И ещё непонятно что

Мороженое — универсальный ключ к решению любых катастроф. Марк взял его осторожно, с подозрением, будто оно могло взорваться. Закрыл глаза, поднес к лицу, вдохнул сладкий аромат и откусил с самого края. Вкус оказался настоящим. Значит, и остальное еще не проиграно.
— Ну? — рискнул спросить Юра.
— Приятно.
— Киви, — фыркнул Юра и улыбнулся так, что и мороженое, и парк, и все обиды вдруг стали куда менее важными.
Они плюхнулись обратно на скамейку. Жара спадала, а вместе с ней улетучивались и заботы.
И в этот самый момент Вселенная с хитрой точностью усадила комочек мороженого прямиком на Юрины шорты. С видом трагического героя он принялся тереть пятно, но лишь размазал зелёную массу по светлой ткани. Вышло художественно, но безнадёжно — настоящий «киви в депрессии».
Марк залился громким, беззаботным смехом. Юра надулся, как воздушный шарик.
— Чего ржёшь? Тебе бы так!
Но из под суровой маски обиженного мальчишки   пробивалось такое счастье, что он и сам уже смеялся, пока только внутри.
— К фонтану, — скомандовал Марк. — Там отмоешься.
Юра с сомнением глянул на фонтан, но поплелся следом, как человек, которому уже не до гордости. Он уселся на бортик, и принялся тереть шорты. Пятно исчезало неохотно, а на его месте проступало новое. Оно кричали: «со мной точно что-то не так!» Марк сдержанно улыбался, наблюдая за этим немым спектаклем, а потом наклонился над водой. Она мерцала, отражала солнце и его собственные мысли. Он уже почти коснулся поверхности...
И тут же вздрогнул от прохладной струи в лицо.
— Вот тебе! Чтобы не смеялся над несчастными! — Юра отскочил в сторону, не скрывая удовольствия.
Марк смахнул воду с лица и рассмеялся в ответ. Промокший, растерянный, но удивительно живой, он понял: это не шутка, а вызов. И мгновенно его принял. Теперь уже Юра стоял с мокрой щекой и широкой улыбкой. А дальше началось настоящее шоу. Они носились вокруг фонтана, хлопали ладонями по воде, брызгались так, будто сдавали экзамен на звание специалиста по счастью.
Публика вокруг разделилась. Одни улыбались, глядя на них с доброй завистью. Другие брезгливо морщились и ворчали:
— Взрослые, а ведут себя как дети…
Но главная ирония в том, что именно такие «взрослые» живут ярче всех. Им совершенно плевать, кто что подумает.
Они опустились на скамейку, мокрые и счастливые. Рядом американские горки возвышались нелепо-величественно, вызывая первобытный страх.
— Никогда не катался, — пробормотал Марк.
— Серьёзно? — Юра уставился на него, будто тот признался в ереси.
— Да.
— Ну тогда вперёд! — скомандовал Юра, хватая его за руку.
— Высоко…
— Тем лучше! — улыбнулся Юра, и поволок его к очереди.
Бороться с Юрой было всё равно что спорить с ураганом. Марк покорно поплелся следом. Юра, сияя как олимпийский чемпион, купил два билета. Служитель усадил их, пристегнул и дважды проверил страховку — на случай, если попались особо нервные.
Вагончики дернулись, завибрировали и поползли вверх.
— Мы же в первом, да? — спросил Марк, мысленно составляя отчет психотерапевту «как меня сюда заманили».
В ответ Юра лишь оскалился в улыбке. Что тут скажешь?
Высота нарастала, внизу люди и деревья сжались до размера пикселей. Впереди зияла пропасть, как на рекламном щите: «Ощути пустоту!» Марк зажмурился.
— Открой глаза! — прокричал Юра прямо в ухо, перекрывая ветер и чужие вопли.
