мне-то зачем Таланта убивать?
- Разве не ты написал в интернете крайне язвительный отзыв на его рассказ?
- Ну и что? Он опубликовал невразумительную графоманщину - я прокомментировал. Вот и весь конфликт.  – Михаил по-прежнему не воспринимал обвинение всерьез. - Если писатели начнут убивать критиков, знаете, к чему мы придем?
- Вот к этому! – Злов ткнул пальцем в занавеску.
- Может все-таки полицию вызовем? – спросила Фаина Королевишна.
- Я могу ошибаться, конечно, - робко вставил слово Элистер Кровюк, заводя за ухо выбившуюся прядь длинных волос. – Но, прежде чем вызывать полицию, или начинать собственное расследование, наверное, надо бы найти тело и, хотя бы приблизительно определить причину смерти.
- Вот-вот! – обрадовался Михаил. - Предъявите для начала потерпевшего. А то уже двум людям предъявлено обвинение, а тела нет.
Следователь раздосадовано крякнул. Так хорошо все начиналось и на тебе! Подозреваемые нагло требуют труп, а он надеялся раскрыть дело по горячим следам еще до приезда оперов.
- Давайте обыщем читальный зал, - предложил Милосердов. – А если ничего не найдем, тогда осмотрим газон под окном.
- Верно. Сначала осмотрим зал. Разделимся, - скомандовал следователь. – По одному не ходить. А то вдруг кто-то решит сбежать. Фаина Королевишна с Элизой и Михаилом, осмотрят правые стеллажи справа. Сергей с Элистером и Генианом – слева. Я пройдусь по периметру. Кстати, Фаина Королевишна, сдайте пожалуйста ключи. Мало ли что.
- Это почему тебе? - Возмутился Михаил. – По-моему ты точно такой же подозреваемый, как и все. С чего это ключи тебе надо сдать? А вдруг это ты Таланта кокнул, а теперь решил сбежать? Тем более у тебя профессиональные навыки, не то что у нас – дилетантов. Смотрите как он тут всех быстро решил построить: полицию не вызывать; вы туда; вы сюда; а я с ключами прогуляюсь до двери.
- Прежде чем выдвигать обвинение, надо установить мотив, цель и способ совершения преступления, - парировал следователь. – А мотива у меня никакого нет.
- Это спорный вопрос, – тихо, но веско заметил Кровюк. – Я знаю, что вы являетесь соседом Таланта по даче. И что ведете с ним многолетнюю тяжбу из-за спорной территории. И что конфликт этот не раз сопровождался рукоприкладством между вашими супругами. В последний раз Добров пригрозил вашей жене палкой, а вы… Помните, что тогда было?
- Вы в серьез думаете, что я убью человека из-за трех метров в дачном поселке?
- Люди убивают и за гораздо меньшее.
От такого наезда Степан на секунду растерялся, но сразу взял себя в руки:
- Да даже если бы я решил его убить, зачем делать это на заседании клуба? Я бы просто мог подкараулить его в темном переулке. Но я его не убивал!
- Может начнем осматривать зал? – нетерпеливо поинтересовался Милосердов. – Давайте так: я с девушками и Михаилом пойдем направо, а Элистер, Гениан и Степан осмотрят левую часть зала. Согласны?
С этим предложением согласились все. Ряды книжных полок терялись в полутьме. Чтобы осмотреть зал досконально, Фаине Королевишне пришлось включить все лампы. Стало сразу неуютно и даже потянуло сквозняком.
Элиза нервно поежилась.
- Эти лампы дают такой неприятный резкий свет, - проговорила она, медленно двигаясь вдоль книжных полок. – Как бы живого человека за мертвеца не принять.
- Не переживайте, - успокоил ее Михаил. – Вы главное тело найдите. А живое оно, или мёртвое, уж я разберусь.
Элиза ойкнула и ухватила Фаину Королевишну за руку.
- Не обращай внимания, - поспешила успокоить ее та. - У Михаила всегда шуточки дурацкие были. А сейчас еще и неуместные.
Мужская группа решила начать осмотр с самых дальних рядов и постепенно продвигаться к выходу.
- Пойдем с двух сторон, - заявил Степан. – Так у него не будет шансов перебегать от ряда к ряду и остаться незамеченным.
