Хлебница

А если тянет бездна –
Гляди на голубей.

Владимир Леванский

Не знаю, как оно так вышло, но я крепко вляпался в будничную рутину. Думаю, что повинна в том старая соломенная хлебница, которую я зачем-то отыскал на захламлённом всякой рухлядью заброшенном чердаке. Представления не имею, как там она оказалась и кому эта вещь раньше могла принадлежать. Только это неважно, существенно лишь то, что с её появлением у меня на кухне и в моей жизни произошли значительные перемены.
Стало как-то ощутимо не хватать воздуха, и я решил более не закрывать окна. Все предметы и столовые приборы почему-то начали собирать на себя пыль, точно они тоже спустились с забытого чердака. Впрочем, и со мною дела обстояли не лучшим образом. Я заметил, что и разговорные фразы мои стали грубее и намного короче, не говоря уже о том, что зачастую были лишены всякого разумного содержания. Беседы со мной стали занятием архисложным, и, по сути, ненужным и затратным делом. Да и сам я не тороплюсь затевать задушевные разговоры, более прибегая к восклицаниям, междометиям и красноречивым жестам.
Хлебницу я поставил на тумбочку около обеденного стола, где она казалась золотистой короной, возвышающейся над всем наличествующим у меня безликим и неприглядным скарбом. Не то, чтобы её величество не принимало никакого соперничества и инакомыслия, просто всё прочее уравнивалось в своих правах, если о каком-то праве на индивидуальность и независимость ещё имело смысл говорить.
Это касалось абсолютно всего, и меня – в первую очередь. Я стал ощущать себя ущербным и грузным, совершенно ненужным в этом замкнутом пространстве с упрощённой и изнурительной топологией. И чтобы хоть как-то подверстать свой нелепый размер под сбившуюся в одночасье систему координат, я решил выбросить оттуда лишнее измерение, и в двумерном, замкнутом мире, стал ощущать себя уверенней и вольготней. При этом сбившееся в клубок время легло на меня бессобытийным теневым кругом, очертив границы возможного безжеланного будущего.
В каком-то смысле создавшаяся обстановка повторила заброшенность и несуразицу чердака, где все величины являлись переменными данными, равно как и положенные им роли. Значения этих безликих переменных существенно менялись в зависимости от назначенного им места и порядков на занимаемой площади.
Честно говоря, сформировавшаяся конструкция не имела очевидных разрывов, единственным способом выбраться отсюда и привести всё в нормальное состояние, было бы решительное изменение угла зрения и нахождения той единственной точки, с которой возможно свободное наблюдение. Той точки, откуда бы открывался вид на улицу, где протекала незахламлённая жизнь, неподвластная удушливым кругам времени.