Колесо Сансары

Колесо Сансары.

Глава 1. Вера.

Просыпается. И опять липкий пот, капли, стекающие по вискам. Мерзко-холодные, такие же скользкие и отвратительные, как и ее страхи. Страхи, обступающие со всех сторон, стоит только прикрыть глаза и попытаться заснуть. Она даже причину не могла толком себе разъяснить. Безотчетный, безнадежный, безвыходный. Страх смерти? Или того, что будет потом? Или того, что вот-вот должно случиться? Скорее последнее. Ужас перед тем, что вот-вот должно случиться, неподконтрольный, не поддающийся никакому анализу и рациональным объяснениям.
Вера откинула теплое, шерстяное одеяло. Было так душно, что  буквально не хватало воздуха. Или это ей так казалось? Она уже устала разбираться в своих ощущениях. Встала, подошла к окну, повернула холодную металлическую ручку и открыла, с большим усилием выдавив наружу законопаченные на зиму створки. В лицо тут же ударил холод, словно окунула лицо в ледяную воду. Женщина поморщилась, стянула с подоконника пачку сигарет, оглянулась украдкой на мужа. Женька вроде спал.
Ну и хорошо, а то вечно недоволен тем, что она курит.
Щелкнув зажигалкой, Вера затянулась. Стояла долго, пока не почувствовала, что тело покрылось гусиной кожей. Муж заворочался в кровати, пытаясь потеплее укутаться одеялом. Она тут же выкинула окурок в окно, сообразила, наконец, что Женя тоже может замерзнуть и проснуться. Махнула рукой, выгоняя остатки дыма, и осторожно, стараясь не шуметь, закрыла створку. Пошла босиком на кухню, поставила чайник и присела на краешек табуретки.
Не спалось.
Уже который день просыпается, едва заснув. И вот так – на кухне, до самого утра. Вера украдкой глянула в полированный бок стальной кастрюли. Под глазами темные круги. Спутанные рыжие волосы. Бледная кожа. Слишком бледная, чтобы выглядеть хоть немного привлекательной. Надо что-то делать… наверное.
Может к врачу сходить?
А что? Пропишет снотворное, успокоительное, чем там психов сейчас лечат? Реланиумом, или еще какой наркотой? Да без разницы, лишь бы помогло. Согласна пить хоть цианистый калий, лишь бы спокойно было.
Ну вот чего она так заводится, что должно случиться? Стихийное бедствие - наводнение, землетрясение, лесной пожар? Чушь! Откуда в Москве наводнение, и уж тем более землетрясение? Может быть политическая нестабильность? Подумала, и сама же оборвала дурацкие мысли. Какая нестабильность, в СССР все стабильно, это на Западе. А тут все спокойно, разве что ядерная война. Но это надо полным идиотом быть, чтобы…
Тут Вера отвлеклась от невеселых мыслей – закипел чайник. Она тяжело встала, подошла к плите и налила кипяток в большую кружку. Кинула туда щепотку заварки и глотнула почти сразу, не дожидаясь, пока она даст цвет.  Кипяток обжег язык и горло, но она не обратила никакого внимания на это, продолжая жадно пить желтеющую горьковатую воду. Жажда пропала так же внезапно, как и появилась. Поставила полупустую кружку в мойку и закрыла глаза. В желудке разливалось приятное тепло. Как-то стало по-домашнему спокойно и уютно, потянуло в сон. Но, возвращаться в кровать не хотелось. Знала, что как только ляжет, в голову опять полезут страхи, которые она даже сформулировать не в состоянии. Даже если уткнуться Женьке в плечо – не поможет.
Пытаясь привести в порядок мысли, Вера открыла шкафчик, достала жестяную коробку из-под чая и вынула оттуда заначку – еще одну пачку сигарет. Сколько их напрятано по всей квартире? Прятала вначале от Женьки, а потом, когда тот бросил, стала прятать для себя.
Приоткрыла форточку, затянулась. Вдруг заметила, как дрожат пальцы, и негромко ругнувшись, попыталась выкинуть недокуренную сигарету в окно.
- Опять? – мягко упрекнул Жека, кивнув на сигарету в ее пальцах. – Сколько раз ты обещала, что бросишь?
Вера резко обернулась, покраснела, словно маленькая девочка, которую ночью поймали возле банки с вареньем.
- Жень… - она замялась, не зная, что ответить, - Я брошу.
- Неважно выглядишь. Я давно замечаю, что ты не спишь. Может, объяснишь причину? - муж взял чайник, налил себе чаю и уселся за стол, с явным намерением выслушать все до конца. - Ну? - решил он поторопить Веру, явно не знавшую с чего начать.
А она уже открыла было рот, чтобы что-то соврать с беззаботной улыбочкой, но вдруг побледнела еще больше, ухватившись рукой за край стола. Весь мир вокруг вдруг стал прозрачно-неосязаемым. Словно защитная пленка, натянутая на реальность а там, в реальности...
Серые облупившиеся стены. Разбитые стекла. Под потолком раскачивается на сквозняке сороковатная лампочка, выхватывая из сумрака участки пола с облезшим линолеумом, залитым какой-то мерзостью и заваленным кусками обвалившейся кафельной плитки. Кухонный стол вовсе не новенький с красивой, модной, под мрамор, столешницей. Нет. Она упиралась руками в трехногую рухлядь, покрытую драной клеенкой, по которой деловито сновали тараканы.
Брезгливо сдернув руку с липкой поверхности, Вера вытерла пальцы о ночнушку. Ей надо поднять глаза и посмотреть туда, где сидит Женька. И новая волна страха. Чувствуя, как по спине стекают капельки холодного пота, Веря, наконец решается.
И тут же закрывает глаза.
Вместо Женьки, на табуретке, перед разбитой кружкой с остатками бурой жижи, сидит дохлый кот. Сквозь клочья облезшей шерсти проглядывают куски полуразложившейся плоти. В пустых глазницах копошиться клубок белесых червей. Несколько штук этих опарышей, не уместившись, вываливаются и падают на стол. Глухо ударяясь, растекаются грязью и гноем.
И Вера не выдерживает, сгибается к вонючему полу в приступе рвоты...
- Вер, ты что? - Жека едва успевает подхватить женщину, - Тебе надо к врачу. Ты меня слышишь? Завтра же… нет, завтра среда, я не могу. Пойдем послезавтра, слышишь?
Она с трудом приходит в себя. Оглядывая привычно-уютную чистенькую кухню, проводит рукой по столу. Пластик приятно холодит ладонь, и это возвращает ее в реальность.
- Да, - с трудом разлепив слипшиеся губы, соглашается она, - Надо сходить.
Муж вовсю хозяйничает, все равно уже не заснуть. Заваривает в фарфоровом чайничке заварку. Режет хлеб и колбасу. Разливает в кружки чай и щедро сыпет Варе сахар - три ложки с горкой. Она хочет взять протянутую Женькой кружку, но к ужасу замечает, что пальцы пролетают насквозь. Вера тихо скулит, утыкается лицом в плечо мужа и… просыпается в холодном поту. Шарит рукой по постели и только потом вспоминает, что Женька давно уже не живет с ней. Предпочел уехать с молоденькой девчонкой в Саратов. Ну что ж, туда ему и дорога.
Встает, подходит к окну и смотрит, как по стеклу мажется дождь. Скоро зима. Скоро пойдет снег.

Глава 2. Антон.

Парень в черной вылинявшей футболке, драных джинсах и растоптанных кедах на босу ногу, вынырнул из людского потока и привалился к высокому забору. Пошарив в кармане, вытащил зажигалку и смятую пачку сигарет. Открыл, недовольно поморщился, потому что сигарет осталось всего три. Дал себе слово не притрагиваться к пачке до завтрашнего дня, но курить хотелось просто до невозможности.
- А, черт, ладно, какая разница, - сдался парень, вытащил одну.
Щелкнув зажигалкой, жадно затянулся. Выпустил дым через нос и взлохматил пятерней рыжие волосы. Глянул на солнце, опускавшееся за высокие многоэтажки и задумался. Скоро вечер. Надо ночлег подыскать. Да и пожрать бы чего не мешало. Ужин, конечно, вреден, но отменять его никто не собирается. Тем более, что обедал он последний раз … примерно позавчера. Парень ухмыльнулся.
- До мусорки прогуляться штоль? – сплюнув набежавшую слюну, решил наконец он и, закинув рюкзак на плечо завернул в ближайший двор.
Во дворе было тихо, только на лавке дремала бабулька, присматривающая за ребятенком. Парень подмигнул трехлетнему карапузу, набравшему полный рот песка, и потопал к синей загородке, культурно отгораживающей антисанитарный участок.
Кинув заплечник рядом с мусоркой, перегнулся через край бачка и вытащил пару пакетов. Сразу повезло. В одном пакете нашелся нетронутый нарезной батон. А в другом – ополовиненная баклажка с пивом. На ужин – более чем. Тем более в пакете еще и яблочко целое оказалось.
- Витаминчики, - обрадовался, вытягивая из мусорного пакета чуть сморщенное яблочко.
С богатой добычей он вернулся во двор.
- Бабуль, а ну подвинься, дай народу свежим воздухом подышать, - заявил парень, плюхаясь на скамеечку, рядом со старушкой.
Бабулька тут же проснулась, подозрительно глянув на оборванца с бутылкой пива, подорвалась со скамейки, подхватила на руки свое сопливое сокровище и потащила внучка домой.
Парень только ухмыльнулся. Сделав несколько глотков, зашуршал пакетом, вытащил пару ломтей батона и стал жевать. Из подъезда вышли подростки. Несколько ребят лет четырнадцати-пятнадцати. Реперский прикид – футболки, приспущенные широкие джинсы, кепки задом-наперед. В руках у самого крутого – лопата-смартфон, изрыгающий полупрожеванный негритянский речитатив.
- О, - один из них заметил незнакомца и тут же решил отстоять расовую чистоту двора, - Это что за рыжее дерьмо тут нарисовалось?
Рыжий вздохнул. Видимо спокойно переварить ужин ему не придется.
- Дерьмо в тебя в штанах, - тут же ответил он, выразительно кивая на приспущенные джинсы, - Не тяжело таскать с собой целый день-то?
- Ах ты сука, ну сейчас…
На этом вежливый обмен мнениями по поводу модных тенденций был закончен. И жители двора приступили к снижению демографического давления. Рыжий, хоть и был явно постарше, года на три, отлично понимал, что против шестерых ему не вывезти. Рывком ухватил заплечник, прикидывая, как обойти этих дворовых аборигенов. Но уйти не удалось. Пропустил удар сзади. Как оказалось, подошел еще один.
Кастет больно врезается в спину, и он падает вперед, отчаянно хватая ртом воздух. Дыхалка сбилась сразу. И еще удар в живот.
Рыжий покатился по земле, стараясь сквозь красную пелену сориентироваться между пинающих его кроссовок. Немеющие пальцы скользнули в карман. Нащупав финку, выбросил, почти не глядя, руку вперед. Услышал чей-то крик, и к радости своей увидел лезвие в крови. Удары тут же прекратились, рыжий перекатился на бок и рванул к выходу. Пробежав почти квартал, оглянулся. Преследователи, то ли оказались слишком ленивы, то ли из-за штанов бежать было тяжело – отстали. Рыжий перешел на шаг, стараясь отдышаться.
Живот вдруг скрутило. Парень ухватился за фонарный столб и перегнулся вперед. Весь нежданный ужин оказался на мостовой.
- Да уж… поужинал, - пробормотал он, вытирая рот.
Хотел матюкнуться, и захлебнулся на полуслове.
Мир вокруг стал другим. Рыжий замер, уже прекрасно зная, где он.
- Главное по сторонам не смотреть, - прошептал парень, сжимая в руке капроновый хлястик рюкзака.
Уперевшись глазами в землю, парень пошел вперед. Надеясь что, этот мир исчезнет так же внезапно, как и появился. Но даже того, что он видел краем глаза, было достаточно. Под ногами хлюпала какая-то мерзкая слизистая жижа. А вокруг… он зажмурился.
- Главное не смотреть, - повторил он, стараясь не вдыхать этот смрадно-зловонный запах мертвого мира.
Отпустило так же внезапно. Парень глянул в щелку через ресницы. Обычный город. Ничем не отличающийся от десятка других, которых он проехал. Выдохнув, рыжий открыл глаза, снова можно жить дальше.
- Да, - пробормотал он, - Херово то как. Походу в дурку надо на профилактику. Жаль, не могу только сейчас. Надо успеть. Успеть, пока не выпал снег.
И сжав рюкзак, парень упрямо пошел вперед.
Маленький городок кончился быстро, пятиэтажки через пару кварталов сменились частным сектором. Потом дачными участками.
Тут парень замедлил шаг. Оглянулся, проверяя нет ли рядом кого, и перемахнул через ограду. Дачный участок оказался в меру ухоженным. На грядках произрастали еще зеленые помидоры, кучерявились картофельные кустики, мохнатилась морковка. Пройдясь вдоль рядков, парень заметил в глубине, за яблочными деревьями, небольшую времянку. Открыть замок бродяге большого труда не составило. И минуты через две, он уже оказался внутри. Нехитрая обстановка однокомнатного домика была более чем спартанской. Самодельный топчан у стены. Стол у окошка. Вот и вся любовь. В углу грабли, лопата, тяпка – нехитрые инструменты садо-мазохических утех садовода-любителя. Рыжий нагнулся, пошарил под кроватью и с радостной улыбкой вытащил несколько закрывашек. Яблочный компот, варенье неопределенной принадлежности, маринованные огурчики.
- Нормально, - одобрил он старания неизвестных обитателей.
Прихватив лопату, отправился на грядки. Копнул пару кустиков. Картошка еще не созрела, клубеньки были мелкие – размером с орех, но рыжий был рад и этому. Выбрал самые крупные, закинул в заплечник. Потом вернулся в домик. Аккуратно поставил лопату на место. Перочинным ножиком вскрыл банки. Выпил компотику, вытащил несколько огурчиков и завернул их в целлофановый пакет.
Долго задерживаться в бытовке не стал. Ночевать на обжитых участках было черевато. Мало ли чего. Соседи заметят, или хозяева нежданно-негаданно заявятся. Попасть в полицию как то желания не было. Поэтому парень аккуратно засунул банки под топчан, закрыл за собой дверь и перелезши через забор, пошел прочь из города. Шел долго, часа два. Уже и темнеть начало.
Когда последние домишки остались далеко позади, парень решил сделать привал. Отойдя подальше от дороги, запалил костерок и когда дрова прогорели, закинул половину добытых клубней. С трудом дождался, пока испечется, поковырявшись палкой, выкатил черные клубеньки. Сдирая кожуру, принялся есть дымящуюся белую сердцевину, закусывая огурцами из пакета.
Наевшись, почувствовал усталость. Захотелось спать. Вообще, по-хорошему, надо было бы выйти на трассу и попытаться поймать попутку. Но…
- Да нафиг, - решил уставший парень, и растянулся возле потухшего костра.
Забыться сном сразу не так и легко, не смотря на усталость. Рыжий долго ворочается с боку на бок, пытаясь устроится поудобнее. Наконец он вытянулся на спине и, сцепив руки за затылком, уставился на звезды. Вспомнилось вдруг, как уходил из дому. Как плакала мать. Как кричал отец, потом он схватился за сердце, и кричать начала уже мать. Да, плохой сынок из него вышел. Приводы в милицию за бродяжничество и драки. Пьянство. Но родители терпели. Выдавая взбучку только тогда, когда совсем уж беспредел начинался. А потом начались эти сны. Незнакомая рыжая девушка в странно-отвратном мире. Поначалу какие-то плоские, полуреальные размазанные картинки. Картинки, которые с каждым разом становились все отчетливее, все осязаемее. Пока не перетекли в реальность. Он часто и сам уже с трудом мог сказать, снится ему или этот мир реально существует.
Одно только рыжий знал точно. Эта девушка. Вера. Она его ждет, и надо успеть. Успеть ее найти до тех пор, пока не пойдет снег.

