Стокгольмский синдром в центре Одессы Глава 5

5. Переезд



Назавтра я переехал. Как ни странно, подобный фортель пришелся по душе абсолютно всем. Соседи по комнате на радостях, что освобождаю местечко и своим присутствием не буду напоминать про долг, снабдили меня мешком картошки и канистрой домашнего вина. Вовка также благословил с легкой душой: «Так будет лучше! Глядишь, Андрюха быстрее успокоится!»


Все это довольно грустно и заставляло задуматься. Жил среди людей, считал их чуть ли не своей семьей, а теперь каждый из них находит весомые основания без сожалений расстаться со мной. Ведь когда-нибудь такое может произойти и с самой жизнью, ты покидаешь сей мир, а всех окружающих в той или иной мере это устраивает. Кошмар! Но не будем о грустном.


Короче, стрелки всех компасов сошлись в одночасье, гоня меня в тихую коммуну старой патриархальной Одессы. И вновь я плыл по течению, пассивно следуя обстоятельствам. Хоть это и было неприятно, зато облегчало для всего происходящего находить оправдание.

             *   *   *

Впервые я жил в чужом доме, пользуясь всем, что несет печать прежнего хозяина. Не знаю, на каких условиях обретался здесь Славентий, но тетушкино присутствие зримо ощущалось повсюду: свисающая с телевизора салфетка, шкатулка с медикаментами, стопка журналов «Здоровье», остатки духов «Кармен» на полках этажерки. Трудно заподозрить делового и циничного пройдоху в сентиментальности, но факт оставался фактом: все было нетронуто и с трепетом сохранено. По ощущениям напоминало библиотечную книгу с закладкой в виде засохшего цветка ромашки или яркой открытки от предыдущего читателя.

             *   *   *

- Знакомиться лучше за столом, - в первый же вечер заглянул в комнату Романыч, призывая меня к барьеру. Отказываться было неловко.
Здешняя коммунальная кухня своим антуражем весьма располагала к задушевным посиделкам, пьяным разборкам и семейным скандалам. Была она проста и незатейлива, напоминая пищеблок институтской общаги. Голубые крашенные стены, окно с глубоким подоконником. Плетенный светильник на перекрученном шнуре с закопченного потолка. Три газовые плиты по числу хозяев с персональными шкафчиками над ними. Монументальный буфет общего пользования с дверцами под рифлёным стеклом. Чугунная мойка с мусорником в углу. Огромный стол, покрытый серой, слегка протертой по краям клеенкой. И, как место притяжения - персональный холодильник Романыча. Остальные соседи, видимо, предпочитали держать продукты и питаться в пределах собственного жилища.


… К идее новоселья Романыч подошёл ответственно, поджидая меня со сковородой нажаренной картошки и банкой маринованных кабачков. Я лишь развел руками. В ответ он наклонил презентованную бутылку, приглашая присоединиться:
- Давай договоримся сразу, будем как англичане! – сходу заинтриговал он.
- Называть друг друга сэром, молиться за здоровье королевы и, переходя улицу, глядеть направо? – припомнив искрометность нашего знакомства, тут же нашелся я.
- Нет! Раз и навсегда только на «ты» и без всяких! - безапелляционно потребовал Романыч. Я дал согласие, хотя и нелегко давалось мне это местоимение с людьми вдвое старше меня.
- Станешь девок водить, рассчитывай на мою персону! – после первой рюмки очертил он перспективы и пристрастия нашего дальнейшего существования.
- В каком смысле? – уточнил я.
- Ну, чтоб с подружкой была. И это! Я люблю пухленьких.
- Ясно! Будем искать! – со скепсисом в голосе принял я пожелания к сведению.
- Душу захочешь излить - опять же я в доле! Для этих дел предпочитаю «беленькую» лучше с «винтарём»*! – с усердием продолжал расставлять акценты Романыч.


Положа руку на сердце, я поначалу перед ним робел. Ведь по годам он мне в отцы годился, а по шлейфу пережитого, скорее в сокамерники. Соседство с личностью зависимой - испытание высшего порядка, а для нерешительных, вроде меня, вовсе тяжкий крест. Но тревоги первого впечатления были напрасными. Романыч оказался человеком общительным, жизнью битым, но неунывающим. Кладезем неимоверного числа историй и баек. А рюмка - лишь повод привлечь внимание. Волею судьбы и непростого характера одиночество стало его уделом, и как дитя он радовался всякому новому человеку, возникшему на жизненном пути.


