Операция Голоса зовут

Операция «Голоса зовут»

Начальница влетела в кабинет с таким видом, будто держала в руках не телефон, а философский камень.
— Еремей, тысяча гудков мне в уши! У нас новая вершина! — Она с размаху шлёпнула на стол брошюру с логотипом «Вокальная химия». — Слепые аудиозвонки! Никаких фото, никаких имён — только голос!

Еремей Сладострастов (да-да, наш вечный подопытный) с тоской посмотрел на аппарат.
— И что, опять «Божечки» в трубку шептать?
— Гораздо глубже! — воскликнула начальница. — Ты будешь вести диалоги на любые темы! Учёные доказали: тембр голоса и манера речи выдают идеальную пару лучше любого фото! — Она сунула ему диктофон. — Записывай всё! Особенно, если начнётся спор о происхождении вселенной или правильном способе есть пельмени!

Звуковая кабина

Еремей сидел в звукоизолированной будке с наушниками. Перед ним горели шесть лампочек — шесть невидимых собеседниц.

«Субъект 10854, начинайте коммуникационный эксперимент», — раздался голос оператора.

Лампочка 1
Голос — бархатный контральто, каждое слово обволакивало, как дорогой коньяк.
— Девушка: Вы когда-нибудь задумывались, что тишина — это не отсутствие звука, а особый вид музыки?
— Еремей (сразу включившись): Божечки... В смысле?
— Девушка: Ну например, когда вы один в комнате и слышите, как тикают часы... Это же ритм. А собственное дыхание — это мелодия. Мы все постоянно слушаем симфонию собственного существования.
— Еремей: А если соседи сверху топают?
— Девушка (с лёгкой грустью): Это... посторонние шумы, разрушающие гармонию. Но и в них можно найти свою прелесть, если воспринимать их как перкуссию.
Они двадцать минут говорили о экзистенциальном смысле звука дождевых капель по стеклу. Еремей вышел из диалога с ощущением, что прослушал аудиоверсию музея современного искусства.

Лампочка 2
Голос — воздушный, с лёгкой мечтательной дрожью.
— Девушка: А вы верите, что города — это живые существа? Вот Москва, например... она дышит. Особенно ночью, когда зажигаются огни. Это же её сны.
— Еремей: Божечки... А о чём она, по-вашему, мечтает?
— Девушка: О прошлом. Она видит сны о боярских каретах и купеческих обозах. А ещё... вы не смейтесь... я иногда разговариваю с домами.
— Еремей: Серьёзно? И что они вам отвечают?
— Девушка: Сталинские высотки любят рассказывать о парадах. Хрущёвки жалуются на сквозняки. А один особняк на Остоженке... он до сих пор вспоминает баловство 19-го века.
Еремей слушал, заворожённый, чувствуя, что попал в сказку, которую рассказывают шёпотом.

Лампочка 3
Голос — звонкий, чёткий, с ироничными нотками.
— Девушка: Сразу предупреждаю: ненавижу разговоры о погоде. Это последнее пристанище для тех, у кого закончилась фантазия. Лучше скажите, как вы относитесь к ананасам в пицце?
— Еремей (растерянно): Божечки... Ну, это как-то...
— Девушка: Нееет, только не «на любителя»! Это гастрономический провал! Это то же самое, что положить селёдку в торт! Есть вещи, которые просто НЕ СОЧЕТАЮТСЯ.
— Еремей: А килька в томате?
— Девушка: Килька — святое! Но только на чёрном хлебе с луком! И чтобы масло стекало по пальцам... Ой, кажется, я вас запутала.
Они десять минут горячо спорили о сочетаемости продуктов, и Еремей поймал себя на том, что яростно отстаивал право гречки быть гарниром к пельменям.

Лампочка 4
Голос — низкий, с хрипотцой, полный энергии.
— Девушка: Слушай, а давай придумаем, как бы мы выжили в зомби-апокалипсисе? Я, например, сразу в библиотеку. Толстые стены, книги на растопку, а стеллажами можно баррикады ставить!
— Еремей (воодушевлённо): Божечки, гениально! А я бы нашел магазин рыболовных снастей. Сеть — идеальная ловушка для зомби!
— Девушка: Точно! А ещё можно научиться делать луки... Представляешь, мы бы стали королями пост-апокалипсиса! С библиотекой и удочками!
Они с азартом продумывали стратегию выживания, и Еремей впервые в жизни пожалел, что зомби-апокалипсис — это всего лишь фантастика.

Лампочка 5
Голос — тёплый, заботливый, словно свежеиспечённый пирог.
— Девушка: Ой, извините, я тут только котлеты выключила... Вы не подскажете, как лучше: полить их сметаной или томатным соусом? А то мой Мурзик всегда обижается, если я неправильный соус выберу.
— Еремей: Божечки... А он разбирается?
— Девушка: Ещё как! Сметану облизывает аккуратно, а если томатный — сразу лапой отодвигает. Коты — они ведь гурманы настоящие! А вы голубей кормите?
— Еремей: Э-э-э... Нет...
— Девушка: Зря! Они такие смешные, когда воркуют. Я им всегда крошки от пирога оставляю. Только без изюма — он для птичек вредный.
Разговор с ней был как возвращение в детство к самой доброй бабушке на свете.