Глава 3. Василиса.

Дракон ждал принца. Оперевшись на рукоять меча, он стоял в поле и задумчиво разглядывал свои сапоги, богато изукрашенные тиснением и вышивкой. Лучшие мастера делали. Вообще в его городе всё было самое лучшее. Лучшие ткачи, лучшие кузнецы, самый вкусный хлеб, лучшие лекари и дома презрения. За пятьдесят лет его власти из полуразрушенной нищей деревеньки, Браунгард превратился в богатый торговый город, окруженный толстой крепостной стеной. Даже своя принцесса появилась, которую дракон, как и положено, заточил в башню.
Казалось бы, можно и на покой, назначь губернатора и предавайся пьянкам с прекрасными девами, да не тут то было. Чем богаче становился город, тем больше к нему тянулось всяких принцев-освободителей. Сколько полегло уже? Дракон окинул взглядом ратное поле, усеянное белыми костьми. Сколько их присылало свои перчатки, сколько их приезжало на гнедых конях, сколько их было за полвека, облаченных то в обтягивающие колготки, то в широкие штаны? Он уже давно сбился со счета, но хоронить по-прежнему не разрешал, с поистине детским восторгом любуясь доказательством своей доблести. Во-первых это престижно, а во-вторых внушает новым освободителям страх и ужас. Когда они уже угомонятся? Десяти дней не прошло еще с последнего боя. Вот, лежит принц-освободитель, мародеры даже раздеть его не успели. А кому-то не терпится, кто-то уже прислал новую перчатку.
Какое-то нехорошее чувство охватило дракона, когда он увидел этот, выкованный из черной стали, вызов. Дракон ведь темный, считался предтече зла и знатоком черной магии. Рыцари обычно присылали ему перчатку, облитую святой водой, увешанную всякими амулетами, крестами. А эта… полированная сталь, словно зеркало отразила его удивленный взгляд. В Германии таких доспехов никто не ковал. Да и в других областях насколько было известно Дракону, тоже. Ни имени, ни креста, ни герба. Вызов, брошенный ему неизвестным.
Интрига?
Может быть.
По крайней мере, хоть какое-то разнообразие.
Шестым чувством своей звериной сущности, Дракон вдруг услышал, что кто-то приближается.
Всадник.
Бровь его вновь удивленно выгнулась. Слишком легкая поступь у коня. Рыцарские кони - шайры, тяжеловесы, раза в два костью шире обычной лошади, ходят почти шагом, привыкшие выдерживать прямые удары копий, и перекормленных мужиков в тяжелых доспехах на спине. Ведь каждому известно, что чем рыцарь массивнее, тем его тяжелее выбить из седла. А этот конь скакал галопом, словно без всадника.
«Может и не по мою душу, - подумал Дракон. - А может, ошиблись перчаткой, не туда прислали. Вот, приедет сейчас гонец, станет долго и нудно извиняться, потом просить перчатку назад… не отдам. Гонца убью и перчатку себе оставлю. Хорошая перчатка. Заставлю кузнецов узнать секрет и такие же доспехи выковать».
Между тем, конь приближался, уже стала слышна мелкая дробь копыт. Дракон напряг зрение, пытаясь разглядеть за поднявшейся пылью всадника. Долго не удавалось, потому что всадник пригнулся почти к самой шее коня, а когда разглядел, удивился еще больше.
На черном вороном сидела женщина. Длинные темные волосы летели по ветру. Одной рукой она вцепилась в гриву, а другой то и дела подстегивала скакуна. Когда конь ступил на поле брани, женщина резко натянула поводья, заставив его перейти на шаг.
Ожидающий оставил меч в сторону, и терпеливо ждал, когда она приблизится, не делая никаких попыток к неожиданному нападению. Женщины с драконами не сражаются. Предпочитают сидеть у них в плену.
Не доезжая десяти шагов, незнакомка спешилась с коня и пошла вперед, на ходу откидывая черный плащ и вытягивая из ножен короткий меч.
Дракон рассмеялся, и его скрипучий смех разнесся по полю, вспугивая черных воронов, бродивших между останками рыцарей.
- Ты решила победить Дракона? - не удержался он от ехидства, и закончил уже презрительно, - Глупая баба, езжай домой.
- Отказываешься от боя? - спросила она, не отреагировав на оскорбление. - Ты принял перчатку и не можешь сдаться.
- Возвращайся домой и рожай детей, - ответил Дракон, вкладывая ненужный уже ему меч в ножны. Сражаться с женщиной? Ни один рыцарь до такого не опуститься. Оттаскать за наволосник, розгами по мягкому место пройти - вот пример достойного обращения с потерявшей разум бабой. А признать эту нахалку равной себе, согласившись на бой…
Дракон не успел додумать эту мысль, поскольку женщина выдернула из-за пояса кинжал и метнула, почти не целясь. Только нечеловеческая реакция спасла хозяина города. Увернувшись от летящего лезвия, он окончательно взбесился. Шагнув вперед, хотел было схватить чертовку за волосы, но напоролся на меч. Отпрыгнул назад, стараясь зажать рану в распоротой кисти и одновременно пытаясь вытащить меч. Однако та не стала благородно дожидаться пока Дракон достанет оружие. И красивых речей говорить не собиралась. Вместо этого, воспользовавшись тем, что рука его, вся в крови, соскользнула с рукояти, нанесла второй короткий рубящий удар.
Кисть отлетела на землю и Дракон взвыл от неожиданной боли. Пока он пытался быть благородным, эта дрянь унизила его. Его - господина целого города!
Больше Дракон ничего не успел подумать, потому что клинок незнакомки перерезал его горло.
Она почти сразу отпрыгнула назад, боясь испачкать платье брызгами черной крови. Молча стояла, наблюдая за агонией, пока Дракон не затих и не перестала течь кровь. Наконец решилась. Приблизившись, ткнула поверженного господина кончиком сапога и, уверившись в том, что тот неподвижен, принялась рубить голову. Снести её с одного раза у женщины не хватило сил, поэтому она наносила удар за ударом дробя шейные позвонки до тех пор, пока голова не повисла на тонком ошметке кожи. Устав от бесчисленных замахов, она схватила голову за волосы, придавила грудь ногой и оторвала её от тела. Потом, словно обезумев, она всадила меч в грудную клетку, нажав на легкие, развела ребра в стороны и запустила руки внутрь.
- Нет сердца, - с горечью прошептала она, копаясь во внутренностях.
Отшвырнув побежденного, женщина направилась к городским воротам. Ворота были приветливо распахнуты, словно в ожидании своего хозяина. Стражи у входа в город не было. То ли сбежали, то ли попрятались. Незнакомка не стала выяснять, что с ними стало, двинувшись по главной улице к центру.
Город встретил победительницу молчанием, и настороженными взглядами из-за холщовых занавесок. Но она, не обращая внимания на затаившихся жителей, шла на площадь. Следом, прячась в тени домов, пробиралось несколько солдат, охранявших городские ворота. Никто не посмел её остановить, когда черноволосая незнакомка срубила запор на двери, ведущей в башню. С трудом волоча тяжелую, перепачканную в крови голову Дракона, она поднялась на верхний этаж, где под замком томилась принцесса, таким же варварским способом вскрыла дверь и схватила бросившуюся к ней девушку за волосы. Выволокла на балкон и глянула вниз. Там, на небольшом пятачке, который именовался городской площадью, скопились горожане, с опаской разглядывавшие каменные бойницы. Заметив женщины в черном платье, волочившую за собой принцессу, толпа ахнула.
Незнакомка же выставила на парапет голову дракона, после чего перехватила принцессу так, чтобы было удобнее держать, и рубанула по её шее кинжалом. Оттолкнув трепыхающееся тело, она скинула голову вниз с десятиметровой высоты, прямо на брусчатку. Потом вонзила кинжал прямо в распоротое горло и распотрошила тело. Вытащив сердце, сжала его в руке и с горечью качнула головой:
- Не оно…
Встала, вся в крови, подошла к парапету и посмотрела вниз, туда, где на площади толпился народ.
- Граждане города Браунгарда! - обратилась она к парализованным от страха людям. - Дракона больше нет.
Подул ветер и в лицо победительницы Дракона резанули холодные капельки мелкого дождя, смывая капли алой крови. Она нахмурилась. Нужно успеть найти сердце... успеть до того, как пойдет снег, иначе Дракон родится снова.

Глава 4. Вера.

