Дедушка, бабушка и внуки

Дедушка, бабушка и внуки

Я уже целый месяц находился в отпуске. С ним в этом году мне повезло. Если в прошлом году мой «пионерчик» с мая по конец октября совершал рейсы на Чукотку, куда завозил снабжение жителям Севера, то в этом году инспектор смилостивился надо мной и дал отдохнуть летом.
Все дела, запланированные в рейсе, я закончил, ну а возникающие по ходу дела, пока не требовали срочного выполнения и могли подождать. Поэтому, как говорил один из моих друзей: «Ремонт закончить невозможно, его надо прекратить», поэтому я решил завязать со всеми делами и исполнить сокровенную мечту. Это свозить своих двух сыновей к дедушке и бабушке.
Я сам соскучился по деду и мне очень хотелось посмотреть на него, а особенно послушать. Дедушке недавно исполнился девяносто один год. Он герой Гражданской и Отечественной войн и в своём возрасте не потерял чувства реальной оценки всего того, что происходило в стране, потому я хотел поговорить с дедом и узнать его мнение о том, что сейчас происходит. Несмотря на преклонный возраст от деда всегда шло столько энергии, что после его рассказов возникало непреодолимое желание вскочить на Орлика и, мчась по степи, крушить врагов налево и направо.
Очень хотелось обнять бабушку, посидеть возле неё и услышать оханья и аханья о своём непутёвом Лёсике, которого судьба носит по всему земному шару.
А бабушке восемьдесят девять. Насколько я знал её, то таким женщинам, как она, надо ставить памятники при жизни. Столько она всего перенесла, выдержала и до сих пор подпитывает всех нас своей энергией, оставаясь такой же доброй и любящей всех своих детей и внуков, а теперь ещё и правнуков. 
Я хотел, чтобы сыновья увидели тех, чей род они продолжают, поэтому надеялся, что жена поймёт моё желание и поддержит меня.

И вот вечером, когда вся семья собралась за столом, я, как бы невзначай, предложил:
- А не съездить ли нам в Новокузнецк, да дедушку Данилу с бабушкой Катей навестить? – задав этот вопрос, я с замирание сердца посмотрел на жену.
А что на неё смотреть? Она на мои слова отреагировала быстрее скорости света.
- Я не могу. Я только что вышла на работу после твоего прихода из рейса, - безапелляционно заявила она. – Если хочешь, то поезжай сам.
- А у меня каникулы, - серьёзно заявил Алёша. – Я с удовольствием поеду, а то я уже устал тут в городе болтаться.
Алёше пятнадцать лет. В прошлом году он со мной сделал рейс на Чукотку, проявил себя с самой лучшей стороны, почувствовав взрослым и самостоятельным, поэтому иного решения я от него не ожидал.
Вслед за старшим братом высказался и младший:
- А я? Вы что меня тут одного бросите? – и, стукнув кулачком по столу, заявил: - Достал меня уже этот детский сад. Не хочу я туда больше ходить. Я с вами хочу.
Посмотрев на своих мужичков, Инна усмехнулась:
- Ты посмотри на них. Они уже тут всё решили. А меня вы спросили согласна ли я, чтобы вы ехали или нет? – на что сыновья перевели взгляды на маму и заканючили:
- Ну, можно?..
Инна посмотрела на покорных мальчишек, из которых сейчас хоть верёвки вей и, обняв их за плечи, решила:
- Можно, можно. Тем более, что у Данилы садик через неделю на ремонт закрывается и тебе, - она уже перевела взгляд на меня, - всё равно пришлось бы с ним сидеть дома. А так – пусть развеется. Да и Алёша на дедов посмотрит, послушает их, да запомнит, а то, кто его знает, сколько им ещё осталось? – при этом она тяжело вздохнула.
Увидев счастливых братьев, не замедлила высказаться и Алёна:
- А меня вы что с собой не возьмёте? – в её голосе звучало столько обиды, что я, обняв дочь за плечи, попытался объяснить создавшуюся ситуацию:
- Ну как я со всеми вами там справлюсь? Тем более, что дедушка с бабушкой живут в двухкомнатной хрущёвке и места для всех нас там нет. Да и старенькие они очень. Я даже не знаю, согласятся ли они на то, чтобы мы втроём приехали.
А Инна тут же напомнила дочери:
- А для тебя я взяла путёвку в «Моряк». Там ты не заскучаешь. Тем более, что и все твои подружки туда едут.
- А я привезу тебе специальный подарок, - я наклонился к погрустневшей дочери и поцеловал её в щёчку. – Договорились?
- Ладно, - уже нехотя согласилась Алёна. – Езжайте.
Мальчишки повскакивали со своих мест и бросились к Инне с благодарностями, а та их только обнимала и целовала, а я с удовольствием смотрел на эту идиллию семейного счастья, обнимая погрустневшую Алёну.

Телефона в квартире нам ещё не поставили, поэтому я пошёл к соседке и по её телефону заказал разговор с Новокузнецком.
На удивление, его дали сразу и, когда я поднял трубку, то услышал твёрдый дедовский голос:
- Алё? Кто это говорит?
А когда дедушка понял, что это звоню ему я, его старший внук, то обрадовался и уже более мягко согласился с нашим приездом, восприняв его, как само собой разумеющееся.
Я даже услышал в трубку, как он сказал бабушке:
- Катя! А Алёша к нам с правнуками собрался, - на что та радостно воскликнула:
- Конечно, конечно! Ох-ох-ох, ах-ах-ах. Только пусть сообщит номер рейса и дату, чтобы я им что-нибудь вкусненькое приготовила.
На что я пообещал дедушке сообщить о дате приезда телеграммой.

С утра Инна ушла на работу, а я вместе с сыновьями собрался за билетами.
Решили лететь самолётом. На поезде пришлось бы трястись пять суток. А тут пять часов – и мы в Новокузнецке. Самолёт, летевший в Ленинград, раз в неделю делал посадку как раз в Новокузнецке, а по остальным дням он садился, то в Красноярске, то в Новосибирске.

Утро оказалось под стать нашему настроению. Редкие облачка, тёплый ветер с залива. День ожидался жаркий, поэтому мы оделись по-летнему и вышли из дому после девяти часов. Это из-за того, что народ, работающий на Дальзаводе, уже уехал на работу и трамваи шли полупустыми. А то в утреннее время, когда рабочий люд устремлялся на работу, в трамвай не влезть и не протолкнуться.
Инна уехала на работу на машине, потому что толкаться в трамваях не хотела, да и времени на дорогу она тратила из-за этого меньше.
А нам, мужикам, не привыкать к общественному транспорту.

Устроившись в полупустом вагоне на свободные сиденья, мы спокойно доехали до площади железнодорожного вокзала. Спокойно – это мягко сказано.
Алёша – тот, соблюдая всю серьёзность, устроился у окна и только изредка отвечал на мои вопросы или реагировал на обстановку на улицах.
Зато от Данилы шло столько суеты, что у меня на коленях чуть ли не образовалась мозоль, как он скакал, сидя у меня на руках. От него то и дело неслись вопросы:
- Пап, а это что за машина? А какая её марка? Ух ты! Какого цвета это «Тойота»!
- Да не «Тойота» это, а «Ниссан», - поправлял его старший брат, но младший, не обращая внимания на замечания, уже задавал следующий вопрос или заострял внимание на какой-нибудь новой рекламе или афише.

Во Владивостоке уже несколько лет, как морякам разрешили покупать автомобили в Японии, поэтому город постепенно насыщался ими и его улицы заполонили непривычные для нормального советского человека иномарки.
За прошедшую зиму моё судно сделала несколько рейсов на Япония и я, как и все уважающие себя моряки, прикупил автомобильчик, при этом в полной мере ощутив на себе «работу» автомобильной мафии, осаждающую приходящие суда. Хорошо, что наше судно «взяла» под своё крыло одна из спортивных группировок, поэтому особых проблем по приходу из Японии с автомобилями у нас не возникало.
Тут никто тебя не мог защитить. Никакие власти. Здесь тебя могли прикрыть только верные друзья.
Поэтому я с облегчение вздохнул, что избавился от всех этих «головняков», списавшись с судна в отпуск.

Выйдя из трамвая, я покрепче взял за руку своего младшего сына, и мы направились на Посьетскую в кассы «Аэрофлота».
Но и тут приходилось применять максимальное усилие, чтобы удержать в руке выкручивающуюся ладошку Данилы. Того каждое мгновение тянуло что-то посмотреть или на худой случай залететь мне под ноги.
Тогда, чтобы ускорить продвижение к кассам, я попросил Алёшу.
- Лёш, а держи-ка своего братца за другую руку, а то он точно куда-нибудь сквозанёт или я навернусь.
Алёша, глянув на суетящегося Данилу, перехватил его за вторую руку и так на растяжке мы и двинулись. Но рот сыну никто затыкать не собирался, поэтому он по-прежнему засыпал нас вопросами и мы, по мере сил, на них отвечали.

В кассовом зале народу оказалось немного, поэтому где-то через час, билеты мы приобрели и вернулись домой.
Самолёт наш вылетал через день, так что на сборы без особой спешки, времени хватило.
За это время Инна набила необходимыми вещами два внушительных чемодана, которые я постоянно взвешивал, чтобы в них не случился перевес.
Мы участвовали только, как помощники, потому что любая инициатива пресекалась на корню. Особенно, когда Данила начал подкладывать в чемоданы свои игрушки.
Вот тогда уже слышалось возмущённое:
- А эт-т-о что такое? – и из-под аккуратно сложенной одежды извлекалась очередная машинка или паровозик.
А когда она вытащила небольшой детский утюг с гоночной японской машинкой, то тут Инночкино терпение лопнуло.
— Это что тут за такие ручки мне всё подкладывают, да подкладывают? – возмущённо вырвалось у неё.
— Это не ручки, это я всё складываю, - честно сознался уличённый в «преступлении» Данила. – Это мои личные вещи, и я без них жить не смогу, - насупившись заявил он матери.
Но что та только развела руками.
- Нет, вы только посмотрите на этого несчастного! - Вопрос уже обращался ко мне. – Он, видите ли, жить без этого не может! – И Инна потрясла только что вынутыми из чемодана машинкой с утюгом. - А папа сможет перестирать всё то, что ты перепачкаешь там? Я ведь складываю вещи тебе на целых десять дней. Или ты хочешь, чтобы прабабушка стирала вместо него? – вопрос звонко завис в воздухе.
- Нет, не хочу, - бубнил уличённый Данила. – Я только хотел помочь папе гладить бельё, когда он его постирает.
- Так я лучше тебе лишние шорты или рубашку положу, чем вот это! – Инна вновь потрясла машинкой перед Данилкиным носом. – И чтобы я это больше не видела! На! – И вручила расстроенному сыну его игрушки.
А я, поднявшись с дивана, приобнял опечаленного Данилу и погладил по белокурым кудряшкам:
— Вот приедем к дедушке и бабушке, тогда сходим там в магазин, и я тебе куплю ещё лучшую машинку, - пообещал ему.
- Правда? – с надеждой посмотрел на меня сын полными печали глазами.
- Конечно купим! Специально пойдём там в ГУМ и всё купим, - хотя знал, что именно такой японской машинки, которую Данила собрался взять с собой, я там не найду.

