Последний день уходящего года

                I

  Со скрежетом открылась дверь в камеру. В неё вошел черноволосый парень с разорванной губой и сел на скамью.
- Такой молодой, а уже здесь, – сказал с сожалением седой старик, сидящий в углу напротив. – Как зовут?
- Казамир, – глухо отозвался молодой человек.
- Я Бахтияр, – сказал старик и протянул руку.
- я думал, что в камере смертников вежливых людей нет, – пожимая руку, съязвил Казамир.
- А кого ты здесь ожидал увидеть? – смеясь, спросил старик, – в нашей то, европейской глубинке одни воры, да пьяницы. Я вот вор. А ты кем величаешься?
- Убийцей графа
- Кем?! – ошеломлённо воскликнул старик. Холодный пот каплей прошел по огрубевшему морщинистому лицу старца.
- Ты не ослышался. Я убийца графа Люция II.

                II

  В полутёмной камере стояло молчание, лишь слегка подвывала жестокая метель. Лучи солнца едва доходили внутрь мрачной крепости через крошечное окошко с решеткой. Холод был небольшой, но когда ты сидишь в сырой камере, и он становится свирепым, как зверь.
  Между сокамерниками не было ничего общего, кроме их места заточения. Старик Бахтияр, хоть и был закоренелым вором, но никогда не убивал и считал это огромным грехом. А тут напротив него сидит он – убийца Казамир. Человек, что своими действиями оборвал жизнь другому человеку.
- Что, старик, язык проглотил? Не бойся. Обстоятельства меня вынудили сделать это.
- Да какие могут быть обстоятельства, чтоб убить! – гневно пробурчал Бахтияр
- Самые разные!
  В понедельник я приехал в этот богом забытый город. Последние мои деньги ушли в карман возничему. А жить на что-то надо.
  Проходя через главную площадь, я увидел толпу зевак, слушающих объявление. Громогласый мужик кричал про народные гуляния, что состояться на этом же месте в пятницу, про салют, что запустят в ночь на субботу и про то, что графу нужны слуги для разлива напитков на его бал в особняке.
  Тогда я и понял. Вот мой шанс заработать. Но бал только в пятницу, а есть хочется уже сейчас. Поэтому я пошел работать в харчевню к толстому бородатому Рихарду. Он предоставил мне работу и ночлег. Так же, работая у него, я набивал руку для предстоящего бала.
  Работа была несложная, но до безумия скучная. Я мыл посуду, разносил еду и подливал напитки. Дроворубы добрые люди. Они частенько одаривали меня монетами, за мою вежливость. Так прошло время до пятницы.
  Утром в заведение вошел графский слуга и подошел к Рихарду. После их непродолжительной беседы, Рихард подошел и шепнул мне на ухо, что слуга закажет блюда и посмотрит, кто лучше его обслужит – я или второй рабочий.
  У меня не было шансов, Мой напарник работает уже несколько лет, а с моего принятия не прошло и недели. Поэтому я пошел на хитрость. Подавая суп, я специально уронил свой кошель и сказал: «Похоже, вы обронили свой кошель. Держите и не теряйте больше. Мы же понимаем друг друга?» Он кивнул головой, и улыбка показалась на его лице.
- Я незамедлительно внесу вас в список слуг.
- С вами иметь дело – одно удовольствие. Приятного аппетита!





