Жужжащий дом

Если бы в них не было столько врождённого страха, они бы уже выпили женщину до последней капли крови. А так голодные хищники кружили над жертвой, ожидая, когда она будет занята, чтобы напасть. Маленькими хоботками они резали кожу и старались быстрее напиться тёплой плазмы, пока человек не ощутит боли и не зашевелится. Одно резкое движение и в страхе быть убитыми хищники бросались в воздух. Это повторялось снова и снова: одним удавалось утолить жажду, другим от человеческой руки доставалась смерть.
Светлана тихо выругалась и ударила себя по голому плечу. Она била испачканной ладонью и резкий удар по потной, розовой коже получился хлёстким и громким. Когда мухи снова зажужжали над головой, Светлана подняла с асфальта баллонный ключ и принялась подтягивать гайки на запаске «Соляриса». Одну за другой. Закончив, она бросила ключ на дорогу, а потом потянулась в полный рост.
Горячий воздух выпаривал из тела крупные капли пота и те, что соскальзывали со лба, обжигали сетчатку глаз. Сощурившись, женщина посмотрела налево, на юг, откуда она ехала по чёрному асфальту на север между жёлтых полей пшеницы в половину своего роста. Машина долго, до самого вечера, мчалась по новой дороге, прежде чем лопнуло заднее колесо, и только благодаря навыкам Светланы автомобиль не перевернулся и не улетел на обочину. Женщина вытерла ладонью глаза и повернула голову направо, в этом направлении были те же дорога и поля до самой зелёной посадки у горизонта. Единственным отличием лево и право для глаз стала бетонная автобусная остановка, до которой не успел доехать «Солярис».
Из тени остановки, подставляя голову солнцу, выглянула Оля. В своём возрасте – три с половиной года, она ещё не представляла, что такое терпение. А сегодня был особенный день. Когда утром мама сказала, что папа хочет увидеть Олю, девочка не знала верить в это или нет. Сомнения ушли, как только она села в машину. Год назад мужчина бросил их и ушёл жить к другой женщине, но, несмотря на это, дочь любила отца. Оля надеялась, что если она крепко обнимет его вокруг шеи и тихо прошепчет просьбу вернуться домой к ней и маме, то папа не сможет отказаться, и трое снова станут семьёй.
Мать и дочь встретились глазами.
– Сейчас поедем, – сказала Светлана, и голова Оли вернулась в тень.
Эта короткая встреча взглядов стала мучительным напоминанием о том, куда они едут. На время замены колеса Светлана смогла перестать думать о дочери, даже укусы мух помогали отвлечься. Но сейчас Оля напомнила о себе, и её образ вернулся в голову матери, держась за руку со страхом.
Сначала в животе похолодело, как будто лёд сковал внутренности, а потом стало больно, словно их перекрутили грубыми руками. Приступ паники согнул женщину пополам. Она присела на корточках, вцепившись пальцами в багажник машины, чтобы не упасть на асфальт.
– Надо подняться, думай о чём-то другом, – молча повторяла Светлана.
Нельзя допустить, чтобы Оля видела её такой, нужно спрятать страх как можно глубже в себя, ни лицо, ни взгляд не должны выдать настоящих чувств. Почему она так ненавидит дочь? Ответ давно найден: из-за того, что дочь крадет её жизнь и даже не понимает этого.
Как и подругам, Светлане хотелось не просто жить в браке с мужчиной, а владеть им, чтобы избранник потакал всем прихотям возлюбленной, исполнял любые просьбы и желания, воплощал не слишком оригинальные мечты в реальность. Взамен она поддерживала физическую привлекательность, не оставляла хорошую работу, а регулярный секс был лишь малой частью цены за то, чтобы мужчина подчинялся её воле.
Подходящего под свои нужды человека Светлана встретила на тридцатом году жизни, и сама предложила пожениться. После свадьбы манипулировать избранником стало сложнее. Замужние подруги давали советы, как наверняка привязать к себе мужа. Они повторяли, что «Светочке» нужно родить, и неважно будет ли она любить свою кровь, важнее то, что ребёнок позволит подавить волю мужа соизмеримо с тем, насколько сильно он полюбит сына или дочь.
За полгода до третьего дня рождения дочери Светланин избранник переехал к любовнице. Через месяц состоялся развод. За время совместного существования Светлана открыла перед уже бывшим мужем новые перспективы в жизни, и он отлично распорядился теми связями и возможностями, которые она предоставила. Муж попросту пользовался женой, а когда она перестала быть ему нужна, ушёл к другой женщине, глупее, без хорошей работы, но зато моложе и красивее, ушёл сам распоряжаться своей жизнью.
Светлана осталась с маленькой дочерью, в которой больше не нуждалась. Если бы Светлана могла думать, как одна из тех «настоящих» матерей, что готовы посвятить остаток одинокой жизни ребенку, ей бы не пришлось страдать. Перед родителями и подругами она притворялась любящей мамой. Светлана отлично справлялась с тем, чтобы никто не понял, как сильно она ненавидит Олю и свою новую жизнь. В собственной квартире женщина чувствовала себя, словно в тюрьме, и пока дочь находилась рядом, это чувство не покидало мать. Двенадцать месяцев мучений, триста шестьдесят пять «чёрных» дней подряд пережила Светлана – сегодня была годовщина её личного кошмара.