На работе всегда хочется спать. Вера то и дело отключается, опрокидываясь головой назад, и тут же просыпается от этого движения, резко возвращаясь в вертикальное положение. Засыпать нельзя - надо дочистить картошку после картофелечистки. Нож слишком острый, очень легко порезаться. Вера морщится, никогда не доверяла чересчур острым ножам, было в них что-то неестественно-живое. С ними постоянно надо налаживать мысленный контакт. Нельзя засыпать, нельзя… Но спать хочется так сильно, что уже все равно, пусть она порежется, пусть даже опять приснится эта мерзкая дрянь. В голове с большим трудом формируется здравая мысль о том, что отдохнуть все-таки надо.
- Ну да, - убеждает она саму себя, выковыривая глазки из клубней. - Ты же сама читала в журнале «Здоровье», что если долго не спать, могут возникать галлюцинации. Значит, мне надо выспаться и это всё пройдет.
Но, уговаривая себя отдохнуть, Вера прекрасно понимает, что дело не в недосыпе. Эти галлюцинации начались задолго до того, как началась бессонница. Собственно, она и перестала спать из-за этого. Поначалу ей словно бы намекали этими полупрозрачными плоскими образами о том, что надо нечто сделать. Но Вера никак не могла понять, чего же от нее хотят и сны становились все более цветными, более объемными, в них стали появляться запахи, тактильные ощущения и, наконец, всё это стало перетекать в реальность так естественно, что уже невозможно было отличить границу между сном и явью.
- Ах! - она все-таки задремала и порезала палец. Крови много, Вера пережимает рану, и машинально принимается слизывать вытекающую солоноватую жидкость. Решает внезапно, что надо поспать прямо сейчас, на работе.
Она оглядывается, вроде все заняты своим делом: шеф-повар Анна Григорьевна мешает в большой кастрюле соус; повариха Любаша занимается разделкой мяса, прикидывает как-бы вырезать из куска побольше мякоти; у мойки, как обычно, Ленка моет посуду, одновременно успевая рассказывать всему персоналу о том, как муж вчера опять нажрался и притащился домой на рогах. Вера подхватывает полупустое ведро с очистками и говорит в никуда:
- Схожу, мусор выброшу.
Из кухни, направо, по длинному темному коридору. Теперь свернуть налево и выйти на задний двор, но Вера поворачивает направо, толкает локтем обшарпанную дверь кладовки, где стоят мешки с картошкой, крупой, солью и еще каким-то хламом. Бросив ведро у входа она, не включая свет, нащупывает мешок помягче и устраивается на нем, почти сразу проваливаясь в глубокий, полуобморочный сон.
- Верка, ты чего это тут разлеглась! - слышит она над ухом через секунду. - Мы тут обыскались, в милицию уже хотели звонить, а она…
Над проснувшейся и недоуменно моргающей женщиной наклоняется необъятное тело поварихи. На лице которой расплывается гримаса улыбки.
- Или что? Неужели хахаля себе нашла, и он тебе по ночам спать не дает? То-то я смотрю, в последнее время ты постоянно квелая ходишь.
- А? Да не… просто не спалось вчера, вот и задремала на минуточку. Я сейчас, мусор вынесу и дочищу картошку, - Вера вскакивает, суетливо хватает полупустое ведро с мусором, выходит из кладовки, да так и замирает перед окном.
На улице уже стемнело.
- Это сколько я проспала? - удивляется Вера. - Полдня?
- Ахахаха, полдня, - смеется Любаша. - А три дня не хочешь? Вышла «мусор вынести» и всё! Ни тебя,  ни ведра мусорного. Домой звоню тебе вечером - не отвечаешь. На следующий день на работу не пришла. Дома опять никто трубку не берет. Стали по знакомым звонить - никто ничего не знает. Вот, скажи спасибо - соль кончилась, а то так бы и продрыхла тут до конца недели.
Изумленная этим невиданным фактом, Вера поначалу не верит. Однако реакция остальных женщин в столовой удостоверяет её, что это правда. Женщины собираются домой, складывая в сумки «излишки» на вынос.
- Вер, я понимаю, что муж от тебя ушел, - в доверительной беседе говорит ей Анна Григорьевна, - понимаю, тяжело. У меня у самой «бессонница» еще какая была, когда Филька мой смотал к богатенькой шлюхе. Но, ты вообще на себя не похожа в последнее время. Ходишь, как тень. Серая уже стала. Как друг советую, к врачу надо сходить, к терапевту. Снотворное пропишет, попьешь и через месяц огурцом станешь! Как я!
Анна Григорьевна хохотнула и горделиво провела рукой по своему корпусу, с таким объемными выпуклостями, что любой бы обзавидовался. Вера завистливо посмотрела на её крепкие, налитые здоровым румянцем щеки. Под пятьдесят уже шеф-повару, а на лице ни одной морщинки. Иметь бы такую кожу…
- Я схожу, - вяло соврала Вера, понимая, что ни к какому терапевту не пойдет, и уж тем более не станет пить снотворное. Сказала, лишь бы от нее отстали. Она ополоснула мусорное ведро, сняла рабочий халат и взяла свою сумку, как обычно пустую. Повара с подсобными рабочими не делятся. Так разве что, картошки из мешка натрясти, или крупы какой. Но Вера не собирается унижаться и воровать как другие по мелочи. Зарплаты хватает.
Выйдя на улицу, Вера вдыхает полной грудью, махнув рукой на прощание остальным женщинам. Морозный воздух неожиданно и приятно бодрит. Вдруг решает идти домой пешком, а не толкаться в переполненном автобусе. Выспалась - сил хоть отбавляй.
- Не так всё и плохо, - бурчит она себе под нос, размахивая легкой сумкой. - Всё не так уж и плохо. У меня просто стресс от того,  что ушел муж. Я возьму отпуск, поеду в санаторий, отдохну, и кошмары пройдут.
Взбодренная неожиданно-долгим сном, Вера начинает верить, что это действительно так. Мир кажется светлее, несмотря на то, что кругом уже довольно темно и начинают зажигать фонари.
И вдруг.
Словно щелчок с оттяжкой, хлыстом по асфальту. И долгое эхо мечется от одного столба к другому, вниз по аллее, словно указывая дорогу. Вера вдруг понимает, что не надо туда идти, что там что-то очень нехорошее, но ноги сами делают шаг вперед.
«Стройка какая-то, - вдруг замечает она неожиданно возникающее недостроенное здание. - Это откуда вообще? Вроде не  было же тут ничего».
Некоторое время она разглядывает странную конструкцию полукруглого недостроенного здания, отчетливо ощущая его непринадлежность к настоящему миру, но эхо ушло именно туда. Значит надо войти?
- Дура?! - одергивает она саму себя. - Куда ты сейчас лезть собралась? Там темно, здание недостроенное, того и гляди - шею свернешь.
И словно кто-то услышал её слова - над головой зажегся фонарь. В ярком синтетическом свете голубой лампы Вера вдруг заметила мужчину у входа в здание. Одет он был странно: раздрипанное, рваное пальто без рукавов; под пальто розовый женский свитер, толстые ватные штаны, на голове летняя кепка. Она вдруг вспомнила, муж про таких рассказывал - их называют бичи. Нигде не  работают, жилья своего нет, бродяжничают. Похож на бродягу, да только не очень. Вещи странные. Сам он тоже странный. Смотрит, словно ничего не видит. Может пьяный?
Бич, тем временем, развернулся и вошел внутрь, бросив глухим голосом Вере:
- Давно уже ждут. Опаздываешь.
Веру разом прошиб липкий пот от страха. Но пошла следом. Надоела уже вся эта чертовщина. Захотелось разом все выяснить. Откуда-то появилось убеждение, что именно сейчас она всё и узнает. Бич шел вперед, перешагивая через груды мусора и битых кирпичей. И… вдруг исчез. Вера замерла, с приподнятой ногой, недоуменно вглядываясь вперед.
- Куда пропал? Эй, дядя? Вы где? - выкрикнула она в  пустоту.
В ответ негромкий хрип. Судорожно порывшись в кармане, женщина нашарила коробок спичек, чиркнула и кинула маленькое пламя вперед. Спичка, прочертив оранжевую дугу, исчезла так же внезапно, как и бич. Осторожно пробуя пол ногой, Вера сделала шаг вперед. Замерла, прислушавшись к внутренним ощущениям. Странные доски какие-то, так и ходят под ногами, словно не закреплены. Только подумалось, как доска под ногой предательски вывернулась и полетела вниз. Вера успела отскочить, тяжело дыша, глянула вниз,  в образовавшуюся дыру. Кажется, внизу что-то шевелится. Она зажгла еще одну спичку, бросила, не очень надеясь на то, что та долетит до низа. Однако маленький огонек не погас, расцветая внизу желтым цветком. Опустившись на колени, она стала разглядывать, что там. Так и есть, внизу, с переломанной шеей лежал тот самый бич. Почему с переломанной? Потому что голова была слишком уж неестественно вывернута вверх. Бич приоткрыл губы и булькающий хрип, вырвавшийся из его рта, заставил Веру вздрогнуть. Ясно было, что он умирал.
- Вы живы? - крикнула Вера вниз. - Постарайтесь не двигаться, я сейчас скорую вызову.
Она поднялась с колен, развернулась и взвизгнула от неожиданности, едва не свалившись в провал позади. Прямо перед ней стоял ребенок - девочка. Самая обычная девочка, в пестром ситцевом китайском платьице, с волосами, заплетенными в косички. Вот только глаз у нее не было. Из пустых глазниц девочки сочился гной и ползли черви. Женщина сразу поняла - она опять в мертвом мире. И здание это не недострой, а разваливающийся от старости заброшенный кинотеатр, который в семьдесят первом году еще не построили.
- Пришла, - констатировала девочка, неожиданно старческим голосом.
- Вы кто? - сдерживая тошноту, подступавшую к горлу, Вера не собиралась бежать. В кои-то веки появился хоть кто-то из этого странного мира, кто может говорить. - Кто вы такие и чего хотите от меня?
- Неважно кто мы и чего хотим. Важно кто ты, и чего ты хочешь. - Ответила девочка и рассмеялась сухо и зло,  словно закаркала стая ворон.
- Оставьте меня в покое, я не могу и не хочу видеть это, - проговорила Вера, вдруг успокоившись. - Я устала от вас.
- Ты не видишь ничего. Ничего не знаешь, потому, что страх в твоем сердце. Он разъедает глаза и мешает тебе, - сказала в ответ безглазая девочка. - Убей свой страх.
Вера отступает назад, спотыкается и падает, испуганно зажмуриваясь: Пылающий космос давит на Землю, сжимая её в шар и заставляя двигаться вперед, вслед за солнцем. Сверкающий шлейф огня приближается к Земле. Уже очень скоро он обрушится на землю, обретет сердце и тогда произойдет что-то страшное.
- Да, это произойдет. - Подтвердила девочка.
Вера вдруг поняла, что именно она и есть причина всех будущих бед. Весь этот ужас, в котором она жила в последнее время - все это исходило от нее. Это именно для нее открывался мертвый мир.
«Убить страх. Надо убить свой страх», - подумалось ей, и женщина поспешила к выходу. Незаметно выбежала из мертвого мира, рванув дверь полуразвалившегося здания. Шла, толкая прохожих, не реагируя на возмущения, и окрики. Вдруг снова нырнула в Навь и задела локтем маленького мальчика, который играл на самодельной деревянной прищепке, дергая за торчавшие металлические стерженьки. Странная мелодия вдруг стала почти ощутимой физически, и Вере даже пришлось ухватиться за забор, чтобы не упасть.
- Ты кто? - спросила она у ребенка.
Он не ответил, спрятал музыкальный инструмент в карман и пошел прямо в лучи заходящего солнца.
- Стой! - вскрикнула Вера и побежала следом. - Подожди, ты куда?
Мальчик вдруг резко остановился, обернулся, глянул мертвыми глазами на рыжеволосую женщину.
- Я должна убить свой страх, но не знаю, как это сделать. Поможешь? - спросила она, пытаясь унять сбившееся дыхание.
Мальчик поднял руку и провел ладонью по её волосам.
- Ты уже это сделала, - прохрипел он и стал растворяться в воздухе, точно туман.
Хрип его голоса плавно перетекал в скрип тормозов. Звук шагов в звон разбитого стекла. Вера протянула руку, пытаясь его остановить и вдруг почувствовала резкий толчок в бедро. Ничего не понимая, обернулась. Последнее, что она увидела, но не успела осознать, был корпус грузовика, вминающий её в бетонную стену.

Глава 5. Антон.

