1. 3. ОКВ в предотвращении Торгутского побега

             http://proza.ru/2025/08/18/634


             ОКВ - Оренбургское казачье войско

             В феврале 1771 года отряд оренбургских казаков под командованием войскового атамана В. И. Могутова оперативно выступил в поход к Яику. И только к 12 апреля, с трудом собрав разбросанные по степи части из Орской крепости, вышел отряд регулярных и нерегулярных войск под командованием генерал-майора Траубенберга.

             Траубенберг соединился с Нурали-ханом, но потом повернул на север из-за недостатка продовольствия и фуража. Сам же Нурали-хан неотступно следовал с войском за калмыками на расстоянии одного-двух переходов, иногда вступая в стычки.

                ***

             Станица Степная. Сколько-то и прошло времени – совсем ничего, как вернулся домой Трифон. А вот и опять по станице проскакал с флагом на пике всадник с криком: «Война! Война!», на колокольне соборной церкви ударили сполох!
Афанасий и Трифон вышли во двор. Евдокия и Пелагея подвели под уздцы коней своим мужьям, провожая в дорогу. Детки Трифона: Прохор и Афанасий, названный в честь деда, смотрели на тятю чуть не плача, прижимаясь к бабуле.

              – Ну, что, сын, пришла пора, видно, нам плечо к плечу идти на войну!

              – Да, тятя, пора выдвигаться на сборный пункт.

              Со всех концов съезжаются казаки в боевом обличье к площади. Опять к церкви на молебен – и в путь.

              Могутов Василий Иванович, он же первый атаман Оренбургского казачьего войска, степенно объезжал строй казаков на смотре по случаю убытия на усмирение Убаши-хана и принуждения его к возвращению с войском и семьями на свои прежние стоянки в Россию.

              – А-а! Афанасий Фёдорович, как здравие?

              Атаман смотрел на Голубева, узнав старого знакомого.

              – И вам не хворать, Василий Иванович, всё хорошо! Вот веду в поход казаков станицы с сыном под вашу руку!

               – Вот как! Это такой казак гарный вырос из того малыша, что мы видели при первой нашей встрече!?

               – Так уж двое внуков родили нам с Пелагеей, евонной женой, значит!

               - Ай да время летит! Ну, добре, будем вместе выполнять указ императрицы…

               И, кивнув головой, двинулся дальше вдоль строя на своём породистом жеребце.

               Отряд Могутова спешил, ежедневно уходя всё дальше в степи. Калмыки сделали уже множество переходов и с каждым днём удалялись всё дальше от Яика. Иногда казаки доставали отставшие части войска Убаши и вступали в схватки. И тогда слышался их боевой клич: «Пики вон! Шашки наголо!». И звенело оружие металлом, крики сражённых заглушало ржание лошадей и топот их копыт. Но главный враг для людей и коней был холод. Ночами поднимались большие морозы, а запасы, которые были взяты в поход, подходили к концу. Подвоза провианта и фуража не было.

               С прибытием семитысячного корпуса Траубенберга легче не стало. Поначалу они взаимодействовали с отрядами Нуралы-хана и какое-то время двигались параллельно движению главных сил калмыков, пересекли Торгайское плато с запада на восток и достигли западного притока реки Ишим (Есиль) речки Кинкуль.

               Время бежало, наступившая весна для вымотавшихся людей облегчения не принесла. Путь пролегал всё теми же песчаными холмами, между которыми были разбросаны небольшие глинисто-солонцеватые пространства, покрытые чием и ядовитой акмией, доходившей до колен, а порой и до пояса, которая не пригодная для питания лошадей. Местами попадался древовидный саксаул и сильно колючие кустарники чингила, занимавшие большие площади. На песке изредка встречались агамы и панцири черепах. Большие орлы то и дело проносились над поверхностью земли и временами, бросаясь вниз, выхватывали из кустов зайцев. Войска уходили всё дальше и дальше.

               Ишим сделал поворот, и вместо движения к востоку русские войска повернули на запад, к российским границам. Продуктов становилось всё меньше и меньше, можно сказать, их практически не оставалось. Наступил голод, который приводил к истощению и болезням казаков и служивых.

               Афанасий Голубев посмотрел на сына:

               – На привале собирай командиров, надо что-то предпринимать, иначе поляжем не от сабель калмыков, а от голода.

               – Да, батя, всё сделаю!

               Через несколько часов пути войско сделало привал. Было уже 13 мая. Казаки-командиры прибыли к Афанасию. Тот посмотрел на иссохшие от голода лица.

               – Нужно собрать остатки провианта, казаки, и будем распределять по чуть-чуть среди своих подчинённых. Иначе не вытянуть! Догнать калмыков, ушедших к Балхашу, уже невозможно. По состоянию останков павших лошадей, верблюдов и овец можно понять, что прошли они здесь достаточно давно. Сейчас главное сохранить людей!

              – Афанасий Фёдорович, что дальше? Люди на исходе! Всё сие производит на нас неописанное сокрушение и ужас! – прозвучал вопрос от молодого казака.

              Афанасий поднял глаза на говорившего.

