Историк рогоносцев

"... хвалу иль клевету приемли равнодушно ..."
А.С. Пушкин.

Анонимное письмо 4 ноября 1836 года:
Текст в переводе Сафонов М.М. выглядит следующим образом:
"Рыцари Большого Креста, Командоры и Рыцари светлейшего Ордена Рогоносцев, собравшись в Великий капитул под председательством досточтимого Великого магистра Е(го) П(преимущества) Д. Л. Нарышкина, с общего согласия назначили (как вариант – "единодушно назвали". – М. С.) г-на Александра Пушкина коадъютором Великого магистра Ордена и историографом Ордена. Непременный секретарь: гр. И. Борх."
Содержание диплома рогоносца понятно и много раз пояснялось. Но есть и такой взгляд: Пушкину даётся право «историографа ордена рогоносцев»: быть очевидцем и летописцем нравов Двора, характеров его обитателей.
О событиях, предшествующих появлению конверта с «дипломом рогоносца» в доме Пушкина достаточно источников. В данном случае, отсылаю к моим страницам на Прозе: http://proza.ru/avtor/jnu51

1. «Пушкин 1836-1837 хронология в цитатах 2016-2018»:
http://proza.ru/ 2. «Пушкин и версии о дипломе рогоносца 2016-2024»
http://proza.ru/ 3. «Аннотированный указатель имён к Сборнику»: http://proza.ru/2018/10/06/112
4. «Список литературоведов и пушкинистов»:  http://proza.ru/2020/08/14/1483

Каким было развитие событий после явления анонимного послания? Ответ имеет не один вариант, но пушкинисты чаще всего ссылаются на более очевидный:
Из письма Пушкина к Геккерну от 21 ноября 1836 года:
«Вернемся к анонимным письмам. Вы хорошо догадываетесь, что они вас интересуют. 2 ноября вы от вашего сына узнали новость, которая доставила вам много удовольствия. Он вам сказал, что я в бешенстве, что моя жена боится... что она теряет голову. Вы решили нанести удар, который казался окончательным. Вами было составлено анонимное письмо».

Можно заключить из этого отрывка, что Натали 2 ноября сама рассказала мужу о встрече с Дантесом у Полетики, она «… рассказала Вяземской и мужу…»! Заметим, что наверняка или вероятно, об Идалии 4 ноября Пушкин говорил Соллогубу, отвечая на его вопрос о том, кто автор анонимного письма: «Одна дама».
Пушкин решил ответить так, зная от жены, от Натальи Николаевны, о состоявшейся её неожиданной встрече с Дантесом у Полетики. Но муж, разумеется, не ставил задачи разглашать ему принадлежащей тайны. Впрочем, «одна дама»* в последнее время часто морочила воображение поэта то тремя картами Пиковой дамы, то предсказанием гадалки Кирхгоф о грядущем испытании его судьбы. Приближался год 1837, напоминая «три карты»: тройка, семёрка, туз – выигрышные карты! Критическая дата жизни Пушкина: весной ему исполнилось 37 лет и явился уже «белый человек». Мистика, но вряд ли об этом не вспоминал мнительный Пушкин.
*«Одна дама» - http://proza.ru/diary/jnu51/2024-06-12 - Литературный дневник.

С 1 января 1834 года, ещё до знакомства Натали с Дантесом, Пушкин не знал покоя, существуя «между доносами и пасквилями». С этого времени светские сплетни постоянно задевали честь его семьи, связывая имя Натальи Николаевны с именем Николая Первого, нарядившего Пушкина в мундир камер-юнкера. С той поры Пушкин всегда «подозревал» государя! Не случайна последняя строчка в неотправленном письме Пушкина к Геккерну:
"Я хочу, чтобы вы дали себе труд самому найти основания, которые были бы достаточны для того, чтобы побудить меня не плюнуть вам в лицо, и чтобы уничтожить самый след этого подлого дела, из которого МНЕ ЛЕГКО БУДЕТ СОСТАВИТЬ ОТЛИЧНУЮ ГЛАВУ В МОЕЙ ИСТОРИИ РОГОНОСЦЕВ".
«… в моей истории рогоносцев» - признание Пушкина в том, что он, «историограф», русский Данжо при Дворе Императорской семьи, начал свою деятельность, оповестив об этом избранных. Это цитата из реконструированного черновика. В письме к Геккерну от 25 января 1837 года, которое считалось неслыханно оскорбительным, этих строк уже не было.
С чего же началась война с Геккернами?