- Судя по количеству крови, - заметил Кровюк. – Добров не перебегать, а переползать должен. Интересно все же, кого он так довел? Мерзостный тип был, надо сказать. Склочник. А уж самомнения у него было…
- Вы так легко говорите «был», «было», - вдруг отметил Милосердов. – Я до сих пор надеюсь, что с Николаем все в порядке.
- Что это вы на меня так уставились? – заволновался Элистер.
Большие очки его запотели. А лицо стремительно покрылось красными пятнами. Писатель ужасов полез в карман за носовым платком и, доставая его, неожиданно выронил кастет.
Милосердов поднял плоский металлический предмет и вопросительно посмотрел на Кровюка.
- Что? – становясь агрессивным, переспросил тот. – Это мой кастет. На всякий случай, для самообороны. Крови на нем нет. Можете экспертизу делать. Она покажет, что крови на нем нет и никогда не было. В отличии от вас, я с Николаем никогда в конфликты не вступал.
- Это как посмотреть, – становясь вдруг загадочным, улыбнулся Гениан. – А я вот, к примеру, уверен, что вы ненавидели Доброва еще больше меня.
- На что вы намекаете?
- На вашу очаровательную супругу. Ничего плохого сказать о ней не хочу, но неоднократно замечал, как Добров поглядывал на Эли…
- Не сметь! – рявкнул Кровюк, разом превращаясь в разъяренного льва. – Не сметь произносить имя моей жены!
- Хорошо-хорошо, - тут же пошел на попятную Гениан. – Однако, чисто теоретически мотив мы имеем.
- Я бы попросил не высказывать вслух свои предположения. – Вмешался в их разговор Степан, обходя ряды, с другой стороны. – Тем более, что ты Гениан первый на подозрении. Не надо уводить следствие в сторону.
- Отказываешь мне в праве на защиту? Да если посмотреть, тут у каждого был повод! Даже Фаина Королевишна запросто могла скинуть Таланта из окна. При её то комплекции. Она же ваша бывшая возлюбленная?
- Что за бред! – возмутилась Фаина Королевишна. – Мы расстались больше двадцати лет назад. И это я ушла от Таланта!
- Послушайте, а вам не кажется подозрительным, что среди нас только один в белом пальто? – не сдавался Злов.
Все разом посмотрели на Милосердова.
- Отлично! – воскликнул тот. – Товарищ Злов пытается оправдаться, подводя под подозрение совершенно невиновных людей.
- Невиновных? – ухмыльнулся Злов. - Из нас всех только у вас нет видимой причины для убийства. И это очень подозрительно.
- Кстати да, - вдруг поддержал его Кровюк. – Однако против него нет никаких улик.
- Сергей слишком умен, чтобы оставить какие-то улики! – торжественно заявил Злов.
- Ну приехали. Теперь отсутствие мотива становится мотивом, – с абсолютной невозмутимостью заявил Милосердов. – Дальше что? Расстрелы до совершения преступлений? А может лучше арестуете Кровюка? Он пишет про расчлененку, носит черную одежду и красит волосы в черный цвет. Чем не убийца? Несете всякий бред!
- А почему бред? – вдруг уцепился за версию Гениана следователь. – Я вот уверен, если хорошенько покопаться, всегда можно найти мотив. Как говорится, любой человек при определенных обстоятельствах способен…
За спиной у собравшихся вдруг послышался скрип. Все разом обернулись. Из-под сцены, раскрыв потайную дверцу, выбрался Добров, весь в пыли и паутине.
Оглядев членов литературного клуба, застывших от неожиданности, он рассмеялся:
- Ахахаха, слышали бы вы себя со стороны. Вы! Апологеты писательского мастерства, профессионалы детективных и психологических романов. У меня все записано! - писатель помахал кассетным диктофоном. - Можно было бы пьесу написать, вот только зрителю, боюсь, будет не интересно ваше творчество. Где было ваше профессиональное мастерство, когда вы толклись у занавески и кудахтали как куры в курятнике? Сплошные банальности и поведенческие штампы. Повтор на повторе. Яканья и мнеканья. Тавтология на банальности и сюжетными дырами погоняет. Кто-то помнится сильно негодовал по поводу сцены в моем рассказе, когда очевидцы пытаются начать расследование самостоятельно и сваливают вину друг на друга. Кто-то помнится написал в отзыве, что это зажеванный до оскомины прием, в обычной жизни совершенно не встречающийся. Ну вот вам жизнь! Почему же вы не раскрывали многогранные характеры своих персонажей? Где яркие индивидуальности писателя ужасов, врача скорой помощи, гениальность нашего лауреата наконец? Где герои и антигерои? Где выдержанный темпоритм? Где, наконец, оригинальность речи? Скучно было, товарищи писатели «читать» ваш детективчик. Я чуть не заснул. Нет. Такой театр зрителю не нужен.
