Галя верная, странница...

               
               
В этот декабрьский вечер ей было особенно тоскливо и одиноко. Из газеты «Беднота», в которой Галина работала помощником секретаря, она вернулась домой с ворохом писем в руках. Письма сразу забросила в угол маленькой комнаты. Разбирать их больше она не будет и часами сидеть за печатной машинкой. Всё решено. И ничего её не остановит. Галя мельком посмотрелась в настенное зеркало: там отражалась молодая, невысокая, сероглазая брюнетка с косой.
- Ну что, гремучая смесь грузинки с французом? Финита ля комедия? - произнесла она вслух.
 Затем она плеснула «Русской горькой» в стакан, выпила разом, закурила папиросу «Сафо». Всё ведь его любимое - и  водка, и папиросы.
Ей вспомнились его стихи:
Каждый вечер, как синь затуманится,
Как повиснет заря на мосту,
Ты идёшь, моя бедная странница,
Поклониться любви и кресту.
   Это же пророческие строчки. Галя взяла в руки фото поэта и прошептала:
- Где же вы, Сергей Александрович? Вас нет вообще нигде! Значит, и меня тоже нет! Есенин!
Ей послышался стук в дверь. Она крикнула:
- Да, войдите! Открыто!
- Добрый вечер, - раздался рядом с ней родной до боли, хриплый, мужской голос.      
- Серёжа! - воскликнула Галина.
- Галя, милая...
  Она кинулась к двери - никого. Снова слуховые галлюцинации. Как же она устала от них. И от бессонницы. Хорошо, что Шурка, младшая его сестра задержится после гимназии на музыкальном вечере. Он очень любил её, посвящал ей стихи, называл: мой Шурёнок. Вообще о сёстрах Сергей всегда думал и заботился, перевёз их из Константинова в Москву. А её, Галину, он считал родной? Может быть, только использовал?
  И как своего литературного секретаря - бегай по издательствам, устраивай его стихи, хлопочи по его делам себе в убыток совершенно, бескорыстно. И как любящую женщину - утешь в минуты любовного голода, при этом терпи бесконечные измены, пьянство, дружков-собутыльников, а потом ищи его по кабакам, тащи на себе захмелевшего, невменяемого. Любовь слепа, ранима, безгранична. Как и ревность - к Зинаиде Райх, Айседоре Дункан, Августе Миклашевской, Софье Толстой и так далее... Да и потом, кто он и кто она. Он - большой поэт, он уже часть истории. Он - стихия, его нельзя было остановить. Сергей летел в пропасть с бешеной скоростью. Особенно после возвращения из-за границы за два года до смерти.
  Галя снова и снова прокручивала всю цепочку событий. Его пьяные московские выходки, милицейские протоколы, уголовные дела, повестки в суд - конечно, добавляли Есенину славы, но и загоняли в угол. С другой стороны, госиздат заключил с ним договор на издание трёхтомного собрания сочинений. Опасаясь суда, он лёг в психиатрическую клинику Ганушкина. В это время Галина поправляла здоровье, нервы в столичном санатории Семашко, потом поехала в село Дмитровская Гора Тверской губернии к родственникам своей подруги Ани Назаровой. Но и там её не оставляли тревожные мысли о нём, она чувствовала приближение беды. Есенин за неделю до трагедии в декабре покинул клинику и поездом отправился в Питер.
У него было  желание начать новую жизнь, издавать свой журнал и творить. В Питере он селится в пятом номере гостиницы «Англетер», на втором этаже, с видом на Исаакиевский собор. И срывается, болезнь берёт своё. Снова встречи, пьянки, мания преследования, глюки. И последнее, написанное кровью стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья», адресованное и переданное  поэту Вольфу Эрлиху. Возможно, Эрлих и видел его последним в тот вечер 27 декабря. А на следующее утро Есенина обнаружили повешенным в своём номере.
  О случившемся Галя узнала с опозданием, только через неделю от Ани Назаровой, приехавшей в Дмитровскую Гору. В этот тот момент Галина еле устояла на ногах, ей показалось, что померкло зимнее солнце, всё потеряло смысл. Да и село накрыла сильная метель. Хорошо, что Аня была рядом. Позже, придя в себя, Галя решила, что она ещё послужит любимому человеку. Отложила счёты с жизнью.
Вернувшись в Москву, на Брюсовский, она собрала в единое все бумаги, связанные с Есениным - его письма, рукописи, записки. Галя всё передала потом в городской архив. Параллельно теребила госиздат на предмет издания его сочинений. И в результате уже в марте 1926 года вышел первый том. Это событие отметили в её квартире в узком кругу. Как и осенью день его рождения - третьего октября. Именно в этот день в тайне от всех она написала завещание: «Все свои вещи и обстановку оставляю младшей сестре Есенина - Шуре. Кате - рукописи брата. Прошу передать книги знакомым Сергея - Качалову, Грузинову, Ане Назаровой»...
  Галина подошла к окну: Москва призывно сверкала вечерними огнями. «Сегодня уже третье декабря, - подумала она. - Я уже целых одиннадцать месяцев и четыре дня живу без него. Довольно. Шурка скоро вернётся из гимназии. Старшая сестра о ней позаботиться. Надо спешить». Она оставила завещание и деньги на виду, на столе. Потом машинально накрыла голову клетчатым кепи, накинула на себя старенькое чёрное пальто. В глубокие карманы сунула финку, дамский револьвер, папиросы, карандаш и бутылку с остатками «Горькой». В полузабытье она выходила из коммунальной квартиры, спускалась с седьмого этажа по лестнице. И повторяла про себя: вот так страна, какого ж я рожна?..
  А потом какая-то сила вела её по заснеженным московским тротуарам, везла на трамвае. Она пришла в себя лишь у кладбищенской ограды «Ваганьково». Миновала сторожку.
- Вы далёко, барышня? - окликнул её бородатый сторож в коротком тулупе и валенках.
- Далёко, отец, - ответила Галя. - Очень далёко.
  Всё вокруг было в снегу. И вдруг одна тропина проявилась, повела её к высокому кресту и небольшой могиле Есениина, утонувшей в цветах и венках. У могилы она допила из горлышка «Горькую», закурила. Стало необыкновенно тихо. На ум пришли его строки:
    Не знаю, болен я или не болен,
Но только мысли бродят невпопад.
В ушах могильный стук лопат
С рыданьем дальних колоколен...
Галя решительно достала карандаш. На коробке «Сафо» написала: «Самоубилась здесь, хотя и знаю, что после этого ещё больше собак будут вешать на Есенина. Но и ему и мне это будет всё равно. В этой могиле для меня всё самое дорогое...».
 Она расстегнула пальто и прижала к сердцу дуло револьвера. Зажмурившись, нажала на курок. Осечка. На коробке черканула: «Первый выстрел осечка». Второй же выстрел не был холостым, он отбросил её в сторону. Она мгновенно умерла. Услышав выстрел, из своего домика вышел сторож и засеменил по направлению к Галине.
Начался обильный снегопад...