Марк приоткрыл один глаз, потом другой. И пожалел. Рельсы неслись прямо в лоб, проверяя реакцию на жизнь. Всё кружилось, выло, паниковал даже воздух. Марк вцепился в Юрину руку, как в единственную связь с жизнью. На самом верху вагончик замер. Марк напрягся, готовясь к обрыву, но судьба лишь подмигнула и швырнула их вниз задом наперёд.
— Чёрт… — выдохнул Марк, и вцепился в руку так, что у Юры пропало кровообращение.
Потом были новые витки, новые крики, новые спирали ужаса. И тишина. Когда мир наконец перестал вращаться, Марк вывалился из вагончика с лицом просветленного буддиста. Он понял, пока рядом Юра, перерождение гарантировано. Тот подхватил его под локоть и довёл до ближайшей скамейки.
— Посиди. Я сейчас, — распорядился он и растворился в толпе.
Марк сидел неподвижно. Руки тряслись, он уставился в одну точку,  и пересчитывал уцелевшие органы. Мысли унесло ветром, внутри остались лишь пустота и капля дикого счастья.
Юра вернулся, присел рядом и протянул бутылку с водой.
— Пей.
 Марк пил медленно, с каждым глотком возвращался из бури. Сознание плавало в облаках, но тело понемногу оживало. А главное, рядом был Юра. Настоящий, невозмутимый, и этого было достаточно.
— Лучше? — спросил Юра с неподдельным волнением.
Марк кивнул, уголки губ дрогнули в подобии улыбки.
— Вроде. Но всё равно страшно…
— Первый раз всегда так. Некоторых потом увозят в состоянии овоща. А ты… молодец.
— Да, конечно… — ноги ещё не слушались Марка, но над этим уже можно было смеяться.
 Юра посмотрел на руку и начал осторожно разминать запястье.
— Синяк будет точно, — пробормотал он.
Марк всё сразу понял:
— Извини… Это я…  Больно?
— Уже прошло, — отмахнулся Юра.
Марк открыл рот, намереваясь извиняться долго и обстоятельно, но Юра строго взглянул на него.
— Молчи.
— Молчу, — согласился Марк и, к собственному удивлению, действительно замолчал.
Юра немного потёр руку, потом посмотрел на Марка так, что тот в ужасе закрыл глаза.
— Хочешь еще раз?
— С меня… достаточно. Давай просто посидим.
И тут позади раздался властный, почти командный голос.
— Вот вы где!
Юра резко обернулся. За спиной стоял Витя, с грозным видом и скейтом в руках, но глаза выдавали его с потрохами. Он вот-вот готов был лопнуть от смеха.
— Ты?! — голос Юры дрогнул, словно перед ним возникло привидение.
Витя лениво повел плечом.
— Орали так, что на площади было слышно. Кинулся спасать... но, не успел.
Он мельком взглянул на Марка. Американские горки явно не прошли даром. Невозмутимость, за которую он цеплялся, рассыпалась в прах. Полупустая бутылка вертелась в руках, вода булькала, вторя страху в глазах.
— Не придумывай, — фыркнул Юра.
— «Не придумывай»? — Витя прищурился, бросая взгляд на Марка. — Смотри, чуть дар речи не потерял. Инфаркт, поди, в кармане завалялся.
— Он впервые катался на этих… — начал оправдываться Юра, но Витя резко оборвал.
— Вот и я о том же.
Он опустился на скамью рядом с Марком. От Вити веяло грозой.
— На первый ряд затащил? — тихо спросил он.
Марк молча кивнул. Руки дрожали,  внутри бутылки расходились водяные круги.
— Пока этот авантюрист рядом, — Витя кивнул в сторону Юры с ледяной вежливостью, — жди приключений на... все жизненно важные органы.
Юра шагнул вперёд, в центр импровизированной сцены, упёр кулаки в бока. Его лицо пылало, а в глазах сверкали настоящие молнии. Но Витя лишь криво усмехнулся, не моргнув выдержал его взгляд.
— Пару лет назад, —  Витя указал на одинокий столб — он меня сюда затащил.
