Ноутбук

Вечерняя тишина в квартире была хрупкой, как тонкий лед. Скрипнула половица, и Елена замерла в дверях детской, задержав дыхание. Но трехлетний Мишенька лишь сладко причмокнул во сне и перевернулся на другой бок, обняв своего плюшевого зайца. Убедившись, что сын снова уснул, она на цыпочках вышла и прикрыла дверь, оставив тонкую щелку — привычка всех матерей, превращающая их слух в самый чуткий локатор.

На кухне, под желтым абажуром старой лампы, сидела ее дочь, студентка Марина. Склонившись над тетрадью, она так сосредоточенно грызла кончик ручки, что, казалось, пыталась извлечь из него нужные формулировки для своего семинара по истории Средневековья. Воздух пах остывшим чаем и слабым ароматом ромашки от Мишенькиной ванны. За окном выл ветер, и капли дождя барабанили по стеклу нервную, отчаянную дробь. Почти одиннадцать.

— Чай будешь? — шепотом спросила Елена, опускаясь на стул напротив. — Я свежий заварю.

— Сейчас, мам, еще абзац, — не поднимая головы, пробормотала Марина. — Этот препод такой дотошный, если хоть одно имя перепутаешь — сразу минус балл. Фридрих Барбаросса, Генрих Лев... голова кругом.

Елена смотрела на дочь с тихой нежностью и усталостью. Совсем взрослая. Серьезные глаза, нахмуренные брови, и эта вечная студенческая привычка жить на кофе и бутербродах.

— Ты бы хоть поела нормально, — мягко упрекнула она. — В холодильнике суп есть.

— Мам, не хочу, — Марина наконец оторвалась от тетради и устало потерла глаза. — Как день прошел? Опять завал на работе?

Елена неопределенно пожала плечами. «Завал» было слишком мягким словом для бесконечной вереницы цифр, отчетов и придирок начальницы. А главное — для зарплаты, которой вечно не хватало, чтобы закрыть все дыры.

— Как обычно. Марья Петровна сегодня была в ударе. Нашла ошибку в отчете за прошлый месяц. Пришлось все переделывать.

— Может, мне все-таки пойти работать? — в голосе Марины прозвучали знакомые виноватые нотки. — Хоть официанткой на выходные. Тебе одной тяжело.

— Даже не думай! — в голосе Елены впервые за вечер появилась сталь. — Твое дело — учиться. Закончишь университет, получишь диплом, тогда и будешь помогать. А сейчас — сиди и грызи свой гранит. Иначе зачем это все?

Она протянула руку через стол и коснулась плеча дочери. Марина благодарно улыбнулась. Хрупкий мир их маленькой семьи, державшийся на материнской любви и дочернем послушании, на мгновение восстановил свое равновесие. Старый холодильник мерно гудел, часы на стене отсчитывали секунды.

И в эту самую секунду резкий, требовательный звонок в домофон пронзил их тишину, как ледяной осколок.

Марина вздрогнула так, словно звонок ударил ее током. Она бросила взгляд на мать, и Елена увидела в глазах дочери мимолетную панику, которую та тут же постаралась скрыть за раздражением.

— Ой... это, наверное, Юля, — Марина поспешно встала, отодвинув стул с неприятным скрежетом. — Я сейчас, мам, быстро. Наверное, конспект какой-то забыла.

Она выскользнула из кухни, прикрыв за собой дверь. Елена осталась сидеть, напряженно прислушиваясь. Материнское сердце, настроенное на малейшие вибрации в голосе дочери, уловило тревогу. Голоса за дверью были негромкими, но в них отсутствовало тепло дружеской болтовни. Доносились обрывки фраз: высокий, настойчивый щебет Юли, тихий, почти умоляющий лепет Марины, и иногда — низкий, басовитый рокот, принадлежавший мужчине.

«…я тебе говорила…» — донеслось от Юли.

«…пожалуйста, давай не здесь…» — прозвучал умоляющий голос Марины.

«…решать надо…» — прогудел бас.

Что-то было совершенно не так. Это не было похоже на передачу конспекта. Елена беззвучно подошла к двери и, не раздумывая, повернула ключ.

Картина, открывшаяся ей, была похожа на кадр из плохого криминального фильма. Ее Марина, бледная, с закушенной губой, стояла, вжавшись в обшарпанную стену подъезда, словно пыталась слиться с ней.