- Просыпайся, паря, приехали.
Рыжий легко открыл глаза, почувствовав толчок в плечо. Перед глазами возникло улыбающееся лицо шофера.
- Хех, не вышел из тебя попутчик-то, всю дорогу как сурок проспал, - укорил парня водитель, - хотел было разбудить, да жалко стало. Чо там, думаю, пусть малец поспит. Небось, не сладко одному бродяжить?
- Да не, я привык, - ответил Антон, оглядывая местность за окном. В город уже въехали. По обе стороны тянулись заводские корпуса, заборы, медленно тянулись грузовые фуры. - Челябинск?
- Челябинск. Тебя где ссадить? Я в стройдормаш еду.
- Не знаю, - пожал плечами Антон.
Водитель покачал головой. В его время мальцы семнадцатилетние вот так не бродяжили. В советском союзе все четко было организовано. Школа, ПТУ, армия, ВУЗ, работа. Да, может не так весело было, зато спокойнее. Хотя в девяностые…
- О! - оборвал ностальгические воспоминания шофера рыжий бродяга. - Вот тут тормозни, я соскочу.
Водитель притормозил у конца моста через сортировочную станцию. Паренек улыбнулся водителю, пожал протянутую руку и, выскочив из кабины, пошел в сторону кольца.
- Хой! - услышал он знакомое приветствие, и из-за угла здания прямо на Антона вышла группа панков.
Их было человек десять. Три девушки с волосами дико-неестественного окраса, и семеро парней. Кроме цвета волос у девушек, панки мало чем отличались от обычных жителей города - камуфляжные штаны, куртки. Никаких брутальных ирокезов, браслетов с шипами, выбитых зубов. Разве что, у пары ребят из-под курток выглядывали довольно живописные цепи, но видно, что это было вовсе не стилизованное украшение, а боевой инструмент, который при необходимости легко превращался в оружие. Судя по всему, отношения с местной гопотой были довольно напряженные.
Антон улыбнулся и вскинул руку:
- Хой!
- Погостить в наш район, или по делу? - довольно дружелюбно поинтересовался старший из группы, протягивая рыжему бутылку с пивом.
- Проездом по делу, - неуверенно ответил рыжий, прикладываясь к угощению.
- Понятно. Только приехал?
Антон кивнул.
- Откуда?
- С Ёбурга.
- О! У меня там брательник троюродный - Гриня Кипча. - Обрадовался собеседник, уже более заинтересованно приглядываясь к незнакомцу.
- Грин? - оживился Антон, - да мы с ним…
Произошло моментальное погружение в сладкие воспоминания молодости, как то: перечисление питейных подвигов, терок с гопотой и прочее. Из братка по движению, рыжий незнакомец превратился в своего.
- Мля, звать-то тебя как? - поинтересовался, наконец, челябинец.
- Антон - Синий.
- Прикольно, а синий чо? Ты вроде рыжий.
- Фамилия, - улыбнулся Антон.
- Понятно, а я Игорь Каменск. Человек-город.
- Ахаха, - расплылся в улыбке рыжий. - Грин же про тебя рассказывал. Есть, говорит, у меня брательник, человек-город.
- А жить где планируешь? - отностальгировав спросил человек-город.
Антон неопределенно пожал плечами и снова улыбнулся:
- Теплотрасса уже греет, так что…
- Не погодь, так не пойдет. - Игорь задумался на секунду. - Я бы тебя к себе привел, да ко мне туева хуча родственников понаехала. Сеструха замуж выходит. Так что на хате сейчас плюнуть некуда…
- А чего думать? Пусть к Вайлде топает, - подала голос одна из девиц, которой  явно надоело торчать на проспекте.
- Точно, - просиял Каменск. - Значит так, иди вниз, улица Доватора, она поперек идет. Там чутка от дороги дом 18а найдешь. Он как шахматка. Ну и стукнись в шестнадцатую квартиру. Скажи от Каменска. А даже и ничего можешь не говорить, Вайлда всех принимает.
- В смысле всех принимает? - осторожно спросил  Антон. Не то, чтобы он не любил проституток, просто не очень хотелось проводить ночь на кухне, слушая охи-вздохи.
- Ну, коммуна у нее, - пояснил Игорь. - Люди приходят, живут сколько кому надо.
- Ашрам что-ли? - еще более осторожно спросил рыжий. Перспектива попасть на сборище какой-то секты, вдохновила его еще меньше.
- Да не, народ у Вайлды собирается. Кто песни поет, кто стихи пишет. Короч приют для творческих личностей, и тех, кому деться некуда. Никаких ашрамов, - успокоил его Каменск. - Ну ладно, ты двигай, я позже заскочу к Вайлде. Мы сейчас хотим до Синегорья прогуляться. Хотим с охраной договориться, насчет проникновения на крышу.
- Руферы? - улыбнулся Антон.
- И это тоже. А вообще мы паркуром занимаемся. Просто забились с парнями, что выложим Вконтакте вид с крыши.
- Нормально, мы в Ёбурге на спор поднимались на крышу шестнадцатиэтажек - кто быстрее. Потом тоже выкладывались ВК.
- Слух, это не ваш сайт: «Ёбург - вид с крыши»?
- Наш, - подтвердил Синий.
- Риспект, бро. - Каменск расцвел в улыбке. - Слух, может с нами на Синегорье?
- Можно, - легко согласился рыжий, которому в этом городе пока нечем было заняться.
- Лады, тогда мы сейчас пойдем с охраной договариваться, а к вечеру словимся у Вайдлы.
- Окей.
Каменск со своей группой направился к сверкающим вершинам пирамидного торгового комплекса, а Антон двинул в указанном направлении вниз, по улице Доватора. Найти шахматку большого труда не составило. Больше времени заняло разобраться со сложной системой координат в самом доме. Наконец, рыжий отыскал шестнадцатую квартиру и нажал кнопку звонка.
Прильнув ухом к старенькой, отделанной дерматином двери, прислушался к происходящему внутри. Было тихо. Через пару секунд послышались быстрые шаги, щелкнул замок и дверь распахнулась. Антон даже не удивился, когда на пороге увидел рыжеволосую девушку доверчиво улыбнувшуюся незнакомцу.
- Привет, - улыбнулась она. - Проходи, Данила уже пришел, мы начинаем.
Вот так просто, ни мало не смутившись тем, что перед ней незнакомец, не спросила как зовут. Просто посторонилась, пропуская внутрь и даже дверь на замок не защелкнула. На вид ей было чуть меньше тридцати. Еще свежая, цветущая красота, но бедность уже гасила здоровый румянец на щеках, прикрывая мелкой сеткой морщин краешки глаз.
Перед тем как войти, Антон внимательно вгляделся в её лицо и разочарованно выдохнул. Это не та девушка, которую он должен найти, но все равно, у него чувство, что надо искать где-то здесь, а значит, потребуется жилье. На улицах прохладно, ночевать в подъездах, как летом  - не вариант. Да и в большинстве подъезды сейчас закрыты.
Рыжий вошел в тесную прихожую, где и развернуться было негде. Стащил с себя куртку, повесил на один из гвоздей, вбитых прямо в стену.
- Ботинки не надо снимать, - предупредила девушка. - У меня все в обуви.
- Ага, - кивнул рыжий, отметив про себя, что пол в этой квартире вообще не моется. Грязюка, как на улице. Но не в его положении привередничать.
Прошел следом за девушкой в небольшую комнату, где уже сидело человек пятнадцать. Едва огляделся и понял, почему хозяйка не запирает дверь. Красть тут было нечего. Разве какой сердобольный грабитель сжалится и оставит денег, или вещички. Длинный разложенный диван, прикрытый замусоленным старым покрывалом советских времен. Сбоку, в десяти сантиметрах двухэтажная кровать без матрасов, стол у окна и рядом со столом две табуретки - вот и всё убранство. Население комнаты галдело, курило и периодически прикладывалось к бутылкам. На стенах то тут, то там были развешаны постеры рок-групп и нарисованные от руки картины.
В общем, атмосфера была самая богемная.
Антон примостился на краешке дивана, рядом с потеснившимся парнем, получил в руки бутер с куском колбасы и пластиковый стакан, где оказался довольно приличного качества портвешок.
- Ну чо, я начинаю? - с полувопросом обратился длинноволосый парень с гитарой, сидевший прямо на подоконнике.
Все одобрительно загудели, дескать, давай уже, начинай.
- Нус, поехали! Матерые стихи! - объявил парень и достал свой телефон.
Стих Антону не понравился, плоский примитив, но он не стал выказывать своего мнения, занявшись уничтожением бухла и бутера с колбасой.
- Нормально! - с подъемом воскликнул сосед Антона. - Кипа, на библосе это прочитай, чтобы у библиотекарши мозги стекли.
- Ой, - испугалась Вайлда, - да вы что ребята. Она же и так после твоей песни, Денис, нам чуть не запретила приходить на литературные вечера. Знаешь, сколько мне её уговаривать пришлось, чтобы на пятницу встречу не отменила?
- Ахаха, не боись, - рассмеялся Денис. - В пятницу всё цензурно будет. Если не напьюсь.
- Ты, если выпьешь, лучше бы не приходил, - жалобно попросила Вайда, которая почему-то очень боялась, что библиотекарша не предоставит им помещение для литературных встреч. - Стихи у тебя очень эмоциональные Кипа, но Любовь Михайловна считает, что мат - признак деградации чувств. Что поэт, прибегающий к таким эпитетам, попросту имеет бедный словарный запас и, мягко сказать - деградирует.
- В корне не согласен с такой постановкой вопроса, - нимало не обидевшись парировал чтец-декламатор, автор матершинных вирш. - По-моему двести фразеологических оборотов с производными одного слова никак не могут служить доказательством деградации поэта.
- Не знаю насчет мата, а с рифмой в последней фразе ты лажанул, - заявил еще один незнакомец, сидевший как раз напротив Антона.
- Это так и было задумано. Вообще это хайку, тут не должно быть рифмы.
- Хайку, чтобы ты знал Кипа, это стихотворная форма, состоящая из семнадцати слогов, с режущей фразой на пятом слоге. Так что твоя любовная лирика к хайку имеет такое же отношение, как я к физикам-ядерщикам, язвительно ответил критик.
Кипа не обиделся, а маханув стакан портвешка, заявил, что пардонится, что дескать реально лажанул с жанром. Общими усилиями было решено записать сиё произведение в аналы белого стиха и на этом успокоится.
- Давайте теперь я, - встала с дивана миловидная блондинка. - Я меня любовная лирика. Посвящается… Гоше.
Откашлявшись, девушка взглянула на свой смартфон, потом завела глаза к потолку и гнусаво завыла, что-то замогильно-готическое про склепы, холодные камни и черных воронов. Слушать женские страдания Антон не стал. Допив портвейн, кинул стаканчик под диван и встал. Захотелось умыться и хоть немного привести себя в порядок. Из коридора ткнулся было в закрытую дверь, но там была спальня, в полутьме, на брошенных на пол матрасах спало трое ребятишек.
- Ты кто? - повернулся тут же один из мальчишек, и уставившись на непрошеного гостя любопытными глазами.
- Спи давай! - шикнул на него малец постарше. - Это - очередной, туалет ищет.
- Аааа, - малыш разочарованно хлюпнул носом и залез под одеяло. - Сказку хочу, Тим, расскажи!
Антон тихонько прикрыл дверь, двинулся дальше, за угол и чуть не влетел в раздолбанную ванную. Совмещенный санузел в этой квартире был без дверей. Плитка со стен содрана вместе со штукатуркой. В углу сиротливо притулился треснувший унитаз без бачка. Напротив старое эмалированное ведро под трубой с огрызком резинового шланга. Вот и вся санитария, ни ванны, ни душа, ни раковины.
- Нихрена се… - ошарашенно промычал Антон, прикидывая, каким образом тут люди удовлетворяют свои естественные потребности.
- Ты, если стесняешься, дверь можешь прислонить, - проговорила Вайлда, проходя на кухню.
Антон только сейчас заметил, что у стены в ванной и в самом деле стоит дверь, снятая с петель. Дверной косяк был выломан.
- Бывшие хозяева ремонт начали делать, а закончить не успели, срочно деньги были нужны. Ну а у меня пока нет ни средств, ни умения это завершить, - словно бы оправдываясь, пояснила девушка. - Вот маюсь. Но я на работу устроюсь скоро, мне обещали! Так что, в этом году, хотя бы дверь повешу обязательно.
- Да, замечательно, - буркнул Антон и повернулся к толчку. Скрипнула молния и Вайлда замолчала, деликатно отправившись дальше по коридору, на кухню.
Кое-как ополоснув руки под струей воды, рыжий зашел на кухню, попросить у хозяйки горячего чаю.
- Тебя как зовут? - спросил он девушку, которая неловко суетилась у стола, нарезая крупными кусками вареную колбасу.
- Вайлда.
- Не, по паспорту как?
- Наташа, - просто ответила она и улыбнулась.
- А чо за прикол с ашрамом? Тебе в натуре по кайфу, когда в квартире постоянно толчется народ? - Антон говорил немного грубовато, задел его туалет без дверей и отсутствие ванны. Не вязалось это с тремя ребятишками, которым, по всей видимости, взрослые посиделки мешали спать.
- Понимаешь, я выросла без родителей, в детдоме. И все время мечтала о том, что будет у меня свой дом, своя кампания, где будут собираться вольные как ветер художники, творческие люди. Думала, дадут квартиру, и я сразу там что-то вроде клуба устрою. Но квартиру не дали. Дали только небольшую компенсацию. Даже на однокомнатную не хватило. Я работала, деньги копила. Потом еще друзья скинулись кто сколько смог. Вот, купила однушку без ремонта. Можно сказать, это не моя квартира - общая.
- Дети твои?
- Макс и Тимка да, а Ниночка, дочка Андрея. Он с нами пока живет.
- И как? Их не напрягает, что у тебя в хате постоянные сборища?
- Ты что, им нравится, - простодушно улыбнулась Вайлда. - Общение постоянное, творческие люди…
- Ну понятно. - Антон, на этот счет творческих способностей собравшихся, был совсем другого мнения, но пока спорить не стал, сам налил себе чай в первую попавшуюся кружку, вытащил из шкафчика коробку с заваркой и выудил оттуда пакетик. - Сахар есть?
- В холодильнике посмотри. Туда прячу от муравьев, - ответила Вайлда, выходя с кухни.
Антон задумался. Оставаться тут, или попробовать подыскать себе что-то еще? С одной стороны, в этом бедламе лишний рот незаметен. А с другой стороны объедать эту девушку как-то совесть не позволяла.
- Про совесть забудь, - прошептал он сам себе, сыпя в стакан сахарный песок. - Ты, Синий, должен разобраться со своей проблемой, а потом уже насчет совести думать.
Наконец, чай заварился. Антон вытащил пакетик из кружки, положил на стол и подошел к окну. Даже не удивился тому, что за окном мертвый мир, давно уже его не тревоживший.
- Где же тебя искать, рыжая? - спросил он сам себя, осматривая сумеречный город мертвого мира. Солнце садилось в Навьем царстве, обливая золотом разлагающиеся дома.
- Ну как вам наши буквы? - спросил Антона Каменск, опуская ладонь на плечо.
Рыжий парень вздрогнул от неожиданности, резко возвращаясь в мир живых. Оказалось, стоял и смотрел на вывеску магазина в доме напротив. Ответил вопросом на вопрос:
- Договорились с охраной?
- Неа. Но все равно, проникновение состоится. Пойдешь с нами?
Идти Антону расхотелось. Он дня два ничего не ел, а тут выпил, закусил бутером и развезло.
- Далеко? - вяло поинтересовался рыжий.
- Да не. Чуть дальше от того места, где мы встретились. Берем Кипу и двигаем. У охранников пересменка сейчас. За полчаса управимся. Короче, пока телки тут над слюнявыми стишками ахать, успеем туда и обратно. - Каменск словно почувствовал нежелание рыжего идти и подколол, - Да ты не боись, там даже пятилетний пацан пролезет. А наверху всё сетками огорожено. Захочешь, не свалишься.
Не пойти после такого, было бы совсем уже западло.
Антон согласно кивнул и уже через двадцать минут ехал в троллейбусе. Не доезжая до синих гор, вышли. Словились с остальной группой и двинули в обход, к складским помещениям. Оттуда проникнуть на территорию торгового комплекса было легче. Постоянно заезжали машины, ворота не закрывались.
- Завоз товара сейчас у них. А у охраны пересменка через десять минут. - пояснил Каменск. - Мы перелезаем вот тут. Здесь слепое пятно, камеры это место не кроют.
Следуя указаниям, на территорию проникли четко и тихо. Антон, перемахнув через забор, пробежал до стены и влез по пожарной лестнице на верх. Через минуту он уже карабкался по задней стене торгового комплекса Синегорье. На уровне пятого этажа остановились передохнуть на узком поребрике. Антон подкурил, пытаясь унять сбившуюся дыхалку. Старался не смотреть вниз, голова кружилась. С детства высоты боялся, но не признаваться же в этом парням. Зажмурился - заходящее солнце слепило глаза. И вдруг прямо по лучам, из ниоткуда появился мальчик. Антон от неожиданности подался назад, позабыв, что стоит на узком выступе. Нога соскользнула.
- Руку! - мгновенно среагировал Кипа. - Руку дай!
Но Антон не слышал его, балансируя на кончиках стареньких кроссовок, продолжая разглядывать незнакомца. А тот, достал из кармана деревянный инструмент, похожий на гусли. Только вместо струн в нем были металлические пластины разной ширины. Мальчик провел пальцем по пластинам и Навь наполнилась странной, потусторонней музыкой.
Рыжего качнуло. Мальчишка протянул ему руку, словно пытаясь помочь удержаться, но Антон схватил только воздух, вернувшись в Явь, не удержался и полетел вниз.