Столб взмывал в небо подобно дыбе средневекового палача, в окружении безмолвных кресел-свидетелей.
— Посмотри, что там делается.
Троица замерла, подобно зрителям в театре перед поднятием занавеса. Кресла заполнялись людьми, служитель  обходил вокруг, заклиная неведомые силы. Все с треском поползло вверх. Выше. Еще выше.
Люди в креслах съежились до размеров пуговиц, потом до булавочных головок. Наконец превратились в едва заметные пылинки. Мир на мгновение замер… и оборвался.
Пронзительный свист рассек воздух. Платформа рухнула вниз. С такой безумной скоростью, что даже крики не поспевали за ней. Марк зажмурился. В ушах стоял первобытный, животный вой, будто сама земля вскрикнула от ужаса. Крик, способный разбудить не только соседей, но и мертвецов на кладбище.
И тишина. Платформа замерла в метре от земли. Бледные, дрожащие люди вываливались из ее стальных объятий, как грешники, неожиданно помилованные в самых вратах ада, не в силах поверить в собственное спасение.
— Да, — Витя едко усмехнулся и бросил красноречивый взгляд на Марка. — Я тогда на четвереньках отползал.
Он резко развернулся к Юре и ткнул указательным пальцем ему в грудь.
— А этот… хохотал. Ржал, как сумасшедший.
Юра, чья гневная краснота сменилась на стыдливый румянец, пробормотал, отводя глаза.
— Ты себя со стороны не видел...
— Ещё бы! — фыркнул Витя. — Мне хотелось доползти до ближайшего дерева и попрощаться с обедом и, возможно, с завтраком в придачу.
Юра выводил на гравии беспорядочные узоры, пытался вывести: «Простите меня».
— А потом… я бы тебя догнал. — Голос Вити внезапно дрогнул. — Повезло тебе, что я тогда еле ноги волочил.
В его глазах читалась смесь ностальгии по тому безумному дню, злости и необъяснимой нежности.
— С ним, брат, тебе обеспечены… незабываемые ощущения. — его слова прозвучали уже не как шутка, а как напутствие ветерана новобранцу, — У тебя всё впереди. Держись.
Марк всматривался в его лицо, и вдруг осознал, ледяная скорлупа Вити дала трещину. То ли в этих стальных глазах мелькнула едва уловимая теплота, то ли в его собственной душе приоткрылась дверь, которую он так долго держал на запоре.
— Ну что, храбрец, рискнёшь прокатиться со мной? — Юра лукаво подмигнул Вите, кивая на американские горки, чьи острые пики напоминали оскал чудовища.
Витя медленно перевёл взгляд с Юры на Марка, покачал головой с выражением врача у постели больного.
— Клинический случай. — Тон не оставлял сомнений, это был окончательный диагноз.
Витя наклонился к Марку, притворно озираясь по сторонам, и прошептал с преувеличенной таинственностью, специально рассчитывая на острый слух Юры.
— А давай попросим поднять этого безумца на самую макушку... — Его глаза зловеще блеснули. — И оставим там. Пока не взвоет «мамочки». Как думаешь?
Марк замер с открытым ртом, как рыба на берегу Его немой вопрос повис в воздухе.
— Чую измену! — Юра скрестил руки на груди, изображая оскорбленную невинность.
— Кто бы сомневался, — фыркнул Витя. — Ты на чьей стороне, Марк?
— Это же явный сговор! — завопил Юра, драматично хватаясь за сердце. — Двое против одного! Инквизиция отдыхает!
Витя вопросительно поднял бровь.
— Ну что, милосердный суд или отправляем еретика на исправление?
Марк так и застыл между ними с открытым ртом. Витя хлопнул его по плечу выдергивая из ступора.
— Очнись, приятель. Решай.
Марк робко улыбнулся. Он сознавал себя первооткрывателем нового мира. Где каждое слово играло, но не ранило, где смеялись вместе, а не над. Он пока лишь молчаливый зритель. Но ему уже отвели место у камина, где греются свои.