Дело в том, что судьба не слишком баловала незадачливого соседа. Отдав большую часть жизни гражданскому флоту, он долго не мог обрести себя на суше. Неприглядная история, о которой категорически не хотел распространяться, ограничиваясь дежурным: «Не все из жизни хочется вспоминать!», внесла нелицеприятную запись в личное дело, навсегда выкинув на берег. Пойдя в вопросе дальнейшего трудоустройства дорогой проторенной, напрямик обратился к Бахусу. Рюмка на время возвращала ощущения качки, а рассвет в вытрезвителе напоминал швартовку в Бомбее**. Синяки под глазами и одутловатость лица списывалась на отсутствие подушки. Головокружения, мучавшие после запоев, он называл очередной спиралью развития, утверждая, что именно так растет над собой. Жизнь полетела по наклонной, нивелируя человеческий облик с прежними привычками. Организм вскоре адаптировался окончательно, позволив справлять нужду, не снимая штаны и даже во сне. Растворяясь в утехах дня текущего, не возникало нужды задумываться о будущем. А реальность представлялась вечным праздником. Подобные поиски утраченного многих затягивали на самое дно. Но волею судеб и хороших друзей Романыч вновь прибился к делу флотскому. И теперь все ужасы беспробудности были далеко в прошлом. Заведуя учебной лабораторией мореходного училища, располагавшегося неподалеку, он содержал в исправности механизмы и приборы тренажеров. Частенько наведываясь в порт, вынашивал надежду напроситься в учебный поход с курсантами. Море влекло его, делая задумчивым философом с солидным жизненным багажом. Бодрости духа не теряя, вел жизнь опрятную и размеренную, взяв на себя заботы по кухне и досугу. С нетрезвым прошлым было покончено, и при внешней заинтересованности в спиртном, пил Романыч немного, ограничиваясь парой рюмок. По личным заверениям, для поднятия интереса к самому себе:
- Люблю, когда вкусно кушают и, раскрыв рот, слушают! – такими словами очерчивал он свое нынешнее компанейское кредо.


За считанные дни я обогнул с ним десяток мысов, преодолел неведомые проливы, в деталях познал прелести морской болезни, многократно «свистался наверх» и «отдавал швартовы». Сыпля названиями судов и буксиров, именами членов команд и докеров, Романыч красноречиво живописал хронику ЧМП***. Теперь я знал о перипетиях личной драмы крановщицы Люды, был посвящен в хитросплетения махинаций снабженца Ливенберга, на пальцах ощутил тугость морских узлов, заучив при этом все типы дизельных масел.
- Чего-чего, а кругозор-то я любому расширю! – утверждал Романыч, завершая очередную историю.

              *   *   *

Жил стармех красиво. Комната его располагалась в конце прихожей и выходила в торец дома, на площадку детского сада. Была большой и светлой, в два окна, с балконом, с которого и открывался ранящий душу вид на припортовую гавань:
- Шикарно тут у тебя! - искренне восхитился я, впервые оказавшись в ней.
- Это да! Только холодновато. Но для этого дела в самый раз. Как говорится, прижмешься согреться, а там и до восторга рукой подать. Каждое утро представляю: открываю глаза, а у балконной двери обнаженная она смотрит вдаль и курит, - откровенно поделился мечтой Романыч.
- Романтик! – по-свойски заключил я.
- Боялся, что скажешь, фантаст! – усмехнулся в ответ стармех.


«Утроба», как окрестил собственное жилище Романыч каждой мелочью, намекала на морское прошлое хозяина. Вывешенная у окна карта пестрела флажками в самых экзотических портах света. Рядом болталась рында**** с неведомого «Боливара», чуть ниже - штурвал от «Анивы». Всё это напоминало ловко расставленные приманки. Недаром количество женщин, попавших в сети «утробы» определялось Романычем как значительное.
- На «Аниве» я начинал флотскую жизнь. Когда его списывали, штурвал разыграли среди членов команды, - предвосхищая мои вопросы, пояснил хозяин.
- А на «Боливаре» я не ходил. Мы его спасали. Бывали в Одессе морозы вполне себе трескучие, и даже акваторию порта сковывали льды. Как-то индусы в такой дубак, стоя на рейде, умудрились разморозить свой дизелёк. Отбуксировали мы их на наш СРЗ*****. Капитан-индус растрогался и подарил нам по рынде. Они сувенирные. У него их с десяток было. Еще тот мореход!


- Да, Романыч, возле такой карты даже у самого «синего чулка» дух должно захватить! – вполне искренне подбодрил я.
- Я же и говорю - пора! Почти неделю кантуешься здесь, а девчонками и не пахнет. Робеешь перед ними, что ли?

Я промолчал…




____
*- имеется ввиду водка с закручивающейся крышкой. Как правило, экспортный вариант.
**- "Бомбей" —  прежнее название города Мумбаи (до 1995 года). Один из крупнейших городов и морских портов Индии.
***- ЧМП расшифровывается как, Черноморское морское пароходство —  государственная судоходная компания, один из крупнейших морских перевозчиков в мире в советское время.
****- Ры;нда (морской термин), разговорное название корабельного колокола.
*****- СРЗ –аббревиатура судо-ремонтного завода.


Рецензии