ЗАПИСКА НАТАЛИ К ДАНТЕСУ
Отношения Пушкина и Дантеса стали напряжёнными с лета 1836 года, когда семья Пушкиных жила на Каменноостровской даче, а неподалёку проходили летние манёвры Кавалергардского полка. Дантес иногда бывал гостем у Пушкиных, в период болезни Натали и её новорожденной дочери, в июне-июле, писал записки, оказывал знаки внимания. Пушкину это не нравилось. Чувствительный, мнительный, ревнивый, он приглядывался, прислушивался, делал свои выводы.
Александр Трубецкой, приятель и сослуживец Дантеса, вспоминал, что летом 1836 года на даче произошёл неприятный инцидент Дантеса с Пушкиным, которому не нравились частые посещения Дантеса и его развязное поведение. Дантес объяснил своё посещение просто: он пришёл поговорить к её сестре Екатерине Гончаровой. Но в результате, в тот же день, Дантес был удивлён непонятным и странным поступком Натали. Он получил от неё через записку о том, что сказала мужу, будто он приходил к ним с тем, чтобы поговорить о Екатерине, намереваясь сделать ей предложение.
Щёголев так резюмировал воспоминания А. Трубецкого: "Мы в;римъ князю Трубецкому въ томъ, что Дантесъ д;йствительно разсказывалъ ему о ход; своего флирта съ Н.Н. Пушкиной, и что онъ, Трубецкой, былъ свид;телемъ н;которыхъ моментовъ этого флирта. http://feb-web.ru/feb/pushkin/ 
Кавалергард Александр Трубецкой, рассказывал, что он видел записку Натали к Дантесу, читал её, затем обсуждал вместе с Дантесом, как следует поступить дальше: «Я вынулъ изъ конверта, съ надписью trеs pressеe, небольшую записочку, въ которой Nathalie извещаетъ Дантеса, что она передавала мужу, какъ Дантесъ просилъ руки ея сестры Кати … слогомъ, вовсе не женскимъ и не дамскимъ billets doux.»
Итак: выслушав объяснения после ухода Дантеса, Пушкин продиктовал Натали записку для него. Иначе говоря, муж взял под контроль поведение и поступки Дантеса, стал «поверенным своей жены» и выслушивал её рассказы о «кокетствах» обеих сестёр.

Настроения сестёр Гончаровых и молодых людей на вечерах и балах также было в поле зрения Пушкина. Тем не менее, лицо его омрачали не столько эти вызывающие ревность обстоятельства, сколько все его беды и неурядицы в литературных и денежных делах. Софи Карамзина, неутомимая в развлечениях, видела всё своими глазами, описывая вечер 19 сентября 1836 года в Царском селе, где Дантес продолжал свои балагурства и шутки, не отходя от Екатерины Гончаровой, но с Натали всё-таки танцевал мазурку, но «жалко было смотреть на фигуру Пушкина, который стоял напротив них, в дверях, молчаливый, бледный и угрожающий».
Именно эти осенние месяцы (сентябрь и октябрь) имела в виду Д.Ф. Фикельмон, когда писала в своем дневнике: "То ли одно тщеславие госпожи Пушкиной было польщено и возбуждено, то ли Дантес действительно тронул и смутил ее сердце, как бы то ни было, она не могла больше отвергать или останавливать проявления этой необузданной любви <...> Было очевидно, что она совершенно потеряла способность обуздывать этого человека, и он был решителен в намерении довести ее до крайности".
Пушкин не мог не чувствовать этого. Мы не знаем никаких подробностей, касающихся взаимоотношений в семье поэта в это время, но известно, что в конце октября Пушкин был в особенно тревожном состоянии духа. Подавленное настроение поэта было замечено его лицейскими друзьями во время встречи, состоявшейся 19 октября – праздновании 25-летия Лицея. Об этом же свидетельствует и письмо поэта к отцу, написанное 20 октября. В нем Пушкин с горечью сообщал, что он не смог уехать в Михайловское: "В деревне я бы много работал; здесь я ничего не делаю, а только исхожу желчью". Во взаимоотношениях Пушкина с женой явно возникла напряженность, слышны смутные отголоски какого-то кризиса, имевшего место во второй половине октября.
Кризис в семье, начавшийся ещё летом на даче и на августовских балах на Минеральных водах, действительно продолжал развиваться. Отношения внутри семьи напрягались от малейшей оплошности Натали. Странным кажется Пушкину и поведение Екатерины: она действительно увлечена Жоржем Дантесом-Геккерном.
Пушкин, вследствие всего, поступал по-своему, он начинал одному ему известную игру, прикрытую маской непонимания. Он сердится, требует отказать Дантесу от дома, где тот был принят в феврале 1836-го. Наташа оправдывается: Дантес нравится Екатерине! В таком случае, нетрудно было Пушкину прийти к решению вывести Дантеса на чистую воду!
Если Дантес был действительно влюблён в Натали, то её слова, сказанные на балу ещё зимой, «я могу быть счастлива, только исполняя все мои обязанности, пощадите меня и любите меня так, как теперь, и я отвечу вам моей любовью" (то есть, чувства её могут быть только платоническими, как теперь: он ей просто нравится) - Дантес понимал иначе.
Но в чём вина Натали? В феврале она была беременна на 4-5 месяце и при этом была вполне довольна вниманием волокиты Дантеса. Да, он ей нравился, её смешили балагурства и шутки кавалергарда, который видел её скучной и озабоченной и старался развеселить. Да и пусть все это видят, пусть Пушкин видит, насколько его жена лучше и красивее той девчонки Соллогуб! И даже милее коротышки Крюденер, за которой он думал волочиться, а ведь Натали тогда сильно обиделась и наградила мужа за то пощёчиной!