Перед ней, вызывающе скрестив руки на груди, стояла Юля. Ярко-красная помада на ее губах казалась хищным мазком, а в глазах плескался холодный, расчетливый огонек.

А рядом с Юлей, занимая почти все пространство тесной площадки, возвышался парень. Он был не просто высоким, он был массивным, как скала. Короткая стрижка, тяжелый подбородок и абсолютно пустое, скучающее выражение лица делали его похожим на телохранителя или вышибалу, которому совершенно все равно, что происходит, пока не поступит команда. От него веяло угрозой, пассивной и оттого еще более жуткой.

— Я тебе последний раз говорю, Марина, — прошипела Юля, не сразу заметив Елену. — Хватит мне мозги пудрить. Ты прекрасно знаешь, зачем мы пришли.

— Добрый вечер, — голос Елены прозвучал на удивление ровно и спокойно, перерезав натянутую нить разговора. Все трое обернулись к ней. Юля нахмурилась, парень лениво скользнул по Елене взглядом. — Если у вас есть разговор, то не стоит обсуждать его на сквозняке. Проходите в квартиру.

Юля прошла на кухню первой, как хозяйка, сбросив на ходу мокрую куртку на стул. Ее спутник, молчаливый гигант, не стал разуваться. Он прошел следом и занял стратегическую позицию у дверного проема, отрезая путь к отступлению. Его массивное тело почти полностью перекрыло свет из коридора, и кухня погрузилась в зловещий полумрак, освещаемый лишь тусклой лампой над столом.

Марина и Елена вошли последними, чувствуя себя чужими в собственном доме. Тишина повисла тяжелая, густая, нарушаемая лишь гудением старого холодильника и нервным тиканьем настенных часов.

Юля обошла стол, провела пальцем по спинке стула, словно проверяя чистоту, и наконец остановилась напротив Елены. На ее губах играла неприятная, хищная ухмылка.

— Ну что, теть Лен. Поговорим по-хорошему? — ее голос сочился фальшивой любезностью, от которой по спине пробегал холодок. — Или сразу начнем по-плохому?

Она взяла со стола старенький ноутбук Марины, покрутила его в руках и с легким стуком опустила обратно.

— Вот. Экспонат, — с презрением произнесла она. — Ваша доченька, отличница-разумница, брала у меня попользоваться. Помнишь, Марина?

Марина, стоявшая у стены, лишь испуганно кивнула.

— Так вот, — продолжила Юля, и ее тон стал жестким, как сталь. — Она его поцарапала. Вот здесь, — она ткнула пальцем с длинным красным ногтем в крышку. — Так что это... «барахло»... я забирать не буду. Оно теперь испорченное. За него нужны деньги.

Елена молча смотрела на нее, пытаясь понять масштаб катастрофы.

— Сколько? — тихо спросила она.

— Пятнадцать тысяч, — Юля бросила цифру, как камень. — Наличными. Прямо сейчас.

Марина ахнула и шагнула вперед.

— Юля, о чем ты говоришь?! Там царапинка с ноготок, ее почти не видно! Я же тебе его вернула, все работало! Это не стоит таких денег!

Юля даже не повернула к ней головы. Ее взгляд был прикован к Елене.

— Рот закрой! — бросила она через плечо, и в ее голосе зазвенел металл. — Еще слово — и цена будет двадцать. Я не с тобой разговариваю, а с твоей мамой. Она же у вас взрослая, ответственная. Вот пусть и отвечает за поступки своего ребенка.

Парень у двери лениво хрустнул костяшками пальцев. Звук в тишине кухни прозвучал оглушительно, как выстрел. Все стало до уродливого ясно. Это был не просто разговор. Это было вымогательство.

Пятнадцать тысяч.

Цифра ударила Елену под дых, выбив воздух из легких. Холод, начавшийся в животе, медленно пополз вверх, к самому горлу, сковывая его ледяными тисками. В ее голове мгновенно пронесся безжалостный финансовый отчет за месяц: коммуналка, остаток по кредиту за стиральную машину, плата за Мишенькин садик, лекарства от его вечной простуды…

Денег не было. Не просто «мало», а не было от слова «совсем». До зарплаты оставалась еще целая вечность — неделя, а в кошельке, в кармане старого пальто, лежала последняя тысяча. Не на новую кофточку, не на поход в кино. На молоко, хлеб и кашу для сына. На то, чтобы продержаться.