– Год кошмара, – напомнила себе женщина.
Вот почему она здесь, ей просто хочется освободиться и снова жить ради себя одной. Выходя утром из дома, Светлана знала: от этой поездки зависит её будущее.
Медленно Светлана поднялась во весь рост, её лицо больше не выдавало беспокойства. Она успокоилась и снова могла притворяться.
Улыбнувшись, женщина позвала:
– Олечка, садись в машину!
Девочка спрыгнула с плиты под остановкой и побежала к машине. Улыбка на её лице была настоящей. Без лишних слов Оля открыла заднюю дверь и села за сиденьем водителя. Мать следила за дочерью, пока та не забралась в машину. Ненавидела бы Светлана дочь меньше, если бы они не были так похожи? Оля выглядела как её копия, словно рядом была маленькая Светлана с теми же: формой лица, носом и тонкими губами, светлыми волосами, собранными в хвост, и неотличимой голубизной глаз. Одежда приумножала сходство: джинсы и белые майки.
Светлана аккуратно положила лопнувшее колесо в багажник и туда же быстро собрала инструменты. Закрыв багажник на ключ, она обошла машину и села на водительское сиденье. Рядом стояла бутылка минералки, нагретая из-за жары. Женщина сделала несколько глотков неприятной тёплой воды, быстро закрутила крышку, а потом бросила бутылку на заднее сиденье. Можно было снова ехать.

Скоро стемнеет, а машина даже не доехала до деревни, и Светлана начинала волноваться. Она могла вернуться домой и попробовать через день, но, если дочь расскажет кому-нибудь про встречу с отцом, позже Светлане придётся ответить на много опасных вопросов. Поэтому женщина продолжала надеяться, что за следующим поворотом увидит остатки деревни, в которой родилась. Пока не стемнело, всё ещё можно было сделать.
Оля улыбалась и молчала. До того, как лопнуло колесо, девочка некоторое время вела себя похоже, когда представляла встречу с папой, мысленно повторяя слова, которые собирается ему сказать. Слов было немного, а выучить их было не сложнее, чем стихи для садика. Девочка фантазировала, как папа берет её на руки и несёт в мамину машину. Конечно же, он будет держать Олю в объятьях весь обратный путь, возможно, она даже уснёт у него на руках. А завтра они втроём снова пойдут гулять в парк, и Оля попросит родителей взять её за руки так, чтобы она могла идти между ними, как ей всегда нравилось. Оля знала, родители не откажут, а значит завтра в парке, когда одну её ладонь будут мягко сжимать пальцы мамы, а другую чуточку крепче пальцы папы, она снова вспомнит что такое радость.
О чём девочка думала сейчас, было невозможно угадать. Светлана посмотрела в зеркало над головой. Улыбка, что не сходила с лица Оли, выводила её из себя. Улыбаясь вот так, дочь уже лишила ее времени, аппетита, привлекательности... Светлана могла составить длинный список. Но больше всего прочего она хотела вспомнить, каково это радоваться жизни.
Мать не помнила, чтобы дочь могла молчать столько времени. Как бы это ни было странно, так ей было легче вести машину; смотря вперёд, ни о чём не думая, слушая шум мотора. Но время от времени новый звук нарушал внутренний покой. Чуть громче, чем мотор, где-то в машине что-то периодически включалось и начинало жужжать, словно тихая дрель. В эти секунды Светлана боялась, что «Солярис» заглохнет, и она уже не сможет заставить машину ехать. Всякий раз, как звук повторялся, женщина спрашивала себя, не пора ли повернуть назад.

«Солярис» миновал очередной поворот, за ним оказались новые поля и разочарование для его водителя. На улице уже успело стемнеть, но машина продолжала ехать вперёд, освещая шарами свой путь. Светлана со злостью надавила на педаль газа. Она посмотрела в зеркало над головой на отражение Оли глазами, полными ненависти. Казалось, ещё чуть-чуть и ненависть начнёт переливаться слезами на щёки женщины. Впервые за долгое время, матери не хотелось скрывать от дочери настоящих чувств. Оля смотрела перед собой и по-прежнему улыбалась. На пару секунд губы девочки разжались, и изнутри вырвалось тихое жужжание. Светлана поймала этот момент.
– Это ты! – закричала мать.
Оля посмотрела на маму, потом на дорогу впереди и тихо сказала:
– Мама, смотри.
Женщина готовилась накричать на дочь, но прежде послушалась и отвела взгляд от зеркала. На асфальте стояла девочка и спокойно смотрела на стремительно приближающийся «Солярис». Светлана ударила по тормозам и проскочила мимо ребёнка.
Машина остановилась на обочине в клубах пыли. Светлану трясло, она опустила голову так низко, что лоб касался руля. Женщина тяжело дышала, после того так её дыхание перехватило, и пыталась понять, каким чудом машина проехала мимо девочки, не зацепив её.