Известно, что 13 октября Высочайшим приказом 1836 г. поручик барон де Геккерн «получил высочайшее благоволение». «За смотры, ученья и манёвры удостоился в числе прочих получить высочайшие благоволения, объявленные в высочайших приказах … 1836 г.: мая 2, 23; июня 4, 14, 15, 16; июля 14, 16, 23, 24, 25, 26, 27; августа 1 и октября 13.» - Запись в формулярном списке о службе и достоинстве Кавалергардского её величества полка поручика барона де Геккерна февраля 4-го дня 1837 года. – В кн. «Дуэль Пушкина с Дантесом-Геккерном». – М.: Белый город, 2012. – 272 с., ил. – Стр. 83.
После объявленной благодарности за службу 13 октября, на другой день Дантес мог бы иметь свободное время. Уже 14 октября, в среду, Идалия Полетика могла устроить встречу Натали с Дантесом во время детского праздника.
Вот одна из версий:
http://proza.ru/2016/12/17/853 - Жорж Дантес и Наташа Пушкина

Коротко скажем так. "… бывали также, по обычаю, и детские праздники, связанные с Днями рождения и днями Ангелов детей, особенно среди родственников и близких друзей. Они также, наверняка имели место осенью 1836 года. К 1836 году в семье Идалии было двое детей: дочь Елизавета, 1832 года рождения (к сожалению, точной даты мне не известно); сын Александр, 14 октября 1835 года рождения (17 октября – его день Ангела).
Нетрудно догадаться, что Идалия могла пригласить Натали и других своих знакомых дам с детьми на детский праздник, организованный в день рождения её сына Александра, которому исполнялся один год 14 октября, в среду. Жоржу Дантесу, «одному из верных» Идалии, нетрудно было с искренними поздравлениями явиться на детский праздник и разговаривать там с Натали. К тому же, отсутствие Пушкина среди детей на празднике также можно было предвидеть".
Натали понимала, что летом поступила глупо по отношению к Жоржу, чувствовала себя виноватой. Понимала озабоченность Дантеса после получения её записки. Пришла к Идалии. Мог быть предлог к объяснению: Жорж напомнил Натали, что он вовсе не просил руки Екатерины и согласия Александра Пушкина на то - тем более. Поговорили. "Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно". Им обоим ясно было, что Натали попросту пришлось выгораживать Дантеса перед своим мужем. Да, более всего она не желала, чтобы их отношения выходили за рамки приличия.
Идалия, конечно же, расспросила сестрёнку о Дантесе, оценила их встречу и ответила на вопросы Трубецкого. Теперь и друзья Дантеса в курсе событий: Пушкина отказала Дантесу. Трубецкой рассказывал!
Что и кому после встречи с Дантесом "плела" Натали? Или что-нибудь придумала. Не стоит лишний раз мужу напоминать о Дантесе. Хватило того ужасного объяснения с ним в конце лета, на даче. Заставил написать Жоржу, что он не возражает! Всё закончилось тем, что Александр согласен! Он не против. Но смотрит косо на Катрин. С Александром вообще трудно разговаривать в последнее время. Он очень раздражителен, у него финансовые неприятности в "Современнике", карточные долги. Что теперь будет?

ДИПЛОМ НА БЛАНКЕ ОТ КАВАЛЕРГАРДОВ
В середине октября, почти сразу после праздника у Полетики, Пушкин получил анонимное письмо на типографском бланке. Наверное, с картинкой оленя с золотыми рогами, какие можно было купить в любой городской лавке. Предположил, что оно связано с Дантесом. Конечно! Вспомнил и о записке, которую продиктовал для Дантеса летом. Что Пушкин предпринимает? Он спокойно решает продолжить игру, начатую летом на даче.
Анонимные письма в двойных конвертах Пушкин получил 4 ноября 1836 года. Кстати, в среду, в тот день, когда он сам еженедельно занимался своей корреспонденцией: получал письма и писал письма. Анонимные письма были в двойных конвертах, но не те, на отпечатанных бланках!
Это были письма на бумаге в четверть листа, написанные изменённым почерком. Другие письма! ИНЫЕ ПИСЬМА: их никто не печатал в типографии и не украшал «золотыми оленьими рогами»!

И потому то, что нам уже известно от Трубецкого о некоем «дипломе рогоносца» на отпечатанном бланке – правда. Ведь там явно не было такого текста, который мы читали: не было имени царя Николая, Д.Л. Нарышкина, И. Борха! Иначе группа кавалергардов не посмела бы и думать отправить такой диплом с именами: головы их с плеч полетели бы!
Трубецкой так вспоминал о тексте анонимного письма на бланке:
"Въ то время несколько шалуновъ изъ молодежи, — между прочимъ Урусовъ, Опочининъ, Строгановъ, мой consin, — стали разсылать анонимныя письма по мужьямъ-рогоносцамъ. Въ числ; многихъ получилъ такое письмо и Пушкинъ. Въ другое время онъ не обратилъ бы вниманія на подобную ШУТКУ и, во всякомъ случае, отнесся бы къ ней, какъ къ шутке, быть можетъ заклеймилъ бы ее эпиграммой. Но теперь онъ увиделъ въ этомъ хорошій предлогъ и воспользовался имъ по-своему. Письмо Пушкина къ Геккерну и подробности дуэли Пушкина съ племянникомъ Геккерна, Дантесомъ, всемъ известны».