И вообще, есть ли там ГУМ, я не знал, хотя мои детские воспоминания говорили мне, что в Новокузнецке был какой-то большой магазин, где дедушка покупал мне игрушки.
У меня даже встало в памяти это большое серое здание, где я потерялся и, стоя в каком-то большом помещении, плакал. А вокруг меня суетились люди, наклонялись ко мне и всячески пытались успокоить. И как же я обрадовался, когда увидел бабушку. А та, от счастья, что нашла своё затерявшееся чудо, долго меня целовала и поливала слезами. Тогда мне уже самому пришлось её успокаивать, вытирая варежкой слёзы с её щёк, чем очень растрогал бабушку, а она всё охала и ахала от того, какой у неё заботливый внук.

За всеми этими делами незаметно прошли два дня и мы, сев всей семьёй в «Мицубиси Тредия», поехали в аэропорт.

Каждый воспринимал эту поездку по-своему.
Алёша молча сидел на заднем сидении и сосредоточенно смотрел в окно на несущиеся по встречной полосе автомобили, изредка восторгаясь мелькающими иномарками.
- Ух ты! Вот это тачка! – изредка вырывалась у него.
Алёна, устроившись с противоположной стороны задумчиво и с грустью смотрела на возникающие строения и изредка комментировала:
- А вот и Санаторная. Помнишь, пап, как мы на прошлой неделе там гуляли и обедали в «Поплавке»? – на что я, сосредоточив всё внимание на дороге, только многозначительно отвечал:
- А как же, помню, - или ещё что-нибудь такое в этом же роде.
Только Данила, сидевший в середине заднего сидения, кидался то к брату, то к сестре с вечными вопросами:
- А где? А ну ка покажи, - на что получал от сестры ответы:
- Да заткнулся бы ты! Ох и достал ты меня! Ты можешь сидеть спокойно? – но младший брат, полностью игнорируя возмущения сестры, по-прежнему продолжал суетиться.
Я его понимал. Ведь он очень возбуждён предстоящим перелётом и встречей с неизвестным. Поэтому в перепалку не вмешивался.

До аэропорта доехал я сам, а вот назад Инночке с Алёной придётся возвращаться самим.
Я представлял, как они вернуться в пустую квартиру и ощутят одиночество и пустоту в ней. Ведь у нас с утра до вечера в квартире стоял гвалт от детских голосов, и он прекращался только тогда, когда вся братия засыпала. Теперь я понимал выражение одного из кавказских старцев: «Счастлив тот дом, который полон детских голосов».
Ведь часть этого семейного счастья я увозил с собой, а Инночку оставлял одну. Поэтому, видя её погрустневшее лицо, старался иногда шутить в промежутках между ответами детям.
Но женскую логику мужской разум никогда не сможет понять, поэтому на свои шутки получил неожиданный ответ:
- Что? Радуешься, что смываешься? – неожиданно послышалось от Инночки.
Эти слова меня поразили, ведь они шли вразрез с моими мыслями и стараниями сгладить грустную обстановку.
Поэтому мне пришлось остановить машину. И, прижавшись к обочине, я обнял расстроенную жену и поцеловал её.
- Ты что, родная? – попытался я заглянуть в покрытые поволокой слёз глаза. – Я просто не хочу, чтобы ты грустила и скучала.
А с заднего сиденья маму обнял Данилка.
- Мама, - он старался заглянуть в мамино лицо, - ведь мы же не навсегда уезжаем. Мы же только на десять дней.
- Я знаю, солнышко ты моё, - проглотив комок в горле, хрипло выговорила Инночка. – Но мне всё равно грустно. Я так не хочу, чтобы вы уезжали.
- Мама! – Удивился младший сын. – Но мы же вернёмся! Что ты так расстраиваешься, как самая настоящая девчонка?
- А мама и есть наша самая лучшая девчонка! – Бодро подхватил я. – И нечего тут сырость разводить!
- Не буду, - усмехнулась Инночка и скомандовала: - Чего стоим? Самолёт ждать не будет. Поехали!
Подчинившись, я осторожно отъехал от обочины и вскоре припарковал машину на площади перед аэропортом.

Едва машина встала, как Данила перемахнул через сестру, распахнул дверь и выскочил из машины. Я ещё не успел вынуть ключ из замка зажигания, а он уже прыгал у моей двери, как индеец из племени мумба-юмба.
Увидев скачущего сына, Инночка только охнула и скомандовала Алёне:
- Хватай его и держи покрепче, а то он точно куда-нибудь влетит, - что дочь поняла буквально.
Выскочив вслед за братом, она ухватила его за руку и охаживая подзатыльниками, приговаривала:
- Достал ты уже всех! Ты хоть здесь можешь не скакать? – и, крепко ухватив братца за руку, прошла к капоту, ожидая, пока я достану чемоданы из багажника.
Алёша, подойдя к сестре, ухватил братца за вторую руку и тот на такой растяжке извивался, пытаясь вырвать то одну руку, то вторую с воплями:
- Отпустите меня! Я тоже хочу помогать папе! – Но брат с сестрой чётко выполняли поставленную задачу.
Их хватка оказалась настолько крепкой, что после нескольких попыток вырваться, Данила притих, но рот у него оставался свободен и он, выглядывая из-за машины, давал мне советы, как лучше ухватить чемоданы и нести их в аэровокзал.
Поняв, что с сыном что-то надо делать, Инночка присела перед ним на корточки и строго взглянула в глазюки, излучающие молнии:
- Ты что? Хочешь остаться во Владивостоке? – от такого вопроса сын на секунду примолк, переваривая полученную информацию. – Так это я сейчас сделаю, - и, посмотрев в мою сторону, попросила: - Папа, подожди. Открой машину и мы в ней оставим этого неслуха, - но, увидев непонимание в глазах сына, продолжила излагать предполагаемые события: - Мы его оставим здесь, проводим папу с Алёшей, а его, - Инночка с силой ткнула пальцем в лоб примолкшего сына, - заберём домой и будет он у нас сидеть дома, пока я не приду с работы.
Поняв, что с ним шутить не собираются, а дело обстоит серьёзно, Данила завопил:
- Нет, не надо! Я буду себя хорошо вести и доставать никого не буду!
— Это ты сейчас серьёзно говоришь или хочешь ввести меня в заблуждение? – Инночка серьёзно смотрела на протестующего сына.
- Да, мам, серьёзно, - покорно закивал Данила. – Я не хочу домой. Я хочу к дедушке и бабушке.
- Тогда я тебе поверю, - и, посмотрев на старших, кивнула им. – Отпустите его. Посмотрим, что стоят его обещания. Но, если я увижу, что он не выполняет свои обещания, то ты вернёшься во Владивосток и никаких ни дедушек, ни бабушек, - строго закончила она свои обещания.
Цепкие клещи разжались и Инночка, прижав к себе освобождённого сыночка, заглянула ему в лицо и уже мягко выговаривала:
- Я тебе поверила, но ты должен понять, что папе будет очень сложно за тобой уследить, а ты должен ему во всём помогать. Ведь ты же у меня взрослый парень и отличный помощник, - а Данила, уткнувшись личиком в мамину гриву волос, только всхлипнул:
- Да, мама. Я всё понял. Я буду папу слушаться, - грустно пообещав при этом.
- Ну, вот и хорошо. Я всегда знала, что ты умный и послушный. А теперь пойдём. Регистрация уже, наверное, началась, - Инночка поднялась, взяла ладошку покорного сыночка, и мы двинулись в сторону аэровокзала.

Регистрация билетов уже шла. Мы пристроились в конец очереди и постепенно продвигались к стойке. Данила успокоился и тихонько стоял возле мамы.
Увидев такую необычную картину, я даже растрогался.
- Смотри, а он, и в самом деле, умеет слово держать, – я сверху вниз посмотрел на Данилу, прижавшегося к ногам Инночки. - Какой у нас с тобой, мамусик, послушный сын растёт! - похвалил я его и посоветовал: - Держись за маму крепче, а то сейчас сядем в самолёт, и ты долго её ещё не увидишь, - на мои слова сын отреагировал по-своему.
Он ещё крепче прижался к маме и, подняв голову, дрожащим голоском попросил:
- Мам, а давай ты с нами поедешь… - в его голосе звучало столько просьбы, что Инночка не выдержала, присела на корточки возле сыночка и, погладив его по покорной головке, попыталась объяснить:
- Я бы с удовольствием полетела с вами, но, ты же знаешь, что мне надо работать. У меня очень много пациентов. Поэтому я не могу полететь.
- А тебе что? Пациенты важнее нас? – Данила наивным взглядом смотрел на мать.
От такого вопроса та стушевалась и, не найдя ответа, некоторое время молчала, а я, чтобы разрядить обстановку, ответил за неё.
- Конечно же нет. Мы для нашей мамочки – самые главные. Но она же врач и должна помогать больным. А мы нормальные и здоровые, поэтому со всеми трудностями справимся сами. Точно? – посмотрел я на Алёшу.
- Конечно, - тут же подтвердил он. – Мы с папой и не с такими трудностями справлялись на Чукотке.
— Вот видишь, - продолжал я смотреть на готового вот-вот расплакаться младшего сына. – Если Алёша говорит, что справимся, то справимся обязательно. Ты же вон какой сильный. И будешь мне помогать во всём. А то, как я справлюсь со всем этим барахлом? - кивнул я на чемоданы и сумки.
После моих слов настроение сына переменилось, он тут же изменил выражение лица и попросил меня:
- А какую мне сумку нести?
- А ту, что с продуктами, - кивнул я на сумку, где Инночка сложила бутерброды на перелёт. – Алёша поможет мне с чемоданом, ну а ты – с сумкой, - разрешил я все сомнения.
Данила приободрился, а Инночка, встав с корточек, погладила своего младшенького по белокурым волнистым волосам.
- Ну, вот и отлично, что у папы есть такой помощник, - облегчённо вырвалось у ней. – Давайте двигаться дальше.

Сдав чемоданы, мы прошли к зоне контроля и тут уже пришлось по-настоящему прощаться.
Инночка попросила Данилку:
- Ты только постарайся вести себя хорошо, чтобы бабушка папе не сказала: «Что это ты за дикарей из Владивостока привёз?». А то мне от этого ой, как стыдно будет. – Она гладила сына по головке, прижимая к себе и смотря на него полыми слёз глазами.
Алёна тоже крепко прижалась ко мне, не желая, чтобы я переступил контрольную черту и не ушёл.
Тут уже пришлось применить командирский голос и скомандовать:
— Это что за сырость тут такая? А ну, прекратить слезоточивость! А то мы точно тут останемся, - на что первым отреагировал Данила.
- Нет, мы тут не останемся. У нас совсем другие планы, - и, подхватив порученную ему сумку, двинулся в зону контроля.
От его слов все дружно рассмеялись. Инночка с Алёной громче всех, а Алёша так же молча прошёл вслед за Данилой.
- Я поднимусь наверх, - расслышал я Инночкины слова, - и мы будем смотреть, как вы взлетаете, - и, обернувшись на её голос, помахал на прощанье рукой.
- Пока. Особо не переживай. Я со всем справлюсь. Мы тебе будем звонить.