Добров вытащил кассету из диктофона и рванул магнитную ленту. Бросив изуродованное орудие мести на стол, писатель с брезгливым выражением на лице протер руки влажной салфеткой и направился к выходу.
- Дверь откройте.
Фаина Королевишна молча отперла дверь.
- Псих! – кто-то с чувством сказал ему в спину.
- Да. – не оборачиваясь подтвердил Добров. – Настоящий писатель всегда немного шизофреник.
Добров спустился вниз, вышел на улицу. Ночной город был тих и благообразен в оранжевом свете фонарей. Но писатель знал, что стоит ему сделать еще пару шагов и он окажется в совершенно ином городе. Городе, принадлежащем только ему. В городе, где не горят фонари и нет времени и пространства. В городе, вмещающим в себе миллионы вселенных. Это был город его воображения.
Талант замер перед затейливой автобусной остановкой, выполненной в виде Звездных врат. Он знал, что стоит только шагнуть сквозь кольцо и окажешься в другом измерении. Добров не колеблясь поднял ногу…
Вдоль гранитной набережной, освещённой серебристым светом вдохновения, вздымались вверх стройные улицы идей новых рассказов. Талант частенько поливал и делал обрезку дававшим спасительную тень еще зеленым многоходовкам сюжетных поворотов с крупными гроздьями главных персонажей. Однако сейчас он прошел мимо – не хотелось нарушать момент кульминационного катарсиса. Вдруг представилось, что когда он бросит писательство, его город останется без защиты и сюда проникнет заслуженный и очень лауреатистый товарищ Гениан Злов. Как пройдет он по аллее Иносказаний художественной речи и с беззаботным смехом и алчущим сердцем примется срывать перезрелые сюжетные линии, совершенно не заботясь о целостности произведений. Как станет топтать ершистые сложноподчиненные предложения, даже не замечая затейливых узоров на лепестках. Как снесет бульдозером стройные здания метафорических образов и примется вклеивать их затейливую лепнину в свои убогие произведения, раздирая на части характеры, причинно-следственные связи, давая героям совсем не те имена, помещая в другие вселенные и создавая мерзкие коллажи из неуместных диалогов и плоских шуток. Как железной дланью правил русского языка расставит по местам непослушные запятые и мягкие знаки в глагольных окончаниях.
- Нет, пусть уж лучше клепает свои бездарные эпосы и получает за них награды, - замотал головой писатель, отгоняя кошмарное видение.
Вдруг вдалеке послышался женский смех, легкий цокот каблучков и за поворотом Аллегорий мелькнул кончик розового шелкового шарфа. Добров улыбнулся. Это как пугливая лань пронеслась мимо Недосказанность. Как же он любил ее, ревниво пряча между строк рассказов, чтобы никто из поверхностно просматривающих не смог дотянуться до музы своим циничным читательским мнением. А она всегда смеялась над писателем и ускользала, просачиваясь неощутимым дуновением сквозь пальцы, вооруженные шариковой ручкой, оставляя вместо себя лишь аллегории и простые сравнения.
- Гиперболы, эпитеты! – с профессиональным надрывом прокричал Контекст, непонятно как оказавшийся на улице Начинающих графоманов. – Мифологические сюжеты не желаете? Есть у меня один – пальчики оближете!
- Нет, спасибо, - сухо отказался Добров. – Меня больше фантастика интересует.
- Да кому эта фантастика сейчас нужна, - хмыкнул бывалый продавец. – Сейчас людей больше интересует фентези. А почему?
- И почему же? – неожиданно заинтересовался писатель. Ему и в самом деле стало интересно почему на конкурсах обычно побеждают «дамские» рассказы с крепким замесом на волшебных палочках и ходячих мертвецах.