Известно, что у Д"Аршиака, секунданта Дантеса, Соллогуб видел в декабре тот самый печатный образец "диплома рогоносца" и узнал, что всё «венское общество целую зиму забавлялось рассылкою подобных мистификаций»:
"В НАЧАЛЕ ДЕКАБРЯ д'Аршиак показал мне несколько печатных бланков с разными шутовскими дипломами на разные нелепые звания. Он рассказал мне, что венское общество целую зиму забавлялось рассылкою подобных мистификаций. Тут находился тоже печатный образец диплома, посланного Пушкину. Таким образом, гнусный шутник, причинивший его смерть, не выдумал даже своей шутки, а получил образец от какого-то члена дипломатического корпуса и списал". - Гр. В.А. СОЛОГУБ. Воспоминания, 186.
Да, мы знаем, что Соллогуб пишет о бланках, виденных им зимой, в начале декабря 1836 года. Тогда, может быть, и в конце января "В ЧИСЛЕ МНОГИХ" других адресатов Пушкин ещё раз получил подобную такую же анонимку на таком же печатном бланке? Рождественские шутки простых парней, кавалергардов и бездельников!
Однако, КТО же писал анонимные письма, полученные Пушкиным 4 ноября под двойными конвертами, с другим текстом? Подозреваемые нами влиятельные люди С.С. Уваров, М.Д. Нессельроде? Или прославившийся позднее Пётр Долгоруков? Или Идалия Полетика? Или нидерландский посланник Геккерен?

РУССКИЙ DANGEAU ПУШКИН
В дневнике Пушкина в записях 1834 года есть очень многозначительная, но короткая запись: «1 января. Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове. Так я же сделаюсь русским Dangeau».
Кто такой Dangeau?
http://ru.wikipedia.org/wiki/ Филипп де Курсийон, маркиз де Данжо (1638—1720) — французский военный и дипломат, известный главным образом как автор знаменитых в своё время мемуаров.
Данжо оставил интереснейшие мемуары («Дневник двора Людовика XIV» — «Journal de la cour de Louis XIV»), охватывающие период с 1684 по 1720 гг. Наиболее полное издание появилось в 1854—1860 годах и состояло из 19 томов. Труд маркиза существенно отличается от мемуаров его современников. В нем нет ничего о жизни самого Данжо, или его роли в описываемых событиях.
Ежедневные сводки событий при дворе, никем не отредактированные, помогают узнать ход событий и реакцию на них придворных. Недостаток этих записей в том, что Данжо опускал те известные факты и события, которые могли кому-то не понравиться или повлечь опасность. Отдельные современники были очень суровы в оценках его труда — считая автора типичным придворным, неглубоким, плоским в своих суждениях и подобострастным в оценках. Хотя он почти не покидал двор, где его любили (даже уважали за честность и уменье беречь секреты), он никогда не знал ничего как следует, не был ни во что посвящён и не знал ничего за пределами общеизвестного.

Пушкин более конкретен. По своему замыслу, его «Дневник» — подлинная хроника современности. Продолжение записей в Дневнике 1834 года говорит именно о таком характере сообщений Пушкина:
«Меня спрашивали, доволен ли я моим камер-юнкерством. Доволен, потому что государь имел намерение отличить меня, а не сделать смешным, — а по мне хоть в камер-пажи, только б не заставили меня учиться французским вокабулам и арифметике.
Встретил Новый год у Натальи Кирилловны Загряжской. Разговор с Сперанским о Пугачеве, Собрании законов, о первом времени царствования Александра, о Ермолове etc.
7-го. Вигель получил звезду и очень ею доволен. Вчера был он у меня. Я люблю его разговор — он занимателен и делен, но всегда кончается толками о мужеложстве».
Наше внимание сосредоточилось на отражении ЛИЧНЫХ мотивов Пушкина в освещении им событий придворной жизни. Сильные волны раздражения и порой нескрываемой ненависти доходят до современного читателя, когда Пушкин описывает, кроме прочих лиц, С.С. Уварова: «...большой подлец..., это большой негодяй и шарлатан. Разврат его известен. Низость до того доходит, что он у детей Канкрина был на посылках. Об нем сказали, что он начал тем, что был б..., потом нянькой и попал в президенты Академии наук... Он крал казенные дрова».
И потому, заметим ещё раз, наш «русский Данжо» отнюдь не только обличитель для своего времени и историк для будущего. Пушкин отразил в дневнике и свой характер, написав СВОЙ психологический портрет.

Поэтому бесстрастность Филиппа де Курсильона, маркиза де Данжо, отражающая его личные качества, очень контрастирует в этом случае с манерой ведения дневника Пушкиным. И это говорит о том, что РУССКИЙ Данжо – это бунтующий Данжо: его Дневник - почти «русский бунт, бессмысленный и беспощадный».
Бунт его бессмыслен в настоящем, когда Пушкин нервно руководит своим пером, записывая подробности дня. Но этот бунт беспощаден в будущем, поскольку, имея большой материал из биографии и творчества Пушкина, между строк его дневника можно прочесть то, что заложено в них изначально, подсознательно.