              – Начальник экспедиции барон фон Траубенберг принял решение двинуться всем на север. Война закончилась, в преследование ушли казахи во главе с Нуралы-ханом. Мы уходим на Уйскую линию – к себе. Василий Иванович Могутов распорядился выделить казаков поздоровее, даём им лучших лошадей и отправляем вперёд. Трифон, будешь старшим. Не забывай, чем быстрее выйдете к станицам и пришлёте подмогу, тем больше сохраните жизней!

              – Я выполню, тятя! А ты?

              – Я остаюсь здесь, будем идти вперёд, на сколько позволят силы …

              – Братцы, – Трифон посмотрел на окруживших его казаков, – надо выделить по два человека налегке, самых крепких, с лучшими лошадьми. Скоро вечер, а с утра выступаем на Уйскую линию…

              С первыми лучами солнца вереница всадников стала уходить в степь. Афанасий смотрел им в след и, когда они скрылись из поля зрения, перекрестил казаков:

              – Удачи вам, хлопцы дорогие!

              В пути ушедшим пришлось пережить сильнейшую бурю. Позже, 26-го мая, Трифон вывел передовой отряд к речке Убаган (Абуга, Абуган, Обаган), которая катила свои воды дальше в Тобол. Продолжили дальше движение уже на пределе сил людей и коней, питаясь грачиным мясом и памятуя об оставшихся в степи казаках. Лишь 29 мая услышал Трифон голос дозорного казака, который поднялся на высокий курган:

             – Вижу! Вижу крепость!

             Это была Усть-Уйская крепость, как и Степная, она строилась в 1743 году и входила в Уйскую пограничную линию. Вскорости подъехали к Белой церкви на площадь посредине станицы.

             Провиант собрали быстро и сразу тронулись в обратный путь. Оставив своих на отдых, Трифон повел обоз с местными казаками назад. Все эти дни они ехали день и ночь, пытаясь обогнать время. К обеду одного из дней вышли к своим. Подъехав, Трифон увидел отца, будто он так и стоял на месте все эти дни и ждал его. Тот совсем осунулся, глаза запали, но смотрели на сына с теплотой и гордостью.

            Трифон спрыгнул с лошади и подбежал к отцу:

            – Здорово, батя, я привёз провианту!

            – Слава богу, сынок!

            Афанасий обнял сына, потрепал его по волосам.

            – Вот и конец походу! Да и отслужил, буду заниматься внуками…

            Скоро входили в Степную, оставив самых больных казаков в Усть-Уйской, в лазарете. Жители станицы вышли встречать отряд, который прибыл в этот раз без традиционных выстрелов и шума. Жёны, матери и дети увидели своих мужчин опухшими, измождёнными, имеющими «подобие человеческое». Лишь глаза у казаков, прибывших домой, светились радостью встречи с близкими. Ещё долго среди жителей станицы участников похода узнавали по худобе и бледности.

             А Убаши-хан совершил семимесячный переход с берегов Яика (Урала) в Джунгарию, потеряв больше половины подданных, и пересек китайскую границу в середине августа 1771 года. Цинские власти поселили вновь прибывших подданных в верховьях реки Или, снабдив их на первое время самым необходимым, принудив оформить своё подданство Китаю. Наместнику Убаше было пожаловано: тысяча лошадей, тысяча штук чаю, тысяча штук шелковых материй, а остальным нойонам всего этого – по сотне штук. Убаши и знатные калмыцкие нойоны были приглашены императором и приняты в роскошном дворце Би-шу-шань-чжуань, выстроенном на окраине города Чан-дэ.

            За Убаши был сохранен его ханский титул с пожалованием почетного звания «Зоригту» («Храбрый»). Цебек-Доржи получил титул цинь-вана и почетное звание «Буянту» («Добродетельный»), Бамбар – титул цзюнь-вана и почетное звание «Биширэлту» («Благословенный»), Шеаренг также удостоился титула цзюнь-вана с пожалованием ему почетного звания «Билигту» («Талантливый»).

            В свою очередь, Убаши преподнес императору две сабли: одну, оправленную семью драгоценными камнями, и другую – покрытую золотом. Он сказал, что эти сабли были вывезены из страны Хонгор его прадедом, ханом Аюкой, который завещал своим сыновьям и внукам хранить их у себя из поколения в поколение, но Убаши преподносит эти сабли в знак того, что «теперь он на веки вечные стал рабом Поднебесной империи и теперь ему не надо будет изнурять себя войнами».

            Для основной же массы калмыков откочевка в Джунгарию оказалась настоящей катастрофой, ещё долго заставляя их вспоминать Приволжские степи. В 1791 году в России были получены известия о том, что калмыки намерены возвратиться и снова принять русское подданство. В связи с этими сведениями правительство предписало сибирскому генерал-губернатору дать им убежище и поселить на первый случай в Колыванской губернии. Но этому желанию калмыков не было суждено осуществиться.

             Убаши-хан умер в 1774-м году, спустя три года после обретения «новой родины» в возрасте 29 лет.

             19 октября 1771 года Екатерина II подписала указ о ликвидации Калмыцкого ханства, титула хана и его наместника, и управление калмыками перешло к астраханскому губернатору. Среди оставшегося калмыцкого населения поднимался ропот недовольства властью.

             Продолжение следует.
             Книга опубликована в Литресе.