Она медленно выдохнула, пытаясь унять дрожь в голосе, и подняла глаза на Юлю. Взгляд у той был стеклянный, выжидающий, как у паука в центре паутины.

— Юля, послушай, — голос Елены прозвучал глухо, но твердо. — Я понимаю, ситуация неприятная. Но у меня сейчас просто нет такой суммы. Давай мы решим это завтра? Я что-нибудь придумаю, позвоню…

— Завтра?! — Юля вскинула идеально выщипанные брови и коротко, ядовито рассмеялась. Смех оборвался так же резко, как и начался. — Вы что, теть Лен, совсем меня за дурочку держите? Думаете, я сейчас уйду, а вы дверь на все замки закроете и телефон отключите? Нет уж. Урок вежливости окончен.

Она сделала шаг к Елене, и в ее голосе зазвенели визгливые, истеричные нотки.

— Меня не волнует! Меня абсолютно, совершенно не волнует, где вы их возьмете! Пошла, поскребла по сусекам! В шкатулке своей порылась, в банке из-под крупы! Тряси мужа, звони подругам, иди к соседям займи! Мне плевать! Но мы отсюда без денег не уйдем. Вообще.

В подтверждение ее слов парень у двери медленно, демонстративно скрестил на груди свои огромные руки. Жест был красноречивее любых слов: «Проход закрыт».

Марина, стоявшая все это время безмолвной тенью, всхлипнула. Звук был тихим, жалким, как писк мышонка.

— А ты молчи, — шикнула на нее Юля, не глядя. — Из-за тебя все. Сиди и смотри, как твоя мать проблемы решает, которые ты создала.

Парень даже не сделал шага. Он словно перетек в пространстве — одно плавное, ленивое движение, и он уже стоял не у входа, а в центре кухни. Его плечо оказалось на уровне глаз Елены. Воздух, казалось, сгустился и стал тяжелым, как ртуть. Маленькая кухня, их уютный мирок, мгновенно сжалась до размеров спичечного коробка, и они оказались заперты в нем с двумя хищниками.

Их взгляды изменились.

Юля больше не смотрела на Елену. Ее глаза, прищурившись, скользнули по комнате оценивающим, цепким взглядом, как у воровки на рынке. Задержались на старенькой, но чистой микроволновке. Метнулись в сторону коридора, откуда был виден край плоского телевизора в гостиной. Зацепились за мамин серебряный подстаканник, стоявший на полке как реликвия. В ее глазах не было злости. Было что-то хуже — холодный, деловитый расчет.

Холодная, змеиная мысль пронзила сознание Елены: дело не в ноутбуке. И даже не в деньгах. Они заберут все, до чего дотянутся. Эта мысль была настолько оглушительной, что на секунду заглушила даже страх. Его место заняла отчаянная, животная решимость. Нужно было что-то делать. Кричать? Он заткнет ей рот раньше, чем она успеет издать звук. Звонить? Телефон лежал в той самой гостиной, рядом с телевизором.

Оставался один шанс — вырваться. Позвать на помощь. Заставить их уйти.

Она собрала всю волю в кулак, заставив лицо принять спокойное, почти покорное выражение.

— Хорошо, — сказала она, и голос, к ее собственному удивлению, не дрогнул. — Вы правы. Я сейчас посмотрю, что у меня есть в комнате. В шкатулке должно было что-то остаться.

Это была откровенная ложь, но она прозвучала правдоподобно. Елена сделала первый, пробный шаг в сторону выхода из кухни.

Гора мышц бесшумно сместилась, полностью перегородив ей путь.

Он не схватил ее, не толкнул. Он просто встал перед ней, как стена. Он ничего не сказал. Просто посмотрел на нее сверху вниз, и в этом взгляде не было ни злобы, ни раздражения. В нем не было ничего, кроме тупой, уверенной силы. Это был взгляд лесоруба, смотрящего на дерево, которое нужно срубить.

Все.

Ловушка захлопнулась с глухим, окончательным щелчком.