В стекло с правой стороны «Соляриса» постучали. Светлана медленно повернула голову. Испуганные глаза уставились на ребёнка снаружи. На вид темноволосой девочке было пять или шесть лет, она стояла перед дверью в ночной сорочке голубого цвета, вокруг её шеи обвивалась красная лента, на которой висел колокольчик. Волосы девочки были распущены, сама она выглядела грязной – лицо, руки, сорочка.
– Здравствуйте, – улыбнулась незнакомка. – Подвезите меня.
Светлана думала о том, что едва не убила этого ребёнка.
– Пожалуйста, подвезите меня.
– Мама, открой.
– Заткнись.
Светлана не хотела, чтобы так близко от деревни были свидетели. Конечно, Светлана не могла всего предусмотреть, но она несколько раз ездила в деревню одна; разведывала, обдумывала всё, и прежде не видела людей так близко от малой родины. Эта девочка уничтожила её надежду освободиться сегодня. Значит, она придумает что-то ещё, сделает это по-другому. Сейчас нужно завести машину и просто уехать домой. А завтра будет новый день и много времени на размышления.
Незнакомка продолжала просить. Светлана сжала трясущимися пальцами ключ зажигания, но повернуть не успела, потому что щёлкнул замок задней двери. Когда женщина посмотрела назад, девочка под звон колокольчика уже забралась на сиденье и тянула на себя дверь. Оля сидела рядом, значит, это она открыла машину.
– Выходи, – потребовала Светлана.
– Пожалуйста.
– Мама.
– Выходи!
– Пожалуйста! – девочка готова была расплакаться. – Я живу близко.
– Тогда иди побыстрее и скоро будешь дома.
– Я боюсь темноты.
– Мама!
– Оля! Дома мы поговорим о твоём поведении.
Незнакомка заплакала:
– Пожалуйста. Я прошу вас.
Светлана могла выбросить девочку из машины, а Оля потом могла рассказать о её жестокости бабушке с дедушкой, в лучшем случае только им двоим, вопрос в том, поверят ли они внучке. Внутренний голос подсказывал женщине, что поверят. Прибавить к этому ложь о встрече с отцом, и Светлане придется долго объясняться с родителями. Она ничего не могла знать наверняка, вот что её злило.
– Где твой дом?
Незнакомка сразу повеселела:
– Езжайте по дороге, с правой стороны между полей будет мой дом. Он здесь один.
– И он близко? – ещё раз хотела убедиться Светлана.
Девочка живо закивала головой:
– Да.
«Солярис» тронулся с места.
– Вы живете далеко от деревни?
– Я не знаю, – ответила пассажирка и, как бы оправдываясь, добавила: – Я недавно здесь живу.
Колокольчик тихонько звенел на шее незнакомки. Светлана подумала, что было бы неплохо дома вешать на Олю такой же, чтобы по звуку отслеживать её перемещение по квартире.
Стоило женщине замолчать, и девочки о чём-то зашептались, улыбаясь и передавая сообщения друг другу на ухо. Светлана бросала короткие взгляды на зеркало заднего вида и заметила, что девочки также следят за ней, новые подружки не хотят, чтобы она узнала их секреты. Слишком быстро они сдружились, женщине это не нравилось. Светлана прибавила скорости; чем быстрее она доставит незнакомку к дому, тем быстрее разорвет её связь с дочерью.
В пределах видимости дом появился минут через пятнадцать движения автомобиля. Старый, низкий, деревянный дом с кирпичной трубой, воткнутой в шифер. Жилище бедных людей. Сзади стоял большой сарай, при лунном свете, было видно, что он оббит кусками шифера. Забор вокруг владений никто не поставил.
«Солярис» остановился напротив дома.
– Приехали, – объявила Светлана. – Выходи.
На заднем сиденье заёрзали, Светлана ждала звук захлопывающейся двери, тот сигнал, что можно развернуться и ехать домой, но как только дверь открылась, воздух разорвал крик:
– Бежим!
Держась за руки, девочки побежали к дому.
– Что? – вырвалось у Светланы, прежде чем она распахнула дверь и бросилась за дочерью.
Девочки пробежали вдоль стены дома, а потом скрылись за углом.
– Оля, стой!
В окнах дома не было света, и рассмотреть его внутренности женщина, пробегая мимо, не смогла. За углом её ждала настежь открытая дверь сарая, из которого на заднюю стену дома падал жёлтый свет.
– Оля!
Девочка не ответила.
– Почему она убежала? Куда? – вопросы, которые мысленно кричала растерянная и напуганная мать.
Светлана зашла в сарай. В помещении пахло сеном и воняло дерьмом. Вдоль стен были устроены загоны для скота. Светлане хватило нескольких поворотов головы, чтобы понять: она попала в кошмар. Совсем маленькие, молодые и старые, но все худые, полуголые и грязные люди были заперты в загонах. В одном из них спали двое детишек в мешковинах, обнявшись для тепла, в другом угрюмый старик подтирался сеном, в соседнем женщина поила ребёнка грудным молоком, а в загоне напротив сидела беременная девушка и следила за процессом кормления. На шее каждого из них висел колокольчик на красной ленте и тихо звенел.
