Миссия кота Компота

Марк Корф не любил кошек. Дома у него жил неадекватный кот Компот, сын кошки Флоры и подарок Самого. И Компот был просто чудовищем.

Он спал целыми днями, а по ночам утробно ревел, как раненый медведь, или стонал. Или пробовал петь. Вокальные данные у Компота были выдающиеся. И ему нужна была публика. Компот не понимал, почему Корф спит, а Марк не понимал, почему кот не орёт в дневное время.

Компот обижался и, как всякий непризнанный гений, уходил в раздрай. Он ронял с полок вещи и бил посуду. Утром Корф тратил по часу перед работой на уборку злодеяний Компота. А Компот смотрел на результат своих злодеяний печально, и на его морде было написано недоумение: и кто это посмел всё так накидать?

Вины за собой Компот не чувствовал и вёл себя как закоренелый преступник, искренне наслаждаясь глубиной своей деструктивной личности.

Кот был капризный. Он то ел, то не ел, то впадал в меланхолию, и на его морде было написано: «Прощайте, братцы, и не поминайте лихом!» То впадал в раж племени тумба-юмба и исполнял их ритуальные танцы по несколько часов подряд. То воровал мусор, наедался им и потом громко и радостно тошнил прямо в кровать Марка, от чего чистоплотный и брезгливый Марк вскакивал посреди ночи и начинал менять постельное бельё.

Компот жил полной жизнью и брал от неё всё.

Марк читал про кошек и способы их угомонить и даже нашёл кошачьего психолога. Ванессу. Дамочка была, если честно, совершенно дикого вида. Волосы её торчали, словно от удара током. И вообще вид был такой... энергичный.

Спокойного Марка пугала эта безумная энергия, с которой Ванесса двигалась. Даже сидя на стуле, она покачивалась и подпрыгивала, будто в сиденье были встроены маленькие пружинки, которые пихали её в задницу.

«Господи, — думал Марк, — это же не женщина, это броуновское движение. Пожалуй, ещё испортит мне кота». Хотя, куда уж хуже. На наглой морде Компота было написано, что есть куда стараться. И он ещё не достиг пика своего мастерства.

Ванесса скорбно сообщила Марку, что у кота — девиантное поведение из-за отсутствия внимания.

— Любви! — стонала она. — Компот хочет любви!

«А кто ж её не хочет?» — подумал Марк про себя.

Ванесса тем временем объявила, что готова предложить индивидуальную психотерапию. Цена сеанса была так высока, что Марк подумал, не бросить ли ему работу и срочно не переквалифицироваться ли в кошачьи психологи.

— Или групповую психотерапию, — продолжила она. — Это другой подход, но тоже очень рабочий.

— Как в анонимных алкоголиках? — переспросил Марк. — Коты садятся в кружок и обсуждают, кто из хозяев оказался негодяем?

На это Ванесса обиделась и ткнула в Марка остреньким пальчиком с длинным ногтем.

— Вот! — воскликнула она. — Вот в этом и причина несчастий бедного Компота! Вы напрочь лишены эмпатии! И вы… сухарь!

«Господи, — думал Марк. — Кошачье безумие заразно. Она же просто двинутая на всю голову».

— Знаете что, дамочка? — сказал он вслух. — Я жадный. Я дико жадный. Дико жадный сухарь. Если вам так жалко Компота, то прошу вас помочь ему безвозмездно. Так сказать, на добровольных началах. Может, даже диссертацию защитите по влиянию сухарей на кошачий характер.

Ванесса не проронила ни слова и оскорблённо вылетела за дверь. Без Компота.

— Жаль, — сказал коту Марк. — Вы были бы идеальной парой. Я прямо вижу родство ваших душ и схожесть характеров.

— Буэ, — сказал на это кот и наблевал комком шерсти.

После этого он очень гордо посмотрел на Марка, будто только что получил Нобелевскую премию по литературе.

Марк вздохнул и пошёл за тряпкой.

Дома Марк был постоянно занят — то развлечением кота, то уборкой, и времени на рефлексию не оставалось.

А на работе, в свободные минуты, он всё чаще ловил себя на мысли: как выходит, что он, великий и могучий ангел, обладающий безмерной силой, не может сладить с котом? И не отдать никому — во-первых, подарок Босса, а во-вторых, кому такое чудо сдалось?

И вот на планерке у Самого Марк так задумался, что мысленно улетел и задремал. А может, во всём была виновата бессонная ночь. Ведь вчера Компот застрял головой в стеклянной вазе, и Марк в три утра ломал голову, как вытащить кота, не разбив вазу. Или как разбить вазу, не изранив кота. А позавчера Компота укусила за нос оса, и они полночь скакали по квартире — кот в ужасе, а Марк в поисках противоаллергенных лекарств. Башка у кота распухла, как шар, и Марк боялся, что она лопнет и мозги разлетятся по шторам.

