Галя Кузьменко-Махно дневниковАла 16 частЪ

 "Вечером попрощалась с хлОпцами
   и переехала в с. Времьевку,
где и думаю остаться на некоторое время.

          20 марта 1920-го.
    Сегодня на новой квартире.
  Начинаем с Феней оседлую жизнь.
Чистимся, моемся, латаемся целый день.
    Перед обедом вышли погулять.
Пошли на речку. Ужасно потянуло к своим.
Мелькнула  мысль, что они еще в Яниселе.
Как-то грустно и тяжело стало на душе...
 
 Вернулись домой. Вдруг смотрим —
из-под прошлогодних листьев пробился
  и расцвёл голубенький цветочек,
а там второй, третий. Мы начали собирать
   эти первые весенние цветочки
  (у нас их называют брандушами) –
предвестники скорого тепла и солнышка.

  Сразу сделалось как-то легче
  на душе и веселее на сердце.
  Нарвав цветов, вернулись домой.
От селян узнали, что на Юзови ( Юзовке)
Будьонов с войсками, а наши сегодня утром
     выехали на Керменчик.
Сегодняшний день показался очень длинным.

    21 марта 1920-го. Встали поздно.
На улице ненастье: ветер и дождь целый день.
  Немного почитали, немного пописали,
   потом проговорили час с хозяевами.
Выходит, что селяне знают, что я тут осталась.

    22 марта 1920-го. Ненастье.
На душе пусто и грустно. Настали для меня тихие,
серые, однообразные дни. Полное спокойствие
     души и тела, как и хотелось.

23 марта 1920-го. Хорошая погода.
Солнышко светит и уже немножко греет.
   Было бы совсем тепло,
 если бы не дул страшный ветер.
Перед обедом пошли побегали по берегу,
погуляли. Нарвали снова цветочков.
  Хозяин, у которого мы живем,
очень тревожился — сегодня он услышал,
  что в Павловке стоят коммунисты»
которые забирают у селян хлеб и прочее.
Янисельцы и врешьевцы очень встревожены
  и напуганы этим известием.
  Не сегодня-завтра нужно
 и сюда ждать страшных гостей,
 которые придут грабить добытое
тяжёлым трудом крестьянское добро.

Павловцы послали двух мужичков
 в погоню за батькой Махно,
чтобы пришел со своим отрядом
   и помог селянам прогнать
красных грабителей и насильников.
Учитывая, что Янисель, Времьевка
и Нескучное знают про то, что я тут осталась,
и что коммунисты быстро могут быть здесь,
хозяин советует нам выехать отсюда.
На завтра на утро мы это дело и отложили.

          24 марта 1920-го.
Сегодня утром выехали одной подводой с села,
  за селом пересели на другую подводу
в направлении Керменчика, дорогою же решили
поехать в Успеновку, а потом на хутор Широкий
   к учительнице Лизе. Так и сделали.
   Лошадок в подводе было запряжено две,
и те худенькие и маленькие, как жеребята.
 Еле они нас тянули. А дорога трудная,
  да и не близкая — верст 40 будет.

 Заехал наш ездовой к одному хуторянину,
своему знакомому, подпряг третью лошадку,
         и поехали потихоньку.
Было облачно, и словно бы собирался дождь.
     Дул холодненький ветерок.
    Ехали часов шесть с лишним.
Закутанным в платки, одетым в белые крестьянские
  кожухи нам было дорогой тепло и весело.

Весело нам было и от того, что мы лишились
     своего боязливого хозяина,
который боялся за нас и особенно ночью себе
     и нам нагонял такой паники,
 что сон совсем бежал с глаз и ночь
  оборачивалась в бескрайнюю пытку,
  пытку страха прихода коммунистов.

Весело было и от того, что мы так хорошо
скрыли следы направления, куда поехали,
 весело было и от того,
что наши кони так плохо бегут,
  и от того, что постромок
у пристяжной лошадки разорвался,
и от того, что в своих кожухах
  мы так были похожи
на крестьянских тетушек,
что нас, наверное, и свои не узнали бы,—
 словом, от всего нам было весело,
и мы почти всю дорогу смеялись.

  Да и возчик наш был веселый парень
и, как только мы замолкали, обязательно
 что-нибудь выкинет и снова рассмешит.

Под самым хутором Широким
    встретили Лизу,
которая ехала в Успеновку.
Она перешла на нашу подводу
и мы приехали в школу.

На квартире у неё застали
кавардак ужасный и холод.
 Сразу же мы взялись
все трое наводить порядок.
Эта подметает, та моет, эта топит..."