Между загонов в дальнем конце сарая прижимались к стене незнакомка и Оля. Они смотрели на Светлану с ненавистью, а когда женщина их заметила, ненависть исказила и девичьи лица.
– Оля, – Светлана протянула руку и неуверенно шагнула вперед.
В загоне справа, обняв колени, сидела голая старуха с жидкими волосами рыжеватого оттенка и не сводила глаз с одной точки на стене. В загоне слева стояла на коленях лысая женщина. Своё лицо она закрывала ладонями, между растопыренных пальцев можно было видеть её почти безжизненные глаза.
– Дочка, мы должны уйти отсюда, – мать не просто говорила, она умоляла.
– Нет! – закричала незнакомка.
– Нет! – повторила Оля.
Светлана не могла оставаться в сарае.
– Нет? – неуверенно спросила она.
– Нет! – закричала Оля.
– Тогда оставайся здесь.
Светлана развернулась и побежала к машине, она думала только о том, чтобы как можно быстрее убраться подальше отсюда. Стоило глазам привыкнуть к темноте, как в доме включился свет и ослепил женщину, когда она пробегала мимо. Светлана прикрыла глаза рукой и была вынуждена перейти на медленный, осторожный шаг. В одну из секунд, когда женщина была ослеплена, спереди раздался протяжный свист. Хозяин дома и сарая звал на помощь.
Он стоял там, докуда не доставал свет из окон, и пока Светлана оббегала его на расстоянии нескольких метров, силуэт не сдвинулся с места. Главную опасность для женщины сейчас представлял не он, а люди, которые пришли из сарая на свист своего хозяина. Судя по тому, что эти двое не были заперты в загонах, а имели свободу перемещения, а также по тому, что вместо колокольчиков на них были кожаные ошейники, хозяин дал им иное предназначение, нежели остальным людям из сарая. Молодые и быстрые, наверняка одной из обязанностей этих мужчин было догонять.
Свою жертву они нагнали в темноте между домом и «Солярисом». Светлана даже не кричала, когда они схватили её и повалили на землю. Страх отобрал у женщины голос, да и для чего ей было бы кричать: на помощь звать некого, а этих двоих её громкий голос вряд ли испугает. Но вырваться из цепких рук мужчин она пыталась, говорить что-либо понятное при этом было выше её сил, поэтому звуки, которые она издавала, походили на скулеж собаки.
В темноте Светлана могла различать лишь тени рук, схватившихся за неё, и то с трудом. Поэтому женщина не видела, как тяжёлый кулак бьёт её в челюсть, а только почувствовала. Видимо, она разозлила мужчин своим сопротивлением, но, что ещё хуже, после этого удара Светлана утратила уверенность в себе, поняла, что, если её ударят ещё раз с похожей силой, она потеряет сознание. Руки женщины ослабли, и враги быстро этим воспользовались; один из них потянул Светлану за руки, и когда её голова поднялась над землёй, второй нанёс удар в затылок.

Сознание вернулось к Светлане уже в доме. Она сидела в зале без окон на стуле из красного дерева, уткнувшись лбом в круглый исцарапанный стол из того же материала. У женщины одновременно болели затылок и нижняя челюсть, язык чувствовал вкус крови. Она приподняла потяжелевшую после драки голову, и сразу же попыталась встать, затёкшее тело соскользнуло со стула и рухнуло на пол. Ковра не было, только голые доски. Светлана медленно поднялась на четвереньки, при тусклом свете стены, оббитые красной материей, смотрелись как пурпурные. Из-за неё даже не было понятно, в какой стене находилась дверь из зала.
Стол был в центре помещения, прямо под стеклянной люстрой. То, что было вокруг люстры, одновременно завораживало и пугало женщину. Они закрывали весь потолок, длинные и короткие, темно-коричневые и оранжевые, и все в чёрных точках – липкие ленты для мух, удерживающие десятки тысяч тел насекомых.
В дальней от Светланы стене открылась дверь, и на грязный пол зала босыми ногами ступил мужчина в чёрных штанах и серой майке. Как и люди из загонов, он был худым, женщина могла рассмотреть его тонкие конечности и костлявое туловище, короткие чёрные волосы, уши и острый подбородок, но его лицо, хоть какие-то детали, при том, что мужчина стоял недалеко, Светлана не могла рассмотреть. Видимо, её слишком сильно ударили в затылок. Последнее, что заметила женщина: на шее у мужчины ничего не было, ни колокольчика, ни ошейника.
– Добро пожаловать. Давайте будем честными друг с другом, – предложил мужчина и пошёл к Светлане. – Это очень плохое место.
Женщина вцепилась в ножку стола и безуспешно пыталась встать. Она бы снова упала на пол, если бы мужчина не подхватил её сзади и не посадил на стул. Левой рукой мужчина опёрся о стол, а правой крепко схватил Светлану за волосы.
– Слушайте внимательно, – зашептал он на ухо. – Есть два типа людей, которые сидят за этим столом. Одни умоляют отпустить, плачут и не поддаются уговорам прекратить. Они продолжают психовать и… видите эти царапины?
