Наган

Родителей Егоша не знал вовсе. Подкидыша подбросили к околоточному надзирателю - то ли в пьяном угаре, то ли от беспросветной нужды, а может от срама. Кто знает. Надзиратель, не долго думая, снёс младенца в приют для зазорных детей, где тот умудрился выжить в то не жалостливое время. Однажды мальчика даже благодушно ущипнул за щёку сам господин ученый Мечников, посещавший богодельни с познавательной экскурсией.

С восьми лет Егошу определили на фабрику веретено крутить за сущие гроши. Понятное дело, парнишка скоро сбежал прямиком в хитровские подполья, где копошилась юркая рыночная мелочь. На квартирах обретались воры и погромщики с именами, а мальчишки вертелись у них на побегушках, пока не приходила пора самим идти на дело - воровать да резать.

Егоша брался за кражи с мальчишеским задором и бесшабашностью. В переплёты не попадал - выбирал жертв попроще: зазевавшуюся деревенщину или горького пьяницу. В иной день умудрялся провернуть три-четыре дела, но на большее не зарился. Знал, есть щипачи, что работают без устали, но те никогда не ходили в одиночку,  всегда была подстраховка. А Егоша компанейским не стал, не было в нём той слепой веры, что связывает воровскую братию.

Носчиком при лавке или подмастерьем таких денег не вытрудишь, хоть семь потов прольёшь. А какая удаль - выскользнуть из давки, ощутить в ладони тяжесть уворованного кошелька! И плевать, что какой-то ротозей потом по пустым карманам бьёт да криком кричит

В тот день фарт был на его стороне. Целых десять рублей умыкнул возле мануфактурного магазина на Никитской. Жертвой стал купец, чёрный как грач, ослеплённый яростью. Лихач придавил ему сапог колесом пролётки и был таков. Пока торговец исходил матерной бранью, Егоша ловко подобрался сбоку и стянул кожаный портмонет с заветным червонцем.

На задней площадке конки добрался до Сухаревки, где ушлый гешефтмахер без лишних слов обменял портмонет на самовзводный наган с патронами. Шёл тогда молодому вору пятнадцатый год.

С этой железной тяжестью в кармане у Егоши прибавилось духу. Теперь у него был защитник понадёжнее, чем пара ломовых детин, что отбивали карманника от шумной толпы.

С наганом за пазухой жизнь Егоши переменилась. Он уже не был просто щипачом-одиночкой, мишенью для любого городового или уличной шпаны. Железо в кармане нащупывал пальцем, как талисман, и оно придавало походке уверенности, а взгляду твёрдости. Мелкие кражи почти забросил - унизительно это теперь показалось. Мысли его кружились вокруг дел посерьёзнее.

Первой пробой стала лавка скобяного товара в Замоскворечье. Хозяин, тучный и сонный мужик, имел привычку по вечерам считать выручку прямо у прилавка, под чадящей керосиновой лампой. Егоша, приметив это, действовал просто и нагло. Вошёл, будто проситься на ночлег, и пока тот ворчал и отмахивался, уложил его рукояткой нагана по маковке. Не сильно - чтоб ошеломить, не до смерти. Звякнули монеты по полу, а парень был таков, прихватив бумажник с ассигнациями.

С этого и пошло. Не вор, а уже грабитель. Компаний он по-прежнему чурался, но слава нашла его сама. На Хитровке за ним закрепилась кличка Егоша-Наган. Одни поглядывали с опаской, другие с расчётом. Как-то раз к нему подкатился вертлявый малый, Сенька по прозвищу Рыска, предложил толковое дельце - обчистить одинокого ювелира-старика в Армянском переулке.

- Он тихий, как мышь, - шипел Сенька, - живет один, охраны нету.  Ввалимся - он всё отдаст, только погрози.

Егоша помолчал, пощупал в кармане гладкую рукоять. Чуял он в этой афере подвох. Слишком уж просто. Да и напарник ненадёжный, глаза бегают.

 - Не, -  коротко бросил Егоша.
"Сам справлюсь", - подумал про себя.

И справился. Но не грабежом, а наблюдением. Вычислил, что старик по воскресеньям ходит к обедне, и в одно такое воскресенье, подобрав отмычку, вошёл в его квартирку. Было там тихо, темно и пыльно. Он не стал ломать сундуки и взламывать замки. Взял лишь горсть серебряных ложек да пару золотых запонок из шкатулки на виду. Ушёл так же тихо, как и пришёл. Чутьё его не подвело: через неделю того ювелира ограбили по-настоящему жестоко и дочиста... Да только сразу взяли грабителей по чьему-то доносу.

Эта история окончательно убедила Егошу в его правоте - доверия нет ни к  кому, а выживает тот, кто думает своей головой и держит палец на спусковом крючке.

Однажды вечером, возвращаясь с Сухаревки, где сбыл запонки, он свернул в знакомый переулок и наткнулся на засаду. Трое. Бывшие "дружки" по подполью, позарившиеся на его растущую славу и, как они думали, доход. Самый крупный, Митька-Рыло, выступил вперёд.

 - Егорка, - сипло сказал он, - погутарим по-хорошему. Делиться надо, а то одному помереть можно от жадности.

Егоша не ответил. Он видел их нахальные, тупые лица в скупом свете фонаря. Сердце заколотилось, но не от страха, а от яростного, холодного возмущения. Рука сама потянулась в карман.

Митька, решив, что мальчишка полез за деньгами, самодовольно ухмыльнулся. Ухмылка так и застыла на его лице, когда он увидел револьверный ствол, блеснувший в полутьме.

Грохот выстрела ударил по ушам, гулко отразившись от каменных стен. Митька с визгом схватился за бедро, сваливаясь в грязь. Его приятели отшатнулисьот него как от чумного и мгновенно растворились в темноте переулка.

Егоша стоял над воющим Митькой.. Он не целился убивать. Но он дал понять, что шутки кончились... Понял ли он сам в тот миг, что перешёл ещё одну незримую грань? Что с этой ночи его одиночество стало иным, не просто участью сироты, а уделом волка, которого боятся и ненавидят, и которому одна дорога - в ещё более тёмную и безжалостную жизнь, где его последним словом станет железный лай нагана.

****************

Нет, бля, касания к нашиму благостному времени. Какой-то мелкий бандюган... Глупость... Написано ещё много, но самому перечитывать невмоготу. Напишу лучше хокку или танка.