После зоны контроля мы дружно вышли на взлётное поле и устроились в подошедшем автобусе, доставившим нас к трапу самолёта.
В салоне быстро нашли свои места. Алёша устроился у окна, хотя туда целился Данила, но его попытки проникнуть к окну, я тут же прервал:
- Сидеть тут, - указал я на среднее кресло, - и не рыпаться. Алёша тебе даст посмотреть в окно, если ты захочешь. Забыл, что ты обещал маме? – уже строго посмотрел я на вновь возбудившегося сына.
- Нет, - тяжело вздохнул он и покорно устроился в среднем кресле.
- Так-то лучше будет, - удовлетворённо выдохнул я и принялся укладывать сумки на багажную полку. – Всё равно при взлёте будешь сидеть пристёгнутый.
- А почему пристёгнутый? - сын с удивлением смотрел на меня. – Я же ведь уже никуда не убегу.
— Это точно, - ухмыльнулся я. – Отсюда ты уже никуда не денешься. А пристёгиваются пассажиры для того, чтобы туда не улететь во время взлёта, - и показал глазами в п;дволок.
От таких объяснений сын притих, но ненадолго.

Стюардессы обошли ряды усевшихся пассажиров и предупредили о скором взлёте.
Турбины самолёта завыли, но потом их вой заунывно прекратился. Через некоторое время они вновь завыли, но опять их вой стих.
Как механик я понимал, что турбины прокручивали стартёром, но они почему-то не включались в работу. Но так, как я абсолютно не разбирался в самолётах, то это оставалось только моей догадкой. Прошло минут тридцать, после последней попытки проворота турбин, а самолёт всё стоял на прежнем месте без движений. Почему-то к крылу самолёта подъехало несколько машин с людьми в комбинезонах.
Стюардессы тем временем разносили сок с конфетами, да мило улыбались. Их обходительности я даже удивился. Что-то раньше в самолётах я такого не видел. А сейчас всё проходило чинно и благородно. Стюардессы даже с обворожительными улыбками отвечали на тревожные вопросы пассажиров:
- Всё хорошо. Не волнуйтесь. Ждём очень важного пассажира. Он по неизвестной причине задерживается. Скоро взлетим. Командир постарается нагнать время опоздания.
От этой задержки я как-то упустил из внимания своего младшего сына. А когда посмотрел на него, то обнаружил, что у него полные карманы конфет.
Я тут же вспомнил Инночкины наставления, что конфет Даниле не давать, а если давать, то ограниченно. Это из-за того, что он в гостях у моих родителей объелся сладостей.

***

Тот случай я никогда не забуду. Моя мама знатно приготовилась, когда я сообщил ей, что мы решили навестить их. Холодильник ломился от всяческих колбас и копчёностей. Попутно в серванте стояли различные печенья-варенья, а рядом с ним два громадных мешка с конфетами. Дети эти конфеты ели, как за себя кидали. А когда мама погладила Данилу по спине, то удивилась:
- Инна, а почему у Данилы такая шершавая спина? – с изумлением посмотрела она на невестку, на что та с горьким вздохом ответила:
- Да потому что у него аллергия на сладкое…
- Так это из-за конфет что ли?! - с изумлением воскликнула моя мама.
- Конечно, - с сожалением развела руками Инна. – Он такого количества конфет и за полгода не съедал, как за эти три дня.
От чего мама всплеснула руками:
- Так что же ты мне об этом раньше не сказала?
- Так я смотрю, что вы так радуетесь, поэтому не вмешивалась, - попыталась объяснить Инночка, на что мама подумала и вынесла вердикт:
- Всё! С конфетами прекращаем. Буду вам их выдавать только с чаем, - показала она на притаившихся за дверью кухни внуков и заперла мешки в кладовой.
Только наполнила конфетами одну хрустальную вазу и поставила её на холодильник, чтобы внуки не смогли к ней подобраться.
День ограничение действовало, но на второй день старшие подговорили Данилу, чтобы он выпросил у бабушки конфет.
Так это невинное создание, осторожно подошло к рассиропленной бабушке и попросило:
- Бабуска, а мозно мне ону кафэтку, баатинку, маенькую с цяем. Вот такую, - и пальчиками показал какую именно ему надо маленькую конфетку под названием «Буратино».
Бабушка, счастливая от того, что её так вежливо просит внук, тут же согласилась.
- Конечно можно, - и, достав с холодильника хрустальную вазу с конфетами поставила её на стол, а сама прошла к плите, чтобы вскипятить чай.
Но этот пострелёнок за спиной ничего не подозревающей бабушки вскарабкался на стул, хватанул из вазы пару пригоршен конфет и исчез из кухни.
Вслед ему только раздалось изумлённое бабушкино:
- А чай, Данилушка, - на что внук, выбегая из кухни, только махнул рукой:
- Сама, бабуска.

***

Картина этого случая моментально освежилась в памяти, и я заставил сына опустошить карманы.
Пока я занимался ревизией запасов своего младшего сына, по громкой связи прошло объявление, что самолёт приготовился к взлёту и, чтобы все пассажиры пристегнули привязные ремни.
Пристегнувшись, я откинулся на спинку кресла, пытаясь отдохнуть от многочисленных событий сегодняшнего дня, но неожиданно почувствовал, что рядом чего-то копошится Данила.
Посмотрев на него, я увидел, что он пытался застегнуть ремень безопасности, но у него ничего не получалось.
- Что не получается? – посмотрел я на его покрасневшее от натуги лицо.
- Не-а, - пропыхтел сынуля.
– Сейчас, подожди, - и посмотрел на Алёшу, сидевшего рядом и уже пристегнувшегося. – А ты чего не помог ему? – с раздражением спросил у него.
- А он не просил. Говорит, что сам всё сделает, - с удивление пожал он плечами.
- Эх ты, самостоятельный ты мой, - усмехнулся я и, защёлкнув клипсу замка ремня у сына, поинтересовался: - Что? Не хочешь туда улететь? – показав глазами вверх.
- Не-а, не хочу, - серьёзно ответил сын.
- Ну, тогда сиди спокойно и не дрыгайся, - посоветовал я Даниле и откинулся в кресле в ожидании взлёта.
Вскоре турбины самолёта вновь завыли, самолёт тягачами оттащили с места стоянки, и он уже самостоятельно вырулил на взлётную полосу.
Взлёт произошёл без всяких приключений и через полчаса погасли предупреждающие табло.

Мы летели. Впереди пять часов полёта. И они прошли спокойно с перерывом на еду и походами в туалет. Парни вели себя замечательно.
Про замечательно – это сказано с преувеличением. Алёша – тот да. Сидел у окна, наблюдая за полётом и только иногда осаживал постоянно находившегося в движении Данилу. Ну а тот… Я понимал, что посадить в кресло холерика и требовать от него беспрекословного подчинения – это невозможно. Он замолкал только тогда, когда я предлагал ему бутерброд или стюардесса разносила соки. И ещё раз примолк, когда перед ним поставили обед.
В остальном пришлось выкручиваться. На его многочисленные вопросы о прадеде, пришлось рассказывать истории о фронтовых случаях из дедовской жизни. В своё время дедушка мне их сам рассказывал.
Пришлось вспомнить про Орлика, вывезшего дедушку после ранения в госпиталь, про жаркие украинские степи, где дед с такими же молодыми ребятами воевал против немцев и петлюровцев, защищая молодую Советскую республику.
Алёша тоже прислушивался к моим рассказам, и они вместе с Данилой засып;ли меня вопросами. Что мог, то вспоминал и рассказывал, а об остальном только и говорил:
— Вот приедем, тогда сами у деда всё и расспросите. Ведь я могу что-то рассказать не так, как это происходило на самом деле.
Мальчишки отставали, но потом вновь накидывались на меня с вопросами. Они всё не могли поверить, что в скором времени они сами своими глазами увидят настоящего героя и отважного в;йна.

Но вот раздалось долгожданное объявление, чтобы пассажиры приготовились к посадке.
Пристегнувшись, я смотрел в окно и наблюдал за мелькавшими внизу постройками города и серым облаком марева, покрывающим его.
Невольно проскользнула мысль:
- А ведь в Эгвекиноте над посёлком тоже стоит такой же смог, хотя вокруг столько чистого воздуха… Эх, люди… Да как же вы себя не любите, ежеминутно вдыхая в себя эту пакость.
Но рассуждать и вздыхать времени не оставалось. Самолёт коснулся колёсами посадочной полосы и гулко отреагировал на это.

Пассажиры зашевелились и высыпали в проход. Зачем? Ведь раньше, чем трап не подъедет к самолёту, на землю никто не сойдёт. Большинство пассажиров летело до Питера. Хоть те оставались на местах.
Данила, поддавшись общему ажиотажу, тоже порывался выбраться из своего кресла и мне стоило громадных усилий сдержать весь его напор действий и страстей.
Чтобы хоть чем-то занять его, я вручил ему пакет с его курткой, кроссовками и зонтиком. Бабушка перед нашим отлётом сказала, что у них иногда проходят сильные дожди. Узнав об этом, Инночка настояла, чтобы мы с собой обязательно взяли зонтики. Вот их-то я и поручил нести Даниле, заострив его внимание на этом очень важном пакете:
- Тебе – ответственное задание, - напутствовал я своего непоседу, - нести этот пакет. Если потеряешь его, то мы все промокнем и заболеем. Так что всё наше здоровье в твоих руках. Помни об этом. – Совет сын воспринял с полной серьёзностью, принимая у меня пакет.
А я достал остальные вещи с полки багажа и, отдав половину Алёше, направился к выходу.

От аэропорта ничего особенного я не ждал. Поэтому не удивился, когда увидел его здание. Обычное одноэтажное здание с пристройкой, куда потянулась вереница пассажиров за получением багажа.
Получив чемоданы, вышли на площадь.
Тоже ничего особенного. Газоны, клумбы, тополя – всё так, как и положено в обычном сибирском городке. Хотя Новокузнецк насчитывал до полумиллиона жителей, но, видимо, внимания властей этот уголок ещё не коснулся, а в быту русский человек не особо притязателен.
Наверное, недавно прошёл дождь, потому что на привокзальной площади кое-где стояли лужи. Мне так и захотелось потрогать воду в этих лужах рукой. Но я с трудом себя сдержал, чтобы не подавать пример некоторым. А Данила так и намеревался измерить глубину этих луж.

***

Хотя, когда проходили такие летние ливни в Новокузнецке, мы, мальчишки, носились по ним, поднимая кучу брызг. Это у нас вызывало дикий восторг. Мы выбирали особо глубокие места и пробегали по ним на полной скорости с криками и воплями радости, а брызги разлетались в разные стороны. На нас не оставалось ни единой сухой нитки и даже с голов стекали потоки воды.
А когда после таких забегов, бабушка встречала меня, то, чего только я не слышал от неё. Иногда она меня даже шлёпала по попе, но каждый раз сразу отводила в ванную комнату, скидывала с меня всю одежду и поливала из душа холодной водой, а я покорно стоял под этими холодными жёсткими струями и только поскуливал. Это, как в наказание за мою непоседливость, а потом бабушка растирала меня докрасна жёстким махровым полотенцем. Усаживала за стол и поила горячим чаем с малиновым вареньем. Горячая вода у нас появлялась только тогда, когда мы топили дровами колонку, а так использовали только холодную воду.
А когда дедушка растапливал эту колонку по субботам, то он всегда привлекал меня к этому процессу, показывая, как правильно положить в топку дрова, подложить под них бумагу, разжечь её и, по мере прогорания, подкладывать полешки.