Сердце заколотилось где-то в горле, бешено, отчаянно, как птица в клетке. Воздуха стало не хватать. Денег нет. Выхода нет. Полицию не вызвать.

Миша.

В соседней комнате спит ее маленький сын. Он может проснуться от шума, выйти на кухню и увидеть… «это».

Липкий, первобытный страх, страх матери за своего ребенка, затопил ее, парализуя волю. Она смотрела в пустые глаза человека-шкафа, и мир сузился до этой маленькой, душной кухни.

Юля, видя эту немую сцену, победно ухмыльнулась. В ее глазах вспыхнул хищный огонек триумфа. Она уже предвкушала, как сейчас эта сломленная женщина вывернет все карманы и отдаст последнее, лишь бы они ушли. Легкая нажива. Она победила.

Юля победно ухмыльнулась, предвкушая легкую наживу. Она уже видела, как эта сломленная женщина вытряхивает из кошелька последние мятые купюры, как снимает с пальца тонкое обручальное кольцо. Победа была так близка, так ощутима.

И в этот самый момент абсолютной, беспросветной безнадежности раздался тихий звук.

Сначала это был едва слышный высокочастотный писк, словно где-то в стене завелся сверчок-мутант. Все на мгновение замерли.

— Это что еще за фокусы? — раздраженно бросила Юля, думая, что это какая-то уловка. — Марина, если ты…

Она не договорила.

Тот самый поцарапанный ноутбук, лежавший на столе безмолвным куском пластика, вдруг вспыхнул. Не просто включился. Это была вспышка слепяще-синего света, вырвавшаяся из экрана и на долю секунды залившая кухню мертвенным, инопланетным сиянием. Напряженные лица застыли, как на стоп-кадре: перекошенное от злости лицо Юли, тупое недоумение на физиономии ее спутника, широко раскрытые от ужаса и изумления глаза Елены и Марины.

Свет погас, оставив на сетчатке пляшущие синие пятна. Экран ноутбука теперь горел ровным, глубоким синим цветом. По нему с бешеной скоростью бежали строки непонятного зеленого кода. Динамики, которые, как думала Марина, едва могли воспроизводить музыку, зашипели громким, режущим ухо статическим разрядом.

А затем из них раздался голос.

Это был спокойный, абсолютно безжизненный мужской голос. Синтезированный, без малейшего намека на интонацию или эмоции, но при этом усиленный до неестественной, оглушительной громкости, он заполнил собой все пространство, заставляя вибрировать посуду в шкафу.

«— ОБЪЕКТ 734-АЛЬФА.»

Пауза. Каждое слово упало в оглушительную тишину, как камень в колодец. Парень у двери инстинктивно отшатнулся.

«— ОБНАРУЖЕНО НЕСАНКЦИОНИРОВАННОЕ ПЕРЕМЕЩЕНИЕ. ВНЕШНЕЕ ДАВЛЕНИЕ НА ВЛАДЕЛЬЦА-ХРАНИТЕЛЯ.»

Юля ошарашенно уставилась на говорящий ящик. Ее лицо вытянулось, а челюсть отвисла.

— Что... что это такое? — пролепетала она, обращаясь скорее к своему спутнику, чем к кому-либо еще.

Но ноутбук не дал ему ответить.

«— АКТИВИРОВАН ПРОТОКОЛ БЕЗОПАСНОСТИ «БАСТИОН».»

На синем экране исчезли строки кода, и он остался просто пустым, светящимся прямоугольником, из которого продолжал вещать этот бесстрастный, всезнающий голос. Атмосфера на кухне изменилась. Человеческая угроза, такая понятная и реальная, вдруг отступила на второй план перед лицом чего-то совершенно иррационального и непонятного.

Юля и ее спутник ошарашенно уставились на светящийся экран. Парень, чья уверенность держалась исключительно на физической силе, сделал инстинктивный шаг назад, врезавшись спиной в дверной косяк.

— Что за хрень? — пробормотал он, и в его голосе впервые прозвучало не тупое спокойствие, а растерянность. — Это что, розыгрыш?

Юля, оправившись от первого шока, злобно повернулась к Марине.

— Это ты устроила? Какую-то программу скачала, да? Думаешь, мы испугаемся?!

