Душа, в окаянном веке сохранённая. Гл. 1
Глава первая «О неразрывном духовном единстве русской души с мирозданием, что рядом».
Посажу яблоньку, тонкий саженец-веточку –
Ты расти, яблонька, чтоб родить яблоки.
И на помин души моей оставляю меточку,
Чтоб добром поминали меня соловьи да зяблики.
Посажу вишенку – пусть живут рядышком,
Чтоб не так было страшно им одним под зарницами.
На помин души моей возрастайте, чадушки,
Чтоб добром поминали меня снегири с синицами.
Какое удивительнее единство с Мирозданием Божиим! Создатель этих строк словно в душу заглядывает и деревцам, которые сажает, и маленьким птичкам. И обращается к ним, словно к близким, к своим, к родным. К равным себе. Истинно славянское восприятие окружающего мира. Словно возникает перед читающим или слушающим образ семьи, в которой во всём лад.
Как писал П.А.Флоренский, такое восприятие, отношение - с жалостью, сочувствием, любовью к окружающему мирозданию свойственно было многим простым людям даже до Крещения Руси.
А уж христианину Сам Господь велит видеть, воспринимать себя как малую частичку Мироздания, что рядом с человеком, что вокруг него. И чувствовать неразрывную связь с ним.
И эти прекрасные стихи – вернее, песня – они словно и предназначены, чтобы песней быть - написаны, конечно, христианином. И проникнуты они ещё и очень важною мыслью о памяти, которую оставляет о себе человек. Памяти о добрых делах, в жизни совершённых. Чтобы добром поминали и птички, и свои дети, и маленькие деревья, с образа которых начинается произведение. Конечно, «на их месте» могла была быть слива или груша. Просто «яблонька» и «вишенка» звучат ласково, как в песнях народных. Фольклор уменьшительно-ласкательными суффиксами изобилует.
Так славянскому мироощущению, сознанию «положено»…
Мы к песне ещё, конечно, вернёмся чуть позже, а пока…
В ясный полдень, на исходе лета,
Шел старик дорогой полевой;
Вырыл вишню молодую где-то
И, довольный, нес ее домой.
Он глядел веселыми глазами
На поля, на дальнюю межу
И подумал: «Дай-ка я на память
У дороги вишню посажу.
Стихотворение так и называется «Вишня».
Вишенка, которую сажает лирический герой песни, и «вишня молодая», конечно же, сродни. И понятно, что в обоих произведениях они символичны. Символичны и «исход» лета, и старик. Здесь словно «итог» жизни подводится. Только нет страха перед приближающейся смертью, а есть желание напоследок сделать доброе дело «на память». Оттого и взгляд старика весёлый…
Возвратимся же к песне, с которой начали.
Попрошу солнышко: "Не пали, не обжигай".
Попрошу звёзды с месяцем им в ночи сиять,
Ветер тоже попрошу: "Не трепли их, не пугай –
Между ними в Судный день должен крест стоять".
Посажу яблоньку, тонкий саженец-веточку,
Посажу вишенку, пусть живут рядышком.
Попрошу звёзды с месяцем им в ночи сиять...
Между ними в Судный день должен крест стоять!
Между ними в Судный день будет крест стоять...
Завершается песня Образом Креста, который должен здесь стоять, а в самом конце «будет стоять» между взращёнными с любовью яблонькой и вишенкой, между – вернее – над всем Мирозданием. Иначе, вся жизнь, все плоды рук человеческих смысла лишаются. Вспоминаются невольно полотна великого М.В.Нестерова, на которых природа – русский пейзаж неотъемлемая часть русской молитвы.
В песне вроде бы не звучит молитва в привычном смысле, только, как сказал в одном из произведений А.М.Жемчужников, природа – «храм вселенский, где богослуженье с ночи до утра». И не только святой порою золотой осени, о которой говорится в его стихотворении. Здесь всё вне времени и пространства. Потому что стоит Крест.
А смысл жизни ещё и в том, чтобы посадить дерево и взрастить чад, что и делает главный герой – герой лирический. Потому с образа саженца, который скорее всего символизирует будущее, начинается песня. Истинно народная песня, из глубины души идущая…
А старик, решивший вишню посадить? Звучит из уст его надежда, что, возможно, кто-то из путников, что приляжет под вишней, вспомнит о посадившем дерево.
Однако, под конец:
А не вспомнят — экая досада, —
Я об этом вовсе не тужу:
Не хотят — не вспоминай, не надо, —
Все равно я вишню посажу!»
Стихотворение написано в 1940 году М.В.Исаковским. Но даже в безбожные годы истинно русский поэт не мог быть примитивным материалистом.
Есть такая мысль, что память – «вечная жизнь» для неверующих. Человек «жив», пока его помнят?! А после?
Но Господь всё видит и никого не забывает. Оттого и звучит этот жизнеутверждающий финал. Вряд ли так мыслить мог человек, считавший, что жизнь заканчивается двумя метрами под землёю…
А про саму песню кое-что ещё не досказано…
Спи, дитя мое, усни!
Сладкий сон к себе мани:
В няньки я к тебе взяла
Ветер, солнце и орла…
Очень известная колыбельная песня – одна из тех, которыми «изобилует» русская литература. Помню, как пели её даже не очень грамотные, не очень образованные люди, может быть, и не помнящие, не знающие, что стихи написал А.Н.Майков. Но пели и помнили все и знали о том, что мать взяла в няньки младенцу солнце, месяц и орла. Тоже всё мироздание в единстве. И у ветра есть мать, как у человека.
Не гонял я волн морских,
Звезд не трогал золотых;
Я дитя оберегал,
Колыбелочку качал! -
отвечает ветер матери «после трёх ночей». Оберегать дитя - святое, важнее, чем «гонять волны» и «воевать звёзды».
И, конечно, каждый, наверное, помнит как королевич Елисей (кстати, единственный герой, которого А.С.Пушкин по имени называет), как к надежде последней, обращается к солнцу, месяцу и ветру, когда ищет пропавшую невесту. И ветер, который «не боится никого, кроме Бога Одного», помогает герою.
А то, что ветер не боится никого, кроме Творца неба и земли, само собою разумеется – оттого как само собою разумеющееся и говорится. И разве надо это объяснять истинно русскому человеку?
Истинно русская песня из души народа исходит и к Небесам поднимается...
А кто же всё-таки спел под гитару про яблоньку, вишенку и о том, что «между ними в Судный день будет крест стоять»?!
Позже ответим…
Свидетельство о публикации №225102800074