Поликлиника. Исцеление любовью. ч. 3

Продолжение...

Вечер плавно перетекал в ночь...

Решение остаться переночевать далось Виктору на удивление легко. Не было совершенно никаких внутренних споров, привычного анализа «правильно ли это?», «не нарушу ли я этим какие то границы?». Была лишь тихая, почти осязаемая уверенность, что это для него единственно верный вариант.
Возможно, эту уверенность ему подарил тот самый взгляд Маши, который все еще горел у него в памяти, как запечатленная вспышка света.
Да и куда, на ночь глядя, ехать?

Ольга, казалось, только и ждала его согласия. Она тут же засуетилась, доставая из шифоньера свежее постельное белье с запахом лаванды и мяты.

— Диван на кухне раскладной, довольно удобный, — пояснила она, провожая Виктора в небольшую, но уютную кухню. — И туалет рядом, и ванная. Всё, как у людей!

Пока Ольга возилась с диваном, Виктор вернулся в комнату к Маше. Она лежала с закрытыми глазами, но по её легкому, едва уловимому напряжению в уголках губ он понял, что она не спит.

— Притворяешься что ли? — тихо  и в шутку  спросил он, садясь на привычный стул у кровати.

Она открыла глаза, и в них  заплясали веселые чертики:

— Нет. Просто представляю, как ты сейчас будешь храпеть на всю квартиру, а мы с Олей не сомкнем глаз всю ночь...

— Вот как? — он сделал вид, что оскорблен. — А я-то думал, ты о чём-нибудь  высоком размышляешь.
Надо же, какая прозаичная мысль посетила твой энергичный после массажа мозг. Запомни, я не храплю. Это я… специально проветриваю свои  легкие с напором, достойным бога ветра Эола!

Маша рассмеялась, и этот звук был для Виктора самой лучшей музыкой:

— Ладно, мой личный Эол. Ты не представляешь, как я рада, что ты остаёшься. Мне… как то даже  спокойнее стало!

Эти слова тронули его гораздо больше и глубже, чем он даже  ожидал от себя...

Он взял ее руку, просто подержал в своей, ощущая под пальцами очень тонкую, почти фарфоровую кожу и хрупкие косточки запястья.

— И мне намного спокойнее, — признался он. — Теперь я буду рядом, если что...

Из кухни донесся голос Ольги:

— Виктор, постель готова! И если хочешь, можешь принять душ. Полотенце свежее лежит на спинке стула.

Он кивнул, хотя она его не видела, и отпустил руку Маши:

— Пойду, приведу себя в порядок. А ты постарайся уснуть! Сегодня у тебя была большая нагрузка...

— Я буду стараться, очень, — послушно ответила она, но ее глаза говорили, что сон, это последнее, о чем она сейчас думает.

Душ оказался тем самым островком спасения, где Виктор мог наконец остаться наедине со своими мыслями. Горячая вода смыла с него пот, массажное масло и остатки нервного напряжения. Он стоял, закрыв глаза, подставив лицо под упругие струи, и позволил себе проанализировать тот хаос чувств, который бушевал в нем с момента, как он переступил порог этой квартиры.

Радость...
Безусловная, чистая радость от того, что он здесь, что может быть полезен, что видит эти глаза, слышит этот смех.
Всё это рядом! И ему это нравится!

Влечение...
Острое, физическое, почти болезненное в своей интенсивности.
Оно никак не выходит из головы!

Оно вспыхивало каждый раз, когда его пальцы скользили по ее коже, когда он видел изгиб ее талии или упругую линию бедра, прикрытую пеленкой.

Страх...
Да, да!
Глубинный, леденящий страх ответственности.
Он же почти играл с огнём, и он это хорошо понимал. Его чувства к пациентке были тем  гигантским красным флагом, на котором было написано «НЕПРОФЕССИОНАЛИЗМ» заглавными буквами! И что так нельзя поступать!

Но что он мог поделать, если его профессионализм и его человеческое, мужское начало вдруг сплелись в один тугой, почти  неразрывный узел?
Нуу, он же не какой-нибудь маньяк или преступник?
Как ни крути, он прежде всего мужчина! И врач!
Как говорят, всё в одном флаконе!