***

Промелькнувшие воспоминания при виде этих луж на привокзальной площади, вызвали у меня смутные сомнения, а не сорвётся ли мой младший сын исследовать глубину этих луж.
Поэтому тут же пришлось сделать ему внушение:
- В лужи не лазать и не носиться по ним. Понятно? – строго взглянув на засветившуюся непреодолимым желанием физиномордию своего младшего сына.
Что Алёша не полезет в них, я это прекрасно понимал. В его действиях и поступках я убедился прошлым летом на Чукотке, поэтому нисколько не сомневался, что Алёша окажет мне только помощь.

У одного из пассажиров, прилетевших этим же рейсом, что и мы, я узнал, где останавливается автобус, идущий до привокзальной площади в центре Новокузнецка, и мы прошли на остановку автобуса.
Автобус вскоре подошёл и, устроившись в нём, мы поехали.
Данилу я посадил у окна, так что он только оборачивался ко мне с очередным вопросом, когда видел что-либо необычное, а так ехал спокойно.

Конечно, то, что я видел, когда папа привёз меня в Новокузнецк, я вспомнить не мог. В памяти остались только какие-то обрывки, а так эта дорога оказалась и для самого меня в новинку.

***

Невольно всплыли воспоминания о том, как папа привёз меня шестилетнего в Новокузнецк слабенького и больного.
Наш детский садик в Мизуре стоял под самой горой. Чтобы гора не осыпалась, её укрепили мощной подпорной стенкой. Так на этой стенке иногда появлялся неизвестный человек и плевал в песочницу, где мы малыши играли. Воспитательницы прогоняли этого мужика, но он всё равно приходил и плевался. Потом оказалось, что этот мужик болен открытой формой туберкулёза и вскоре умер.
Мама подумала, что я заразился туберкулёзом, потому что был слабеньким, бледным и ничего не хотел есть, как она ни билась.
Тогда они с папой решили отвезти меня на сибирские морозы к дедушке и бабушке.
Дедушка серьёзно занялся моим здоровьем. Водил по многочисленным врачам в поликлиники и больницы, пичкал всяческими отвратительными лекарствами, выгуливал на морозном воздухе и заставлял делать физические упражнения.
Во дворе взрослые выстроили специальную горку из снега, и вся ребятня с утра до ночи на ней каталась, пока хватало сил. Дедушка часами выгуливал меня во дворе. Стояла зима, январь, а дедушка заставлял меня лазать на горку с санками и скатываться с неё. Из-за своего бессилия я этого сделать не мог, но дедушка настаивал, даже несмотря на мои слёзы и стенания.
Тогда я понял, что слёзы с дедом не прокатят и после нескольких «тренировок» уже безропотно, а потом и с радостью, скатывался с горки. А дедушка, несмотря на то что промерзал чуть ли не до костей, наблюдал за моими прогулками.
Надо отдать должное дедушке, потому что он ветеран войны и на фронте потерял левую ногу. Так что ему приходилось стоять на морозе в ботиночках, а не в валенках, в которых мы все гуляли.
Ведь на протез он надевал ботинок, на него же валенок не наденешь, поэтому и на здоровую ногу дедушка надевал ботинок.
Во дворе я оказался новеньким и меня пацаны в свои компании не брали. Так после первой своей самостоятельной прогулки я вернулся со слезами. Это пацаны меня научили любить мороз.
Один из них хитрый и толстый спровоцировал меня лизнуть железную трубу баскетбольного щита. Так мой язык примёрз к этой трубе, а когда я стал его отдирать, то он оторвался с кожей. Было больно и обидно, хотя другие пацаны согревали мне своим дыханием мой язык, чтобы он легче «отклеился» от трубы.
А я ведь не знал, что на морозе так делать нельзя. На Кавказе таких морозов нет.
Но вскоре я сдружился с другими мальчишками, и дедушка меня выпускал гулять уже одного.
Всё бы было ничего, но рядом с нашим домом начали строить новый дом.
К нему привезли рельсы и фермы подъёмного крана и уложили их на будущей стройке горизонтально.
От любви к своему внуку бабушка купила мне новое зимнее пальто, валенки, зимние сапожки из чёрного фетра, шапку и много ещё чего.
Меня во всё это новое вырядили и выпустили во двор покрасоваться, какой я молодец-удалец.
В это самое время мальчишки собрались смотреть на новые фермы подъёмного крана у строящегося дома. Но не брошу же я своих товарищей, вот и пошёл я вместе с ними.
Как это интересно лазать по этим фермам! Все они лежали горизонтально и оказались смазанными густым слоем какой-то смазки. То ли тавота, то ли солидола. А одна ферма оказалась с кабиной. Так мы и в неё пробрались. Всё излазали.
И вот такой счастливый, довольный и полный впечатлений я предстал перед бабушкой, чтобы поделиться с ней радостью о том, что мы увидели на кране.
Трудно представить себе, что я ещё не перепачкал смазкой в своей новой одежде. От моего вида остолбеневшая бабушка безмолвно осела в коридоре на сундук, а дедушка вытряхнул меня из замазученных обновок и отлупцевал за «отвратительное отношение к одежде».
Потом меня поставили в угол и, даже несмотря на мой скулёж, долго не выпускали оттуда.
Это время дедушке понадобилось, чтобы растопить колонку для моего отмывания, а бабушке горячая вода, для отстирывания мазуты с новых вещей.
Только после этого меня выпустили из угла и отправили в ванную. Дедушка, не жалея оттирал с моего лица и рук жёсткой мочалкой мазут. А во время этой помывки я разглядел у него под левым соском небольшой круглый шрам.
- Что это у тебя такое? – удивился я, показывая пальчиком на шрам размером с двухкопеечную монету.
- А, это… - дедушка посмотрел себе на грудь. – Это один белогвардеец в меня выстрелил из нагана. – Нехотя ответил он, но когда развернулся, то напротив, на спине я увидел другой шрам уже размером с пятак.
- А это? – вновь удивился я.
- А это пуля прошла на вылет, - так же неохотно ответил дедушка.
- Расскажи, ну пожалуйста, - пристал я к дедушке, но тот всё не соглашался, а когда я обнял его и с величайшей просьбой посмотрел ему глаза, то нехотя согласился.
- Но только обещай мне, что на краны лазать не будешь и будешь хорошо кушать.
Тут я уже был на всё согласен, поэтому рассыпался в заверениях.
- Ну, так слушай, - дедушка присел около ванны на стульчик, подложил несколько полешек в топку титана и начал: - В один их обстрелов, когда мы прятались от артиллерийского огня, мне в плечо и в спину попало несколько осколков от снарядов. Осколки небольшие и раны оказались неглубокие, - дедушка показал мне насколько белесых шрамиков. – Крови я много не потерял, но в госпиталь меня отправили, чтобы вынуть эти осколки. В госпиталь я сам поехал на своём коне Орлике. Там пролечили меня дней десять и, когда раны стали заживать, то я попросил, чтобы меня выписали и обратно отправили в часть. Врач согласился и отпустил меня. А Орлик всё время находился при госпитале. Его там подкармливали и у него даже бока округлились. Взял я все необходимые бумаги, сел на Орлика и поехал в направление части. Оружия с собой никакого нет. Только одна граната. И вот, взбираемся мы с Орликом на один крутой холм, а навстречу нам с противоположной стороны холма поднимается белогвардейский офицер на коне. Рука перевязана. Наверное, он тоже возвращался к себе в часть после ранения. Увидев меня, он выхватил наган и выстрелил в меня, а я в это же самое время бросил в него гранату. Что там дальше было – не помню, но Орлик почувствовал, что со мной плохо и вернулся в госпиталь. Видно, ему понравилось, как его там кормили. Так он и спас меня. Ранение оказалось тяжёлым. Я долго лежал без сознания, но потом пошёл на поправку и через пару месяцев вернулся к себе в часть, - дедушка усмехнулся, потрепал меня по голове.
- А дальше, - нетерпеливо потребовал я продолжения рассказа.
- А дальше – это уже совсем другая история. И если я увижу, что ты выполняешь данные мне обещания, то я тебе расскажу ещё очень много разных историй, - пообещал дедушка.
- Я, дедушка, обещаю, что выполню всё, что потребуется, потому что я тоже хочу, как и ты выздороветь и быть сильным и, если бы у меня был Орлик, то я бы помчался на нём громить врага.
- Да ладно тебе, - погладил меня дедушка по мокрой голове своей мощной, широкой ладонью. - Всё будет у тебя замечательно. Главное – это то, чтобы ты сам этого хотел и выполнял все свои обещания.
Зимнее пальто, шапка и сапожки сохли три дня. Поэтому меня всё это время не выпускали на улицу, и я с завистью смотрел из окна квартиры на бегающих во дворе мальчишек.
Дедушка вплотную занялся моим здоровьем и с новой силой продолжил водить меня по поликлиникам и больницам.
Вечерами, укладывая меня спать, читал сказки, переведённые им с латышского языка, а когда заканчивал читать, то укладывал на спину и прикладывал к моей груди свои тёплые широкие ладони. Их тепло проникало в меня, и я засыпал.   
В конце зимы здоровье моё стабилизировалось, и я уже с удовольствием гонял по улицам.
Если по приезду дедушка изобретал специальные бутерброды, чтобы хоть как-то впихнуть в меня что-нибудь съестное, то к весне после улицы я залетал в гостиную, где мы обедали, и накидывался на вкуснейшие борщи и супы, приготовленные бабушкой, а потом ещё требовал добавку.
Вначале, когда папа привёз меня в Новокузнецк, дедушка нарезал мелкими дольками хлеб, намазывал его сливочным маслом, а сверху укладывал, как украшение, тоненький кусочек селёдочки или копчёной колбаски с жировыми прослоечками. Назвал он всё это «торпедами» и, изображая полёт «торпеды», целился мне в рот. На я от этих «торпед» отворачивался и со слезами вообще отказывался есть.
Весной мне и «торпед» уже не требовалось предлагать, в меня влезало всё, что бы ни находилось на столе. Бабушка от этого только умилялась.
Я целыми днями проводил с мальчишками во дворе и только на бабушкин призыв: «Лёсик! Иди обедать!» или: «Лёсик! Иди ужинать!», я возвращался домой.
А несколько раз возвращался домой в крови.
Один раз это мы лазали в подвалах строящегося дома и там я спиной напоролся на огромный гвоздь. Как этот гвоздь не проткнул меня насквозь, я и сам не знаю. Но бабушка, глядя на мою разодранную спину, пролила не одну слезу.
Второй раз мы с мальчишками ковыряли кирками пролитый бетон. А я промахнулся и вонзил кирку не в бетон, а себе в ногу. Мальчишки довели меня до дома, а бабушка вызвала скорую помощь, и я почти неделю хромал. Но вскоре обратно начал носиться по двору.
Всё шло хорошо, вот только мы с мальчишками с соседнего двора никак не могли поделить территорию детского садика, разъединяющего наши дворы. И как-то однажды наши две команды встретились. Перекидывались между собой небольшими камешками размером с копейку. Если такой камень и попадёт по башке, то только причинит небольшую боль. А один из мальчишек насобирал больших камней размером с пятак и принялся ими швыряться. Ну один из его камней и засветил мне прямо в лоб. Конечно, я завыл, а перепуганные пацаны разбежались. Наши же пацаны отвели меня к бабушке на лечение. На лоб налепили пластырь и этим дело закончилось. Хотя закончилось не окончательно. Пришлось иметь продолжительную беседу с дедушкой и обещать, чтобы все свои поступки я сначала обдумывал, а потом уже швырялся ими, как теми же камнями.
- Каждое твоё действие должно быть обдумано, тогда оно и принесёт пользу, - внушал мне дедушка во время этой беседы.
- А если у меня нет времени его обдумывать? – никак не мог понять я.
- А ты попробуй и найди его, - хитро ухмыльнулся дедушка. – Вот тогда ты и станешь настоящим мужчиной. Потому что каждый мужчина должен отвечать за каждый свой поступок. А если ты не сможешь этого сделать – грош тебе цена.
А ведь прав оказался дедушка, когда заставил меня задуматься над его словами. Они много раз спасали меня при многочисленных авариях и неприятностях в моей морской жизни.
А когда папа приехал летом забирать меня из Новокузнецка, то удивился, когда увидел, как я лазаю по турникам и горкам на детской площадке.
- Как это у тебя получилось? - в недоумении допытывался он у дедушки, на что тот только развёл руками и перенаправил вопрос:
- А ты спроси об этом у мамы, - показав глазами на бабушку.