Светлана окинула взглядом стол. Вся поверхность была ими испорчена.
– Мне ничего не остаётся делать, кроме как разбивать их головы об этот стол. Хотите увидеть на нём свой мозг?
Светлана замотала головой.
– Я ненавижу людей, а плачущих людей я ненавижу ещё больше. Когда я вижу слёзы, я становлюсь бешеным. Вы не представляете, как они надоедают мне на работе. Поэтому, когда я привожу гостей сюда, в этот тихий уголок, я требую от них вести себя спокойно. Второй вид людей находит силы справиться с эмоциями. Он гостит здесь дольше, чем первый. Я не буду врать, как и обещал, всех людей в моём доме ждёт только одно, но у тех, кто ведёт себя за столом хорошо, есть шанс… оттянуть момент.
Мужчина повернул голову Светланы, чтобы увидеть её глаза:
– А теперь скажите, вы будете плакать или мы спокойно поужинаем?
– Я не буду плакать, – тихо выдавила из себя женщина.
– Хорошо! – обрадовался мужчина. – Сейчас принесу первое.
Он вышел из помещения. Первое, что хотелось сделать Светлане, это расплакаться, но она сдерживала себя. Весь прошлый год, она училась прятать настоящие эмоции от дочери, сейчас от этих навыков, как и прежде, зависела её жизнь, сменился только враг. Но кто он? Где её дочь? И эти мухи на лентах, о которых нельзя не думать, если видишь хоть краем глаза… Десятки тысяч пленников этого зала. Светлана закрыла глаза. Женщина не понимала происходящего. Мужчина дал ей время и лучшее, что она могла сделать, это терпеть боль, подыграть ему, выбрать подходящий момент и ещё раз попытаться сбежать.
Когда мужчина опустил на стол блестящий поднос с первым, ложки ударились, и их звон заставил Светлану открыть глаза.
– Вы – молодец.
Мужчина поставил перед Светланой глубокую чашку с овощным супом и маленькую тарелку с двумя кусками белого хлеба. Последней он передал ложку, опустил её в чашку пленницы. Всё то же самое, мужчина выставил на противоположном краю стола. Поднос он не стал уносить, оставил лежать на середине стола.
– Скажите мне своё имя, – попросил мужчина, когда сел за стол. – Ведь люди с этого начинают знакомство.
– Светлана, – женщина говорила не очень громко.
– Не самое красивое женское имя, но вашей вины здесь нет, ведь имена дают детям родители... Попробуйте суп, я дал ему остыть, чтобы на ложку не приходилось дуть всякий раз.
Светлана послушно взялась за ложку. Она зачерпнула несколько кусочков варёных моркови и лука и отправила в рот. Вкус овощей и жидкости ей понравился.
– Что до меня, то здесь никто не обращается ко мне иначе как хозяин.
Женщина выдержала паузу, а потом сказала:
– Вкусно.
– Спасибо.
Светлана старалась глотать суп как можно тише, из-за чего и смогла уловить еле слышное жужжание мухи над головой хозяина дома. Муха, которая не захотела умирать в этом странном зале, сорвалась с липкой ленты и попыталась улететь, но слипшиеся крылья не смогли нормально двигаться, и она упала прямо в ложку хозяина дома. Мужчина специально дал насекомому немного поплавать в супе, а насмотревшись на отчаянные попытки мухи выбраться из ложки, проглотил её.
– Спрашивайте меня о чём угодно, обещаю не разбивать вашу голову о стол за откровенный вопрос.
Светлане едва не подавилась овощами, ей показалось, что последняя часть предложения была попыткой пошутить.
– Что это за место? – говоря, Светлана не смотрела на хозяина дома.
– Это мой тихий уголок, где я могу расслабиться после работы. Вы не подумайте, мне нравится моя работа, но даже такие жестокие создания, как я, устают от возложенных обязанностей и особенно от плачущих людей.
– И что вы здесь делаете? – Светлана помнила о людях в сарае, и раз их хозяин разрешил спрашивать обо всём, она могла хотя бы попытаться понять происходящее.
– Разное: слушаю тишину, выращиваю скот. Хотите, покажу? Приведу прямо сюда? – и добавил, вставал из-за стола: – Это будет даже забавно.
Хозяина вернулся быстро, за время его отсутствия Светлана успела доесть суп и таки образом прибавить себе сил для побега.
Мужчина вошёл в зал один. Он остановился в стороне от дверного проёма.
– Не бойся, проходи.
Светлана узнала девочку в коричневой мешковине, которая переступила через порог. Это она спала в загоне, обнявшись с другим малышом. Мужчина взял девочку под руку и подвёл к столу, он сел на стул, а её заставил стоять рядом.
– Хотите с ней поговорить?
Светлана молчала. Она всматривалась в грязное лицо ребёнка.
Мужчина наклонился к девочке:
– Как тебя зовут?
– Одуванчик, – тихо сказала девочка.
– Одуванчик? – вырвалось у Светланы.
– Как цветок, – сказала девочка.
– Одуванчик – не цветок, – поправил мужчина. – Это трава. Сорняк.
– Да, – ребёнок кивнул головой в знак согласия.