Он вышел из душа, растерся грубым махровым полотенцем и почувствовал себя заново рожденным.
Надев чистую футболку и боксёры, которые он, по счастливой привычке всегда брать с собой сменную одежду, нашел в своей сумке, он вернулся на кухню.

Ольга уже ушла в комнату, притушив свет. На диване, аккуратно застеленном, его ждали, своего рода «гнездышко»,  подушка, одеяло...

Он прилег, выключил торшер и погрузился в непривычную тишину чужого дома. Почти что задремал через некоторое время, но...
Из-за двери доносилось ровное, спокойное дыхание Ольги. И… тихий, едва слышный шепот...

Виктор насторожился. Это была Маша!

Он не разбирал слов этого шёпота, но его интонация была тревожной, почти молящей. Он привстал на локте, прислушиваясь. Шёпот стих, сменившись глубокими, порывистыми вздохами.

«Не спит, — констатировал он про себя. — И что-то ее беспокоит?
Может, какая боль? Или кошмар снится? Или что то ещё?»

Мысль о том, чтобы войти и проверить, показалась ему сначала  немного  навязчивой и неловкой. Но уже другая мысль о том, что она чего то мучается там одна, в темноте, была для него прямо  невыносимой...

Тихо, стараясь не скрипеть половицами, он поднялся с дивана и неслышными шагами подошел к чуть приоткрытой двери в комнату.
Ольга спала крепким сном, отвернувшись к стене.
А Маша…
Маша лежала на спине, глаза ее были широко открыты и смотрели в потолок, полный теней. По ее щеке медленно скатывались слёзы, блестя в слабом свете уличного фонаря за окном.

Виктор тут уже не выдержал.
Он осторожно вошел, стараясь не шуметь.

— Маша, Машенька? — прошептал он так тихо, что это было почти лишь движением губ. — Что случилось? Почему ты не спишь?

Она вздрогнула и чуть повернула голову к нему. В ее глазах был не страх, а какая-то совсем  детская, беспомощная тоска:

— Я… я сейчас как то вдруг очень испугалась, — выдохнула она.

— Чего же?

— Что это обычный сон.
Что я вдруг проснусь, а тебя нет. Что все это… массаж, твои слова, твоя улыбка… что это мне показалось. Мой мозг так жестоко шутит иногда надо мною! И боюсь, что я не встану на ноги... Никогда...

Сердце Виктора сжалось.
Он подошел ближе и снова опустился на свой стул:

— Это не сон, Машенька. Я здесь. Я настоящий и живой! Видишь?
И ты не спишь.  Надо спать, надо! — Он бережно протянул руку и коснулся ее пальцев, лежащих на одеяле.

— Не уходи. Пожалуйста. Посиди со мной, пока я не усну. Мне так спокойнее!

Он не мог ей в этом отказать. Не было в мире силы, которая могла бы заставить его отказать ей в эту минуту:

— Хорошо. Я буду здесь...  Спи...

Он устроился поудобнее, не отпуская ее руки. Минуты текли, наполненные лишь их синхронизирующимся дыханием.
Он наблюдал, как напряжение постепенно покидает ее лицо, веки становятся тяжелее, а дыхание глубже и ровнее.
Он думал о ее навязчивом страхе.
О той чудовищной изоляции, в которой она уже столько времени пребывала.
Мир сузился для нее до размеров этой комнаты, а люди — до Ольги и его. И всё!
 
Он стал для нее открытым окном. Окном обратно в жизнь, в какую то надежду, в свои просыпающиеся  чувства...

И в этот момент, глядя на ее засыпающее лицо, озаренное лунным светом, решение пришло само.
Оно созревало весь вечер, а может, и все эти дни, а сейчас просто оформилось в четкую, кристальную мысль.

Он не будет ждать четыре дня!

Он проведет сеанс гипноза сейчас!
Пока ее защитные барьеры сняты этой усталостью и таким содержательным сегодняшним  массажем, пока ее разум витает где-то на грани сна и яви, пока она так безоговорочно ему доверяет...
Самое время!