Глава 6. Василиса.

Одна в полутемной комнате. Замок медленно, но верно погружается под землю. Где-то совсем близко, под фундаментом, течет река, которая размывает фундамент, поднимаясь вверх, и проступает мелкими каплями на пиленном известняке. Пахнет влажным камнем. Скоро, не смотря на гениальность зодчего, вентиляция перестанет справляться и тогда под блеклыми гобеленами, украшающими стены, начнет появляться черная плесень. Мельчайшие споры примутся постепенно убивать обитателей замка. Сначала удушливый кашель. Потом кровь в плевках. Потом грудная лихорадка. И никто из них даже не заподозрит истинную причину. Никто не догадается приподнять расшитые ковры и заглянуть под них. А значит, очень скоро все умрут и тогда она останется без прислуги. Останется одна, потому что по городу пойдет слух о том, что это она убила слуг своим колдовством. Дракону было проще, он же ящер, не человек. Дыхнул серой и просушил стены. А она…
Девушка оглядела комнату, едва освещенную лучиной.
Да, она останется без слуг, потому что никто не отважится прийти в замок. Потому что её ненавидят и боятся еще больше, чем Дракона. Ненавидят за то, что она здесь чужая, за то, что освободила их. Богатые за то, что раздала зерно, из городского склада, всем поровну. Бедные за то, что не раздала золото. Грабители ненавидят за то, что приказала ночью жечь факела на улицах. Ростовщики, за то, что запретила поднимать проценты. Пока они только боятся, но видно, что это ненадолго. В любой момент может случиться бунт. И что тогда с ней станет? Однако, отношение людей мало волновало Василису.
Она открыла дорожный сундук, где хранила невиданные нержавеющие доспехи, и прочий скарб. Достала звездные карты, предначертавшие ей победу над драконом и нечто еще, что никак не удавалось прочесть, и погрузилась в исследование своей судьбы. Но в комнате было так темно, что буквы сливались, и невозможно было разглядеть причудливо разрисованные буквы. Разозлившись, встала, сдернула со стены несколько гобеленов и бросила их на пол. Вытащив из металлической скобы факел - ткнула в рукотворные шедевры вышивки горящее пламя и через минуту, на каменном полу горел небольшой костер. Довольно улыбнулась, хотя полусырые гобелены больше чадили угаром, но в редких отблесках пламени можно было читать. Снова согнувшись над пергаментами, долго водила пальцем по разукрашенным созвездиям и формулам. Морщила лоб, вчитываясь в полустершиеся письмена, припоминая перевод странных знаков на свой родной язык.
- … это заклятье. Лишь уничтожив сердце Дракона - можно его убить. Дракон хитер. Он прячет свою смерть. Прячет в яйце, в животных, он может спрятать свое сердце даже в человеке. И тогда, чтобы достать сердце, придется убить невинного. Смертный грех лежит на Убийце Дракона. Ничто не спасет его от врат Ада, которые он единственный может закрыть, ценой своей жизни. Не очиститься душа его в пламенном покаянии, не сможет вознестись в небо, только будет носиться над землей безвременно, посещая былое и небылое, зря то, чего еще не было. Нет дороги назад неприкаянной душе. Закрыты двери в тело и стон слезный несется над землей, ибо не будет ей ни успокоения, ни небытия… - дойдя до этого места, Василиса задумалась, прошептав: - Интересно-то как получается: освобождаешь мир от гибели и теряешь при этом свою бессмертную душу, обрекая ее на вечное проклятие. Хорошие дела.
За спиной скрипнула дверь. В комнату втиснулась горбатая уродица, которую Василиса отбила у кожевника, оставив при себе в качестве наушницы и личной служанки.
- В городе сегодня неспокойно. Все только и говорят, что лихорадка, от которой померло уже больше десяти человек - порча, - прошептала она, осторожно ставя поднос с миской вареной чечевицы на стол. - Городской голова призвал к себе цеховиков и о чем-то долго с ними беседовал. После чего, я заметила, что многие мужчины пошли вниз, к городским воротам, говорить со стражей.
- Да ну? - без всякого выражения съязвила Василиса, придвигая к себе деревянную тарелку с густым варевом, сдобренным чесноком, луком и льняным маслом. - И о чем они договаривались?
- Если госпожа прикажет, я могла бы тайно разузнать, - с готовностью предложила служанка.
- Нет необходимости, это не так важно. Займись лучше готовкой. Сегодня вечером я хочу мяса.
Горбатая прислужница кивнула и убрала пустые тарелки, торопясь покинуть госпожу. Когда та вышла, Василиса выскользнула следом, чтобы убедиться в том, что та действительно пошла на кухню. Горбатая женщина втащила посуду на кухню и кинула миску в лохань с грязной водой. Потом взяла нож и вышла во двор. В несколько шагов добралась до курятника, вытащила курицу на вид больную, с облезлыми перьями, и единым махом отрубила голову. Оглянулась и, убедившись, что её никто не видит, макнула палец в птичью кровь, начертила на земле звезду и пробормотала какое-то заклятие. Вернувшись на кухню, открыла чан, где парился сельдерей с пшеном для охранников, и сунула в воду еще дергающуюся в агонии тушку. Вода тут же подернулась свернувшейся кровью, которая еще вытекала из перерубленной шеи, и грязными перьями. Но служанку это мало волновало. Она вытащила ошпаренную курицу и принялась чистить перья.
Василиса нахмурилась:
- Глупая баба, - пробормотала она. - Только беду накличет своими деревенскими заклятьями и оберегами.
Незаметно выйдя во двор, девушка затерла туфлей пятиконечную звезду, а заодно и проверила, чем занимается стража. Удостоверившись, что охрана у ворот замка бдит, Василиса поднялась к себе, расстегнула длинную шелковую накидку, шитую золотом, бросила её на пол и достала из сундука свою, теплую, крашенную в черный цвет. Медленно застегнула пуговицы, морщась от боли в суставах. Дышалось тяжело, словно плесень уже разъедала ей легкие много лет.
Переодевшись, откинула гардину, прикрывающую незастекленное окно, и посмотрела вниз, туда, где жались друг к другу низенькие домишки, крытые соломой. Презрительная улыбка скользнула по губам девушки. И это называется город? Кучка жалких хижин. Полтысячи безграмотных дикарей. Зависть, ненависть, убогую ограниченность.
- Отрекаюсь, - прошептала она, сжимай в руке пергамент, предначертаний. - Пусть эта проклятая судьба закончится.
Разорвав высохшую кожу в мелкие клочья, бросила их за окно, а затем, вернувшись к столу, принялась уже сама рисовать на старом пергаменте обрывки своих снов о Городе.
Во снах её Город был совсем не похож на Браунгард. Он приходил к ней огромным монстром, несшим в своём чреве миллионы людей. Каменные дома вздымались в небо, словно иглы. Они были так высоки, что чтобы добраться по верха, приходилось пользоваться подъемниками. В домах всегда светло как днем, даже ночью. В каждом жилище свой родник, не пересыхающий даже в самую лютую жару. Для развлечения люди вешали на стены удивительные живые картины, которые каждую секунду показывали что-то новое. По дорогам города сновали самоходные повозки, чадя угаром. Их было так много, что часто останавливалось движение из-за заторов. А высоко в небе проносились стальные птицы, много тяжелее воздуха, несущие в своем чреве людей.
Безумно хотелось туда попасть. Хотелось настолько, что она - девушка, бросила дом и ушла в никуда за заезжим колдуном, пообещавшему обучить её колдовству и могуществу ведьмы. Ничему, конечно, он её не научил, домогаясь лишь плотских утех. Но Василису не интересовал этот развратник, её интересовали книги, которые старый шарлатан хранил в своём сундуке. Добыть у него ключ - не было проблемой. Колдун частенько напивался до беспамятства. Достать, она бы достала, вот только почесть не смогла. Грамота была для нее недоступна. Даже если бы Василиса выпросила у отца денег, никто не стал бы учить крестьянку азбуке. Но девушка не сдавалась. Подсматривая за тем, как колдун читал по ночам свои книги вслух, заучивая бесполезные заклинания, которые не работали, Василиса стала догадываться о значении некоторых знаков и вскоре худо-бедно смогла осилить свою первую книгу - «Центурии» Мишеля Нострадамуса. То, что она прочла, потрясло до глубины души. Оказывается, жизнь не ограничивается существованием в грязных лачугах из соломы, обмазанными глиной или в холодных, пропахших сыростью замках. Где-то, за серым небом, существуют другие миры. И ей беспамятно хотелось туда попасть. Запершись в лесной землянке, она портила один лист бумаги за другим, пытаясь нарисовать углем свои видения. Мечты и странные сны преследовали ее, лишая разума. Так бы и сгинуть ей в лесу, если бы в одну из зимних ночей, когда девушка почти уже замерзала в лесной норе не пришла Ведьма. Раскидав руками хворост, которым был заложен вход в подземное убежище, женщина протиснулась по узкому лазу и вытащила из землянки полумертвую девушку. Растерев холодеющее тело бальзамом, Ведьма раздвинула Василисе зубы кинжалом и влила в рот несколько капель зелья.