                III

  Тьма укрыла своим широким плащом маленький город. Тьма, что растворяет в себе дома и деревья. Мрак, в котором скрывается новогоднее чудо.
  На улицах веселился народ. Ремесленники и дроворубы со своими женами и детьми водили хороводы, танцевали и наслаждались игрой приезжих трубачей.
  Трубачи, как ни старались, мазали в нотах, а их медные трубы выдавали свистящий призвук. Но какая была разница! Горожане были рады, даже их фальшивой игре. Мужики срубили большую ель и установили её на площади. Мастера по дереву вырезали причудливые фигурки из брусков, а дети суетились и вешали их на зелёные лапы.
  Кто-то скажет, что это мелочи. Что это всё временная радость. Но эти мелочи делали людей счастливыми. Может, то что мы считаем за мелочь и есть огромное счастье?
  Было темно. Наступала ночь, но, ни один человек не собирался спать. Все ждали новый год.
  Тем временем в особняке гремел вальс. Десятки титулованных господ кружились в танце со своими спутницами. Пышные платья дам развевались в такт музыки. Кавалеры подкручивали усы и осыпали своих партнёрш комплиментами. Леди, в свою очередь, кокетливо смеялись, отводя взгляд, и обмахивали себя веерами. На лицах светилось неподдельное счастье.
  Музыка затихла. Вышел хозяин.
«Mesdames et Messieurs1, встречайте Его сиятельство Граф Люций де Франк II!» - под эти слова вышел светловолосый статный мужчина в чёрных одеяниях, с шелковым, поверх, багряным фраком. На его поясе был кинжал в позолоченных ножнах.  Прямые черты его лица и глубокие, как бездна глаза, одновременно и пугали, и манили к себе. У него была уверенная походка. Стуча по полу своими туфлями с острым носком, он вышел в центр зала. Возле него стоял лысый судья Отто, с мерзкой физиономией, клеймёной шрамом. Судья щелкнул пальцем и жестом подозвал Казамира.
 
• «Mesdames et Messieurs1» - Дамы и Господа (франц.)

  «Господа и Дамы, мы здесь собрались на торжество. Мы встретим новый год!  Так веселитесь же! Танцуйте до упаду, упивайтесь шампанским и веселитесь до безрассудства! Клянусь своим сердец, эту ночь вы запомните навсегда! Всех с наступающим!» - пламенно сказал граф и, взяв бокал вина с подноса Казамира, поднял его вверх.
  «Vivat Comes Lucius»1, – хором прогремело в зале. Люций рассмеялся. Оскал показался на его лице. Он залпом опустошил бокал и шепотом проговорил: «vivat».
 
• «Vivat Comes Lucius»1 – Да здравствует Граф Люций (латин.)

  Заиграли скрипки и гости закрутились в вальсе. Люций с судьёй поднялись на балкончик и сели в кресла, чтобы наблюдать свыше. Граф смотрел на гостей с огнём в глазах и продолжал смеяться. Допивая второй бокал, он гневно посмотрел на Отто и басом спросил:
- Скажи, мой друг, что здесь делают супруги Бюхельны?
- Люций, спокойно. Во время правления твоего отца, они задолжали ему кучу денег. Им придётся остаться на некоторое время в городе, вот тогда мы и потребуем возврат долга.
- Ладно, на этот раз ты выкрутился. И заруби себе на носу – я больше не твой воспитанник, а твой Граф. Обращайся подобающе, - прошипел Люций, демонстративно щёлкнув по ножнам кинжала.
- Да, Ваше сиятельство.
Люций подозвал слугу.
- Эй, парень, принеси мне ещё вина.
- Одну минуту, Ваше сиятельство, – отозвался Казамир.
- Вот видишь. Парнишка юн, а повежливее тебя будет, уважаемый господин судья, – с иронией в голосе, подметил Люций.
- Да уж. А мне, будь добр, захвати шампанского.
  Гости танцевали мазурку. Смех звенел в зале. Они танцевали, пили шампанское, и снова танцевали. Стрелка часов близилась к двенадцати.
  Граф, которому наскучило смотреть на это зрелище, допил шестой бокал, оперился на перила и заявил: «Да кто так танцует! Где вы научились этим полусонным нелепым движениям! Смотрите, что такое настоящий танец».
Судья наклонился к уху Люция и решил его остановить:
- Ваше сиятельство, вы очень пьяны. Может, не стоит. Как бы не случилась беда!
- Отстань, Отто, я контролирую себя!
  Граф спустился по мраморной лестнице и приказал музыкантам играть tango della morte di Vivaldi1. Он подхватил под руку красавицу и пустился с ней в танец.

• tango della morte di Vivaldi1 – «Танго смерти» Вивальди (итал.) (композиция отличается своим изменчивым быстрым темпом)

  С молниеносной скоростью менялись позиции. Он всё делал четко, без малейшей оплошности. Все стояли в оцепенении. Это был не танец! Нет! Это была апогея красоты и чувств. Как будто сам дьявол сейчас управлял ими. Вихрь, да что уж там, буря тогда была между ними!
  Прозвучали последние ноты и раздался поток оваций. Люций нежно поцеловал даме руку и она от восторга начала терять сознание. Граф подхватил её прелестный стан и отвёл к ближайшему стулу.
  Многие дамы с презрением посмотрели на своих партнёров. В их взглядах читалось: «Мда, я ты на такое не способен, gentilhomme2». В глазах же самих «gentilhomme» была сжигающая душу зависть.
 
