Акармара ч. IV гл. 1

                Часть IV. Изменившийся мир
                1
        Ляля не стала останавливаться возле реки, чтобы подсмотреть  кто же её преследует. Зачем? В предутренних сумерках все равно ни одного лица не разглядеть. За спиной натужно гудел мотор, похоже машина упрямилась и не желала перебираться через реку. «На ближайшее время дяденьки будут сильно заняты», усмехнулась про себя Ляля, «преследования можно пока не опасаться».
        По довольно пологому склону первые полчаса она шла легко и с удовольствием, впору песенку напевать. Потом захотелось пить, да так, что голова закружилась и в каждом шорохе чудился плеск воды. Стараясь не поддаваться охватывающей разум панике, девушка пошла медленнее, пытаясь ставить ногу бесшумно, в надежде действительно услышать журчание хотя бы малюсенького ручейка. Ей много не надо! Напрасные старания, даже лес вокруг выглядел как старый иссохший скелет, бледно-серый, неподвижный, лишь изредка сквозь ветки виднелось зелёное пятнышко ели или сосны.
         Не уступая своей слабости (ни минуты отдыха!), Ляля упрямо поднималась вверх. Вспомнилось, что по этой тропе с Эриком вместе шли довольно долго и потому пока не искала никаких памятных зацепок. Да и что она смогла бы сейчас найти после стольких лет? Остаётся надеяться, что ноги сами вынесут к ущелью, где «жил пушистый камень, а куст пытался порезать палец». Как говорил Эрик, «здесь, в горах, ты должна верить не своим глазам, а своим ощущениям».
         Ощущения у неё, кстати, те же самые ; ноги дрожат, очень хочется пить, она бы съела что-нибудь, персик, например, или толстый помидор, и сыра большой кусок..., но обязательно с большой чашкой воды, огромной чашкой воды... Никакого чая, никакого сока и прочей ерунды, только вода, чистая, прозрачная...
         Ляля схватилась за свисающий покрытый серым лишайником сук, пережидая лёгкий обморок. Раз ощущения те же самые, будем надеяться, что идёт она верной дорогой. Легко касаясь, кончиками пальцев погладила нежный узор лишайника, благодаря. Сделала несколько мелких шажков, проверяя себя. Странно, но после молчаливой и такой своевременной поддержки засыпающего на зиму дерева она почувствовала себя несколько бодрее.

         Ущелье нашлось часа через два, хотя при ярком свете дня не так уж и походило оно на то, чернее ночи, из детского воспоминания. Узкая кромка, тёмная, каменная, обозначающая обрыв, а дальше все плотно заросло самшитом. Пройдёт ещё совсем немного времени и никто уж и не распознает был ли здесь провал или нет. Но  ровная площадка была и расходящиеся раскинутыми ладошками коричневатые скалы те же.
         От усталости и обезвоживания Ляля еле доползла до первого, более менее крупного камня у коричневой стены и плюхнулась без сил, не боясь отбить попу. И так все ноги ссадинах и синяках, одним больше, одним меньше...
         Оглядевшись, выбрала ещё несколько подходящих валунов. Помучившись, перебираясь от одного к другому, вернулась к первому. Осеннее абхазское солнышко к середине дня стало щедро одаривать округу своим теплом, а этот ребристый осколок располагался пока ещё в тенёчке. И если извернуться, то можно лизнуть едва заметно выступающую влагу на почти отвесной скале, возле которой камень и притулился. Дядя Андрей, помешанный на гигиене и чистоте, орал бы благим матом, как он умеет, если б только увидел как она слизывает с каменной стенки лёгкий водяной муар, скорее пыль, чем воду. На несколько мгновений организм и мозг принимал обманку...
         Вытянув израненные и сбитые до крови ноги, в тонких, в три ремешочка, сандаликах топала по горам все равно что босиком, Ляля оценивала свои перспективы. «Высиживание мха» ни на одном из камней результата не дало. Может быть волшебство проявляется только ночью, в полнолуние, нужна кровь девственницы, корень мандрагоры и что там дальше полагается? Но ждать столько времени она не сможет, раньше скончается от жажды и голода. Со временем любознательные туристы найдут её скелет и назовут это милое самшитовое ущелье «Ущелье безмозглой девы» или всплакнут, вспомнив «Легенду о Нараяме», если среди них окажутся фанаты японца Имамуры. Где же этот большой валун? Ни один из камней не кажется ей нужной, подходящей, величины!
         «Надо собраться с силами и вернуться к реке. Есть там «охотники» или нет, на неё они устраивают облаву или нет, пока не важно, главное ; напиться, а там посмотрим. Потом пробраться в Акармару и попытаться найти свой рюкзак. И еду. И одёжку хоть какую потеплее. Обувь сменить вряд ли придётся... И не факт, что её поймают, даже в Розином жилище за кучей одеял можно спрятаться и никто не найдёт, если храпеть не начнёшь..».
         Ляля неожиданно для себя зевнула, представив как уютно было бы прятаться на топчане под одеялами... Встряхнула головой, прогоняя накатывающуюся полуобморочную дремоту.
         «... и добраться до цивилизации, до любого места, откуда можно позвонить. Дяди-апостолы весь этот иностранный серпентарий разнесут и косточек никто не найдёт. А она им поможет. Особенно ей интересен Давид. Это же надо, поганец!, столько лет на шее у Розы сидел, на всём готовом, палец и палец не ударил, чтобы кому-нибудь здесь помочь, ведра воды ни разу не принёс!»
         Порыв возмущения помог встрепенуться и обдумать иной, не такой оптимистичный вариант. Если рюкзака нет, то добираться придётся не до первого цивилизованного места с телефоном, а как минимум до одного из приятелей дяди Павла. Ляля попыталась вспомнить как зовут того, последнего, чьим гостеприимством она воспользовалась, но в памяти упорно всплывал лишь шикарно накрытый стол с только что приготовленным хачапури, горами зелени, шашлыка...
          Она вздохнула и, с трудом оторвав вконец отяжелевшую голову от прохладной скалы, попробовала ещё разик лизнуть стенку. Камень, как ей показалось, расщедрился и стал совсем влажным, словно и не пар уже, а капельки, как роса...
          «Ну вот, и глюк пришёл!», подумала девушка, «ну, чёрт с ним, только бы у меня сил хватило до реки добраться, там уж как-нибудь планы скорректируем! Посижу ещё совсем чуть-чуть и пойду...».
          В своём полуобмороке - полусне она и не осознала как встала и шагнула к едва обозначенному обрыву, как закричала горько и тоскливо «Эрик! Эрик! Зачем ты меня сюда притащил?!».
          Ей ответило не эхо. В голове прозвучал чуть насмешливый, как обычно, такой родной, такой долгожданный голос.
          «Закрой глаза, Кара, и обернись.»
          Ляля послушно зажмурилась и резко развернулась, не заботясь о том, что может запросто свалиться в самшитовые заросли.
          «Что ты видишь?»
          ;Ничего!
          «Не бойся, я рядом. Смотри! Что ты видишь?»
          ;Тропинка светлая, блестит. Скала коричневая, куст возле неё. Высокий. Листья колышутся. А ветра нет...
          «Ветра нет», подтвердил у неё в голове радостный голос Эрика.