Пространная цитата из воспоминаний Соллогуба объясняет мотивы многих поступков Пушкина: «В сущности, Пушкин был до крайности несчастлив, и главное его несчастие заключалось в том, что он жил в Петербурге и жил СВЕТСКОЙ ЖИЗНЬЮ, его убившей. Пушкин находился в среде, над которой не мог не чувствовать своего превосходства, а между тем, в то же время чувствовал себя почти постоянно униженным и по достатку, и по значению в этой аристократической сфере, к которой он имел, как я сказал выше, какое-то непостижимое пристрастие.
Жена его была красавица, украшение всех собраний и, следовательно, предмет зависти всех ее сверстниц. Для того, чтоб приглашать ее на балы, Пушкин пожалован был камер-юнкером. Певец свободы, наряженный в придворный мундир, для сопутствования жене-красавице, играл роль жалкую, едва ли не смешную. Пушкин был не Пушкин, а ЦАРЕДВОРЕЦ И МУЖ. Это он чувствовал глубоко. К тому же светская жизнь требовала значительных издержек, на которые у Пушкина часто не доставало средств. Эти средства он хотел пополнить игрою, но постоянно проигрывал, как все люди, нуждающиеся в выигрыше. Наконец, он имел много литературных врагов, которые не давали ему покоя и уязвляли его раздражительное самолюбие, провозглашая, с свойственной этим господам самоуверенностью, что Пушкин ослабел, исписался, что было совершенно ложь, но ложь все-таки обидная. Пушкин возражал, с свойственной ему сокрушительной едкостью, но не умел приобрести необходимого для писателя равнодушия к печатным оскорблениям. Журнал его, "Современник", шел плохо. Пушкин не был рожден журналистом.
В свете его не любили, потому что боялись его эпиграмм, на которые он не скупился, и за них он нажил себе в целых семействах, в целых партиях врагов непримиримых. В семействе он был счастлив, … обожал жену, гордился ее красотой и был в ней вполне уверен. Он … видел в Дантесе не серьезного соперника, не посягателя на его настоящую честь, а посягателя на его имя, и этого он не перенес». Гр. В.А. СОЛОГУБ. Воспоминания, 175 -- 178.Читать полностью: http://readr.ru/v-veresaev-pushkin-v-ghizni.html

Душевное состояние Пушкина в начале 1834 года были таковы, что он не мог скрывать своего бешенства. Будучи вполне уверенным в своей жене, он боялся влияния света на неопытную Натали, боялся интриг, уже поджидающих свою новую жертву. У всех на устах были сплетни в отношении жены Любови Борх, и Николая.
Долли Фикельмон умела в своём дневнике описать увлечения царя. А ведь красавица Борх одновременно с Натальей Пушкиной была представлена ко Двору, обе были «в большой моде», особенно после того, как их мужья стали камер-юнкерами: 25-летний Иосиф Борх и 35-летний Александр Пушкин! И потому нельзя исключать такого сильного обстоятельства в этом ярком выражении Пушкина: «Так я же сделаюсь русским Dangeau»!
Темы интимной жизни в Дневнике Пушкина соседствуют с прочими, волнующими его не менее, поскольку и в текущей жизни они переплетаются вполне естественно. И для Пушкина - в особенности. Вспомним о драме супругов Безобразовых, о светской даме, которая "не вовремя брюхата". И как Пушкин мог быть спокоен, когда царь, "как простой офицеришка" заглядывает в окна его квартиры, надеясь увидеть его жену?
Да, Пушкин пишет о подобном в дневнике. Он готов к тому, чтобы продолжить ИНТРИГУ, начатую царём в 1834 году, когда произошла и продолжалась перлюстрация писем Пушкина не только о журнальных и литературных его делах, но и его личная, семейная переписка с женой.
Ни одно из приведенных суждений не имеет такого существенного значения для определения мировоззрения Пушкина в этот период, как запись от 10 мая 1834 года: «...какая глубокая безнравственность в привычках нашего правительства! Полиция распечатывает ПИСЬМА МУЖА К ЖЕНЕ и приносит их читать царю (человеку благовоспитанному и честному), и царь не стыдится в том признаться — и ДАВАТЬ ХОД ИНТРИГЕ, достойной Видока и Булгарина! что ни говори, мудрено быть самодержавным». (XII, 329)".
Многие пушкинисты поняли о «русском Dangeau» то же, что представлял о себе Пушкин. А это приближает нас к началу той истории, истоки которой были, возможно, лишь игрой воображения Пушкина, но закончились столь реально трагически.

ПИСЬМО ВИГЕЛЯ ПУШКИНУ
Действительно, обстановка накалялась. Заметно, что Пушкин занят не только литературными трудами. Дела денежные, заставляющие всё чаще прибегать к услугам ростовщиков, могли бы намекать о надвигающемся банкротстве. Ему уже недосуг выезжать в свет вместе с Натали не только по причине траура по матери, Надежде Осиповне. Он занят переписыванием набело своего нового творения – повести «Капитанская дочка». После прочтения «Философических писем» Чаадаева, о которых позднее шумел весь Петербург, поэт считал себя обязанным ответить на них автору так, чтобы его самого не заподозрили вновь в неблагонадёжности.
Но мы знаем интересное письмо, полученное Пушкиным от его давнего знакомого – Ф.Ф. Вигеля. Письмо это было не очень ясного содержания, но выдавало очень тревожное настроения автора (здесь коротко) и говорило о некоем «человечке-машинке»:

Ф. Ф. Вигель — Пушкину. Около 18 октября 1836 г. Петербург. - Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 17 т. Том 16 (Переписка 1835-1837). — 1949. 1266.
«Вы требуете от меня того, об чем я сам хотел просить Вас; у меня есть человечек-машинка, который очень исправно переписывает ему совершенно непонятное. Его рукой писано письмо мое и мною даже не подписано. Вот вам доказательство, что я не ищу его известности; оно писано для одного. Надобно было быть уверену в его уме и проницательности, чтобы осмелиться так писать. Он один сквозь некоторую досаду мог увидеть беспредельную к нему любовь и преданность: талант поставил его выше мелочей обыкновенного самолюбия.
Примечания: 1. Ф.Ф. Вигель — Пушкину. Около 18 октября 1836 г. Петербург. Печатается по подлиннику (ПД, ф. 244, оп. 2, № 12). Впервые опубликовано И.А. Шляпкиным в его книге «Из неизданных бумаг А. С. Пушкина», 1903, стр. 280—281. Вошло в издание переписки Пушкина под ред. В. И. Саитова (т. III, 1911, стр. 395—396).
http://pushkin.niv.ru/pushkin/pisma/pushkinu-1266.htm.