Это был, конечно,  риск.
Безумный, почти что непрофессиональный риск.
Но его внутреннее чутье, тот самый внутренний голос, который редко когда  ошибался, подсказывал ему,  что сейчас для этого  самый идеальный момент!

Он дождался, когда ее дыхание стало более  глубоким и ровным, свидетельствуя о том, что она погружается  в первую стадию сна. Затем, все так же тихо, почти гипнотически спокойно, он начал говорить:

— Маша… ты слышишь меня? Ты спишь, но твое подсознание меня слышит. Оно всегда на страже. Оно всегда слушает. И сейчас мы с ним поговорим...

Она не ответила, не шевельнулась. Но он почувствовал едва уловимое изменение в атмосфере. Воздух в комнате стал гуще, каким то даже  заряженным.

— Ты в безопасности, — продолжал он мягким, бархатным голосом, который он использовал всегда  на таких сеансах. — Ты полностью расслаблена. Твое тело тяжелое, теплое, оно отдыхает. Оно заслужило этот отдых. А твой разум… твой разум сейчас свободен. Он может парить. Он может вспомнить всё, что когда то  забыл. Он может приказать телу то, что необходимо ему сейчас...

Он делал длинные паузы, позволяя словам просачиваться вглубь её сознания, минуя критическое восприятие.

— Мы не будем торопиться. Мы просто… всё вспомним! Вспомним самую простую вещь. Ощущение движения. Не само движение. Пока только импульс. Тот самый крошечный электрический сигнал, который рождается здесь, в твоем мозгу. Он рождается, когда ты хочешь пошевелить рукой. Просто пошевелить пальцем...

Виктор закрыл глаза, концентрируясь, представляя себе этот процесс так ярко, как только мог. Он мысленно рисовал нейроны, синапсы, бегущий по нервам ток.

— Представь, Маша. Ты хочешь пошевелить пальцем левой  руки. Твой мозг, твое сознание посылает эту команду. Очень тихую, очень осторожную. Как будто ты шепчешь самому дальнему, самому спящему уголку своего тела:

— «Проснись. Приди в себя. Я здесь. Я тебя помню, помню все движения».

Он не знал, работает ли это прямо сейчас...
Может, она уже просто спит, и все его слова уходят в пустоту? Но он верил.
Верил в нее, в себя, в эту странную, почти мистическую связь, что возникла между ними.

— Давай попробуем, — продолжал он. — Не торопись. Не форсируй. Просто сконцентрируйся на указательном пальце левой  руки. Просто почувствуй его. Мысленно проведи по нему. Ощути его вес, его форму, его кожу. А теперь… просто подумай о движении. О едва заметном, почти невесомом шевелении. Просто представь это. Я верю, что ты можешь!

Он открыл глаза и уставился на ее левую  руку, лежащую ладонью вниз на одеяле. В комнате царила полная тишина, нарушаемая лишь дыханием двух спящих женщин и гулким стуком его собственного сердца в ушах.

Прошла минута. Две.
Ничего!

Разочарование, горькое и тяжелое, начало подниматься в его горле. Он был уж слишком самонадеян!
Слишком многого захотел?

Гипноз, особенно в такой кустарной обстановке, без должной подготовки,  это не волшебная палочка.
Это долгая, кропотливая работа.
А тут разогнался, эскулап хренов...

Он уже собирался вздохнуть и откинуться на спинку стула, как вдруг…

Ему показалось? Нет. Не показалось!

Указательный палец Маши на ее   руке чуть дрогнул.

Это было не движение, как таковое. Это было крошечное, почти микроскопическое подрагивание. Словно кто-то дернул за невидимую ниточку, соединенную с кончиком ее пальца. Движение было настолько малым, что его можно было бы списать за случайный мышечный спазм, даже за пульсацию крови...

Но Виктор знал, что это не показалось...
Он это ЗНАЛ!

Он замер, не смея дышать, уставившись на ее руку с взглядом  голодного хищника.

И это опять повторилось...

Палец снова дрогнул.
И на этот раз движение было чуть более отчетливым. Это был не просто спазм. Это было осознанное, пусть и бесконечно слабое, сокращение мышц. Кончик пальца приподнялся на миллиметр, возможно, на сантиметр, и так же плавно опустился обратно на ткань одеяла.

