На перепутье

На мой юбилей приезжали два друга юности. Посидели, выпили по рюмочке, повспоминали. Они уехали, а меня захватили воспоминания. Вспомнил свои первые влюблённости и в своём архиве нашёл сопутствующие им стихи. Они как опавшие листья моей юности, не принесшие в сознание чего-то главного.
              * * *
Ветерок любви принёс в сердце радость.
А глаза твои лёгкая струя.
Губы алые нетронутая сладость.
Одним словом, ты красивая.
 
Я тебя не люблю, я тебя ненавижу.
Забываюсь во сне, но и тут тебя вижу.
Вижу эти глаза, эти губы ресницы.
В тех бездонных глазах я б хотел утопиться.

                * * *
Мы бродили с тобой как счастливые беи
По ночным площадям твоего Белябея.
Разметалась в ночи смоляная коса.
По ресницам твоим покатилась слеза.
В эту тёмную ночь я простёр свои руки,
Мы тогда ведь не знали о нашей разлуке.
Где ты бродишь мой добрый таинственный бей?
Почему же всё снится мне твой Белябей?

                * * *
Не пришёл я на свидание ну и что ж.
Много встреч и расставаний ты переживёшь.
Может ты мне тихо скажешь: «Я люблю!»?
Вон из сердца как отраву ту любовь свою.
Ярче молодости чувства и завидней нет,
Но как быстро угасает той любви рассвет.
Любить – грешить, а не грешить так значит
Любовью жизнь свою переиначить.
Судьбу за горло взять и сжать до боли,
Пусть говорили бы про нас, пускай мололи.
Молву людскую не унять, пусть ей неймётся.
Всегда лишь на себя пенять мой друг придётся.

Эти увлечения юности не могли закончиться чем-то серьёзным. Это у взрослых после романа у мужчин остаётся впечатление, а у женщин продолжение жизни. Смысл молодых отношений определяет только воспитание, а не идеологический суррогат. А иначе придёт день, когда и моральную проповедь, и чтение стихов слушать будет некому. А ведь истина проста. Совесть не запрещает человеку оставаться самим собой, освобождая его от религиозной навязчивости. Ведь говорить правду себе гораздо сложнее церковной исповеди. Это совершенно иной уровень культуры. Для подтверждения этой мысли вот стихотворение, написанное уже в наше время.

       * * *
Когда в умах больших разруха
или в любви большая боль.
Когда кругом упадок духа,
когда снижающий бемоль
лишает чувственного слуха,
смысл будто спрятав в антресоль.
Там жизнь в семнадцать как старуха
рукой дрожит, просыпав соль.
Кругом сплошная бытовуха,
где боль алкает алкоголь.
Не надо там писать стихи,
где от пустых речей пьянеют,
давно семян добра не сеют,
отвыкли руки от сохи.
Когда-нибудь и мы поймём.
И в наших душах отзовётся
тот смысл, пылающий огнём,
что одиночеством зовётся.
Соотнесём и целое, и часть,
пустые звуки и молитвы,
чтоб в одночасье не пропасть
в бою с собой «кровопролитном».
Но историческим влекомы гоном,
мы всё ещё во власти эпигонов.

А, что сегодня? Вроде бы живу. Но в глубине моего сознания возникают вопросы    к происходящему переосмыслению нашей культуры, создающему особый тип мышления, где слово перестаёт считаться с реальностью. Оно по-своему оформляет его смысл и значение. Для объяснения этих несуразностей беру себе в помощники Чехова. Чехов – сталкер, ходок в зону сознания человека. В поисках особенностей культуры он исследует аномалии этой зоны. Зона, изучая и примеряя как крыловская обезьяна очки его творчество, не в силах усвоить духовную составляющую, видя во всём лишь только насмешку над своим близоруким зрением. Поэтому, исповедуясь в «Прозе.ру», мы к сожалению, не привносим в жизнь изменений, которые так и остаются символами в наших душах.