Писем самого Пушкина к Вигелю в 1836 году мы не знаем. Но кажется странным обращение Пушкина к своему давнему, ещё со времён пребывания в Кишинёве, знакомому, который отвечает, вероятно, на его просьбу: «Вы требуете от меня того, об чем я сам хотел просить Вас; у меня есть человечек-машинка, который очень исправно переписывает ему совершенно непонятное».
Выходит, что и Пушкин, и Вигель были озабочены о секретности или АНОНИМНОСТИ какого-то ПЕРЕПИСЫВАНИЯ? Возможно.
Встреча с Блудовым назначалась на среду, 21 октября в период с 10 до 15 часов. Не говорил ли Пушкин, не расспрашивал ли о семье Геккернов? Нет! Между друзьями предполагался разговор «по-арзамасски», то есть – на литературные и общественно-политические темы. В Петербурге говорили о «Философическом письме» Чаадаева, сильно задевшем патриотические чувства читателей.
В отношении России Чаадаев высказывается весьма критически, полагая, что одинокие в мире, мы ничего не дали миру, ничему не научили его, мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих. Мы жили и продолжаем жить лишь для того, чтобы послужить каким-то важным уроком для отдаленных поколений. В то же время он всемерно превозносит Западную Европу, полагая, что там идеи долга, справедливости, права, порядка родились из самих событий, образовывавших там общество, входят необходимым элементом в социальный вклад. Чаадаев видел в католической церкви, господствующей на Западе, поборницу просвещения и свободы. Одновременно Чаадаев критиковал крепостное право в России.
Зная о событиях лета и осени 1836 года, можно предположить, что Пушкин, «не прощая должникам своим», вынашивал СВОЙ ПЛАН в отношении Геккернов и «всего света» и ему был нужен человек, согласный на переписывание текстов «совершенно непонятных». Действительно, ведь "дипломы рогоносца" были написаны впоследствии по-французски изменённым почерком. И по утверждению графологов - не иностранцем, а русским человеком!
Пушкин писал по поводу статьи Чаадаева -- к самому автору: "Я довольно далек от полного согласия с вашим мнением", -- писал поэт и, говоря о роли России, как спасительницы Европы во время нашествия монголов, добавлял: "Что касается нашего исторического ничтожества, то я решительно не могу с вами согласиться... После возражений я должен вам сказать, что в вашем послании есть много вещей глубокой правды... Вы хорошо сделали, что громко это высказали, но я боюсь, что мнения ваши об истории вам повредят".

Письмо это датировано 19 октября 1836 года, но не было отправлено по назначению, так как Пушкин узнал о постигшей Чаадаева неприятности и не хотел навязываться к нему со своими рассуждениями и советами. Исследователь жизни и творчества Чаадаева, М.О. Гершензон, говорит, что из всех современных читателей "Философического письма" его понял один только Пушкин.
Письмо Пушкин не отослал, предупреждённый Клементием Россетом, явно опасаясь «любопытства почты». Вскоре он узнал, что Чаадаев объявлен сумасшедшим, и за ним установлен надзор. Пушкин поспешно наводит порядок в своих бумагах, опасаясь появления жандармов. Ему известно, что у Чаадаева в конце октября 1836 года был обыск.
Вновь наступала тягостная обстановка, напоминающая о цензуре и гонениях на неблагонадёжных. «Не дай мне бог сойти с ума…» - эти слова вполне выражали настроение Пушкина. Но здравомыслящему царедворцу трудно выражаться откровенно, а юродивому или блаженному, или шуту в маске – пожалуй, даже положено! И русский «Данжо» лучше воспринимается в маскарадной маске, а маска не только защищает, но и позволяет говорить, как юродивому Николке в «Борисе Годунове».
Пушкину теперь был нужен человек, согласный на переписывание текстов «совершенно непонятных». А если этот «человечек-машинка» понадобился Пушкину для переписывания других текстов?
Пушкин решил поссориться с Двором. И оказаться подальше от Петербурга. Но не только по причине причастности к публикации «Философического письма».
"23-29 (?) октября Пушкин болен и не выходит из дому". - Тархова Н.А. Жизнь Александра Сергеевича Пушкина. Книга для чтения. – М.: «Минувшее», 2009. – 784 с., ил. – Стр. 747.
Да, он мог быть болен. Но забота об отмщении Дантесу, Геккерну, царю - за их "свинские" намерения не оставляла Пушкина. Удачное решение его плана могло бы заставить и Наталью Николаевну подчиниться обстоятельствам, о которых мечтал Пушкин. Мечтал вопреки своим грандиозным творческим замыслам.
Пока Пушкин был болен, у него было время спланировать свои действия, сочинить текст "диплома рогоносца", переписать его изменённым почерком. А затем, возможно, Пушкин пригласил к себе того талантливого «человечка-машинку», который размножил этот экземпляр, копируя почерк: таким способом почерк был изменён дважды! Дипломы рогоносца, как известно, были написаны по-французски изменённым почерком. И по утверждению графологов - не иностранцем, а русским человеком!