Ах да, шторы! На той неделе кот катался на шторах и обрушил карниз. Марк, проснувшись от грохота в половине пятого утра, спросонья решил, что началось землетрясение, и спешно собирал документы для эвакуации.

Так и вышло, что уже много ночей Марк не спал нормально. И впервые в жизни уснул на совещании. Причём уснул не тихо, а прихрапывая, присвистывая и даже приговаривая во сне: «Компот, не надо…»

Хорошо, что сам он себя спящего не видел, иначе бы умер от разрыва сердца от осознания этого публичного позора.

Сотрудники переглядывались.

— Устал, понятно, — сочувственно шептались они. — Старший ангел, начальник отдела, правая рука Самого… Понятное дело, всю ночь боролся со злом и спасал человечество.

Один ангел, правда, спросил шёпотом у другого:

— А почему он бормочет: «Компот не надо»?

И другой ангел ему так же тихо ответил:

— Да ему, наверное, наша столовская еда снится. Компот у нас действительно — дрянь.

Сам распустил совещание и удалился в переговорную, где развлекал анекдотами секретаршу до самого вечера. Они работали вместе лет пятьсот, и она слышала его анекдоты примерно по столько же раз. И всё равно смеялась. Она обожала своего босса.

Кошка Флора, вечная обитательница стола Главного, смотрела на похрапывающего Марка с нескрываемым отвращением.

«Надо же, как распустился твой Марк», — потом скажет она Самому. — «Дома у себя, понятно, можно спать как угодно, хоть гимны распевать во сне. Но на людях надо соблюдать приличия».

Сама Флора приличий, впрочем, отродясь не соблюдала.

Марк выспался и вышел в переговорную уже под вечер, обалдевший и терзаемый диким стыдом. «Какой позор, — думал он. — Вся репутация — коту под хвост. Нет, натурально, коту под хвост. Что подумает Босс? Что подумают другие?»

Сам зашёл в кабинет и пригласил Марка сесть.

— Ну, дружок, — сказал он, — расскажи мне. Я же вижу, что тебя что-то тревожит.

Марк никогда не врал Самому. Да и кто бы посмел! И он аккуратно и последовательно стал всё рассказывать. Несмотря на некоторое буйство Марка во сне, наяву он себя контролировал и не допустил бы ни сбивчивой речи, ни размахиваний руками.

Ходила правдивая легенда, как Марк на задании был окружён силами противника, и было бы ему плохо… если бы он не сохранял хладнокровие.

— Господа, — сказал он, сверяясь с часами, — время к обеду. Прошу проследовать за мной и разделить со мной трапезу в виде стейков. А ещё там — великолепные перепёлки на вертеле. И после мы с вами можем обсудить сложившиеся противоречия.

В итоге противников он накормил, напоил, заболтал. И они, очарованные, перешли на сторону света ещё лет триста назад и служили ему верой и правдой. А по пятницам Марк вёл их в паб пропустить по стаканчику. И иногда… иногда Марк даже напивался и начинал петь приятным баритоном:

Ах, её глаза, её глаза,
Стрекоза она была, стрекоза…

Говорят, посетители рыдают от смеха, а хозяин бара радостно подсчитывает выручку.

Сам послушал. Он был великолепный слушатель. И спросил у Марка:

— А как ты думаешь, вообще зачем нужны кошки?

Флора при этом подняла голову и неодобрительно мяукнула. Что, мол, за кощунство.

— Э-э-э… — ответил Марк. — Орать, блевать и воровать? Мой только на это и способен.

На это Флора издала тошнящий звук. Всё-таки Компот был её сыном. Не самым умным сыном, конечно. Но какой есть. Зато красивый. А это тоже не хухры-мухры.

Сам хохотал до слёз.

— Орать, блевать и воровать! — сквозь смех повторил он. — Вот за что я тебя люблю, Марк, так это за правду. Ты как есть говоришь, прямо, так сказать, без цензуры. А то мне вечно пытаются выдавать полуправду за правду. Боятся. А ты — не боишься. И за это тебя люблю и уважаю.

— На самом деле, ты никогда не думал, почему у нас тут, в Небесной Канцелярии, так много кошек?

Кошек действительно было миллион и ещё три раза по столько — так, по крайней мере, казалось Марку. Он не любил кошек, а они были везде. И эта шерсть, вечно плавающая в чае. И на брюках — на идеальных костюмах из тонкой итальянской шерсти — тоже шерсть. Марк после работы по часу чистил костюмы от рабочей шерсти, чтобы освободить место для домашней. Компот линял, не переставая.