– Кто его ест? – спросил мужчина.
– Козы и кролики, – ответила девочка, не поднимая глаз от пола.
– А цветами кормят коз или кроликов?
– Нет.
– А чем кормят?
– Травой.
– Запомни это.
– Хорошо.
Мужчина выпрямился на стуле.
– Мой скот, – обратился мужчина к Светлане, – это моё представление об идеальном человеке. Глупый, послушный. Без желаний. В людях слишком много зла, а прорастает оно из их разума, если людей уподобить неразумным животным, их жизнь станет лучше. Они, конечно, не поймут этого ввиду отсутствия разума, и это тоже прекрасно.
Светлана не хотела что-либо ему отвечать, но её лицо непроизвольно исказила гримаса отвращения.
– Знаю, вы не согласны. Может, вы думаете, что в душе люди похожи на бабочек, которые способны меняться, превращаться из уродливых гусениц в красивых созданий, но вы ошибаетесь. В человеческой душе такие метаморфозы невозможны. Люди, – мужчина бросил короткий взгляд на потолок, – они как мухи, и всё их счастье в дерьме.
Светлана посмотрела на ленты. Что-то в них было, возможно, ответ на вопрос «Почему она здесь?» скрывался в липком пространстве над головой. Ленты притягивали её взгляд так же, как притягивали мух своим запахом и удерживали подобно насекомых мерзким клеем. Светлана смотрела на мух и поняла: она такая же, как они. Этот дом притянул их всех, чтобы сделать своими пленниками, а потом убить.
– Зачем вы всё это делаете?
– Это игра. Так я играю с ней, – мужчина кивнул головой на девочку, а потом на Светлану, – с вами. И вам нужно умолять в мыслях, чтобы это развлечение не надоело мне слишком быстро, потому что когда мы перестанем играть, и вы осознаете своё положение... – мужчина улыбнулся. – Ваш рассудок покончит с собой. И не смейте жалеть мою скотину, она сама виновата, что потеряла человеческий облик. И случилось это гораздо раньше, чем она попала ко мне.
После короткой паузы Светлана спросила:
– Вы не трогаете её?
– Трогаю? – мужчина не сразу понял вопрос. – Вы об этом! – усмехнулся он. – Нет, я не занимаюсь скотоложством.
Светлана почувствовала облегчение за незнакомого ребёнка, и поймала себя на мысли, что никогда не беспокоилась о родной дочери так, как сейчас об этой девочке.
– На второе будет мясо, – объявил хозяин ребёнка. – Но не волнуйтесь. Я не резал для блюда никого из своего скота.
Мужчина увёл девочку обратно в сарай. Пока его не было, Светлана дала себе обещания, что не умрёт здесь, что обязательно сбежит и расскажет об этом месте людям, которых так ненавидит хозяин дома.
Второе блюдо включало в себя широкую котлету, над которой возвышалась горка картофельного пюре, политая соусом. Есть его полагалось с помощью вилки и ножа. Разрезая котлету, Светлана знала, когда именно выбежит из зала, это будет после того, как она ударит мужчину ножом, который он сам ей дал. Светлане просто нужно дождаться, когда мужчина будет на расстоянии удара. Она даже не сомневалась, что сможет нанести удар, пусть даже тот станет смертельным. Она хотела вонзить нож в ублюдка.
Голос прервал размышления Светланы:
– Давайте продолжим знакомство. Например, кем вы работаете?
С ножом в руке женщина чувствовала себя увереннее, поэтому стала говорить громче и без прежнего страха неопределённости в голосе:
– Я – адвокат.
– Ха. Мы работаем в смежных сферах, – мужчина задумался. – Или это одна сфера?
– Кто же вы?
– Я – надзиратель в тюрьме. Как вы думаете, для чего вообще существуют тюрьмы?
– Чтобы исправлять людей.
– Похоже, вы ничего не знаете о тюрьмах. Я бы не стал просить у вас защиты.
Мысленно Светлана обматерила новоиспечённого надзирателя. Она старалась побыстрее закончить с омерзительной на вкус котлетой, чтобы мужчина подошёл к ней как можно скорее.
– Ваш аппетит – это немая похвала для меня. Так и быть, я раскрою вам маленький секрет.
В очередной раз мужчина покинул зал. Когда он вернётся, Светлана была намерена попросить у него добавки, только пусть подойдёт к ней на расстоянии вытянутой руки.
– Светлана!
Мужчина вёл Олю под руку. Девочка не шла, а прыгала на левой ноге. Перепрыгнув через порог зала, она уставилась на маму и радостно закричала:
– Мама, было вкусно?!
Светлана смотрела на дочь и пыталась осознать то, что видит. Правая нога Оли заканчивалась чуть выше колена, и первое, о чём она спросила, это понравился ли маме вкус блюда. Вилка выпала из руки на стол, Светлана перевела взгляд с обрубка ноги дочери на пустую тарелку. Она вскочила со стула, согнулась, и тёплая рвота полилась изо рта на стол.
– Пекло! – выругался мужчина. – Придётся разбить вашу голову об стол!