Сплетни вокруг Натальи Николаевны и Дантеса скрывали главного их виновника, по мнению Пушкина: Николая Первого. И потому «русский Данжо» провоцировал и самого Николая. Пушкин ИСПЫТЫВАЛ СУДЬБУ, как ему было свойственно и прежде.
В тексте не было конкретного утверждения звания «рогоносец», было единогласное «назначение» Пушкина «заместителем» Нарышкина и «историографом» Ордена. И, судя по фразе из письма Пушкина к Геккерну, которое осталось не отправленным, деятельность «историографа» давно началась: «МНЕ ЛЕГКО БУДЕТ СОСТАВИТЬ ОТЛИЧНУЮ ГЛАВУ В МОЕЙ ИСТОРИИ РОГОНОСЦЕВ".

С. Абрамович. «Пушкин в 1836 году».  1 ноября у Вяземских Пушкин читал "Капитанскую дочку". Чтение было приурочено к приезду Жуковского, который на воскресенье уехал из Царского Села в город. Для самого Пушкина это было такое же важное событие, как и для его слушателей: впервые после значительного перерыва поэт знакомил своих ближайших друзей с новой большой вещью. Присутствовавший на этом вечере старший сын Вяземских Павел потом вспоминал о "неизгладимом впечатлении", которое произвела на него "Капитанская дочка", прочитанная самим Пушкиным.
2 ноября П.А. Вяземский в очередном письме в Москву сообщил о том, что в четвертом томе "Современника" будет опубликован новый роман Пушкина. По всей вероятности, в тот же самый день произошел инцидент, который вплоть до настоящего времени остается одним из самых неясных эпизодов пред-дуэльной истории.
По мнению пушкиниста Стеллы Абрамович, 2 ноября состоялась встреча Натали и Дантеса на квартире у Полетики, заранее согласованная с Геккерном.
«Но главное, наверное, заключается в том, что 2 ноября Дантес рассказал Геккерну об эпизоде, который произошел с Пушкиным в Дворянском собрании на праздновании 50-летия научной деятельности профессора П.А. Загорского. Никакого отношения этот эпизод к свиданию у Полетики не имел.49  - Сафонов М. «Пролетая над гнездом кукушки...» // Смена. 1997. 12 февр.
2 ноября, понедельник. Вместе с А.С. Шишковым, А.Х. Востоковым и другими членами Российской Академии Пушкин чествует (по случаю 50-летия научной деятельности) известного физиолога и анатома, профессора Медико-хирургической академии П.А. Загорского. «П.А. Загорский почти 40 лет проработал в Петербургской Академии наук в качестве ординарного академика по кафедре анатомии, физиологии и зоологии. В 1836 г. в связи с 50-летием врачебной, научной и общественной деятельности ученого было проведено его чествование, выбита специальная золотая медаль и учреждена премия его имени за лучшие работы по анатомии». http://interspine.narod.ru/Zagorskiy.htm


ПУШКИН ГОЛОС СВОЙ ПОСЫЛАЕТ В ПИСЬМЕ СВОЁМ
В драме «Борис Годунов» Пушкин сказал устами своего предка: «Но знаешь, чем сильны мы, Басманов? Не войском, нет, не польскою подмогой, а мнением, да! мнением народным».
П.А. Катенин, поэт и писатель, вспоминал о Пушкине: «Генваря 7-го 1833 года мы оба приняты в члены Российской Академии, куда и явились в первый раз вместе; сначала довольно усердно посещал он её собрания по субботам, но вскоре исключительные толки о Словаре ему наскучили, и он показывался только в необыкновенные дни, когда приступали к выбору новых членов. Потом он решил подавать свой голос по почте».
Среди бумаг Пушкина сохранилось письмо из Академии от непременного секретаря: Письмо Д.И. ЯЗЫКОВА ПУШКИНУ: http://pismoteka.ru/pisma/33186/  - 4 октября 1835 г. Петербург. «Милостивый государь Александр Сергеевич. В бывшее 21 сентября сего года собрание Императорской Российской Академии происходил, по предложению г. президента, выбор в действительные члены:
Статского советника Василия Матвеевича
Перевозчикова и Статского же советника
Василия Григорьевича Анастасевича
Уставом Академии положено, глава VIII, § 5:  «Никто не может иначе быть избран в члены Академии, как двумя третями полного числа членов, против одной трети неизбирающих“. § 9: ,,Когда назначится заседание, в котором будет происходить выбор в члены Академии, тогда все присутствующие в городе члены о том извещаются“. § 10: ,,Поелику в заседаниях Академических никогда не бывает полного числа членов, того ради при избирании поступать следующим образом:
1) По открытии заседания, наличное число членов, установленным порядком кладут шары, которые, по окончании действия, президент вынимает и записывает сколько избирательных и сколько неизбирательных.
2) На другой или третий день, НЕПРЕМЕННЫЙ СЕКРЕТАРЬ пишет ко всем отсутствующим, или не присутствовавшим членам письма, извещая их о происходившем выборе, и прося, чтобы каждый из них прислал свой голос.
3) Отсутствующий или не присутствовавший член ответствует только, что ОН ГОЛОС СВОЙ ПОСЫЛАЕТ В ПИСЬМЕ СВОЁМ, но прилагает оный В ОСОБОЙ ЗАПЕЧАТАННОЙ ЗАПИСКЕ.
5) Время для получения отзывов полагается три месяца, считая от первого заседания.
6) Если в течение сего времени кто из членов не пришлет голоса своего, то уже по прошествии срока, оный не приемлется; недостающие же в день избрания голоса, как от неполного числа членов, так и от неприсылки отзывов оставшиеся президент кладет сам, или раздает их присутствующим членам“.
В сказанном собрании 21 сентября присутствовали только 18 действительных членов, включая в то число и г. президента, а по тому собрание на основании вышеприведенного § 10 главы VIII Устава, поручило мне, как непременному секретарю Академии, известя Вас, милостивый государь о происходившем выборе, покорнейше просить о доставлении ко мне вашего голоса, избирательного или неизбирательного, для представления оного Академии.
Исполнив сим возложенное на меня Академиею поручение, имею честь быть с совершенным почтением Вашим, Милостивый государь, покорнейшим слугою Д. Языков».