- Дурында, куда удумала помирать? - ругалась она, вытаскивая полумертвую с того света. - Не время исщо. Вот убьёшь Дракона, сердце его уничтожишь, тогда и… а так, не моги даже думать, не написана тебе на роду смерть от холода. От огня умрешь.
Внезапно хлопнула дверь, отвлекая победительницу от воспоминаний.
- Госпожа! - в комнату ворвалась служанка, с перекошенным от ужаса лицом. - Сюда идут! Люди с факелами! Они окружили башню и засыпали всё кругом солью. Кричат о том, что вы ведьма, которую надо отправить на костер. Вам надо бежать!
- Тупые ублюдки, - без выражения произнесла Василиса, не обнаружив ни капли страха.
- Пока не поздно, бегите, госпожа. Стража вас предела, открыв ворота.
- Бежать? А куда?
- Окно открыто! Вы же можете оборотиться в птицу, - воскликнула служанка, слепо верившая в слухи, бродившие по городу о том, что пришлая безымянная незнакомка - ведьма. - Госпожа, спасите и меня. Вы же можете! Магда - жена пекаря, рассказывала, как своими глазами видела, что вы превратили цыганку в паука.
Объяснять, что она не умеет колдовать, Василиса не стала. К чему?
- Видишь там, внизу, - ткнув пальцем в окно, сказала победительница Дракона, чья судьба была окончена. - Это заговоренная, освященная в церкви соль. Я ничего не могу сделать.
Послышался топот и в комнату, сорвав дверь с петель, ввалились взбудораженные мужики во главе со священником.
- Женщина, ты арестована именем Господа нашего, по обвинению в колдовстве и ведьмовстве.
Служанка побледнела и беззвучно пискнув, потекла, спасая свою жизнь, куда-то в сторону, прячась за гобелен.
Василису схватили за руки, больно заламывая их назад, стянув толстой веревкой так, что перестала поступать кровь. И уже безо всякого почтения, её вытолкали из завоеванного в честном поединке замка, погнав вниз, на городскую площадь.
Там их ждали. Девушка вздрогнула, увидев вязанки хвороста, наваленные возле невысокого столба. Она прекрасно знала, для чего это. Пробираясь на чужбину, по городам и селам она много раз видела, как вот на таких же столбах жгли женщин: ведуний, знахарок, повитух - по анонимным доносам, обвинявшим женщин в колдовстве.
Суда не будет. Не будет брошенного в лицо обвинения и не будет положенного защитника. Будет лишь расправа и новый хозяин города с усмешкой будет наблюдать, как сгорит на костре их освободительница. А после её имя вычеркнут из летописи, словно и не рождалась на белый свет женщина - победившая Дракона.
Её протащили прямо к столбу. Священник скороговоркой стал перечислять обвинения, но его никто не слушал. Все и так знали, кто виноват во всех городских бедах. Закончив перечисление преступлений, ради соблюдения обряда, спросил:
- Согласна ли ты покаяться ведьма за свое колдовство и отступиться от дьявола?
Василиса собрала всю слюну во рту и плюнула ему в лицо. Промахнулась. Слюна попала на плечо. Но и так тоже неплохо, поскольку святой отец взбесился и, подняв крест, выкрикнул что-то нечленораздельное, потонувшее в общем шуме.
Кто-то пропустил еще одну веревку под локтями и притянул ведьму к бревну. На ухо зашептали, обдавая кожу влажным смрадом гниющих зубов:
- Дашь золотой перстень, и я удушу тебя, едва огонь коснется колен. Ты не почувствуешь боли.
На долю секунды девушка пожалела, что не носит золото, но тут же выругала себя за минутную слабость.
- Ничего не получишь. А если возьмешь оставшееся после меня - будешь проклят на вечные времена… - больше не успела ничего сказать, палач заткнул ей рот какой-то грязной тряпкой. От унижения и беспомощности чуть слезы из глаз не брызнули.
Сейчас она перестанет существовать. И странные сны о дивных городах под другим небом, исчезнут вместе с ней. Между тем из беснующейся толпы выбегал то один, то другой храбрец с факелом, пытаясь поджечь вязанки хвороста. Сырое дерево не хотело гореть, Василиса было подумала, что казнь могут отложить, но сердобольный священник приказал доставить масло, предназначенное для лампад и облить хворост.
Масло принесли и вылили. И сразу язычки пламени факелов жадно потянулись к лоснящимся пятнам, вспыхивая снопами искр, заставляя влажные ветки чадить, отравляя несчастную угарным газом.
«Если повезет, успею задохнуться до того, как огонь доберется, - взбунтовался против неминуемой смерти её разум: - Ну где же рыцарь, на белом коней? Пусть даже не на белом, пусть даже не рыцарь. Пусть хоть кто-нибудь, только бы спас. Как же не хочется умирать в двадцать пять! Хочется жить долго, сгибаясь от старости, жуя беззубым ртом размоченный в воде хлеб и… А-а-а!».
Огонь оказался проворнее дыма. И его острые язычки закружились кругом длинной юбки, опаляя ткань масляным жаром. Василиса выгнулась, словно желая оборвать руки, чтобы вырваться из этого ада, но только сделала себе еще больней. Отчаянный взгляд метался по толпе, натыкаясь на возбужденные, завороженные чужим страданием и зрелищем смерти зрелищем. Доставить удовольствие толпе, пришедшей развлечься её смертью?
«Мы все умрем. Вопрос только в том - Как? - вспомнилась вдруг фраза, вычитанная в книге, и она замерла, словно мраморная статуя. Не двинулась даже тогда, когда стало невыносимо больно и языки пламени стали выжигать мясо на ногах. В книгах она читала, что боли не существует, что это всего лишь страх души, которая привязана к телу и боится отделиться от бренной оболочки. Может быть, но… как же сильно она привязана к своему телу! Нельзя бояться! Нельзя быть такой малодушной!
Через несколько минут, показавшимися девушке вечностью - целой вселенной, переполненной болью и страданиями, она перестала дышать и сердце остановилось.

Глава 7.

Вера

Лопаты неохотно вонзались в уже успевшую подмерзнуть землю, выдирая оттуда комки грязи, мешанной с песком и камнями. Работники кладбища, сохраняя приличествующее месту выражение лица, бросали эту землю в яму, куда только что опустили гроб с телом молодой женщины. Вокруг могилы стояло несколько подруг с работы, пара соседей. Больше никого. На лицах - приличествующая моменту, печаль. Кое-то даже сморкнулся в платочек, когда Анна Григорьевна произнесла речь о том, каким хорошим и добрым человеком была их сотрудница. Какая она была отзывчивая и всегда приходила на помощь в трудный час. И что товарищем она тоже была отличным, и всегда платила членские взносы в профсоюз, и никогда не требовала себе бесплатных путевок на юга, и одевалась только в отечественное. Тут повариха запнулась, почувствовав, что немного перегнула палку, но многолетний опыт выступления на собраниях помог ей вырулить эту ситуацию.
- Да это все не так и важно, - заканчивая свою речь, подытожила она. - Главное же не одежда, и не материальные блага. Главное - это то, что мы все пришли проводить в последний путь нашу подругу и замечательного человека, которая погибла по нелепой случайности, недожив до сорока лет. Но за свою короткую жизнь Вера успела совершить столько хорошего, что память о ней навсегда останется в наших сердцах и умах.
Закончив, Анна Григорьевна кивнула рабочим и те осторожно опустили гроб в могилу.
- Место хорошее, приметное, - сказала Лена. - Как раз возле синего камня. Найти легко будет.
- Врачи сказали, что всё моментально произошло. Она даже почувствовать ничего не успела, - проговорила Анна Григорьевна, проведя ладонью по лбу, не в силах оторваться от зрелища, как рабочие закапывают могилу. - Кошмар. Вот так живешь-живешь. А где-то наверху уже все определено, и самое страшное - ты ничегошеньки об этом то и не знаешь.
- Может, надо было все-таки батюшку позвать? - спросила Любаша. - Все-таки родни никакой нет. Нехорошо это…
- Дак я ж поехала в церковь, через весь город. Только батюшка сегодня занят. Никак не получалось у него. Сказал, что отслужит в церкви заупокойную.
- Ужас какой, - прошептала Лена, попытавшись перекреститься. Потом оглянулась на коллег и опустила руку - стало неловко. - На моих глазах. Раз - и нет человека. А ведь такая еще молодая…
- Да, молодая, - шепотом ответила Анна Григорьевна. - А толку то? Кроме нас, да соседей, которые на её жилплощадь зарятся, никто больше не пришел.
- Как же, получат они квартиру, - не согласилась с начальницей Любовь Васильевна. - Не пройдет и трех дней, как ейный муженек заявится и права на квартиру предъявит. Они ж даже не развелись официально. Верочка всё ждала, когда этот кобелина одумается и назад вернется.
- Глупенькая, - покачала головой Анна Григорьевна. - Как она могла, после всего, еще ждать? Я бы уж точно не простила.
- Там где она сейчас, это уже не важно, - проговорила Лена и подняла голову. - Ой, смотрите…
В воздухе кружились первые снежинки, которые медленно кружась, ложились на черную землю, укрывая невесомым покрывалом молодую женщину, заснувшую вечным сном.
- Снег идет…

Антон.

