Наша мать королева 2

Зал Дворца культуры сиял, как витрина старинной ювелирной лавки: свет отражался от люстр, зеркал и гладко натянутых лиц. На афише, растянутой у входа, золотыми буквами было написано: «Конкурс красоты для дам благородного возраста. Наша Мать Королева!» Внизу, мелким шрифтом — «Организатор: предприниматель и меценат Санджар Баходырович Алавердыев». Толпа перед входом гудела, как улей. Кто-то спорил, кто-то хихикал, кто-то кричал на внуков. В воздухе смешались ароматы духов «Красная Москва», ментоловых пастилок и терпкого жасмина. На сцене уже стояли восемь кресел — для восьми финалисток конкурса. Все они были разного роста, характера и даже эпохи, но каждая несла в себе особый свет — тот, что не стареет. Они читали стихи, пели, танцевали, рассказывали истории, от которых зал то смеялся, то смахивал слёзы.
Земфира Каирбековна Алавердиева сидела в гримёрке, окружённая внучками и визажистами. Ей было восемьдесят пять, но даже в этом возрасте она сохраняла удивительную стать. Говорили, что если бы Тюркан Шорай родилась в Ташкенте, она выглядела бы именно так. Та же мягкость движений, тот же взгляд — тёплый, глубокий, будто в нём отражалась целая эпоха. Когда она улыбалась, морщины на её лице не старили — наоборот, делали её похожей на женщину, в которой время оставило автограф, но не забрало красоту. Она не пользовалась дорогими кремами, не носила украшений, но всегда выглядела безупречно. Её глаза, зелёные и внимательные, будто умели читать человека с полуслова.
В молодости она преподавала зарубежную литературу, и каждый её студент помнил: даже когда она разбирала Шекспира, казалось, будто говорит о жизни, прожитой ею самой. В её доме до сих пор пахло книгами и кофе, а на стенах висели картины, подаренные бывшими учениками. Она умела готовить — не просто вкусно, а с философией, как будто через блюда пыталась передать характер эпохи. И действительно, по гороскопу она была Рак, и, как все Раки, сочетала в себе кулинарный талант, эмоциональную глубину и материнскую интуицию.
Семеро детей — четверо сыновей и три дочери — давно выросли, стали людьми состоятельными и известными. Каждый из них носил в себе частицу её характера: старший — её сдержанность, средняя — её острый ум, младший — её чувство юмора. Именно младший, Санджар, решил устроить этот конкурс. Вначале он хотел сделать обычный фестиваль красоты для молодых девушек, но внезапно понял — это скучно. Мир видел слишком много юных красавиц, но кто напомнит о тех, кто был красив тогда, когда эти девушки ещё не родились? Так родилась идея — конкурс для женщин не младше восьмидесяти. И, конечно, в центре всего — его мать.
Когда Земфира Каирбековна вышла на сцену, зал замер. В свете прожекторов она выглядела как королева без трона, но с осанкой, перед которой и трон бы поклонился. Платье цвета шампанского подчёркивало белизну кожи, волосы, уложенные в мягкую волну, блестели, как шёлк. Она говорила — и в каждом слове звучала школа, интонация, культура. Рассказывая о своём первом уроке литературы, она вдруг рассмеялась: «Я тогда думала, что Диккенс — фамилия соседа, а оказалось, что это целая эпоха!» Зал смеялся вместе с ней.
А когда началась номинация «Лучшая рассказчица», она не читала выученный текст — просто заговорила, будто вспоминая вслух. Рассказала о любви. Не о своей — о той, что могла бы быть. О мужчине, который однажды подарил ей ветку сирени и сказал: «Если когда-нибудь пожалеешь — вспомни, как пахнет весна». И в тот момент никто в зале не сомневался: этот мужчина действительно существовал.
Конкурс завершился бурными аплодисментами. Жюри долго совещалось. Победительницей объявили другую — милую, скромную участницу из Чиланзара, но публика знала: настоящая королева — Земфира Каирбековна. Она только улыбнулась: «Дорогие мои, не всё, что не первое, хуже. Иногда второе место достаётся тем, кто выше подиума».
После конкурса дом Алавердиевых превратился в штаб-квартиру телевидения и газет. Журналисты звонили без конца, приносили цветы, просили интервью. На следующий день в новостях показали сюжет под заголовком: «Ташкентская Тюркан Шорай покорила сердца страны». Она сидела в кресле и говорила: «Старость — не возраст, это просто новый жанр жизни». Это интервью посмотрели миллионы, и её имя стало символом — не моды, а достоинства.
Семья изменилась. Старший сын, дипломат, стал чаще навещать мать. Средняя дочь-хирург признала: «Мама, ты доказала, что красота может быть естественной». Профессор-сын написал эссе «Философия зеркала», опубликованное во французском журнале. А Санджар понял, что этот конкурс был не просто праздником, а его извинением перед ней. Он стал приходить каждый день — не как организатор, а как сын. Иногда они просто сидели во дворе, пили чай и слушали вечерний Ташкент.
Однажды она сказала: «Женщина живёт, пока её слушают. А теперь меня слушает даже телевизор». И засмеялась — звонко, по-девичьи. Но в её глазах мелькнула тень усталости. Она знала, что это была её последняя роль — не ради короны, а ради примирения с собой.
Через несколько месяцев конкурс «Наша Мать Королева» стал ежегодным. И каждый раз ведущий произносил: «Посвящается первой Королеве — Земфире Каирбековне Алавердиевой». На сцену выходили новые участницы — гордые, трогательные, красивые своей правдой. А в зале, среди зрителей, Санджар всё ещё ловил себя на мысли, что ищет среди них мать. И всякий раз ему казалось: вот она, идёт по подиуму — в том же платье, с тем же светом в глазах.
Дома, на подоконнике её комнаты, стояла фарфоровая корона — лёгкая, почти игрушечная. Рядом лежал томик Пушкина с закладкой на строке: «Любовь, надежда, тихая слава — всё обманчиво, как сон». Под ней — надпись карандашом: «Зато красота — это память». И подпись: З.К.А.


Послесловие

Из статьи Санджара Баходыровича Алавердыева «Моя Мать — Королева»


Когда в тот вечер она вышла на сцену, я вдруг понял: всё, что я строил, зарабатывал, придумывал — было лишь длинной дорогой обратно к ней. Я хотел доказать миру, что красота не исчезает с морщинами, но доказал это прежде всего себе. Её шаги по подиуму были тише музыки, но в них звучали годы — и сороковые, когда она ждала мужа, и шестидесятые, когда вытирала нам носы. В тот вечер она не просто шла — она возвращала миру достоинство старости.
Когда ей присудили лишь второе место, я на секунду ощутил обиду. А она улыбнулась: «Сынок, не всё, что не первое, хуже. Иногда второе место достаётся тем, кто выше подиума».
Теперь я повторяю эти слова всем своим партнёрам. После её ухода мне часто снится тот вечер. Она идёт по сцене, свет на ней мягкий, глаза — как два зелёных озера. И я слышу её голос: «Не бойся времени. Оно не старит, оно рассеивает лишнее».
С тех пор, глядя на каждую женщину преклонных лет, я думаю о ней. И мне кажется, что именно они, наши матери, держат планету — своим терпением, юмором, умением ждать. Я назвал этот конкурс в её честь. Пусть он напоминает всем, что материнская красота — это не макияж и не юность. Это свет, который не уходит, даже когда за окном вечер.

С.Б. Алавердиев