***

Автобус частенько потряхивало на ухабах, и водитель виртуозно объезжал разлившиеся после дождя лужи.
Окружающий пейзаж не вызывал ни у меня, ни у моих сыновей особого интереса. Частные домишки с услугами во дворе – этого добра и в пригородах Владивостока, Артёма и Уссурийска навалом. Так что ничего особенного.
Мелькнула стела Новокузнецкого района и через сорок минут пути автобус достиг вокзальной площади.
У меня в памяти не возникло никаких ассоциаций или воспоминаний об этом месте, поэтому пришлось вспомнить дедушкины инструкции, данными им по телефону.
Мы вышли на конечной остановке, перешли на противоположную улицу и оказались на проспекте Бардина.
Проспект поразил своей шириной. Это не то, что во Владивостоке. Там даже проспект Столетия Владивостока с ним не сравнится по ширине.
Проспект разделялся на две половины широкой аллеей. По обе стороны от неё шли двухполосные широкие улицы с троллейбусным движением, а по краям проспекта вереницей выстроились серые пятиэтажные дома, соединённые между собой высокими арками.

Нам требовалось найти дом номер девять.
- Ну что, ребята, - весело глянул я на сыновей, - пошли искать дедушкин дом.
- А куда? – недоумённо поинтересовался Алёша.
- Я так думаю, что туда, - показывая пальцем на противоположную сторону проспекта. – Нам надо найти дом номер девять. А это нечётная сторона и она находится там, - кивнул я в сторону светофора. – На троллейбусе смысла ехать нет. Мы же не знаем, сколько надо остановок проехать до девятого дома. Так что лучше ножками.
- Пошли, - решительно поддержали меня сыновья.

Город после дождя. Лужи. Редкие проезжающие машины могли окатить нас из них потоками грязной воды, поэтому мы держались подальше от края тротуара.
Да и движение здесь не настолько интенсивное, как во Владивостоке. На дорогах проносятся автомобили только отечественного автопрома. «Тойот», «Ниссанов» и «Мазд» нет. Только «Волги», «Москвичи», да «Жигули».
По светофору перешли проспект Бардина и вышли на угол проспекта Металлургов и Бардина к гастроному.
Убедившись, что мы на нечётной стороне улицы, пошли вдоль стен серых домов.
Между первой парой домов связкой к ним шла внушительных размеров арка.
- Пап, а по-моему, нам как раз и надо в эту арку, - указал мне Алёша, вглядываясь в адресные таблички с номерами домов.
- А ты прав, - подтвердил я, увидев табличку с номером девять.

Пройдя во двор, я огляделся. От увиденного у меня что-то кольнуло в груди, но именно того, что связывало меня с детством, я не разглядел. Нет того детского садика и большой, широкой баскетбольной площадки. Всё казалось маленьким и каким-то убогим.
Те же лавочки, те же клумбы с цветами, та же детская площадка, но всё это выглядело не так, как отпечаталось в моей памяти большим, красивым и ярким.
Повернув направо и, вглядываясь в таблички с номерами квартир над входами в подъезды, пошёл дальше. А вот и третий подъезд, про который мне рассказывал дедушка.
Пропустив впереди себя сыновей, ведь они шустрее меня, начал подъём на третий этаж.
Как все эти подъезды похожи друг на друга! Та же самая ядовито-зелёная краска, бетонные, зализанные за долгие годы ногами многочисленных жильцов ступени, железные перила с массивными деревянными, кое-где отколотыми накладками…
А вот и нужная нам дверь, выкрашенная неизменно коричневой краской, с пришпандюренной к косяку кнопкой звонка.
Мальчишки уже стояли возле двери с нетерпением поглядывая на меня.
- Чё стоим? – выдохнул я. – Нажимай. Звони, - посмотрел я на Алёшу.
После обычного дребезжащего звука звонка за дверью послышались торопливые шаркающие шаги.
Никто не спросил: «Кто там или какого чёрта трезвоните тут».
Дверь широко распахнулась и на пороге я увидел бабушку.
В красивом платье и необычной причёске, она с улыбкой стояла и разглядывала тех, кто к ней пожаловал.
Этих секунд мне хватило, чтобы полностью рассмотреть человека в своё время теплом и добротой вернувшего меня к жизни.
Тёмно-бардовое платье с какими-то цветами совсем не соответствовало жаркой июльской погоде, но бабушка, предчувствуя торжество момента, надела именно одно из своих самых любимых платьев. А причёска также соответствовала моменту. Наверное, бабушка провела в парикмахерской не один час, чтобы добиться такой красоты. Аккуратно подстриженные, слегка завитые волосы густой шапкой, едва прикрывающие уши, обрамляли её голову, создавая ореол доброты и уюта.
Бабушка широко раскрытыми глазами смотрела на прибывших внуков и, раскрыв объятия, радостно воскликнула:
- Идите ко мне, мои хорошие, - а когда правнуки оказались у неё в руках, начала покрывать их поцелуями, что не помешало ей вылить на меня все свои переживания: - И где же это вас так долго носило? Ой-ё-ёй! Я уже и не знала, что и подумать! Ох-ох-ох! Я уже и в аэропорт звонила. Да-да-да! В самую справочную и звонила! – целуя правнуков, бабушка укоризненно смотрела на меня. - А там говорят, что самолёт уже сел, а про вас там никто ничего не знает. Ой-ё-ёй! Как же так?! Я им даже ваши имена сказала, а они мне только нагрубили в ответ. Им всем всё равно что ли куда вы там подевались? – у бабушки от всех этих переживаний даже слёзки в глазах появились и она, одной рукой придерживая правнуков, а второй, где держала платочек, вытирала глаза.
Но долго так продолжаться не могло, потому что из глубины комнаты раздался дедушкин голос:
- А покажите-ка мне этих потерянных гвардейцев, - от чего бабушка выпустила из рук правнуков и вновь заохала, но уже не горестно, а сокрушаясь: - Ой-ё-ё-ё-ёй. И что же это я вас в дверях держу? И чего это я с вами тут разговоры затеяла? Ох-ох-ох-ох. Вы же все такие уставшие, а я вас тут пытаю. Немедленно проходите, руки мойте и за стол садитесь. Я тут такого наготовила…
Бабушка вышла из маленького коридорчика и, по-прежнему вздыхая, прошла в центр комнаты, где стоял дедушка.
Опираясь на палочку, дедушка приблизился к правнукам.
- А подойдите-ка ко мне, мои хорошие. Дайте мне вас поподробнее рассмотреть. А тот всё фотографии присылаете, а в гости всё никак не пожалуете, - выговаривал он строгим голосом.
Я протолкнул впереди себя Алёшу с Данилой, а сам, подхватив чемоданы проследовал за ними.
Комната от такого количества людей стала выглядеть маленькой, а по сравнению со всеми нами и грозный дедушка с маленькой пухленькой бабушкой превратились в обычных старичков с морщинистыми лицами, но только с очень добрыми глазами и радостными улыбками на лицах.
Время в этой комнате как будто остановилось. Слева у стены стоял прежний добротный книжный шкаф, где я когда-то складывал свои машинки и солдатиков. Там же стоял диван, покрытый кожей, на котором дедушка укладывал меня спать и читал сказки, а над ним висел старый ковёр, где я перед тем, как заснуть, находил всяческих чудовищ.
По середине комнаты красовался круглый стол с расставленными тарелками и прочим шанцевым инструментом.

Дедушка, приобнял подошедших Алёшу с Данилой. Алёша оказался даже чуть выше деда ростом, поэтому дедушка только похлопал его по плечу и поцеловал, а Данилу погладил по голове и пригнулся для поцелуя, но неожиданно поднял голову и посмотрел на бабушку:
- А ты посмотри, Катя, как он напоминает маленького Лёсика. Только тот был намного худее. У того были только кожа, да кости, а этот смотри какой здоровячок-крепышок.
- Ой папка, да что ты их держишь посреди комнаты? Их же всех кормить надо, да отмывать после дороги, - вновь засуетилась бабушка.
- И то правда, Катенька, - вторил ей дедушка и распорядился. – Давайте все мыться, да за стол садиться.
На что бабушка тут же вновь заохала, заахала и отправилась на кухню, а я остался стоять по середине комнаты с чемоданами.
Увидев мою нерешительность, дедушка вновь устроился на фундаментальном стуле, с которого смотрел, установленный напротив телевизор, и отдал приказ:
- Детям мыться и за стол. А ты, Алёша, бери чемоданы и неси их в спальню.
- Как в спальню? - Не понял я его. – А вы где будете спать?
- Не рассуждать, - вновь распорядился дедушка. – Мы с бабушкой ляжем здесь, в этой комнате, - но увидев мой удивлённый взгляд, пояснил: - Я лягу на диване, а ты будешь бабушке на ночь приносить из соседней квартиры складную кровать. Там сейчас никто не живёт, поэтому она там не нужна.
- А в спальне что? – я никак не мог понять дедовских планов.
- А там две кровати. На большой улягутся Данила с Алёшей, а на второй, что поменьше – устроишься ты. Понятно? – и уже шутливо добавил: - Есть ещё вопросы у матросов?
- Никак нет, - так же шутливо ответил я и унёс в спальню чемоданы.

Умывшись, мальчишки вышли из ванной комнаты и в нерешительности мялись. Увидев это, дедушка и тут скомандовал:
- Что застыли? Быстро за стол, - чему правнуки с удовольствием подчинились.
Тут уже принялась командовать бабушка. Она налила им густого, пахучего борща и вручила каждому по ломтю хлеба.