Хозяин дома побежал к Светлане, без его поддержки Оля больно плюхнулась на пол. Мужчина хотел оттащить женщину от красного дерева, и в тот момент, когда он оказался рядом, Светлана развернулась и нанесла удар. Нож попал в живот, зашёл глубоко в кишки. Мужчина вскрикнул и отскочил к стене.
Все разом, мухи, которые висели на липких лентах, начали жужжать. Светлану, ударило волной звука, она схватилась за уши, но звук был невероятно громким, он пронзал её, буквально проходил сквозь тело.
В густом жужжании мух слышалось:
– ВЗЗЗЗЗЗЗВУУУУУУУУ…
Светлана пробежала мимо Оли, когда дочь тянула к ней руки, и выскочила из зала. Светлана пронеслась сквозь коридор, где продолжала слышать мух, но теперь звук был немного другим:
– ВВВВЛЛЛЗЗЗЗЗВУУУУУЛЛЛЛ…
Как только Светлана оказалась вне дома, жужжание стихло, и боль в ушах пошла на спад. На улице был уже день. Яркий свет слепил женщину, и до своей машины она бежала, опустив голову. И только приблизившись к «Солярису» обнаружила, что он не станет её спасением: машину разнесли, раскурочили кувалдой, разбили, превратили в кусок уродливого металла.
– Ты – плохой водитель, – сказал хозяин дома.
Светлана смотрела под ноги, пока каждая клеточка её тела набиралась злости. Она не сможет уехать. Ей придется драться. Светлана крепче сжала рукоять ножа – когда хозяин дома позовёт на помощь своих «псов», у неё будет, чем защититься. Но он не спешил свистеть:
– Посмотри уже на водительское сиденье.
Судя по громкости голоса, он стоял недалеко. Светлана думала о том, что если она быстро повернётся и побежит к хозяину дома, то перережет его глотку до того, как он успеет позвать на помощь. А даже если успеет, она все равно сделает то, чего требует её нутро – убьёт его. Исполнит свою новую заветную мечту этого дня.
В момент поворота произошло событие, которого Светлана не могла ни ожидать, ни объяснить. Пространство содрогнулось, и когда женщина стала спиной к машине, перед ней уже не было ни дома, ни сарая. Мужчина стоял на зажатом между полей пшеницы асфальте, а по левую сторону от него сидела на дороге одноногая Оля. За ними на правой обочине вместо дома появилась бетонная автобусная остановка. Мужчина улыбался, словно рана под кровавым пятном на майке не причиняла ему никакой боли.
– Дать человеку надежду, а потом убить её в нём – ужаснейшее из всех издевательств над человеческой душой.
Мужчина наклонился к Оле и положил руки ей на плечи:
– Ты достаточно с ней поиграла. Здесь ты мне больше не нужна.
Одним движением хозяин дома вывернул Олю наизнанку. Светлана закричала, но почти моментально прикрыла рот ладонями, нож, который она выпустила из руки, даже не успел долететь до асфальта. Под неестественно толстой кожей ребёнка не было кишок, костей, каких-либо человеческих внутренностей вообще. Там была чёрная муха размером с голову ребёнка, роль которого она играла, пока хозяин не освободил её от человеческой оболочки. Как и кожу изнутри, муху покрывал прозрачный гной, он не был тягучим, и насекомое без усилий задвигало крыльями и с оглушительным жужжанием поднялось в воздух.
С закрытым ртом, словно ладони приклеились к липкому от сладкой рвоты подбородку, Светлана наблюдала, как муха пролетела над её головой и направилась куда-то вдаль. Так не может быть, думала женщина, это ночной или дневной кошмар, один из тех, когда ты знаешь, что на самом деле спишь.
Помятые двери «Соляриса» распахнулись с отвратительным скрипом, и Светлана начала наблюдать новую кошмарную сцену. На асфальт из разбитой машины с места водителя выбралась вторая Светлана со сломанной шеей и болтающейся у плеча головой, покрытой кровью. Через заднюю дверь из машины вышла новая Оля. Её череп был деформирован, кровь просачивалась из-под волос на белое лицо. Хрусталики глаз лопнули и оставили на сетчатке узор, подобный паутине разбитого стекла. Они обе, неуклюже переставляя раненые ноги, пошли к первой Светлане.
Женщина зажмуривала глаза, тужилась проснуться, но у неё не получалось. Она понимала, что это сон, но страх, который она испытывала, был настоящим. Светлана не смогла сдержаться, и слёзы потекли по щекам. Пусть хозяин дома видит, что она плачет, пусть попытается убить, смерть во сне пробудит её в реальности, освободит от кошмара. Быть может, через минуту бодрствования память очистится от всего того, что показал сон.
Мёртвые шли медленно, окропляя асфальт тёмной кровью. Светлана пятилась назад, не хотела, чтобы они её коснулись.
– Посмотри на них, – заговорил мужчина. – Вы даже умерли похоже. Мама и её маленькая копия. Ты хоть понимаешь, что так ты убила себя дважды?