• gentilhomme2 – джентльмен (франц.)

  Через пару минут граф вышел в центр и объявил: «Уважаемые гости, близиться полночь, а я приготовил для вас surprise3! Выходите на улицу. Будет праздничный салют!»

• surprise3 – сюрприз (франц.)

  Гости ликуя стали толпиться у выхода. Граф подозвал к себе Казамира.
- Иди, Отто, я сейчас выпью бокал и приду.
- Буду ждать во дворе, Ваше сиятельство.
  Прогремел салют. Небо раскрасилось в яркие цвета. Оно стало палитрой великого художника. Искры трещали в чёрном зимнем небе и рассыпались, как блестящие монетки. 
  Но графа всё не было. Обеспокоенный Отто вбежал в особняк и раскрыл рот.
  Граф лежал на полу, а на нём служанка-уборщица. Она в испуге вскочила и начала извиняться. Глаза Люция стали грозовыми тучами и он вскричал:
- Кривоногая девка!
- Но я, про….
Граф наотмашь ударил служанку по щеке. Она вновь упала и рассекла себе голову. Казамир вскричал: «Как ты смеешь!». Он разбил бокал об голову Люция и острым, как бритва, краем провел поперёк его горла. Одно мгновенье, и вот уже граф валялся на полу, истошно взвывал и задыхался. Фонтан тёмной крови окропил лицо Казамира. Парень вынул кинжал из ножен графа и вонзил ему в сердце.
  Хрипы стихли. Люций испустил последний вздох.




                IV

 - Утром меня с пристрастием допросили и вот я здесь – закончил свой рассказ Казамир и дотронулся до больной губы.
- Это Отто тебя так?
Казамир кивнул. Был уже вечер.
- Мда, Люций весь в своего деда. Тот тоже был вспыльчив.
- Ты застал его?
- Да. Мой воровской путь начался именно в этом городе. Меня тогда часто били за кражи и домушничество. После я ездил по разным княжествам. И вот на старости лет я заглянул на свою родину. Тут меня и схватили.
Старик тяжело вздохнул.
- Ты про закон знаешь? – спросил Бахтияр.
- Про какой?
- В честь нового года, осуждённым на смерть дают право на выбор. Казнь или ссылка на 30 лет в каменный рудник.
- Меня оставят без выбора. Судья воспитывал графа, когда тот был ещё ребёнком. А ты что выберешь?
- Я так и так скоро умру. Лучше уж на рудниках уму-разуму людей поучу, чтоб, когда освободились, не совершали моих ошибок. Да и хоть чуть-чуть на благо народа камни потаскаю.
- Благородный выбор. Жалко не услышу твоих советов. Мда, интересная вещь. Хотел защитить, а в итоге осуждён на смерть.
- О-хо-хо, – почёсывая седую бороду, пробурчал Бахтияр, – теперь я понимаю, почему ты его убил, но своего мнения я не изменил. Убийство – небогоугодный поступок.
- И про небогоугодность мне сейчас говорит человек, всю жизнь набивавший карманы чужим добром! Да и что ты мне предлагаешь сейчас делать? Здесь! В камере!
- Но разве тебе не совестно?
- За что?! – спросив это, Казамир уставился на старика в полном недоумении. Через минуту молчания, парень съёжился и нервно помотал головой, будто он сейчас с кем-то говорил. Вдруг, неожиданно он спросил:
- А священника можно позвать?
- Покаяться что ли?
- Да
- Фамей. Фамей! – начал звать кого-то старик.
Через минуту к камере подошел небрежно бритый тюремщик. Он пошатнулся и припал к решетке.
- Чё надо?
- Ты что опять пьян? Уже третий день сидишь с бутылкой! – начал укорять Бахтияр.
- Те то какое дело, старый чёрт! Сидишь на лавке, вот и сиди, ага
- Позови нам владыку Патрикия
- Он то вам на шо?
- Покаяться – отозвался Казамир
- Никак нет! Господин Отто запр..ик..тил.
- Как так?
- Ты, парниша, убил Его сиятельство, а владыка он, – тюремщик стал щелкать пальцами, – во вспомнил, владыка дядя графский
- Ну да, у нас же принято, что между теми, кто управляет, есть хоть одно сходство. Жажда денег и влияния, прислужливость, ну или как сейчас – родство. – Казамир проговаривал эти слова, немного посмеиваясь. Но тут он, как обезумевший вскочил на лавку, держась за голову – значит, из котла адского буду наблюдать за вами!
В его голосе был и смех, и бессильное отчаяние. Казамир сел на лавку и слеза потекла у него из глаза. Она пробежала по щеке и остановилась на его фальшивой улыбке.
- Дайте тогда пару листов и чертило
- Это можно
Фамей принёс пару листов мятой бумаги с угольком и удалился. Казамир взял их и положил возле себя.
- Зачем они тебе? – поинтересовался старик
- Это будет моя записка тебе. Прочти её, когда будешь на каторге.
- Ну, хорошо. Пиши, а я пока вздремну.
Бахтияр лёг на лавку и глаза сами собой у него начали слипаться. Перед тем как он уснул, старик, жмурясь, смотрел на то, как Казамир в полутьме чиркался на бумаге.
  Прошел первый день нового года.