Во Владивостоке почему-то в магазинах такого хлеба я не видел. Там мы покупали булки белого или серого хлеба. Если его порезать, то получались обычные квадраты, а тут бабушка дала ломти от круглого хлеба, как будто испечённого на поду в печи. Этот хлеб и пах по-особенному и вкус его совсем отличался от того, что мальчишки ели дома.

Поначалу они в нерешительности откусили по кусочку, а потом, когда распробовали, уминали его с удовольствием.
На второе блюдо бабушка поставила перед каждым тарелку с котлетками и пюре. Именно с котлетками, а не ломтями с полтарелки, как я жарил дома.
Маленькие и продолговатые котлетки напомнили то время, когда дедушка пытался «торпедами» накормить меня.
Сейчас никого не пришлось кормить и пичкать. Котлетки улетели мигом и только вопросительные взгляды правнуков спрашивали: «А ещё?».
Поняв их животрепещущие взгляды, бабушка вновь наполнила правнукам тарелки.
И на третье, поставила перед каждым правнуком по небольшому глиняному горшочку.
- А там что? – поинтересовался Алёша с интересом поглядывая на горшочки. – Мы из таких в «Поплавке» или пельмени ели или мясо.
- А ты, внучек, попробуй, а потом мне и скажешь, что это такое, - с хитринкой посмотрела бабушка на Алёшу.
Попробовав, Алёша с удовольствием сделал заключение:
- Ну и вкуснятину ты сделала, бабушка! Это что-то напоминает мне ряженку, но это не ряженка, а что-то другое. Что же это такое, бабушка? – и вопросительно посмотрел на довольную бабушку.
А бабушка, довольная похвалой, раскрыла секрет:
- А это моя простоквашка. Так я её называю. Так сыночек мой, Вовочка, ваш дедушка, её называл, - тяжело вздохнув при этом.
- Не грусти, Катенька, - попытался успокоить её дедушка. – Приедет скоро наш Вовочка. Его тоже тогда угостишь его любимой простоквашкой.
- Как? И папа сюда приедет? – невольно удивился я. – Вот это новость! – и восторженно посмотрел на сыновей. – Деда скоро увидите! Вот тогда уже у нас будет по-настоящему праздник! – а бабушка добавила:
- И бабушку Инну тоже увидите.

С собой я привёз бутылку водки «Посольская», специально купленную для такого случая в валютном магазине «Альбатрос».
Когда бабушка налила борщ, мы выпили по стопочке за приезд. Перед котлетками выпили ещё по одной за наших замечательных Алёшу с Данилой.
Им в большие, высокие стаканы, которые я помнил со своего детства, бабушка налила специально сделанного ею морса из чёрной смородины.
А водочку мы пили из знаменитых серебряных рюмочек. Снаружи их поверхность покрывали всевозможные вензеля, а внутри яркой желтизной блестела позолота.
Узнав про приезд папы и мамы, я налил ещё по одной стопочке и предложил:
- А давайте выпьем и за приезд папы с мамой и за всю нашу большую и дружную семью, - от чего никто не отказался.
Дедушка пил водочку осторожно мелкими глотками, стараясь оценить качество необычной для него водки, а бабушка, сделав первый глоточек, тут же заявила:
- Ну и вкусную ты водочку привёз, Лёсик. Она мне чем-то напоминает ту, которую покупал мой папа в Питере.
- Ну что ты такое говоришь, Катенька? – возмутился дедушка. – Когда ты могла её пробовать? Ведь ты же была в то время совсем ещё девчонкой.
- А мы её один раз только и пробовали с Зиной, да Марусей, когда папенька на Рождество её купил, - как маленькая девчонка начала оправдываться бабушка перед суровым дедушкой.
- Да, Катенька, ох не знал я тогда, что ты пьянчужкой такой была, - шутливо, якобы с укором вздохнул дедушка. – А то бы ни в жизнь на такой не женился, - на что бабушка только рассмеялась.
— Вот так бы и не женился! – подбоченилась бабушка, сидя на стуле и озорно поглядывая на дедушку. - Я помню, как вы с Лёней ворвались к нам на Бармалеевскую. В шинелях, портупеях, да с шашками на перевязи. 
- Да-а, - протянул дедушка. – Это нас тогда с бабушкиным братом Леонидом Семёновым направили на курсы красных командиров, - начав вспоминать былое. – Вот мы и закатились прямиком с вокзала на Бармалеевскую как раз под Рождество. А там такой цветник… - дедушка от счастливых воспоминаний даже покрутил головой.
- А никакой ни пьянчужкой, а мы просто попробовали её, - возмущённо отреагировала бабушка на замечание дедушки и пояснила: - Тогда папенька усадил этих героев за стол и нам тоже по глоточку налил.
Хотя об этой истории я уже слышал несколько раз и от бабушки Зины в Питере и от бабушки Маруси в Москве.
Поэтому, чтобы разрядить обстановку, поднял стопочку и предложил:
- А вот за сестёр твоих, бабушка, и выпьем, - от чего ни бабушка, ни дедушка не отказались.
Но когда сыновья еле-еле выкарабкались из-за стола, бабушка предложила мне:
- А не выпить ли нам, Лёсик, ещё по стопочке. Уж больно вкусная эта водочка, - на что дедушка чуть ли не рыкнул:
- Катя! – и бабушка, тут же сникнув, начала убирать со стола, прихватила бутылку с собой и отнесла на кухню.
Дедушка перебрался на свой стул перед телевизором, а бабушка что-то шебуршилась на кухне.
Подумав, что ей понадобиться моя помощь с мытьём посуды, я тоже прошёл на кухню.

Увидев меня, бабушка, сделав загадочное лицо, таинственным шёпотом предложила:
- А не выпить ли нам ещё по стопочке, Лёсик? Пока дедушка не видит, – понимающе глянув на меня.
От такого предложения я обалдело посмотрел на бабушку. Это человеку далеко за восемьдесят, а она предлагает мне совершить такую каверзу, но когда она пояснила:
- Уж больно вкусную ты водочку привёз, - на что я кивнул, молча соглашаясь с её предложением.
Бабушка тут же налила по стопочкам понравившийся ей напиток и так же шёпотом сообщила:
- Только ты дедушке об этом не говори, - погрозив мне пальчиком и залихватски опрокинула рюмку.
Я последовал примеру старших, а довольная бабушка убрала бутылку в холодильник «ЗИЛ».

Помыли посуду, навели порядок на кухне и вернулись в комнату.
Дедушка сидел перед телевизором, но не смотрел его, а просматривал газеты.
Возле него на маленьком столике их лежал целый ворох. Чувствовалось, что газеты он просматривал от корки до корки.
Несмотря на вечернее время и то, что солнце уже на светило в окна, в квартире стояла удушающая жара.
Все сидели распаренные от неё. Один Данила безудержно носился по комнатам. Я его раздел до трусов. Энергия переполняла моего младшего сына. Он не знал, что ему ещё предпринять.
Алёша, видя избыток энергии у брата, как бы невзначай предложил ему:
— А ты разбегись и врежься в стенку головой, может быть, тогда успокоишься, — и указал возбуждённому брату на стенку ванной комнаты.
Данила, недолго думая, разбежался и устремился в стенку головой вперёд. После соприкосновения со стеной он не некоторое время замер и вертел головой, ошарашенно оглядывая окружающих. Всё произошло настолько быстро, что я не успел отреагировать на такое событие, а бабушка только всплеснула руками:
- Ой, Данилушка! И что ж ты такое делаешь? Не больно тебе, касатик ты мой? - на что обалдевший от удара храбрец только махнул рукой:
- Всё нормально, бабушка.
Хорошо, что стенка оказалась деревянная и отыграла от такого соприкосновения, а не кирпичная, как все остальные стены в доме. Если бы он врезался метром левее, то точно пришлось бы вызывать скорую помощь.
Придя в себя после соприкосновения со стеной, Данила через некоторое время пришёл в себя и начал приставать к дедушке с вопросами.
- Дедушка, а почему у тебя деревянная нога? У меня есть две костяные, а у тебя одна из дерева, - ожидая ответа Данила не отходил от дедушки, но тот увлёкся газетами и почти не обращал внимания на правнука. - А где такие выдают? – заглядывая в глаза деду продолжил допытываться он. - А как такую получить?
От такого наивного вопроса дедушка недовольно отложил газету и внимательно посмотрел на правнука.
- А зачем тебе такая нога? Пользуйся своими и бегай на них. Вон, как у тебя хорошо получается бегать.
- Нет, с деревянной лучше, - не соглашался Данила.
- Почему это лучше? - не понял его дедушка, на что правнук без сомнения начал его убеждать.
- А потом что никто тебя ничего не заставляет делать. Сиди себе, да газеты читай, и никто тебе ничего не говорит на это, - Данила своими честными брызгами смотрел на прадеда и честно излагал ему свою точку зрения.
Дедушка, никогда не привыкший отлынивать от работы и всегда призывающий идти за ним рабочих и крестьян никак не мог понять, что перед ним пятилетний ребёнок и по-серьёзному, как с Алёшей, начал разговор с правнуком, рассказав, как немецкий офицер его ранил, а старшина Лебедев вытащил его через болота, как он чуть не погиб в этих болотах и долго лечился в госпиталях.
- Так что не нужна тебе деревянная нога, - дед погладил по голове примолкшего Данилу. – Пусть ты никогда не узнаешь ни боли, ни войны… - тяжело вздохнул он. – И пусть ты никогда не услышишь грохот приближающихся танков и вой пикирующих самолётов.
- А я их не боюсь! - Встрепенулся Данила. – Я их из автомата та-та-та, - изобразил он звук работающего автомата, - и гранату в них, как кину, - тут уже возбуждённый Данила изобразил бросок гранаты и, рухнув на пол, пополз к обалдевшей бабушке, - и всех их победю, - пыхтел он, ползая по полу.
- Ой-ё-ё-й, - всплеснула руками бабушка. – И где же ты такого-то насмотрелся? И кто тебя всему этому только обучил?
- Никто меня не учил! Я это всё по телевизору видел! – гордо заявил ей Данила и возбуждённо пояснил: - И мы так садике в группе с пацанами играемся, когда нас на прогулку не водят.
- А девочки что тогда делают? - Бабушка захотела вывести правнука из воинственного состояния, но получилось, наоборот.
Глаза у Данилы сверкали молниями, волосы на голове торчали в хаотичном беспорядке, щёки от волнения раскраснелись, а на носу даже выступили бисеринки пота.
- А они тоже вместе с нами гранаты кидают в фашистов, а когда нас ранят, так они нам раны перевязывают и попить дают.
- Господи, боже мой… - в бессилии охнула бабушка, вновь всплеснув руками. – Не дай, ни приведи, чтобы такое когда-нибудь повторилось. Ты больше так не играй, цветочек мой аленький, - бабушка подняла с поля развоевавшегося правнука и принялась его расцеловывать.