Но голос из динамиков прервал ее, не дав закончить. Он продолжал вещать с тем же ледяным, бесстрастным спокойствием диктора, зачитывающего сводку о количестве осадков, и от этого контраста с происходящим по коже бежали мурашки.

«— ЮЛИЯ ВЯЧЕСЛАВОВНА ГРИЩУК. ИДЕНТИФИЦИРОВАНА.»

Кровь отхлынула от лица Юли. Одно дело — безымянная угроза, и совсем другое — когда бездушная машина называет тебя по имени и отчеству.

Голос продолжил, словно ставя галочки в списке:

«— ИГОРЬ ПАВЛОВИЧ СУХОВ. ИДЕНТИФИЦИРОВАН.»

Парень по имени Игорь вздрогнул и сжал кулаки.

«— ФИКСИРУЕТСЯ ПОПЫТКА ВЫМОГАТЕЛЬСТВА ГРУППОЙ ЛИЦ ПО ПРЕДВАРИТЕЛЬНОМУ СГОВОРУ. СТАТЬЯ 163, ЧАСТЬ 2 УГОЛОВНОГО КОДЕКСА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ. САНКЦИЯ: ДО СЕМИ ЛЕТ ЛИШЕНИЯ СВОБОДЫ.»

Последние слова прозвучали как приговор.

«— ПЕРЕДАЮ ДАННЫЕ ВАШЕГО МЕСТОПОЛОЖЕНИЯ И ПОЛНУЮ АУДИОЗАПИСЬ РАЗГОВОРА ОПЕРАТИВНОЙ ГРУППЕ РЕАГИРОВАНИЯ.»

— Да что ты несешь?! — взвизгнула Юля, делая шаг к ноутбуку, словно хотела его захлопнуть, но тут же испуганно отдернула руку.

«— ВРЕМЯ ПРИБЫТИЯ: ШЕСТЬ МИНУТ ПЯТНАДЦАТЬ СЕКУНД.»

И в этот момент синий экран моргнул и сменился детализированной спутниковой картой их района. Знакомые улицы, крыши домов... А прямо на их доме мигала жирная красная точка с подписью: «ВЫ ЗДЕСЬ».

Секундой позже, на главной улице, в паре кварталов от них, возникла еще одна точка — синяя. И она начала двигаться. Стремительно, неумолимо, прямо в их сторону. Рядом с ней всплыла надпись: «ГРУППА РЕАГИРОВАНИЯ». А в углу экрана появился цифровой таймер, начавший безжалостный обратный отсчет:

«06:14...»

«06:13...»

«06:12...»

Вся напускная бравада с Юли и Игоря слетела, как шелуха. Они смотрели то на экран, то друг на друга, и в их глазах плескался уже не гнев, а чистый, животный ужас. Ловушка захлопнулась, но теперь в ней оказались они.

«05:48…»

«05:47…»

Таймер на экране продолжал свой безжалостный отсчет. Синяя точка на карте неумолимо ползла по улицам, приближаясь к их дому.

Лицо Юли, еще минуту назад наглое и самоуверенное, превратилось в белую, восковую маску ужаса. Ярко-красная помада теперь выглядела на нем как кровавая рана. Ее спутник, потеряв всю свою былую монументальность, отшатнулся от двери, словно она была раскаленной. Он развернулся к Юле, и в его глазах больше не было тупого безразличия — в них плескался гнев и страх.

— Юлька, ты где эту хрень взяла?! — прорычал он сдавленным шепотом, тыча в ноутбук толстым пальцем. — Ты что, с ума сошла?! Ты мне говорила, это ноут какого-то ботана, легкие деньги!

— Я… я не знала… — залепетала она, голос сорвался на жалкий писк. — Он в библиотеке его оставил на столе… Я думала, просто… просто ноут…

«— ОШИБКА,» — бесстрастно поправил голос из машины, прерывая ее оправдания. Каждое слово было как удар молота по наковальне.

Все на кухне замерли. Даже таймер, казалось, на секунду остановился.

«— ОБЪЕКТ 734-АЛЬФА НЕ БЫЛ ОСТАВЛЕН. ОБЪЕКТ 734-АЛЬФА БЫЛ РАЗМЕЩЕН В КАЧЕСТВЕ ПРИМАНКИ ДЛЯ ПОЛЕВОГО ТЕСТИРОВАНИЯ СИСТЕМЫ БЕЗОПАСНОСТИ «БАСТИОН».»