В Викторе все застыло.
Он чувствовал, как по его спине бегут мурашки, а волосы на затылке шевелятся. Он видел это. Он видел чудо! Маленькое, робкое, но настоящее, осязаемое чудо!

Он не сдержался. Его голос дрогнул от переполнявших его эмоций:

— Маша… ты это видишь? Ты чувствуешь? Ты сделала это!

Он даже сейчас забыл, что она в трансе...

Она не ответила.
Она была глубоко в гипнозе, в том пограничном состоянии, где стираются границы между волей и подсознанием.
Но на ее лице, озаренном лунным светом, появилось выражение глубочайшего, почти блаженного покоя. Ушла тревога, ушла тоска. Осталось лишь умиротворение...

Виктор сидел еще с полчаса, просто глядя на нее, на ее палец, который больше не двигался, но чье крошечное движение перевернуло всю его вселенную. Он боялся, что если он пошевелится, это хрупкое волшебство рассыплется, как сон...

Наконец, убедившись, что она спит глубоким и спокойным сном, он поднялся. Его тело затекло, но его дух теперь парил. Он наклонился и, не в силах сдержаться, коснулся губами ее лба, там, где росли тонкие, пушистые волоски.

— Спи, моё солнышко, — прошептал он. — Ты всё сможешь. Я помогу тебе во всём!

Он вышел из комнаты на цыпочках и почти рухнул на раскладной диван.
Усталость накрыла его с головой, но это была счастливая, победоносная усталость. Перед глазами все стоял тот самый палец, подрагивающий на одеяле. Это был не просто мышечный сигнал. Это была первая ласточка. Первая победа в войне, которая только, только  начиналась...

Засыпая, он думал не о протоколах, не о диагнозах, не о какой то  профессиональной этике.
Он думал о том, как завтра утром он увидит ее глаза.
И он сможет сказать ей:

— «У нас с тобой всё получилось. Ты начала возвращаться к прежней жизни, это был твой первый шажок!».

Утро пришло слишком быстро. Первые лучи солнца пробились сквозь кухонное окно и упали Виктору прямо на лицо. Он проснулся от звуков и запахов, доносившихся из комнаты: приглушенный голос Ольги, звон посуды, аромат свежезаваренного чая.

Он встал, приведя себя в порядок, и с замиранием сердца вошел в комнату.
Маша уже не спала. Она лежала, глядя в окно, и на ее лице был выражение, которого Виктор не видел никогда, глубокой, какой то  сосредоточенной задумчивости.

Увидев его, она улыбнулась, но улыбка была уже совершенно иной,  не беззаботной и радостной, как вчера, а какой-то… немного озаренной, что ли,  изнутри:

— Доброе утро, мой милый доктор!

— Доброе утро, Машенька, — сел он рядом. — Как тебе спалось?

— Необычно, — сказала она, не отводя от него взгляда. — Я… что-то помню смутно. Не пойму только!
Ты был здесь ночью? Ты говорил со мной?
Или мне всё привидилось во сне?

Виктор насторожился:

— Да. Ты не могла уснуть. Я услышал, что ты чего то шептала долго, думал, что ты меня звала. Я посидел с тобой недолго... Потом решил попробовать гипноз...

— Нет, — она покачала головой.
— Это было позже. Когда я уже почти уснула. Ты что-то говорил… про палец. Про какое то  движение... У меня еще голос твой звучит даже сейчас в голове...

Сердце Виктора екнуло.
Она всё помнила!
Она была в таком состоянии, что слышала всё и запомнила!

— И что же ты помнишь? — осторожно спросил он.

Она перевела взгляд на свою левую руку.
— Я помню… какое то ощущение. Как будто внутри что-то щелкнуло. Очень тихо. Как крошечная молния в самом кончике пальца. Мне показалось, или… он действительно двигался?

Виктор взял ее руку в свои.
Его пальцы легли точно на то место, где он видел вчерашнее движение:

— Он двигался, Маша. Это тебе не показалось. Ты пошевелила им. Сама. По своей воле!