- Фантастика – она для тех, кто стремится. Стремится жить, понимать, идти вперед. Для тех, кто хочет выйти за грань возможного. А фентези – уход от реальности с сказку, - мудрено пояснил Контекст.
- Так уж и побег, - улыбаясь усомнился Добров.
- А то. Вот и ты - чуть что, уходишь сюда, в свою сказку, где тебя никто не тронет. Тут и делать ничего не надо – ты Властелин Вселенных. А попробовал в обычной жизни хоть что-то изменить? Кишка тонка! Не так разве?
- Абсолютно не так! – воскликнул писатель, с ужасом осознавая, что продавец сказал правду.
Контекст ничего не ответил, с кривой усмешкой сунув в руку Доброва несколько тавтологий и пошел дальше.
- Как это никому фантастика не нужна? – возмутился Добров, разворачиваясь вслед продавцу. – Как это я сбегаю в сказку? Это не сказка, а мои фантазии! Вот они: совершенно новые принципы работы космических кораблей, варианты альтернативных событий истории, мои машины времени, мои паровые мобильники и револьверы – они все тут.
- А надо, чтобы были там, - не оглядываясь ответил Контекст. – И ты должен быть там.
Должен быть…
В морозном воздухе затрепетали кванты оранжевого света фонарей. Пошел снег. Доброву тоже почему-то захотелось пройти, совершенно не думая о том, что сейчас произошло.
Уже стемнело. Легкий морозец схватывал воду на асфальте. Добров с наслаждением наступал в лужи, слушая треск ломающейся корочки льда.
В парке уже зажгли фонари, но народу почти не было. Писатель быстрым шагом преодолел центральную аллею и свернул на не заасфальтированную тропинку. Крупные хлопья снега кружились в воздухе. Было так тихо, что был слышен шорох снега, ложившегося на опавшую листву.
Писатель вспомнил, как в детстве, будучи еще школьником, ходил сюда на субботники – сажать деревья и прикапывать кусты. Тогда это был обычный пустырь. А сейчас - почти лес в самом центре города. Лес, на который алчные застройщики уже давно точат зубы. Граждане, занимающиеся оздоровительными пробежками в парке, несколько раз отбивали рейдерские набеги застройщиков. Но как долго они смогут сопротивляться? И главное, если ли смысл? Не проще ли купить абонемент в спортзал?
Точно так же, как и с писательством.
Не проще ли подружиться со Зловым, познакомится с редакторами и книгоиздателями и двигаться к цели проторенной дорожкой, получая звания и награды?
Ритмично шагая, Добров ощутил непреодолимо желание побежать.
Он всегда мечтал это сделать. В детстве заботливая мама выхлопотала освобождение от физкультуры. А Талант так хотел бегать! Толстому мальчишке едва ли не каждую ночь снилось, как он выходит на беговую дорожку. Однако в реальности, даже повзрослев, бегать Добров стеснялся. Стеснялся насмешек. Стеснялся жирных, обтянутых трениками ног. Стеснялся круглого живота, выпирающего под футболкой точно баскетбольный мяч. Стеснялся одышки. Стеснялся самого себя.
Но сейчас в парке никого не было. Добров огляделся еще раз. Парк был совершенно пуст. Писатель согнул руки в локтях и сделал несколько быстрых скользящих шагов, перенося вес тела вперед. Он бежал! И это было так просто!
Почему раньше никогда даже не пробовал это сделать?
Сердце забилось сильнее, к щекам прилила кровь. Ритмичные удары ступней о землю успокаивали и умиротворяли. Злость и нервное возбуждение улетучивались с каждый новым рывком. Бежал писатель неумело и медленно, неловко переставляя ноги, то и дело сбиваясь с ритма и от каждого подозрительного шороха нервно оглядываясь, но не переставал двигаться вперед.
«Они будут говорить, что стиль не соответствует форме. Они будут говорить, что нет фантастики. И про запятые, и про неоригинальный язык, и про слитый конец, и… они много ещё чего будут говорить, - думал он, стараясь правильно дышать. – Но надо бежать! И не на тренажере в спортзале, а по неровной дорожке парка с камнями и ямами! Каждым новым рассказом ломая грани Возможного!»