***

А мне вспомнился случай с Алёшей. Ему тогда исполнилось два с половиной года.
Мы ехали с ним в поезде, возвращаясь от моих папы и мамы.
В купе вместе с нами ехала женщина с девочкой, примерно Алёшиного возраста.
Девочка постоянно куксилась, чувствовалось, что она очень избалована.
Чтобы она не капризничала, мама ей давала то конфетки с печеньками, то читала сказки.
От этих сказок девочка затихала, а после некоторых со страху залезала под одеяло и смотрела на маму широко открытыми от ужаса глазами.
Удивлённый Алёша посмотрел на меня:
- А чего это она прячется? - указал он на девочку под одеялом.
- Наверное, страшно ей стало, - предположил я.
- А чего там страшного? - не понял меня сын. – Ну летает там какая-то бабка в ступке или Змей с тремя головами где-то бродит. Иван-царевич же его победил. Он ему раз, раз и все головы отрубил, - мой смелый сын даже наотмашь размахался воображаемой саблей.
Девочка высунула голову из-под одеяла и пропищала:
- И ты их даже не боишься?
- А что мне их бояться? – гордо заявил Алёша. – Я ведь сильный! Правда, папа? – и за подтверждением своей правоты посмотрел на меня.
- Конечно, сильный, - подтвердил я. – А особенно храбрый, - погладив белокурые вихры сына.
- А это правда, что он ничего не боится? – удивилась женщина. – Моя, так от каждого шороха трепещет.
- А вы что? Не видите, что ли? – показал я на Алёшу.
- А почему? – непроизвольно вырвалось у женщины.
- А потому что мы ему эти страсти не читаем и не рассказываем, - выдал я ей весь этот небольшой секрет.
Дело в том, что Алёша очень рано начал разговаривать. Брат моей жены начал его обучать чтению и читал всё, что ни попадя, вплоть до любовных романов. Поэтому Алёша почти всё время сидел и смотрел телевизор, впитывая в себя, как губка, всю поступающую информацию, а в два года начал заикаться. Тогда кто-то из врачей определил, что его умственные способности опережают физическое развитие и посоветовал ограничить информацию и не допускать стрессов. Мы это и сделали. Книжек новых не читали, к телевизору не допускали. Включали его только тогда, когда ребёнок спал. И через год Алёша перестал заикаться. Только после этого мы начали читать ему и книжки и позволили смотреть мультики по телевизору.
Тогда мультики выпускали именно детские. Добрые и поучительные. А с Данилой получилось всё, наоборот. Вот он и насмотрелся всех телевизионных пакостей, которые сейчас продемонстрировал дедам.

***

Увидев, что внуку никак не успокоить, бабушка предложила:
- А давайте выйдем во двор. Там сейчас ой как хорошо.
- Конечно, бабушка, - поддержал я её, видя, что в четырёх стенах мой младший сын вообще не успокоиться.
Мальчишки тут же оделись, и мы вышли во двор.
Лето тепло, вечер. Свежо дышится после дождя.
Возле подъезда на лавочках сидело несколько женщин преклонного возраста.
Увидев бабушку, одна из них поинтересовалась:
- Ну что, Екатерина Ивановна, дождались внучков? – изобразив на лице радостную улыбку.
- Как видите, Елизавета Семёновна, - елейным голоском, так не похожим на обычный голос, которым бабушка разговаривала с нами, ответила она любопытной бабульке, раскланиваясь перед остальными соседками.
Пройдя перед оптическими прицелами местных блюстительниц порядка, мы вышли в центр двора.
Там под густыми кронами тополей стояли лавочки. Бабушка облюбовала одну из них и показала жестом, чтобы и я присел рядом с ней, а Алёша с Данилой пошли дальше обследовать двор.
Бабушка осмотрелась и тяжело вздохнула:
- А ведь эти деревца при тебе ещё посажены были…
Я задрал голову и посмотрел вверх. Тополя действительно смотрелись огромными, а я никак не мог вспомнить, что это я их сажал. Как-то этот эпизод стёрся из моей памяти. От чего стало даже обидно. А говорят, что если человек что-то увидел, то это у него отложится в памяти навсегда. Правда, существует одно «но» … Этому должна сопутствовать подходящая ситуация.
А бабушку, увидев, как я осматриваю тополя, начала вспоминать, как меня шестилетним зимой привезли к ним, и она с дедушкой меня лечила и выходила. Я окреп, а когда папа в августе приехал забирать меня, то удивился, как я лазаю по турникам и ношусь по лужам после летнего обильного дождя. Мы ещё немного погуляли, посидели на лавочках и подышали ароматом вечерних цветов.
Неожиданно вспомнилось, что так в том счастливом детстве пах душистый табачок, синие цветы которого в изобилии росли на клумбах.

Вернулись домой.
В квартире стояла невероятная духота и жара. Поэтому все форточки держали открытыми. Балконную дверь тоже. Но комаров налетело такое множество, что пришлось взять пылесос и гоняться за ними по квартире, чтобы они хоть ночью дали спать.

Если во Владивостоке летом стояла такая духота, то на этот случай у нас в каждой комнате стоял вентилятор и гонял воздух по квартире.
Вентиляторы я привёз из Японии на 127 вольт. Так что к каждому вентилятору я приспособил трансформатор, а когда с финансами стало получше, то через несколько лет установили кондиционеры, и летняя жара уже не так донимала.

Тут я вспомнил, что до сих пор не позвонил Инночке и не сообщил ей, что с нами всё в порядке, поэтому попросил дедушку:
- А позвонить во Владивосток можно, а то Инна, наверное, волнуется. Да и телеграмму мы ей не дали, что приехали.
- Конечно можно, - согласился со мной дедушка и, поднявшись со своего стула, подошёл к телефону, чтобы через межгород заказать телефонный разговор.
Через минут двадцать телефон пронзительно зазвенел.
— Вот это междугородний, - отреагировал на трезвон телефона дедушка.
Я подскочил с дивана и бросился к телефону. Из него раздался равнодушный голос телефонистки:
- Владивосток вызывали?
- Да, да, вызывали, - торопливо подтвердил я.
- Соединяю, - прозвучало в ответ.
Но том конце провода протяжно зазвучали гудки. Весь в нетерпении я напрягся. Ведь телефон, на который я звонил, находился у соседки по площадке. Нина хорошо ко мне относилась и, даже когда я звонил с моря, она всегда звала Инну.
Вот и сейчас из трубки донёсся голос Нины:
- Алё?
- Нина, это Алексей, - начал торопливо говорить я. – Позови, пожалуйста, Инну.
- Хорошо, - подтвердила Нина мою просьбу. – Подожди минутку, - и из трубки я слышал только звук работающего в комнате Нины телевизора.
Но тут из трубки донеслось:
- Алё! Алечка, это ты? – тревожно прозвучал голос Инны.
- Да, я, - подтвердил я.
- Как вы там? Как долетели? Как добрались? Как вас встретили? – Инна сразу засыпала меня вопросами.
По её голосу я почувствовал, что она очень волнуется, поэтому постарался, как можно спокойнее рассказать о нашем перелёте.
- Да всё хорошо, не волнуйся, родная. Мы уже в Новокузнецке. Прилетели вовремя, доехали без проблем. Встретили нас замечательно. Накормили, напоили. Мы даже погуляли и сейчас будем готовиться спать. А ты как добралась до дома? – в свою очередь поинтересовался я.
- Да что я? Вы вот никак не могли улететь. Я так переживала. Обратилась в справочное бюро, чтобы мне объяснили причину задержки, а они мне всё какие-то отговорки дают. Тогда я уже возмутилась и говорю им: «У меня там муж с сыновьями, вы можете мне конкретно сказать, что произошло?». Там нас у справочной собралось несколько человек, и все требовали ответа. А когда мы уже по-настоящему разорались, то пояснили, что сломалась какая-то деталь, которую вот-вот заменят. А когда выяснилось, что деталь нашли, её заменили и самолёт пошёл на взлёт, то все успокоились и мы с Алёной вернулись домой. Но у меня всё равно кошки скребут на душе от неизвестности. Как хорошо, что ты позвонил, а то я всё не могла найти себе места, - и, неожиданно прервав свой рассказ, задала очередной вопрос: - А мальчишки с тобой?
- Конечно, - подтвердил я. - Куда же они денутся? Вот они тут. Если хочешь, то сама с ними поговори, - и передал трубку Даниле, который от нетерпения, чтобы услышать маму, тянул руки к трубке телефона и канючил:
- Я тоже хочу с мамой поговорить, дай мне трубку, - трубку я ему дал, и он начал важно отвечать на мамины вопросы: - Да…, хорошо…, нормально…, угу…, - то что говорила сыну Инна, я почти не слышал, но когда монотонность бормотаний сына ей надоела, то расслышал: - Что ты там всё угукаешь, да угукаешь, а ну дай папе трубку. Пусть он мне конкретно хоть что-то скажет, - на что сын мне безмолвно вернул трубку.
Мы ещё минут десять говорили с Инночкой о наших делах и только после того, как поговорил и Алёша, я повесил трубку.
Ведь это междугородний разговор, и он стоил денег, а я не хотел, чтобы дедушка с бабушкой из-за нас несли дополнительные расходы.

После телефонного разговора мы все расселись у телевизора, потому что начиналась программа «Спокойной ночи, малыши». Я посадил Данилу себе на колени, и мы внимательно посмотрели очередную сказочку. К концу передачи Данила уже клевал носом. Я перенёс его в спальню и уложил спать.
Алёша остался вместе со мной и дедушкой.
В эти дни как раз шёл 28 съезд КПСС. Дедушка постоянно сидел и смотрел телевизор, а с утра читал все газеты, здраво рассуждая о грядущих событиях в КПСС.
На этом съезде обнажился резкий раскол в партии между консерваторами и сторонниками реформ. По итогам съезда приняли программу развития страны, где выражалось стремление к переходу к рыночной экономике.
Просмотрели программу «Время», и я ещё долго разговаривал с дедушкой о политике партии.
Меня поразила его целеустремлённость и целостность взглядов на происходящие события. Дедушка безоговорочно верил в политику партии и правительства и уверенно говорил, что настоящие коммунисты одержат верх и заткнут всяких демагогов и демократов.
- А эти болтуны, которые только и говорят о какой-то псевдодемократии, только разваливают партию, и я чувствую, что через некоторое время они добьются этого. А рыночная экономика – это что-то похожее на НЭП. Тогда, в мои времена, НЭП помог партии отстоять завоевания социализма. Страна встала на ноги, а потом, когда страна почувствовала свою силу, то разделалась с этими спекулянтами. Я думаю, что руководство нашей партии воспользуется прежним опытом и вновь сделает нашу страну сильной и великой. Только вот где эти люди? И я бы очень не хотел, чтобы эти болтуны одержали верх.
Что меня удивило, так это то, что дедушка говорил всё честно, убеждённо и откровенно. Мне даже подумалось, что тут не нужны никакие лекторы и просветители. Он же не стоял на трибуне, провозглашая лозунги. Для него это естественное восприятие жизни, и он уверен, что вокруг него находятся такие же единомышленники, которые не дадут всякой затаившейся нечисти вылезти из болот и ниспровергнуть те завоевания, которые он отстаивал ценой собственной жизни на фронтах Гражданской и Отечественной войн.
После услышанного, мне невольно захотелось сесть на белого коня, схватить шашку и помчаться отстаивать завоевания Советской власти. Особенно поразили слова деда:
— Это мой город, это моя улица и там едет мой троллейбус, - указал он палкой в сторону балкона, из которого виднелась засаженная высокими деревьями улица с проезжающими по ней последними троллейбусами. - Поэтому я должен отстаивать все завоевания моей партии и моего народа.
Алёша тоже внимательно прислушивался к словам деда. Не знаю, насколько он их понял и как они до него дошли, но по его виду мне стало понятно, что он такое слышал впервые. Не из радио и телевизора, а от обычного человека. Хотя и от очень пожилого человека, едва передвигающегося по комнате.