Понятно, что это обычные условия голосования, принятые в Академии. Но здесь возникает ассоциативный вопрос: может быть, НЕПРЕМЕННЫЙ СЕКРЕТАРЬ Российской академии, Д.И. Языков, нечаянно подал мысль о способе распространения анонимных писем? Но кто же этого не знал?
А если автором и распространителем анонимного диплома рогоносца является сам А.С. Пушкин? Письмо Языкова с октября 1835 года хранилось в его бумагах и вовремя попалось ему на глаза. Какова же причина для такого поступка? Причин могло быть много. Но одна из причин - главная: КРИЗИС в семье, начавшийся ещё летом 1836 года на даче. Цель: выявление «общественного мнения», хотя бы проблесков того мнения, об отсутствии которого в России он писал в неотправленном письме к Чаадаеву. Об этом он спросит тех, кто возвратит ему "особую запечатанную записку", а позднее и остальных, кто получит его конверты. Он верит, что «правда сильнее царя».
Но ещё более важной была бы победа над обстоятельствами, не отпускающими Пушкина «вон из свинского Петербурга, на свежий воздух, к трудам поэтическим». Возможно ли?

Пушкин действовал так, как мог только он: найти повод и вызвать, выманить, Дантеса на дуэль, к барьеру, повод единственный, «материальный» и самый верный для него: анонимное письмо, которое будет указывать на авторство Геккернов! Они этого заслужили. Пушкин верил рассказам Натали, но он слышал в этих рассказах больше, чем передавала его наивная жёнка! Это будет другое анонимное письмо, письмо иного содержания, нежели те, которые циркулировали по городу Петербургу на типографских бланках с именами обманутых мужей.
О подобных письмах на бланках писала в дневнике Мария Мердер. Она утверждала, что знала об анонимном письме, в котором «под изображением рогов стояло множество имён обманутых мужей, выражавших своё восхищение по поводу того, что общей их участи не избежал человек … которому случается даже и поколачивать жену». – В книге Серены Витале «Тайна Дантеса или пуговица Пушкина» - М.: Алгоритм, 2013. – Стр. 162.
В черновике письма Пушкина к Геккерну от 21 ноября 1836 года говорится об известных нам письмах, полученных поэтом 4 ноября 1836 года:
"Вернёмся к анонимным письмам. Вы, конечно, догадываетесь, что они вас касаются. 2-го ноября вы узнали от вашего сына новость, которая вам доставила большое удовольствие. Он сказал вам, что вследствие одного разговора я взбешён, что моя жена опасается..., что она теряет голову. Вы решили нанести удар, который вам казался окончательным. Анонимное письмо было составлено вами и (...) Я получил три экземпляра из десятка, который был разослан".
21 ноября Пушкин писал Бенкендорфу: «… Утром 4 ноября я получил три экземпляра анонимного письма, оскорбительного для моей чести и чести моей жены. … Я узнал, что семь или восемь человек получили в один и тот же день по экземпляру того же письма, запечатанного и адресованного на моё имя под двойным конвертом.  БОЛЬШИНСТВО ЛИЦ, получивших письма, подозревая гнусность, их ко мне НЕ ПЕРЕСЛАЛИ».
Известно, что один экземпляр письма «неизвестными путями» оказался у Нессельроде. Это письмо Нессельроде показывал Геккерну, о нём Геккерн писал в письме к Дантесу 1 февраля 1837 года: «… граф Нессельроде показал мне письмо, которое написано на бумаге такого же формата, как и эта записка. Мадам Н. (М.К. Нессельроде) и графиня София Б. (Бобринская) тебе расскажут о многом. Они обе горячо интересуются нами».
Такими же, «неизвестными путями», получил экземпляр письма Уваров, если его некоторое время считали самым сильным врагом Пушкина?
"Графу С.С. Уварову приписывали распространение пасквиля рассылкою лицам высшего круга, даже незнакомым с Пушкиным, копий с этого пасквиля, сделанных во множестве по приказанию графа". - П.А. ЕФРЕМОВ. Соч. Пушкина, изд. Суворина, 1905, т. VIII, стр. 623.

Теперь оглянемся на десять-двенадцать лет назад, когда не женатый Пушкин ещё находился в Михайловском и только мечтал о том, чтобы вернуться в Петербург и продолжать литературную деятельность, жить на свободе и зарабатывать на жизнь своим трудом.