Светлана столкнулась с хозяином дома, легонько ударилась спиной о его грудь. Мужчина не дал ей отойти, его тонкие руки крепко сомкнулись вокруг Светланы. Женщина поняла, что он не позволит ей идти дальше, а будет держать, пока мертвецы не прикоснутся к ней.
– Нет! – закричала Светлана. – Пусти меня!
Она пыталась вырваться, наступала ему на ноги, но это было бесполезно. Она почувствовала, как одежда сзади впитывает кровь из проткнутого живота хозяина дома.
– Или убей меня! – продолжала кричать женщина. – Убей! Не видишь, я плачу!
– Плакать поздно – мы больше не играем. Пришло время правды.
Светлана смотрела на мертвецов, ещё минута и они пойдут до неё. Вырваться женщина больше не пыталась, хозяин дома был сильнее. Ей оставалось только плакать.
– Ты хотела убить дочь, бросить в чёрное болото, в котором сама чуть не утонула в детстве, – мужчина начал смеяться. – Хотела жить по-старому, ради себя одной, для этого тебе нужно было только освободиться от ребёнка, а ты освободилась и от него, и от жизни. Дом представлялся тебе тюрьмой? Теперь ты узнаешь, что такое настоящая тюрьма. Поздравляю, Света, ты всё же сделала, что хотела. Но счастья, которое ты так стремилась обрести через убийство собственного невинного дитя, у тебя не будет. Твоя дочь сейчас в хорошем месте. А ты в плохом, и в твоём дальнейшем существовании будет только бесконечная мука.
Руки мертвецов касаются Светланы, и она чувствует, как по телу начинают расползаться холодные ожоги.
– Кричи. Не стесняйся, – говорит хозяин дома и присасывается к шее Светланы.
Языком он режет кожу и начинает пить ещё не остывшую от прикосновений мертвецов кровь. Женщина поднимает голову к голубому небу и оглушительно кричит.
Вместе с криком уносится ввысь душа Светланы. Там, между облаками, она разрывается на миллиарды кусков, чтобы вернуться вниз и превратиться в миллиарды Светлан. Голос хозяина дома говорит, что это только начало. А ещё, что в этом месте время и пространство подчиняются только его воле. Она слышит его слова даже через всю ту боль, что в эти мгновения причиняют каждой её копии.
Она ­­– муха размером с Вселенную, у неё фасеточные глаза, и в каждом из огромных шестиугольников она видит себя другую.
Она стоит на коленях в загоне в сарае хозяина. Руками Светлана закрывает своё лицо, а глазами, почти утратившими зрение, смотрит на ту себя, которая протягивает руку вперёд и зовёт Лжеолю уйти из сарая. Она знает всех, кто заперт в загонах. Двойняшки Аня и Максим самые маленькие, кто живут здесь. Они отравили своих родителей, а после тайно отравили друг друга. Лариса – детоубийца, как и Светлана. Плач ребёнка мешал её гостям спокойно пить самогон, и пьяная Лариса так успокоила сына, что он перестал дышать. Теперь одна из Ларис заперта в этом сарае и каждую секунду кормит грудью личинку, которая сидит внутри её лжесына. Напротив загон беременной Тамары. «Я не женюсь на тебе, шлюха», – сказал парень Тамары, прежде чем исчезнуть из её жизни. «Брюхатая шлюха», – говорили про неё соседи и родители, когда думали, что она не слышит. На самом деле Тамара не была шлюхой, беременность оказалась незапланированной, но своего парня девушка по-настоящему любила. Тамара вытерпела семь месяцев унижений, а потом родители выгнали её из квартиры. Она не стала никого просить её приютить, а пошла на ближайший мост и прыгнула с него в глубокую воду. Иногда Тамара рожает здесь, и то, что вылезает из её живота, пугает всех в сарае.
Голос хозяина дома рассказывает Светланам про Жужжащий дом. Он говорит, что Жужжащий дом – это не тот тихий уголок, где он угощал её котлетой из ноги Лжеоли, а его личный кусочек Пекла.
Она – маленькая чёрная муха, которая срывается с липкой ленты в зале и падает в ложку хозяина, когда он ужинает с другой Светланой. Хозяин наблюдает, как она дёргает лапками в тёплом супе и не может выбраться из ложки. Если бы на её крыльях не было столько клея, она бы смогла улететь. В этом виде она думает очень медленно. Мысль о крыльях она заканчивает в желудке хозяина. Новую мысль ей даже не успеть начать – желудочный сок слишком быстро растворяет маленькое тело.
Она стоит на асфальте, недалеко от разбитого «Соляриса». Мертвецы превращают её тело в лёд своими прикосновениями, а хозяин пьёт остывающую кровь. И в этих обстоятельствах образ мёртвой Светланы пугает её больше, чем образ мёртвой Оли. Она убила их обоих, но жалеет только себя.
Она – муха размером с Вселенную. Она чувствует, как в ней рождаются галактики отчаяния, боли и страданий. Светлана знает, что внутри неё появятся и другие галактики, а эти будут продолжать расти, пока не разорвут её безразмерное тело. А потом она родится заново. Таковы правила Жужжащего дома. Светлана знает их, потому что теперь она одна из мух, чье мучительное жужжание не покинет его пределы. Никогда.