Сгрудившись вокруг распростертого тела, ребята молча разглядывали недавнего знакомого.
- Дерьмо… не надо было его брать. Небось, под колесами был. Видали, как он с крыши шагнул? Словно кто-то его позвал, - проговорил, наконец, Кипа.
- Парни, линять надо, - предложил один из руферов. - Нас в ментуру же загребут. Кто поверит, что он сам с крыши шагнул?
Многие попятились, норовя соскочить.
- С ума сошли? - остановил их Каменск. - Вы чё, мозг растеряли? Мы уйдем, а тело найдут. Станут копать. Кто, да что. Нас найдут. Ступудово охранник настучит, что мы к нему насчет проникновения подходили. Надо тело убрать.
- Вот теперь ты с ума сошел. А если нас с этим телом поймают? - возмутился Кипа. - Вот куда мы его уберем?
- В двух кварталах кладбище старое. Туда лет сто никто не ходит, кроме готов. Даже сторожей нет. Зароем там. - Предложил кто-то из руферов.
- Нормально, - одобрил Каменск и нагнулся над телом. - Ну брат извини, если что не так.
Осторожно проведя по лицу рукой, он закрыл рыжему глаза и приподнял голову.
- Помогайте!
Стоявшие рядом, подхватили Антона на руки, легко приподняли и понесли к старому кладбищу. Кипа задержался, открыв пожарный кран, чтобы смыть кровь. Заодно и лопату со стенда прихватил, чтобы было чем копать.
Пробираясь мимо старых могил с поваленными крестами, долго отыскивали подходящее место.
- Давайте сюда, - предложил Каменск, указывая на могилку, заросшую кругом кустами в человеческий рост, в аккурат у большого камня.
- Вероника И. Андрева, 1941-1973. Молодая, - с трудом разобрав выцветшие буквы на надгробии, прочел Кипа. - Смотрите, и померла тоже 14 февраля, только сорок лет назад.
- Ну и отлично. Как раз для него могила получилась. Копаем. Траву подрежьте только и скатайте. Потом, когда зароем, травой сверху прикроем. Через день никто и не заметит, что копали, даже если приглядываться будет, - посоветовал Каменск, как видно побывавший во всяких переделках.
Работали быстро, то и дело сменяя друг друга. Всем хотелось поскорее закончить с этим делом и разойтись по домам. Наконец яма была выкопана. Тело сразу стащили вниз и собрались уже закапывать.
- Погодь! - остановил их Каменск. - Сказать чего-нить надо. Прощальные слова.
- Чо это? - возмутился Кипа, который уже на пределе был. - Я даже не в курсах как его зовут. Трачу тут время…
- Его зовут Антон Синий! - резко оборвал друга Каменск. - Он приехал сюда из Ёбурга. Приехал сегодня утром. Мы встретились у железки. Поболтали минут пять.
Парень говорил отрывисто, делая долгие перерывы между фразами, словно пытаясь сообразить, что сказать дальше. Слушали его невнимательно. Девки, тянули из карманов сигареты, чтобы снять напряжение. Парням хотелось выпить. Единственная бутылка пива быстро переходила из рук в руки. Делали по одному глотку, стараясь, чтобы хватило на всех. Кто-то сунул Каменску пиво. Тот, глотнув, собрался с мыслями и продолжил:
- В общем, знали мы друг-друга всего-ничего. Да неважно. Хороший был парень…
- Дурак, - тихо проговорил Кипа.
- Что? - не понял Каменск.
- Дурак, говорю, был этот Синий. Кто по пьяни на крышу прется? И к тому же, он тупо сам вышагнул вперед, все видели. Может у него с крышей непорядок был, или еще чего похуже. А ты тут панихиду устроил ему. Синий то, Синий сё. Давайте, зароем уже и по домам.
Каменск хотел было возмутиться и рассказать, что незнакомец знавал его брата, но глянув на сумрачные лица товарищей, понял, что народ на стороне Кипы.
- По-человечески надо, - только и сказал он Кипе. - Мало ли что по синьке, или еще чего. Хороним, значит надо попрощаться. Ну, я все сказал, теперь зарываем.
Парни стали забрасывать землю, торопясь быстрее разделаться с этой неприятной работой.
- Снег пошел… - вдруг произнесла одна из девушек и подставила ладонь под первые снежинки, закружившиеся в морозном воздухе.

Василиса.

Гендель ел похлебку, сваренную на соломе. Дров уже которую неделю было недостать, слишком дорого. На мясо, впрочем, денег не было тоже. Элис забила очаг соломой, поставила сверху горшок, куда накрошила сельдерей, лук и репу. Жара соломы хватило на то, чтобы продукты успели свариться наполовину. Впрочем, даже если они сварились бы полностью, вкуснее не стало бы - не было соли.
С тех пор, как сожгли эту проклятую колдунью, на город пало проклятие.
Постоянные дожди губили урожаи, подмывали фундаменты домов. Домашний скот и птица гибли по десятку в день от какой-то болезни. Караваны купцов перестали заезжать в город, опасаясь грабежей. С рынков пропали сыры, потом бархат и парча, а затем и соль.
Гендель морщился, вспоминал наваристую, жирную похлебку из чечвицы, затирной муки, сливочного масла и глотал горьковатую жижу с кусками полусырого лука и репы.
Вдруг послышались быстрые шаги жены и дверь распахнулась.
- К тебе посетитель, - дрожащим голосом объявила Элис.
Брови городского палача удивленно приподнялись.
- Кто?
- Женщина.
Гендель удивился еще больше. Вроде никого не казнили в последние месяцы. Значит это не жена, не мать, не невеста, которые будут тайно требовать тело для похорон. Быстро отодвинув миску с ненавистной едой, палач поднялся и пошел к двери.
У двери стояла незнакомка в черном плаще. Капюшон, глубоко надвинутый на лоб, не давал возможности рассмотреть лицо. Но в этом Гендель не увидел ничего странного. Многие, прибегая к услугам палача, предпочитали оставаться инкогнито.
- Ты был на площади, когда сожгли ведьму? - спросила женщина с едва уловимым акцентом.
- Я, - кивнул Гендель и заметил выглянувшую из-под плаща бархатную юбку. Значит знатная дама, раз есть деньги на такие наряды. Лицо у палача сразу подобрело, приняв подобострастное выражение. - Госпожа чего-то желает?
- Я хочу знать, где ее могила?
Гендель в ответ только крякнул и принялся чесать в затылке. Женщина, правильно угадав причину его молчания, положила на стол две монеты.
- Городской голова запретил хоронить её останки в освященной земле, я закопал тело у дубовой рощи, - сразу ответил тот, смахнув деньги со стола.
- Покажете?
Несколько монет, выложенных на стол, задобрили палача еще больше. Он поднялся и, накинув на плечи плащ, приказал жене купить к ужину каплуна на одну из монет.
- Вина не забудь, и смотри, чтобы тебе падаль не подсунули. - Наказал он ей.
Женщина, как оказалась приехала на телеге. И Гендель, взяв под уздцы пегую кобылу, повел её к роще за городом. Там указал место:
- Крест хотел поставить с именем. Да она так и не назвалась никому. - С сожалением произнес Гендель. - А может и к лучшему, что никто не знал, где могила.
Он получил от женщины еще несколько монет и удалился восвояси. Оставшись одна, незнакомка скинула плащ и принялась копать, достав из телеги кирку.
Углубив яму, она вскоре отбросила инструмент и принялась разрывать рыхлую землю руками до тех пор, пока не наткнулась на холстину, в которую было завернуто тело.
Задыхаясь от смрада, женщина упорно продолжала рыть землю. Наконец, потянув за веревку, которой было перевязано тело, удалось вытащить труп наверх. Разрезав кинжалом ткань, она раздвинула ткань и провела ладонью по лицу Василисы.
- Не нашла сердце Дракона. Значит и не будет покоя тебе. - прошептала Ведьма, завыла, размазывая по щекам редкие слезы. Затем, кое-как успокоившись, подняла тело и погрузила на телегу, завалив сверху хворостом и сухой травой.
- Пора возвращаться домой, девочка моя, - прошептала она и повернула телегу на Восток.
Спустя почти три месяца странница, объехав Драконье озеро, остановила телегу в чистом поле. Огляделась, нашла синий камень. Вырыв яму, похоронила там победительницу Дракона.
- Прах к праху, - проговорила Ведьма. - Душа к сердцу. Сердце к душе. Век к веку. И да будет так.
Подул ветер и мелкий первый снег резанул ей лицо.

Глава 8.

Дракон
Со старого кладбища уходили быстро. Словно стараясь стереть из памяти неприятный эпизод. Молчали, обсуждать происшествие не хотелось никому. Только на самом выходе за ограду кладбища Каменск предупредил всех, чтобы язык за зубами держали.
- Даже по бухне, чтобы молчали, ясно? - с угрозой в голосе произнес он. - Себя завалите - пофиг. Остальных за собой потянете. Так что о том, что тут произошло, никто не должен знать.
- Да понятно, - кивнул Кипа. - Не маленькие же.
- Вот то-то и оно, что немаленькие, - буркнул Каменск и вдруг оглянулся.
И знал ведь, что с кладбища надо уходить не оглядываясь. А тут словно кто-то позвал. Повернул голову и взгляд скользнул по старым покосившимся крестам. Почудилось, что у той самой могилы кто-то стоит: мальчик со странными гуслями. Каменск моргнул и видение исчезло. Захотелось перекреститься и собрав пальцы в щепоть, парень поднес руку ко лбу.
- Заупокойную может прочитаешь еще? - съязвил Кипа.
- Чего? - парень ткнул пальцы выше, и стал ожесточенно драть ногтями кожу под волосами. - Голова зачесалась.
- Ну да, ну да. Рассказывай, - насмешливо ответил тот, перелезая через забор.
Вскоре их голоса постепенно затихли и на кладбище воцарилась прежняя тишина. Впрочем, не совсем тишина. Ветер поскрипывал ветвями деревьев, покачивались оторванные детали чугунных кованных крестов. К скрипу и шорохам неслышно добавились звуки калимбы и из Нави вышел мальчик, который всё играл на своем странном инструменте.
Снег шел, оседая на волосах пушистыми хлопьями. Не тая, а постепенно бурея и превращаясь в шерсть. И вот уже вместо мальчика возле могилы топчется медведь, огромных размеров. Метра полтора в холке. Длинная шерсть его, запорошенная снегом, топорщится от порывов ветра.
Заскрипел снег, под кожаными сапожками и маленькая ладонь с длинными черными ноготками ткнулась в медвежью шерсть и скользнула по холке к загривку.
Медведь рыкнул, приседая на задние лапы.
- Ну, вот и встретились, - проговорила Ведьма, распуская волосы.
***
Две женщины и парень. Женщины так не похожи друг на друга.
Одна светлая, словно луч солнца, затерявшийся в золотых нитях.
Вторая - вся в черном, пахнет серой и жженым маслом. Сумрачная, точно грозовая туча и такая же опасная.
Парень совсем молодой, такой же рыжий, как первая девушка и опасный, как вторая.
- Ну, вот и встретились, - выговаривает рыжеволосая девушка, почти неслышно, но её слова, такие невесомые, остро режут морозный воздух, заставляя снежинки осыпаться мельчайшими осколками.
***
Из складок широкой длинной юбки Ведьма вытащила кинжал и, срезав прядь с головы, вонзила его в землю. Трава разошлась, мешаясь с волосами, обнажив слой перегноя и опавшей листвы, которая тут же набухла густой кровью. Она запустила руки прямо в черную жижу и принялась читать заклятье. Медведь, сидевший рядов, встал на задние лапы и зарычал, вздернув морду к небу.
- Души - встретились. Время пришло, - прошептала следом за зверем Ведьма.
Она поняла голову.
Высоко в небе, купаясь в лучах солнца, шипя и испуская дым - рождался новый властитель.
Взрыв сотряс землю. И ступил на землю Дракон.
Кругом заверещали противоугонные устройства машин. Лопнули в домах стекла и посыпались вниз сверкающим кружевом.
Кто-то побежал по улице, вереща истошным голосом:
- …ать! Артподготовка! Бомбят! В убежище нафиг!
Кто-то испуганно упал на колени, закрывая голову руками.
Кто-то закрывая уши, побежал к машине.
Гнулись деревья, от взрывной волны. Летело стекло, крошась причудливыми узорами. Гул повис над землей.
Ведьма быстро шла по улице, не оглядываясь на слоняющихся людей, которые размахивая руками, рассказывали друг другу подробности произошедшего взрыва. Выдвигали самые разные версии. От падения метеорита, до захвата земли инопланетянами и ядерной войны. Дороги были усеяны битым стеклом, кое-где прочные рамы были согнуты, словно бумажные.
Один мужик, взобравшись на капот машины, орал так надсадно, что пена изо рта шла:
- Армагедон приступает к порогу вашего дома! Кара над вами свершилась! Покарал Господь и мужей и жен их гулящих и детей, во грехе и блуде зачатых! Покайтесь грешники, пока не поздно!
- Ах ты ж сволота! Я тебе сейчас покажу покаяние!
Один из прохожих, взбешенный проповедью, засадил пророку в почки, да так, что тот разом согнувшись, захрипел и стал хватать ртом воздух, позабыв про свои рекомендации населению. Отдышавшись, мужик, скатился с машины и полез на разозленного слушателя.
Ведьма только ухмыльнулась, останавливаться и смотреть, чем закончится эта дискуссия, не было времени и желания. Она спешила забрать то, чему не место в этом мире. Над цинковым заводом поднималось черное облако, и именно туда спешила ведьма. Машины бестолково сновали туда, сюда, пытаясь снять разрушения на видеорегистраторы. Пожарные, которым суета мешала пробраться к месту возгорания, гудели и раздраженно пытались втиснуться между ними. Но мудрено было проехать по усеявшим дорогу осколкам стекла и каменной крошке. Ближе к ограде, успели выставить оцепление, но Ведьма прошла мимо полицейских так спокойно, словно там никто и не стоял. Никто не увидел черноволосую женщину в длинном платье. Так же легко преодолев проходную, она поспешила к разрушенному цеху. Там уже суетились пожарные, заливая пеной дымящие кожухи электропроводки, какие-то ящики и пластиковые детали конструкций.
Чуть помедлив, она прижала рукав платья к лицу, закрывая нос, и шагнула прямо в дымовую завесу. Шла по дымящемуся полу, стараясь не обращать внимания на то, что подошва ботинок греется. Шаря глазами по цеху, медленно двигалась вперед, стараясь не попасть под струи пены, которые то и дело врывались в помещение сбоку и через пролом в крыше.
Вдруг не увидела, а скорее почувствовала в дальнем углу небольшой комочек. Позабыв про осторожность, бросилась к младенцу, который лежал, сжавшись в комок, и даже не плакал, разглядывая темными глазами всполохи. Ведьма замерла, с удивлением разглядывая ребенка и прошептала:
- Быть не может…
Подбежав, стянула с плеч шаль и укутала, не чтобы защитить от десятиградусного мороза, а чтобы скрыть.
- Отсюда надо уходить, - пробормотала она, спеша к выходу.
Выйти из горящего здания с грудным ребенком на руках, оказалось не так просто. Несколько раз она чудом едва не упала в дымящие ямы. То ли вынесла собственная магия, то ли помог Дракон.
Выбравшись на улицу, пошла быстрым шагом, стараясь не оглядываться и обходить стороной людей, снимавших происходящее на мобильные телефоны и кинокамеры.
Забежала в переулок, за мусорные баки и только там выложила драгоценную ношу на землю. Несколько секунд она разглядывала младенца, не решаясь совершить задуманное. Потом вытащила кинжал, замахнулась, но нанести удар ей помешали.
- Эй, женщина, вы чего там делаете? - раздался за спиной мужской голос.
Ведьма не оглянулась, спрятав кинжал под платье, пообещала:
- Не судьба сегодня. Встретимся позже. Время терпит.
Опустив голову, чтобы мужчина не смог разглядеть её лица, выскочила на шоссе, тут же затерявшись среди пешеходов. Мужчина, пожав плечами, хотел было уйти, но услышал писк. Пойдя на звук, увидел за мусорным баком ребенка, завернутого в кусок черной ткани.
- Вот ведь, - негодующе сказал он, вытаскивая мобильник. - Кукушка, бросила ребятенка. А может и не кукушка, может сатанистка, вон какие на ней цепи висели со всякой мерзостью. Ну, ничего малыш. Сейчас приедут дяди милиционеры. Она разберутся.