Распрощавшись с дедушкой, мы с Алёшей принесли из соседней квартиры раскладную кровать, помогли её расстелить бабушке и пошли спать.
Но толком поспать не удалось. Комары постоянно звенели над ухом и пришлось ладонями хлестать себя то по телу, то по лицу.
По-моему, в тайге, где мне приходилось ночевать в таёжных заимках, их столько не было.
Поэтому пришлось среди ночи встать и вновь с пылесосом гоняться за этими «мессершмитами» по всей квартире. А Данила настолько умотался за день, что даже не проснулся, пока я занимался уничтожением комаров.

Зато утром он подскочил первый, перелез ко мне на кровать и так вертелся, что я уже не мог дальше спать. А когда начал выяснять причину такой суеты, то обнаружил, что и ноги, и руки у него сильно покусаны комарами и он так сильно расчесал места укусов, что вся кожа у него покрылась белесыми волдырями.
Несмотря на мои приказы не чесаться, он продолжал расчёсывать волдыри. Тогда я его вытащил из кровати и отнёс в ванную. Там обмыл прохладным душем и таким образом облегчил его страдания. Но требовалось что-то предпринять. Не мучаться же всё время из-за этого комарья.

Поэтому после завтрака спросил у бабушки, где можно купить марлю.
- А это вы выйдете из арки и поверните направо, - советовала бабушка. – Там у гастронома есть аптека. Может быть, в ней и продают марлю. Заодно и купите вьетнамскую мазь «Звёздочку». Она уменьшает зуд кожи. У меня то она закончилась и я, как пару дней назад её выкинула. А сходить за новой всё недосуг, хотя каждый день прохожу мимо этой аптеки. Да, - вспомнила бабушка, - если в аптеке марли не будет, то на проспекте Металлургов есть магазин с тканями. Там то уж точно, марлю вы найдёте.
Поблагодарив бабушку, я со своей гвардией выдвинулся в аптеку.

На улице – благодать. Утренняя свежесть. Дышится легко. Солнышко ещё ласкает, а не обжигает, как в полдень и нет духоты.
Данила, держась за мою руку, скачет вокруг меня, забыв о том, что ему надо чесаться. Алёша идёт спокойно.
В аптеке провизор, когда узнала, что мне нужно пять метров марли, даже не удивилась, недовольно пробормотав:
- Что-то все зачастили за марлей… - но вышла из зала, а потом принесла свёрток и так же недовольно спросила: - Вы что, собрались балдахин над кроватью устраивать?
Чтобы не расстраивать её, я пошутил:
- Если бы балдахин, то я бы у вас попросил метров двадцать, а так мне надо только окна заклеить, чтобы его эти твари не жрали. Посмотрите, что с ним только за одну ночь произошло, - и показал ей на Данилу, начавшегося вновь чесаться в духоте аптеки.
- Тогда «Звёздочку» возьмите, - посоветовала провизор.
- Как хорошо, что вы мне об этом напомнили, - рассыпался я в благодарностях. – А то бабушка мне об этом говорила, а у меня после этой бешеной ночи всё повылетало из головы.
Провизор выдала мне несколько баночек мази, и я тут же принялся смазывать ею покусанные руки и ноги сына.   

Данила после натирки мазью перестал чесаться, и мы уже спокойно вернулись домой.
По пути зашли в книжный магазин, где я купил несколько коробочек с канцелярскими кнопками. Там произошла примерно такая же история.
Продавщица удивлённо уставилась на меня.
- Для чего вам столько? Вы думаете все обои на стенах во всей квартире ими закрепить?
- Нет, всего лишь окна? – равнодушно пожал я плечами, на что продавщица по-своему отреагировала:
- И вы думаете, что после этого они не повылетают?
- Нет, через них комары не пролетят, - и показал ей на свёрток с марлей.
- А-а, - протянула продавщица и больше вопросов не задавала.
Я ещё тогда подумал: «Как хорошо, что я не в Одессе, а то бы у меня ещё кое-что спросили».

Когда вернулись домой, то бабушка, увидев объёмный свёрток с марлей разохалась:
- Куда же вы столько набрали ох-ох-ох. И зачем вам всего столько надо а-я-я-я-яй?
- Подожди, бабушка, не нервничай, - попытался я её успокоить. – Может этого ещё и не хватит…
- Как? – бабушка удивлённо смотрела на меня.
- А вот так. Давай сюда ножницы и сантиметр, если он у тебя есть, - прервал я бабушкины стенанья.
Бабушка выполнила мою просьбу, и мы с Алёшей принялись измерять проёмы дверей, форточек и окон.
Вскоре задрапировал балконную дверь и форточки в комнате, спальне и на кухне. Дополнительно на кухне закрыли марлей весь проём одной рамы.
Парни помогали мне, как могли. Дедушка давал советы, а бабушка старалась оказать посильную помощь. Помогала отрезать марлю, подавала кнопки и всё ахала и охала, когда Алёша выражал желание всё сделать сам:
- Какой же ты уже большой… Ох-ох-ох. Какой же ты уже самостоятельный … Ах-ах-ах… - только и слышалось от неё.
А Алёша взял всю работу на себя и, взобравшись на подоконник, прикреплял марлю кнопками:
- По-хорошему, — это он уже говорил мне. – Надо бы дранкой прибить края мелкими гвоздиками, а это всё ненадолго.
- А ты думаешь у нас комары и зимой тут летают? – рассмеялась бабушка. – Их уже через месяц здесь не будет. Мы то уже к этому привыкшие. Пусть уже так будет всё на кнопках, а то, как же я осенью твою дранку то оторву?

Так за разговорами и смехом мы задрапировали все окна, а дедушка довольно, сидя у полностью открытой балконной двери, по-своему выразил свою благодарность.
- Молодцы! Теперь я смогу свободно сидеть у открытой двери и смотреть телевизор.
Закончив работу с окнами, я вооружил пылесос и вновь гонялся по квартире за оставшимися врагами всего человечества. Попутно пропылесосил и ковры, а Алёша с Данилой занялись мытьём полов.
Алёша мыл середину, отодвигая мебель, а Данилу загонял под кровати, заставляя выгребать оттуда скопившуюся грязь.
Хотя к дедушке, как ветерану Гражданской войны и инвалиду, каждую неделю приходила специальная уборщица, но грязи мои сыновья вывезли достаточное количество. Поэтому после произведённой приборки всю одежду Данилы мне пришлось с него полностью снять и бросить её в стирку.

Пока занимались приборкой, бабушка приготовила обед, и мы все вместе дружно сели за стол.
Во время приготовления обеда я обратил внимание, что розетка плиты болтается, а в подоконном холодильнике твориться невесть что.
Пока дедушка после обеда отдыхал, то я залез в подоконный холодильник и убедился, что там тоже надо кое-что сделать. Алёша тоже обратил на это внимание.
- Знаешь, пап, когда мы вчера с Данилой гуляли по двору, я нашёл несколько досок. И мы запросто сможем его починить, - поделился он своим желанием.
Алёшино предложение меня воодушевило, и мы принялись за ремонт подоконного холодильника.

Я ещё со своего детства помнил, что бабушка зимой там хранила то ли консервы, то ли банки с засолками. А сейчас, когда заглянул в него, то обнаружил, что пол в нём сгнил, полочка совсем ветхая, а дверцы того и гляди, что отвалятся.
На что бабушка только тяжело вздохнула:
- А кто же этим займётся. Нам не так уж и много осталось. Авось и с таким холодильником доживём, - печально закончила она.
- Не-е, бабушка, - начал заверять её Алёша. – Мы тебя с таким холодильником не оставим.
- Конечно, не оставим, - подтвердил я. – Алёша, когда со мной в рейс ходил, с судовым плотником много работ на судне переделал. Никто его не заставлял это делать, а боцман только хвалил.
Это услышал дедушка и подбодрил Алёшу:
- А ну ка давай, внучок, покажи-ка мне, старому моряку, свои навыки. Посмотрим на что способна современная молодёжь.
- Да какой же ты старый, папочка, - тут же ополчилась бабушка. – Это у тебя в паспорте только много лет написано, а так ты у меня и дивизией командовать сможешь.
- Ну, - хмыкнул в ответ дедушка, - дивизией, не дивизией, а когда был комиссаром полка, то за мной в атаку многие шли.
- Ну, так я тогда пошёл за досками во двор? – спросил разрешение Алёша и поинтересовался у дедушки: - А ножовка у тебя есть дедушка?
- Катя, покажи Алёше мой сундучок. Там много чего из инструмента есть. Только мне в последнее время всё недосуг до этого, - тяжело вздохнув при этом.
Бабушка достала заветный дедушкин сундучок, и мы с Алёшей принялись вынимать из него различный инструмент, оказавшийся, хоть и старым, но вполне пригодным к работе.
Алёша, вынув ножовку, покрутил её и решил:
- Если сделать разводку зубьев, то ей можно ещё много чего попилить.
А я осмотрел отвёртки, пассатижи и напильники.
- Так, сынок, - обратился я к Алёше, - ты иди во двор за досками, а я сейчас схожу в хозяйственный, куплю там несколько выключателей с розетками, и мы приступим к ремонту. А то я смотрю тут у бабушки и короткое замыкание может случиться.
Услышав такую новость, Данила тут же заявил:
- И я с тобой, - на что я потрепал его по вихрам.
- Конечно, сынок. Только надо тебя для улицы достойно одеть.
Данила беспрекословно подчинился, и мы вскоре вышли во двор.
Алёша пошёл за досками, а я с Данилой в магазин.

Вскоре мы вернулись и приступили к ремонту.
Пока Алёша пилил, строгал и подгонял доски для подоконного холодильника, я занялся ремонтом розеток, штекеров, кабелей и всем, что связано с электричеством. Бабушка только ходила и охала, какие у неё в доме появились специалисты, а дедушка комментировал её восторги и указывал, где надо что ещё поменять или починить.

Много чего произошло за две недели, проведённые у дедов.
Прогулки по городу, посещение парков, поездка на реку Томь и купание в ней. Приезд папы с мамой и незабываемые прогулки с ними.
Инночка тоже не забывала нас. Она каждый день нам звонила, и мы отчитывались перед ней о содеянном.
Я тогда не мог понять, насколько встреча моих сыновей с дедушкой и бабушкой повлияла на них и правильно ли я сделал, что повёз их в Новокузнецк. Думал, что она прошла для мальчишек, как обычное время, проведённое в гостях или на каникулах.
Но оказалось, что нет.
В этом я убедился только через четверть века, что тогда поступил правильно. Это я заметил в поведении своих сыновей, их отношению к жизни и воспоминаниям об этой поездке.

22.06.2025