                V

 Утро для старика началось с лёгких толчков Казамира. Бахтияр открыл глаза и первое, что он увидел это руку с самодельным конвертом.
- Возми. Пообещай мне, что прочтёшь это, только когда будешь на рудниках.
- Почем…?
- Пообещай! – перебил Казамир.
- Хорошо, обещаю.
 Старик взял конверт и спрятал его за пазуху. Казамир встал на свою лавку и начал заглядывать в маленькое окошко. Посмотрев на улицу, он улыбнулся и сказал:
- Я вижу там, в низу эшафот. Пожалуй, пора прощаться.
- Уже?
- Да.
 Казамир позвал тюремщика и спросил через, сколько его поведут на казнь. Протрезвевший Фамей ушел и через пару минут вернулся с солдатами. Сокамерники начали прощаться. Старик хотел приобнять парня, но тот попятился назад, сказал, что это лишнее и просто протянул руку. Бахтияр её пожал и грустный сел на своё место. Один из солдат навязал путы на руки Казамира и повел его по коридору к винтовой лестнице, ведущей вниз. На удивление всех присутствующих, он пошел бодро, и даже напевал себе что-то под нос.
  Толпа жителей уже собралась у крепости. Она с волнением смотрела на петлю. В недоумении люди начали расспрашивать друг друга. Кто виновник? Что он сделал? Мнений было больше чем стружек в лавках ремесленников. Кто-то говорил, что шпиона, кто-то, что старика-вора, третьи утверждали, что заговорщика, иные вообще утверждали, что будут вешать кого-то из управления за взятки. Все целили мимо.
  Вдруг, в толпу вбежала женщина и, пав коленями на снег, начала бить себя руками по груди, жалобно всхлипывая:
 - Господи, мальчишку Казамира казнят! Он на графском балу мою дочку хотел защитить!
- Астера, постой. Что произошло?
- Ночью Луизочка доченька моя прибежала вся в слезах с разбитой головой. У неё кровь текла! Понимаете кровь! Она споткнулась и упала на графа нашего, а тот её ударил пьяньчуга бессовестный! Луизочка упала, упала и голову разбила. Бедная моя луизочка! А казамир защитить её хотел и зарезал графа. Боже мой, горе то, какое! Его казнят…
  Люди, окружившие её, были ошарашены. Они перешёптывались и переглядывались.
  Тем временем Казамира привели к эшафоту. Он встал возле петли. Народ стянулся к помосту. Судья Отто встал у края виселицы и поднял руку, чтобы люди успокоились и замолчали. После того, как они утихли, судья зачитал приговор: «Казамир обвиняется в убийстве Его сиятельства графа Люция де Франка II. Суд рассмотрел дело и выносит смертный приговор – публичное повешенье».
  Казамир встал на табуретку. Солдат накинул петлю на его шею и затянул её.
  Толпа взвыла. Кто-то кинул в одного из солдат камень, за что получил тумака. Поднялся крик: «Несправедливость! Он не виновен! Пустите!». Кто-то желал смерть убийце, а кто-то плакал.
  Астера стояла в толпе. Слёзы уже засохли ледяными звездочками на её щеках. Она бредила и шептала: «За что с тобой так? Ты ещё молод. Ты меня не слышишь, но я надеюсь, что услышишь. Спасибо, что спас её».
  Судья вновь успокоил людей. Когда наступила тишина, он посмотрел на Казамира:
 - По закону у тебя есть право на последнее слово. Хочешь что-то сказать?
- Да, - ответил Казамир с хрипотцой в голосе. После он, приподняв голову, на которую была наброшена петля, прищурил глаза и десять секунд смотрел на утреннее солнце. С силой зажмурив их, а после, открыв, как-то по-доброму посмотрел на толпу и со спокойствием сказал, - единственное о чем я жалею, это то, что я не успел защитить ту девушку от удара пьяницы.
   Солдат пинком выбил табуретку из-под его ног.