Голос сделал микроскопическую паузу, словно для драматического эффекта.

«— ВЫ, ЮЛИЯ ГРИЩУК И ИГОРЬ СУХОВ, УСПЕШНО ЗАВЕРШИЛИ ТЕСТИРОВАНИЕ. БЛАГОДАРИМ ЗА СОТРУДНИЧЕСТВО.»

На экране мигнула надпись: «ТЕСТИРОВАНИЕ ЗАВЕРШЕНО. РЕЗУЛЬТАТ: УСПЕХ».

«— ВАШЕ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ОЖИДАЕТ ВАС ПО АДРЕСУ ПРИБЫТИЯ ОПЕРАТИВНОЙ ГРУППЫ.»

Это было последней каплей. Сюрреалистичность происходящего сломала их окончательно.

— С-сука! — взревел Игорь. Он больше не был человеком-шкафом. Он был загнанным в угол зверем.

Одним движением он с силой оттолкнул оцепеневшую Юлю в сторону. Та, взвизгнув, отлетела к стене. Не теряя ни секунды, он рванул в коридор, с грохотом сшибая вешалку с одеждой, и пулей вылетел из квартиры, даже не попытавшись закрыть за собой дверь.

Юля, спотыкаясь о ножки стула и всхлипывая от ужаса и боли, бросилась за ним. Ее дорогие сапоги застучали по бетону лестничной клетки.

Грохот и панический топот на лестнице стихли так же быстро, как и начались.

На кухне воцарилась оглушительная тишина.

Елена и Марина стояли, обнявшись, не в силах пошевелиться. В воздухе пахло страхом и дешевым парфюмом Юли. А на столе, как ни в чем не бывало, светился синим экран ноутбука, на котором продолжал свой ход безжалостный таймер.

«04:12…»

«04:11…»

«04:10…»

«04:09…»

«04:08…»

Топот на лестнице затих, растворившись в ночной тишине подъезда. В кухне снова воцарилась тишина. Но это была не та напряженная, густая тишина, что царила до этого. Эта была звенящей, оглушительной пустотой, в которой все еще слышались фантомные крики Юли и безжизненный голос из машины.

Елена, Марина и ноутбук на столе. Три фигуры в застывшей картине.

На экране все еще горела карта. Синяя точка группы реагирования была уже на соседней улице. Таймер продолжал свой безжалостный отсчет.

«03:55…»

Елена медленно, очень медленно, выпустила дочь из объятий. Она сделала шаг к столу, ее ноги были ватными, словно после долгой болезни. Ее взгляд был прикован к светящемуся прямоугольнику. Этот предмет, этот «объект», только что спас их. И, возможно, обрек на что-то еще, совершенно непонятное.

Она протянула руку, но на полпути остановилась, боясь прикоснуться. Что будет, если она его тронет? Заговорит ли он снова? Выдаст ли ее имя и отчество, как только что выдал тех двоих?

— Мама… — шепот Марины был едва слышен. — Что это?.. Чей он?..

Елена не ответила. Она не знала. И, кажется, боялась узнать.

«03:21…»

Наконец, собравшись с духом, она сделала то единственное, что казалось логичным в этой абсолютно нелогичной ситуации. Медленно, словно обезвреживая бомбу, она опустила руку на крышку ноутбука. Пластик был холодным, безжизненным. Она плавно, но решительно закрыла ее.

Раздался тихий, окончательный щелчок.

Синее сияние, заливавшее кухню, исчезло. Голос замолчал. Таймер остановился. Наступила полная, абсолютная тишина.

Теперь на столе лежал просто старый, поцарапанный ноутбук.

Елена долго смотрела на него, потом перевела взгляд на свою дочь. Марина все еще дрожала всем телом, ее глаза были огромными от пережитого ужаса и изумления. Она смотрела на мать, ища ответы, которых у той не было.

Елена снова посмотрела на ноутбук. На его серебристом корпусе отчетливо виднелась та самая царапина — тонкая, неровная линия, из-за которой пять минут назад их жизнь висела на волоске.

Она горько усмехнулась своим мыслям.

Кажется, эта небольшая царапина была самой безобидной и самой незначительной из всех его тайн.