Глава 9.
Дракон. Маша.

Двенадцать лет спустя.
- По почкам бейте! - командовал старший и мелкая ребятня старательно лупила кедами в бок валявшейся на земле девчонке.
Та только кусала губы, не издавая ни одного звука. Пыталась ползти к двери, но старший ловко откидывал ее ударом берца назад. Было больно. Гораздо больнее, нежели удары мелкотни. Младшие обуты в кеды. А у Стерха берцы с железными носами.
- Давай быстрее! - торопил он мешающих друг другу ребят. - Что вы там возитесь?
Один из ребят нагнулся, перевернул почти бесчувственное тело на спину и попытался снять с шеи цепочку с медальоном. Эта красивая вещичка служила предметом зависти уже многие месяцы детдомовской ребятни. Многие пытались ее украсть, отнять, выменять, но хозяйка не желала расставаться с вещью, которая была ее с самого рождения. Едва только нянечка отдала Маше цепь с кроваво-красным кулоном, девочка повесила его себе на шею.
Стерх долго ходил кругами и наконец решился, выбрав время, когда обслуживающего персонала в детдоме не было. Няньки и воспитательницы собрались в северном крыле, в столовке, отмечать именины директора. Согнав практически всех своих сявок, Стерх подкараулил Машу, выходившую из душевой.
Полотенце на голову, подножка, толчок в спину и на девушку набросилась ватага мелких зверьков, послушно выполнявших указание старшего. Кто-то из них перестарался и засадил рукоятью ножа ей в глаз. Жуткая боль почти ослепила ее, лишив на несколько секунд сознания, когда по лицу потекло что-то теплое и вязкое. Но отчаянное желание выжить и победить в этой неравной схватке, не давало скатиться в небытие.
Мгновенье полюбовавшись багряными переливами камня, Стерх перевел взгляд на обезображенное лицо девушки и криво ухмыльнулся. Если даже она и выживет, вряд ли у этой «красавицы» появится ухажер. Кому нужна одноглазая тварь. Он попытался расстегнуть замок золотой цепочки, не заметив, как дернулась рука девушки и ногти стремительно налились сталью. Стерх даже не почувствовал, когда длинные когти вспороли ему живот, только в животе вдруг стало разом пусто. Опустив глаза, увидел, как Машка вытаскивает из его живота пульсирующий клубок каких-то трубочек и желтой слизи. Недоуменно поднял голову, словно собираясь спросить, что произошло. Последнее, что он увидел - сверкающий бешенной яростью желтый глаз с длинным узким зрачком.
***
Прошло семь лет.
Детский дом уже давно расформировали. После того чудовищного вечера, когда в результате драки погибло трое воспитанников, воспитателей привлекли к суду за халатность. Детей развезли по разным детдомам (за исключением Марии, пропавшей без следа), а здание долго пытались продать, выставив его на аукцион. Поначалу, бывший детдом купил местный бизнесмен, возжелавший устроить в нем кинотеатр, несмотря на соседство со старым кладбищем. Но дела не пошли, и здание перешло к новому хозяину. Вторым владельцем оказался предприниматель гостиничного дела. Но и у него не сложились отношения с этим домом. Одного из постояльцев нашли зарезанным в номере, и за бывшим детским домом закрепилась недобрая слава. Несколько раз его перекупали с самыми разными намерениями бизнесмены, но не проходило и месяца, как они торопились избавиться от бывшего детдома. Наконец, дом перешел в собственность городской администрации, которая его и списала, назначив на снос.
Огромное полукруглое здание, когда-то горделиво возвышавшееся меж серых пятиэтажек и паркового кладбища, представляло собой груду развалин, куда не каждый бомж рискнет сунуться.
Хлипкие полы давным-давно сгнили, образовав большие дыры. Деревянные рамы, двери, стекла - всё это давным-давно растащено. Если все же рискнуть и влезть внутрь, перемахнув через забор из горбыля, окружающий непрезентабельный остов бывшего жилья, то для проникновения внутрь понадобиться маска. Уж больно там воняет нечистотами.
В одной из комнат, где стены изъедены черной плесенью, под рухнувшими перекрытиями второго этажа лежал матрас, расстеленный прямо на полу. Розовый мишка в изголовье указывал на то, что это место обитаемо. И в самом деле, ближе к ночи в окно влезла девушка. Одета она была в старые джинсы и мужскую клетчатую рубашку с чужого плеча. На ногах растоптанные старые кеды. Длинные волосы стянуты на затылке в строгий узел. Ассиметричная челка почти прикрывает правый глаз, перевязанный черной тряпкой. В руке пакет. Усевшись на матрас, она вытащила из пакета бутылку, куски курицы, и заплесневелый хлеб - всё, что удалось сегодня добыть из мусорного бака. Конец месяца, люди становятся бережливее в ожидании зарплаты. Ободрав зеленую корку с хлеба, она выгребла ногтями мякиш и сунула его в рот. Покачиваясь от наслаждения, жадно пережевывала, запивая это лимонадом, слитым из недопитых бутылок. Газировка почти выветрилась, и намешано туда было сортов пять колы и апельсинового, но девушка не была привередой. Курица, несмотря на то, что он нее основательно попахивало, тоже была съедена.
- Ничо, китаезы еще не такую тухлятину жрут, - успокоила она саму себя, закончив ужин.
Вытряхнув крошки с матраса, стала устраиваться на ночлег. Подняв половицу, вытащила из-под подпола покрывало. Вместо подушки - медведь дурацко-розового окраса. Замотавшись в одеяло с головой, девушка вытащила из кармана мобильник и принялась разглядывать фотографии рыжего кота - единственного друга, которого месяц назад мальчишки забили камнями. У Рыжего хватило сил доползти до порога но, видимо, своё количество жизней он израсходовал.
Вскоре единственный целый глаз девушки закрылся, телефон выпал из рук и она заснула.
Ближе к рассвету девушка вдруг проснулась. Что-то не так в этих трущобах. Кто-то посторонний проник в заброшенный детдом. Маша не шевельнулась, даже глаз не открыла, пытаясь ощутить, откуда исходит опасность. Кожей почувствовала, что некто находится уже в комнате.
- Не притворяйся, - услышала она спокойный женский голос. - Я знаю, что ты не спишь.
- И что? - так же спокойно ответила девушка, открывая глаз.
Прямо перед кроватью стояла женщина лет пятидесяти. Волнистые русые волосы небрежно сколоты шпильками. Черное глухое платье резко контрастирует с бледным цветом лица. Зеленые глаза смотрят с мрачной решимостью. Об этом же говорит зажатый в побелевших пальцах нож.
Не произнеся больше ни слова, женщина шагнула вперед, взмахнув рукой. Но удар не достиг цели. Девушка извернулась и нож вспорол розовый мех игрушечного медвежонка. Отлетев в угол, Мария нащупала стальной прут. Зажав его в руке, она развернулась очень вовремя. Сумасшедшая тетка снова нависла над ней с ножом.
Девушка рубанула вперед-вправо, попав нападавшей острым краем прута по ноге. Брызнула кровь. Однако, это не остановило женщину от удара. В этот раз она не промахнулась, пропоров плечо. Та прикусила губу.
Нападавшую не удовлетворила небольшая рана и она нацелилась в горло. Обороняясь от ненормальной, Мария перехватали прут здоровой рукой, и рубанула ей по виску.
Ведьма замерла. Что-то хрустнуло с мерзким всхлипом, и по кромке волос потекла темная кровь.
- Не верно - прошептала ведьма, сползая вниз по стене. – Ты… должна была умереть. Не я…
- Ну да? – усмехнулась Мария, соображая, что будет делать с телом. –Интересно, почему?
- Ты зло, вновь и вновь, возвращающееся в этот мир… призываю Охотников! Да будет так! – вырвав волос, Ведьма макнула его в кровь и бросила на пол.
Она хотела сказать что-то еще, но горло схватила предсмертная судорога. Не прошло минуты, как ведьма затихла.
Мария минут двадцать пыталась отдышаться, не решаясь притронуться к остывающему телу. Наконец, собрав волю в кулак, она встала.
- Надо убраться, - проговорила она, соображая, что делать дальше. – Оттащу на кладбище, там и зарою.
Выглянув в окно, убедилась, что народу еще нет. Кряхтя от напряжения, девушка перевалила тело на одеяло. Закатав ведьму в рулон, обвязала для прочности веревкой.
Вывалив сверток из окна, Мария взяла лопату, выскочила следом и потащила его к кладбищу. Заходить далеко не стала, у первого же куста принялась копать между двух могил, торопясь успеть до рассвета, когда город заполнят дворники.
Наконец неглубокая яма была готова. Маша, не разворачивая, скинула тело.
- Одеяло жалко, - пробормотала она, закидывая землю обратно.
Приладив траву, чтобы замаскировать свежевскопанную землю, Маша выпрямилась и вдруг услышала мелодию, невесомую и почти призрачную. Воздух сгустился и пошел снег. Прямо из хлопьев снега соткался огромный медведь. Задравши голову к небу, он зарычал, призывая души.
Дракон испуганно отступил назад, увидев перед собой Охотников: двух девушек и рыжеволосого парня.
- Охотники, делайте своё дело! – приказало животное.
Антон стоял и молча смотрел на перепуганного дракона. Они должны его убить, они охотники. Убить дракона, чтобы не допустить… не допустить зла? Зла, которое стоит за этой маленькой, истекающей кровью девчонкой? А потом возродиться в новой жизни и вновь искать и убивать вечное зло, только потому, что они охотники?
А может быть стоит разомкнуть круг?