Марк задумался. Если кошек так много, значит, они нужны для чего-то. А мерзкая Флора, что уже четыреста лет лежит на столе Босса и порой кусает его самого…

Он думал, думал — и ничего не придумал.

— Не знаю, — честно признался он. — Я от своего никаких бенефитов не увидел. Но… может, они и есть.

И Сам рассказал ему, что кошки — кто бы мог подумать — намывают людям счастье, пока умываются.

Вот просто счастье. Ни с чего. Не выстраданное, не то, до которого прогрызают дорогу годами. А такое… случайное. Неожиданное.

Встреча с нужным человеком, когда ты разочарован вконец и для себя всё уже решил. Две полоски на тесте — несмотря на диагнозы. Когда умирающий передумал умирать и ожил. Когда вдруг бухгалтер на пенсии начинает писать картины, и его трясёт от этого невообразимого кайфа. И не продаются картины, кому они нужны, да и картины плохонькие, — но он сам о себе понял, что он — художник.

Когда браки, почти распавшиеся, перестают распадаться — потому что люди вспомнили, ради чего они женились. Когда любовь. Вот такая. Неожиданная. Да хоть к уличной дворняге.

Когда в душе — фейерверки радости. И смех. Смех — там, где счастье. Счастье не бывает тихим. Это всё враньё и фальшь. Тихим — не бывает. Негромким — да. Но тихим — нет.

— И это… всё — коты? — пробормотал поражённый Марк. — Эти… засранцы?

— И мой домашний монстр тоже?

— Ага, — покивал Сам. — Он в первую очередь. Он же ангельский кот.

— И ваша Флора?

Если честно, Марк был уверен: дай мерзопакостной Флоре силу и власть — она уничтожала бы людей странами. Для развлечения.

— Ну, у Флоры несколько другая функция, — снова расхохотался Сам. — Она следит, чтобы счастья не было слишком много. Ну, для баланса. Ты же понимаешь?

Марк ничего не понял, но покивал. В голове у него было туманно. Представить активного шалопая Компота, намывающего людям радость, было сложно. Но можно. Наверное.

Марк ошарашенно поднялся и поехал домой.

— Зачем ты ему наврал? — спросила Флора у Самого. — Какое счастье? Мы, коты, и есть самая совершенная из всевозможных форм счастья. Надо было правду сказать — что кошек так много, потому что ты их из жалости не стерилизуешь. Вот они и плодятся. С любовью.

Сам снова начал хохотать и сказал Флоре:

— Вот вы с Марком не любите друг друга, а ведь как похожи. Рубите прямо правду-матку.

С тех пор всё изменилось.

Ну, начать даже со столовского компота. Ангелы написали петицию о замене компота на морс. Потому что если даже великому Марку Корфу снится, что «компота не надо» — это серьёзно.

Во-вторых, Марк позвал на кофе Ванессу. Чтобы извиниться. Он не любил ситуаций, в которых давал волю эмоциям.

И самое странное — ему это понравилось. Ванесса была клоуном. Добрым клоуном, не злым шутом. А Марк Корф видел в жизни столько зла, что научился чувствовать в других даже полутона. В Ванессе зла не было ни капли.

Она была совершенной дурындой. Говорила взахлёб, размахивала руками и регулярно толкала Марка в бок, а на ходу и вовсе подпрыгивала.

А потом они пошли в бар, и под её бесконечные рассказы о кошках Марк напился и начал — к её полному восторгу — петь своё коронное:

Ах, её глаза, её глаза,
Стрекоза она была, стрекоза…

Ванесса смотрела на него с восхищением и думала: «И не сухарь вовсе! Тонкая, ранимая душа!»

А Компот получил все привилегии. Марк, уверенный, что кот не просто беспорядочно водит языком, запутываясь в шерсти, а помогает людям, построил ему целую комнату для кошачьего баловства. С лестницами, когтеточками, лежанками и даже намертво прибитыми к стене шторами.

«Коллеги, — думал он про кота. — Мы же с ним коллеги. Оба помогаем людям. Разными способами».

Компот так усиленно упражнялся в своей комнате, что ночами спал без задних ног. И не будил Марка и Ванессу — которая стала в последнее время часто ночевать у Марка, внося в его упорядоченную реальность изрядную долю сумасшествия.

Сам же был чрезвычайно доволен собой. Он видел влюблённого Марка в последний раз… Так, постойте, Марк вообще никогда не выглядел влюблённым.

— Фу, — сказала Флора. — Он мне и до этого не нравился. А сейчас размяк, как вишнёвый вареник.

Сам хохотал так, что звенели стёкла.

Хорошо, что Марк этого не слышал.