Он внимательно наблюдал, как это знание постепенно  доходит до нее.

Сначала оно отразилось в ее глазах как недоверие, затем как изумление, и наконец, как всепоглощающая, оглушительная радость.
Слезы брызнули из ее глаз, но это были слезы совсем иного свойства, чем вчерашние...

— Правда? — выдохнула она. — Правда, Виктор? Ты не обманываешь?

— Клянусь своей медицинской лицензией, и стетоскопом — улыбнулся он, и сам чувствовал, как его глаза наполняются влагой. — Я всё,  всё  видел. Ты сделала это при мне! Зачем мне тебя обманывать?

Она закрыла глаза, и по ее лицу разлилось выражение такого блаженного счастья, что Виктору стало ясно,  ради этого мгновения стоит рисковать, стоит нарушать все мыслимые и немыслимые медицинские протоколы, и стоит терять даже свою голову! Стоит!

В этот момент в комнату вошла Ольга с подносом, на котором стояли две чашки чая и тарелка с бутербродами.

— Ну что, как наши пациенты? — весело спросила она, но, взглянув на их сияющие, влажные от слёз лица, замерла:

— Что-то случилось, ребятки?

Маша не могла говорить. Она просто смотрела на свою руку, как будто видела ее впервые.

Виктор взял на себя инициативу:

— Ольга, а ты  не заметила ничего необычного сегодня утром?

Она  поставила поднос и нахмурилась:

— Необычного? Нет… Маша проснулась в хорошем настроении, даже каком-то задумчивом… А что?

— Сегодня ночью, — Виктор говорил медленно, подбирая слова, — мы провели с ней  небольшой, импровизированный сеанс гипноза.
 И Маша… она пошевелила пальцем. Левой руки...

Ольга остолбенела. Ее лицо вытянулось. Она посмотрела на Машу, потом на Виктора, потом снова на Машу.

— Шевельнула? Сама? — ее голос дрогнул. — Машенька, родная, правда?

Маша кивнула, все так же не в силах вымолвить ни слова, и очень медленно попыталась протянуть ей руку, но только смогла пошевелить пальцами!
У нее это получилось!

Ольга бросилась к кровати, схватила эту руку и прижала к своей груди, начиная плакать  тихими, счастливыми рыданиями.

— Господи, слава Тебе! Слава Тебе! — повторяла она, обнимая и целуя свою подружку.

Виктор отошел в сторонку, давая им выплакать свою радость.
Он сейчас чувствовал себя дирижером, который сумел извлечь из оркестра, долгие годы считавшегося немым, первую, чистую ноту...

Когда первая волна эмоций схлынула, Ольга, утирая слезы, повернулась к Виктору:

— Виктор, я не знаю, как Вас, тебя, благодарить. Это… это просто чудо!

— Это не чудо, Ольга, — покачал головой Виктор. — Это обычная работа. В первую очередь  работа Маши. Ее воля. Ее желание жить и ходить. Я лишь… это немного  направил в нужное русло... Обычный гипноз...

— Но ты же сказал, он будет через несколько дней! — вспомнила Ольга.

— Да, так и планировал. Но… обстоятельства сложились иначе. Она не могла уснуть, была взволнована. Я почувствовал, что этот  момент самый  подходящий.
Простите, если я нарушил какие-то планы или напугал тебя  этим...

— Что ты, что ты! — всплеснула руками Ольга. — Напугал бы ты, если бы ничего не произошло! А так… Никогда бы не поверила...

Завтрак прошел в приподнятом, почти праздничном настроении. Маша, наконец,  почти что обрела дар нормальной речи и без умолку расспрашивала Виктора о том, что было, как это получилось, что будет дальше...
Она была похожа на ребенка, который сделал вдруг самостоятельно свой первый шаг...

— Значит, это правда, что  начинает работать? — не унималась она. — Сигнал пошел? Нерв восстановился?

— Нервы,  штука сложная, — осторожно отвечал Виктор. — Один двинувшийся палец или рука,  это же не значит, что завтра ты сразу   пойдешь танцевать.
Но это колоссальный прорыв! Это доказывает, что связь между мозгом и конечностью не прервана насовсем. Она была заблокирована, подавлена. И мы нашли ключик, чтобы до нее достучаться. Теперь главное,  не останавливаться!