          Сердце у Ляли в груди заметалось как испуганный солнечный зайчик, она держалась из последних сил, сознавая это где-то там, в глубине своего помутившегося разума, но перечить Эрику уже не могла.
          «Большой валун рядом с кустом видишь?», прозвенело торжествующе со всех сторон.
          ;Теперь да!
          Она бросилась к валуну так быстро, как только смогла. Врезалась в него многострадальной правой коленкой и по инерции, не удержавшись, приложилась лбом о шершавую стенку скалы. От неожиданности, вскрикнув, открыла глаза и тут же испугалась, что все Эриково наваждение сейчас исчезнет и все усилия пропадут даром.
          «Не страшись, мой серебряный лучик, ты просто вернулась. Теперь всё будет по другому, всё будет хорошо» мягко и чуть с укором прожурчало в её изнурённой жаждой голове.
          И Ляля поверила, как всегда. Без опаски распахнула глаза. Почти к самому лицу протягивалась тонкая ветка с острыми, как бритва, и тёмно-коричневыми, как давно засохшая кровь, листьями. Ветка легко колебалась, хотя ни малейшего дуновения Ляля не ощущала. Она опустила взгляд. Мощный слой сочного зелёного, мха смягчил удар и колено не особо пострадало. Округлый низкий валун выглядел как покрытый дорогим бархатом пуфик. Такому место в какой-нибудь музейной усадьбе! Казалось, что совсем ненавязчиво он приглашает присесть, отдохнуть...
          Девушка медленно протянула руку к валуну погладить мох, почувствовать какой он...
         «Не правильно», сказала она сама себе и остановилась в неудобной позе, наклонившись, «я сначала должна сесть, а потом должен появиться мох! Я что, не в ту сказку попала?»
         ;Эрик! ;позвала она вслух.
         Но её драгоценный мальчик больше не отозвался.
         Ляля потопталась возле валуна, оглядываясь, но никаких других кустов и камней поблизости не вырисовывались.
         По лицу у неё потекли слезы.
         «Вот странно, слёзы», промелькнула мысль, «значит ещё не полное обезвоживание».
         ;Ладно,; произнесла Ляля громко, чтобы подбодрить себя. ;В конце концов один выход всегда есть ; там, где вход. Нечего зря тревожиться ;победа будет за нами!
          Храбро плюхнулась на сидение из мха. «По крайней мере, не жёсткий», порадовалась за себя девушка. Под пальцами мох переливался всеми оттенками зелёного. Снова зажмурилась ... шаг ей делать не пришлось...

         Даже не открывая глаз можно было прочувствовать, что мир вокруг резко изменился. Её окутало приятной легчайшей влажной вуалью и тело, словно губка, жадно впитывало всю целительную влагу. Сразу расхотелось пить.
         Не торопясь открыть глаза и изменить своё мнение об окружающей действительности (мало ли что увидишь и расстроишься, а пока так чудесно!) девушка дотронулась языком до губ, прикоснулась пальцами к коже. И губы, и кожа ощущались, как говорила одна старая знакомая тёти Шуры, «воложными». Теперь понятно, что она имела ввиду.
         Против ожидания ни шорты, ни футболка совсем не промокли, и только, открыв глаза, на кожаных ремешках сандалий обнаружила тонкий бисерный налёт из капелек. Одна за другой они медленно втягивались через верхний слой и Ляля физически ощущала как потяжелела её обувь. Казалось, что и сама она прибавила килограмма два.
         Вокруг не раздавалось ни звука. И она решилась, наконец.
         Встала и огляделась. И тут же плюхнулась обратно на мягкий камень.
         Такой пейзаж неподготовленному человеку можно обозревать только сидя.