Лампочка 6
Голос... обычный. Тёплый, с лёгкой картавинкой и смешливыми нотками. Таким голосом могла бы говорить ваша лучшая подруга.
— Девушка: Ой, здравствуйте! Простите, я тут чашку с чаем чуть не опрокинула на клавиатуру... Вечно со мной такое случается, когда начинается что-то интересное!
— Еремей: Божечки... Ничего страшного. О чём поговорим?
— Девушка: А давайте о пуговицах! Вот почему на мужских рубашках они справа, а на женских слева? Это же несправедливо! Или о том, почему апельсины оранжевые, а сок из них — жёлтый? Или... Или о том, какие сладости были самыми вкусными в детстве. У меня — «Лакомка» в вафельном стаканчике. Такое липкое, сладкое...
— Еремей: А у меня — леденец «Петушок»! Его надо было облизывать, чтобы не порезать язык об острые края, а он всё равно щипал за ранки на губах!
— Девушка: Да-да-да! А потом во рту долго-долго оставалось это ощущение... сладости жизни! И губы такими липкими становились, а всё равно было жалко, когда он заканчивался! Помните?
Они говорили обо всём. Спорили, что лучше — «Звёздные войны» или «Звёздный путь». Смеялись над глупыми мемами. Обсуждали, почему люди боятся клоунов, но не боятся мимов. Еремей забыл, что это эксперимент. Он просто говорил. Словно нашёл старого доброго друга, которого знал всю жизнь.

— Божечки... — прошептал он в трубку уже без всякого кодового смысла. — Знаете, а с вами так... легко. Как будто мы знаем друг друга сто лет.
— Со мной обычно говорят, что я слишком разговорчивая, — рассмеялся тот самый, тёплый голос с картавинкой.
— Это прекрасно! — воскликнул Еремей. — Я выбираю вас! Вернее, ваш голос! Это именно та связь, которую я искал!

Финал эксперимента

Когда сеанс связи завершился и Еремей вышел из кабины, его встречала сияющая команда исследователей.
— Феноменально! — жал ему руку главный учёный. — На основе анализа речевых паттернов, тембра и эмоциональной окраски мы подтверждаем — вы нашли идеальную пару! Поздравляем!

Дверь в соседнюю кабину с шипением открылась. Оттуда, кряхтя, выкатилось кресло на колёсиках, а в нём восседала... милая пожилая женщина лет семидесяти с самой доброй улыбкой на свете, седыми волосами и невероятно живыми, внимательными глазами. На её халате красовался бейджик «Главный специалист по голосовым интерфейсам на пенсии Анна Петровна».

— Ну что, милок, — прочистила она горло, и из её уст полился тот самый, тёплый, с лёгкой картавинкой голос. — Понравилось мне, как ты про леденец «Петушок» рассказывал. У меня тут как раз в сумочке целых три леденца для внучки лежат... Один ей оставим, а два — наши!

Еремей застыл на секунду. Но странное дело — шока не случилось. Удивление — да. Но сквозь него пробивалось тёплое, спокойное чувство узнавания. Это же тот самый голос, что час назад смеялся над его шутками про «Звёздный путь».

— Анна Петровна, — сказал он, и сам удивился, как естественно это прозвучало. — А вы, случаем, не помните, почему мимы менее страшны, чем клоуны?
— А как же! — её глаза заискрились. — Потому что мимы молчат, а у клоунов слишком громкая тоска в глазах. Ну что, идём леденцы пробовать?

Неожиданное продолжение

Юлия Сергеевна, готовившаяся к традиционному разбору полётов, с удивлением обнаружила, что Еремей не торопится к ней в кабинет. Более того, он с эксперимента ещё не вернулся, хотя прошло уже почти пять часов. Он и Анна Петровна сидели в столовой, допивая чай и доедая торт «Наполеон».

— Так ваш внук, говорите, в IT? — с искренним интересом спрашивал Еремей.
— Да уж, программирует эти свои... блокчейны, — взмахивала рукой Анна Петровна. — А ты, Еремей, правильно про будущее говорил — без книг никуда и ничто их не заменит!

Они болтали ещё часа два. О книгах, о жизни, о внуках Анны Петровны и о карьере Еремея. Оказалось, что она читала Борхеса в оригинале и знала наизусть пол-Москвы, и могла объяснить разницу между квантовой и обычной физикой так, что становилось понятно даже коту Мурзику.

На следующий день Еремей зашёл к начальнице.
— Юлия Сергеевна, насчёт новой методики с почерком... Я, пожалуй, пас, завтра вечером никак.
— Это ещё почему?
— Мы с Анной Петровной в театр договорились. Она говорит, там новая пьеса про время и память, и мы потом обязательно поспорим о смысле финала.

Юлия Сергеевна смотрела, как Еремей выходит из кабинета, и впервые за долгое время не находила в себе желания смеяться. Она взяла диктофон, перемотала на самый конец последнего диалога.

...А вы знаете, Анна Петровна, — слышался голос Еремея, — это был самый честный разговор в моей жизни.
Потому что и правда, милок, — отвечал тот самый тёплый голос, — когда не видишь лица, сердце становится зорче.

Юлия Сергеевна выключила запись. Коллеги, ожидавшие подколов, недоумённо переглядывались.
— А где же... шутки? — спросил кто-то.
— Не будет шуток, — сказала она. — Похоже, наш Еремей наконец-то провёл успешную операцию. Правда, нашёл он не любовь, а кое-что поценнее. Самого лучшего собеседника на свете.

Еремей шёл по коридору, доставая телефон.
«Анна Петровна, а вы «Карточный домик» смотрели? Нет? Тогда я вам завтра весь заговор перескажу!»
«Божечки, — пришёл почти мгновенный ответ, — только без спойлеров!»

Этот день навсегда остался в его памяти как день, когда он, наконец, нашёл родную душу. И ею оказалась семидесятилетняя женщина с тремя леденцами «Петушок» в сумочке и вселенной в глазах.