После завтрака, как и было договорено, приехал друг Виктора, Сергей, с обещанной многофункциональной кроватью. Установка новой кровати превратилась в настоящее приключение, полное смеха, мужских шуток и всеобщей суеты. Маша, лежа в старой кровати, наблюдала за процессом с видом королевы, принимающей подарок от верных вассалов.

Новая кровать была современным чудом техники,  с электроприводом, пультом управления, позволяющим менять положение изголовья и ножной части, с противопролежневым матрасом.

— Теперь ты сможешь сидеть,  почти как в кресле, — объяснял Виктор, демонстрируя управление. — Это важно для работы легких, для кровообращения и просто для твоего комфорта!

Когда Сергей уехал, а Ольга ушла на кухню мыть посуду, в комнате снова остались они вдвоем. Маша, уже переложенная на новую, пахнущую свежим пластиком и тканью кровать, с восторгом экспериментировала с пультом, то приподнимая, то опуская изголовье.

— Ой, как здорово! Я как капитан звездолета на командном мостике!

Виктор смеялся, глядя на нее. Ее радость была такой заразительной!
Она ему казалась маленьким ребёнком!

Когда она наигралась, она отложила пульт и посмотрела на него серьезно:

— Виктор, а что теперь? Мы будем продолжать еще гипноз?

— Обязательно. Но не сегодня. Сегодня твой мозг и твое тело проделали огромную работу. Им нужно это усвоить. Сегодня только отдых. А завтра… завтра мы попробуем повторить наш ночной успех, но уже осознанно и подготовленно...

Она кивнула, полностью ему доверяям:

— Хорошо. Я буду делать всё, что ты мне скажешь...

Он провел с ней еще пару часов, просто разговаривая, читая ей вслух отрывки из книги, которую она попросила. Было ясно, что эйфория от утра постепенно сменяется здоровой усталостью. Ее веки начали слипаться.

— Спи, — мягко сказал он, видя ее борьбу со сном. — Я посижу, пока ты  не уснешь...

— Ты же не уйдешь? — прошептала она, уже почти во сне.

— Нет. Я никуда не уйду, спи...

Он сдержал слово. Сидел, пока ее дыхание не стало ровным и глубоким. Затем вышел на кухню, где Ольга зашивала какую-то вещь.

— Она уснула, — сообщил он.

Ольга отложила шитье и взглянула на него с безмерной благодарностью:

— Виктор, я даже не знаю, что сказать. Вы… ты подарил ей не просто надежду. Ты подарил ей веру в себя. Я не видела ее такой счастливой с того самого дня!

— Она сильная, — сказал Виктор. — Очень сильная. И нам с вами нужно теперь поддерживать этот настрой...

Он собрал свои вещи. Ему нужно было домой, принять душ, сменить одежду, заехать в клинику, но он обещал вернуться вечером опять к ним...

Выйдя из подъезда, он остановился, подставив лицо слепящему весеннему солнцу. Мир вокруг казался другим — более ярким, более контрастным, более живым. Он достал телефон и набрал номер своего старого друга-нейрохирурга, Анатолия Марковича.

— Толя, привет, это Виктор. Слушай, мне нужен твой совет по одному случаю… Да, тому самому. Нет, все нормально. Просто у нас тут кое-что произошло… Не по телефону... Можешь сегодня встретиться? Да, я понимаю, что ты занят. Это важно. Очень...

Он договорился о встрече на вторую половину дня, положил телефон в карман и глубоко вздохнул.

Путь предстоял долгий и сложный.
Были риски, были подводные камни, была его собственная, все усиливающаяся эмоциональная вовлеченность, которую он уже не мог и не хотел отрицать.

Но сейчас, под теплым весенним солнцем, с памятью о том, как дрогнул палец на одеяле, Виктор чувствовал себя не просто врачом. Он чувствовал себя творцом!
 Соавтором маленького, но настоящего чуда. И это ощущение было сильнее любого страха...

Продолжение следует...