                VI

Старик наблюдал за казнью через окошко. Он был бледен, как мрамор.
 Через два часа за ним пришли солдаты. Его погрузили в спецповозку, и уже через полмесяца он сидел в новой камере. Бахтияр таскал камни и чинил инструменты.
 Его сокамерники отмечали, что в первые дни он был общителен и дружелюбен, но в какой-то из дней стал холоден ко всем. В преддверии этого дня он прочитал записки Казамира.
 Через два месяца главе колонии сообщили, что Бахтияр был зарезан за воровство у разбойничьего авторитета. Старика похоронили у одинокого дерева.






                «Записки Казамира»

  Прости, что врал тебе. Но так было нужно. Если бы ты сразу всё узнал, то мой план, возможно, рухнул. Я не могу так рисковать. Слишком много на кону.
  Чтобы ты понимал, как обстоит всё дело, мне придётся начать издалека. В детстве мною правило великое желание познать всё. Я хотел открыть тайны мироздания. Подросши, я пошел в учёные заведения, но меня не приняли, ни в одно из них. Государство решило, что те, чьи отцы ушли на войну, более достойны, обучаться, нежели такие как я. Я не был ни богатым, ни представителем меньшей нации в стране. Никаких привилегий и льгот!
  Тогда я понял, что нет большего счастья, чем власть над людьми. Я устраивался на худшие работы. Работал на кладбище, и на рынке, и чистил печные трубы. На деньги я покупал книги. Так прошло пять лет.
  За это время я впитал в себя кучу того о чем ранее только мог мечтать. Я начал видеть всё как есть. Люди, что окружают меня прозаичны и никчёмны. У них нет ни влияния, ни средств, лишь глупая вера во что-то далёкое и светлое. Но и знать ничтожна. Она упивается своими страстями и прожигает свою жизнь.
  Я выше их. Я осознал, что мне не нужна власть. Нет удовольствия в том, что ты властен над теми, кто слабее тебя. Нет. Слава - вот высшее благо. Я сжег своё жильё и отправился в путь по Европе. Я старался угождать людям, делать добро. Они этого не ценили. Лишь зло помнят вечно.
  И тут дьявол улыбнулся мне. В небольшом глубинном городке начал править молодой граф. Он вспыльчив и неопытен. Идеальная жертва.
  В вино, которое граф пил, я подливал крепкий алкоголь из его же погреба. Когда все гости ушли любоваться салютом, мы с графом остались совсем одни. Он признался, что ему очень трудно свыкнуться с тем, что судьбы горожан теперь зависят от него. Он специально стоит из себя жестокого правителя, потому что боится показаться слабым и мягким. Ведь добродушие принимают за слабость.
  Мимо нас пробегала служанка. Я подставил ей подножку, чтобы она упала на графа. Люций не хотел её бить. Ему пришлось это сделать, чтобы вбежавший Отто не посчитал его слабым.
  Для меня это был наилучший момент. Я разбитым бокалом перерезал горло Люция.
  Вот, правда. Вот что произошло в последний день уходящего года.
  Судья дал мне выбор, и я сам избрал казнь. Люди будут считать меня заступником. Героем, осуждённым на смерть. Они будут жалеть меня, не зная кто я на самом деле. Своими спорами о моём поступке, они только будут сохранять память обо мне.
  Вы больны. Вы жалеете ложных героев, не зная о них ничего, и готовы оправдать их любой гадкий поступок.
  Но уже солнце всходит. Я слышу, как колотят эшафот. Скоро я стану великим. Скоро…
  Я иду к своему счастью…